— Что с них взять, дикари, — сказала Марина с таким видом, что не поймешь — всерьёз она или шутит.
— Ещё из ворвани раньше делали глицерин, а из него — нитроглицерин, а из него...
— Динамит. Это я и так знала, только не знала, что и тут без китов не обошлось.
— Киты много для чего годятся... В одном из кашалотов нашли огромный кусок амбры под двести кг.
— Амбра... Что-то знакомое. Не помню, для чего её используют.
— У Софи спроси. Она продуктами, содержащими амбру, регулярно пользуется.
Марина хмурится, морща нос.
— Мне дела нет до того, что эта обжора трескает — разнесёт, как хрюшку — все дружки разбегутся.
Адмиралу почему-то становится весело.
— Хм. Амбру вообще-то не едят. Её при производстве духов используют.
Марина заметно оживляется, облокачивается о стол.
— Ну-ка — ну-ка, давай-ка поподробнее, где там у кита эта амбра находится.
— В кишках и находится, как этот продукт образуется — до сих пор спорят. Находят обычно в нижнем отделе толстых кишок кашалота. Когда амбра свежая, она черная, мягкая и очень скверно пахнущая. На воздухе быстро затвердевает, теряет неприятный запах и обретает специфический приятный аромат. Такая амбра серая и имеет очень сложную слоистую структуру, хорошо видимую на изломе. В ней часто попадаются непереваренные клювы кальмаров.
Марина просияла.
— Здорово! Обязательно расскажу Соньке и прочим модницам, что они каждый день мажутся старым китовым дерьмом. Их нежные натуры этого не переживут. Я особым модницам зимой рассказывала, как на зверофермах зверюшек убивают, чтобы мех не попортить. С подробностями про раскаленный металлический прут, куда и как именно его засовывают. Некоторых стошнило. Про амбру история не хуже будет. Особенно, если учесть, что она наверняка наружу... э-э-э традиционным путём выходит!
Ухмылочка довольная — предовольная, глаза аж сияют.
— Хм. Марина, знаешь, есть анекдот почти про тебя. У одного моряка спрашивают: "Ты почему с флота так рано вернулся?"
"Комиссовали!"
"Почему?"
"Болезнь!"
"Какая?"
"Не знаю, но весь корабль от меня тошнило!"
Марина ухмыльнулась до ушей.
— Мне понравилось! И в самом деле, почти про меня.
— Ничем тебя не проймешь!
— Историями про китов, пожалуй, стоит попытаться.
— Ладно, слушай дальше. Подарок сделали по старинному обычаю — на самом деле, есть такой указ Дины IV — император может потребовать с каждого добытого кита свою долю — кусок мяса, вырезанный с головы до хвоста.
Лучшие части туши кита — губы, плавники и лопасти хвоста.
Вообще, существуют три сорта китового мяса — красное— продольные мышцы, кстати, рекомендую блюда из него попробовать — в мясе много какого-то вещества, полезного для роста человека.
Марина с притворной грустью вздыхает. С одной стороны, походить на великих предков лестно, но с другой — стоять на физкультуре последней — как-то не очень.
— Тебя в детстве, похоже, только мясом этого сорта и кормили. Вон какой вымахал.
— Потом ещё есть хвостовое мясо — то, что между спинным плавником и основанием лопастей хвоста. Спинная часть вкуснее, чем боковые. Но самыми лучшими считаются куски, находящиеся возле лопастей хвоста. Их едят сырыми, нарезав тонкими ломтиками, приправив соевым соусом, тертым имбирем или хреном.
Третий сорт — мясо, находящееся под брюшными бороздами. Оно самое жесткое, из него консервы делают, а также китовую ветчину и китовый бекон.
Мясо китов — полосатиков — самое безопасное из всех сортов мяса — в нём никогда не бывает паразитов, к которым восприимчив человек.
Марина заказала жаренного красного мяса, выдержанного в имбирном отваре.
— Возвращался на рефрижераторе. Подошел пустой, а этот, доверху набитый мясом, пошел домой. По пути видел, как стадо кашалотов, выставив из воды хвосты, било ими по воде. Волны расходятся, шум и плеск очень далеко слышен.
— Зачем они так делают?
— Никто не знает. Мы бьем китов уже которую сотню лет, и по-прежнему, многого не знаем о них. Читал я — на погибшем материке был храм какого-то морского бога. Если китобои добывали беременную самку, то эмбрион отвозили туда. Там были пещеры, в них хоронили неродившихся китят. В специальные книги записывали их имена, данные, как было принято у почитателей этого бога. Считалось, что так души китов смогут возродиться вновь. В "Музее Кита" видел бесценную реликвию — одну из таких книг с Погибшего материка. Там последние даты — за несколько месяцев до катастрофы. Говорят, уже на Архипелаге китобои чуть ли не до прошлого века поклонялись этому богу, и даже хоронили в скальных пещерах китят. Только записей уже никаких не вели.
— Уже на берегу меня в шутку сфотографировали в робе китобоя, ветровке и с ручным гарпуном.
— Я получила ту фотографию, тебя на ней не сразу узнаешь.
Знаешь, Софи фото тоже понравилось, она с него своего "Китобоя" написала. Золотая медаль юношеской выставки.
— Знаю, конечно, картина эта всем на Архипелаге очень понравилась. Администрация округа даже хотела "Китобоя" приобрести, и перед входом в Музее Кита повесить. Когда узнали, что картина небольшая, всерьез задались вопросом, согласится ли художник сделать с неё копию где-то пять на три метра — такое у них на стене пространство пустующее, сколько лет уже не могут решить, как вход в музей достойно оформить. Запрашивали даже Высочайшего Позволения, чтобы стену украсить мозаичным конным портретом Его Величества. Отец отказал. Сказал, что в "Музее кита" портрет царствующей особы уместен только в кабинете директора.
В музее мне не верили, когда я говорил, что это девчонка рисовала. Мне командир "Кэретты" за рюмкой чая как-то раз целый вечер доказывал, что лично этого китобоя знает, а его лайка вообще от одного из псов китобоя происходит.
— А чей вообще тот пес с фото?
— Свой собственный. В порту их много живет. За мной случайно увязался, вот и попал на снимок. Хотя, может, и чей-то он, собаки там привольно живут, бегают, где хотят.
Командир "Кэретты" чуть с кулаками не кинулся, благо, мы оба уже "хорошими" были, когда я ему сказал, что автор "Китобоя" никогда в море не ходил. Решил с чего-то, что я клевещу на опытного моряка. Как он ржал, когда я фото показал! Сказал, что у Софи морская душа.
— Такая вся морская — преморская, — буркнула Марина, — вспомни, какая она зеленая-презеленая на твоем корабле была.
— Ну, так и я в первом походе тоже бревном лежал. Не все, как ты, выносливые.
— И ты её защищаешь. — с недовольной гримасой ворчит Марина.
— Хватит дуться! Еггты сами всегда за себя постоять могут. Забыла?
— Нет, — Марина довольно ухмыляется, — Морской все-таки меня, а не Соньку зовут! Дальше рассказывай!
— А ты, кстати, знаешь, почему тебя зовут именно Морской, а не как-то иначе?
— Тоже какая-то история есть?
— Да не история.
— Всё равно, расскажи!
— Что имя по еггтовской традиции тебе фактически дали ещё до рождения, знаешь?
— Конечно, мне просто не нравится быть Диной.
— Я знаю. Отец просто предложил такое имя Оттуда. Сказал: "Море привело меня сюда. Должна быть память об этом событии. Память в её имени. Пусть в имени будет шум моря, запах соленого ветра, да и рев шторма, если понадобиться". Так ты стала Мариной.
— По-о-онятно,— протянула девочка, — море решил во мне увековечить. Как в памятнике. Я живой памятник. Даже забавно.
— Вечно ты что-то придумываешь...
— Ага. Ты ещё про Архипелаг не дорассказал.
— Так слушай. Лайки с Архипелага зовутся китовыми, или лайка — рыбоед. Кстати, видел я как-то раз, как разделывали вытащенного на берег кита.
Срезают жир огромными ножами-лопатами на длинных рукоятках. Часть жира очищают и от мяса, и от шкуры укладывают в бочки и везут в соседний городок вытапливать. Часть только промывают — пойдёт на изготовление бекона. Но туша громадная, от поселков довольно далеко, люди срезали жир, забрали мяса, кто сколько мог. Потеплело, мясо начало портиться. А большая часть туши досталась собакам.
Псы, наверное, со всего острова сбежались. В жизни больше такой громадной своры не видел.
Ты бы видела, как эти псы рвали мясо. Громадные куски разрывали мгновенно. Не понимаю, почему северных лаек "белыми демонами" зовут. Китовые куда как страшнее. Хотя, и не такие красивые, в основном грязно-серые с подпалинами. А так — настоящие демоны. Злые и бесстрашные. Не успей люди первыми, они бы того кита, пожалуй, целиком бы сожрали.
— С "белыми демонами" на белых медведей ходят...
— От рыбоедов тот медведь тоже бы живым не ушел. Ученые пишут, что раньше на Архипелаге была популяция волков. Белые медведи тоже встречались. И я, кажется, знаю, куда они все подевались.
Каперанг не верил, что художник, создавший "Китобоя", на Архипелаге никогда не бывала, и в море её тошнит. Чуть ли не тельняшку рвал, доказывая, что автор сам чуть ли не китобой.
В общем, Софи дома подарочек ждёт. С Архипелага прислали. На доске мореного дуба — золочёный гарпун с серебряной табличкой "Почётному гарпунеру". Плюс, соответствующий диплом.
— В школу прислать не мог? — надув губы, спрашивает Марина.
Адмирал смерил сестру выразительным взглядом.
— А что такого? Почему всё ей да ей?
— Марина. Я в курсе твоих похождений, включая медаль, зелёного пса и угон самолёта. Что ты будешь вытворять с гарпуном, не знаю, но знаю, что киты в местных озерах не водятся.
Жители Архипелага — отменные моряки, и вообще, очень храбрые люди. У меня почти треть экипажа с Архипелага. Есть и те, с кем я когда-то китов бил.
Марина с глубокомысленным видом изучает украшения потолка.
— В чем дело?
— Да вот думаю, поместился бы здесь слон.
— Ты к какому времени должна возвращаться?
Марина хитро ухмыляется.
— К первому уроку в первый день десятидневки. Все видели, что я с тобой уехала, и по закону, до возвращения в школу именно ты несёшь за меня ответственность.
— Да я не против подобной ответственности. Может, поедем на Серебряные озера?
— А нас туда пустят?
— Как раз нас-то и пустят.
— Туда же полдня поездом... Хотя ладно, поехали!
Сордар, как находящийся на службе военный, и как член императорского дома, имеет право на бесплатный билет даже на легендарном трансконтинентальном экспрессе. Марина тоже имеет аналогичное право. Но билеты себе и Марине адмирал купил.
На недоуменный вопрос сестры он ответил.
— Я знаю, что нам положено. Но мы едем отдыхать, а не по служебным надобностям. Если у тебя много прав, то и обязанностей тоже много. А происхождение — не та вещь, которую стоит выпячивать при каждом удобном случае.
Вокзал ?1 несмотря ни на что кишит людьми. Хотя и война, но всем по-прежнему надо зачем-то спешить и куда-то ехать. Поезда, от трансконтинентальных, ведомых гигантскими паровозами, до пригородных с ярко окрашенными шустрыми электровозиками, ходят точно по графику. Облака пара, меняющиеся цифры на табло. Вроде всё как раньше.
Только военных среди пассажиров намного больше обычного. Все в полевой форме или камуфляже. Нигде не видно яркой парадной формы. Всё стало как-то суровей. Один из известных на всю Империю вокзальных ресторанов (даже Марина читала про него в нескольких книжках) закрыт. Только причудливо завитые буквы названия светятся потускневшим золотом.
Вместо ресторана — залы ожидания для военных. Поезда ждать меньше часа, но Марине хочется всё посмотреть.
Словно осколок былого великолепия — буфет в дальнем углу зала. Там даже столики от лучших времён. Там тихонько выпивают несколько маленьких компаний военных самых разных званий и чинов. Дорога ненадолго свела их вместе и скоро вновь разведёт. Возможно, навсегда.
У входа расположилась компания моряков. Увидев Сордара, они вскакивают, как по команде.
— Вольно. — говорит он, — Куда направляетесь?..
Марина не стала слушать ответ, отправившись побродить по залу. Интересно!
Играет сама с собой, проверяя по нашивкам и эмблемам знания военной атрибутики. К тому же, тут почти все не с блестящими повседневными, а с темно-зелеными звездочками и эмблемами на погонах. Это так непривычно!
У некоторых из сидящих — костыли. Другие спят на скамьях, хотя довольно шумно. Если кто в сторону Марины и смотрит, то во взгляде нет ничего, кроме равнодушной усталости. Марине становится как-то неуютно. Эти военные так не похожи на дворцовую охрану и гвардейцев. Моряки с "Владыки" и то куда как жизнерадостнее, чтоль были. А тут... Не сразу замечаешь, что рукав у пехотинца — пустой, и штанина артиллериста не просто так завязана узлом ниже колена. По этим людям война уже прошлась по-полной. Они сидят вперемешку со здоровыми. Они уже едут домой, или в госпиталя в самом дальнем тылу. Они пока ещё относятся к Армии. Кто-то в них уже видит свою грядущую судьбу. Кого-то рядом уже нет, и не будет никогда. С усталостью и непониманием смотрят они на странную девочку, зачем-то нацепившую на себя эмблемы смерти.
К Марине подходит худой майор с повязкой военной полиции.
— Девочка, ты что здесь делаешь?
Марина кивает в сторону Сордара, уже над чем-то хохочущего с моряками.
— Пойдём, мне надо с ним поговорить.
Козырнул.
— Контр-адмирал...
— Майор... Так, только не говорите мне, что она успела что-то натворить!
— Нет. Ничего. Просто здесь не лучшее место для прогулок с детьми.
— Она хотела посмотреть войну не по газетам. Пусть смотрит. Ношение розовых очков сильно вредит здоровью.
— Я такого никогда не носила,— подает голос Марина.
Сордар и майор невесело усмехаются.
— Здесь можно увидеть довольно неприглядные вещи...
— Здесь увидишь только жизнь, и ничего больше.
— А жизнь — штука сложная. — снова встревает в разговор Марина.
— С этим никто и не спорит. — как-то странно говорит Сордар.
— Вы давно в столице?
— Буквально только что приехал.
— Тогда приглядывайте за девочкой получше. Повсплывало тут кое-что. У людей горе, а эти, — он махнул рукой, — полиция сообщает, случаи исчезновения детей участились. Да и вообще, комендантские роты уже несколько раз к участию в облавах привлекали. Были раненные. Уж точно говорят: кому война, а кому мать родная.
— Что, дезертиры появились?
— Так, чтобы настоящие — нет. Уклонисты есть, но, в основном, не злостные. Село необученное — грузчики да чернорабочие, на заработки приехали, а на учёт не встали, не поймёшь, по глупости, или по хитрости — их же положено в части второй очереди.
— Знаю, у нас таких тоже в строительные части на берегу определяют.
— Ну, так вы флот! К вам всегда народ малость поприличнее отправляли.
Марина, приоткрыв рот, смотрит на громадный локомотив. Ей приходилось ездить на императорских поездах, но локомотив вблизи рассмотреть удавалось не часто, да и возили составы чаще всего тепловозы. Здесь же паровоз, нет, не паровоз, а именно ПАРОВОЗ: пышущий дымом и паром гигант о двенадцати красных колесах, каждое почти в два человеческих роста. Корпус напоминает бескрылый фюзеляж огромного бомбардировщика. Наверное, каждый ребенок мечтал поуправлять таким. Марина, во всяком случае, точно.
