Хольмград'76. Шаг второй. Баланс сил

— Ты только при них такое не ляпни, — хохотнул "Третий", помогая одному из бойцов загрузить в машину какой-то огромный баул. — За "техники" они на тебя такую епитимью наложат, взвоешь!

— Интересно? Поговори с духовником. Святые отцы тайны из своих умений не делают, — заметил красноплечий, наблюдавший за сборами отряда.

— Нет у меня духовника, — буркнул я. — Не обзавёлся.

— "Обзавёлся", значит. Как собачкой, ага... точно епитимью наложат, — фыркнул всё тот же "Третий" и, порывшись в карманах, всучил мне квадратик визитки. Обычную картонную карточку. — Вот, держи, неофит. Будет интерес, позвони. Отец Михаил просто обожает просвещать всяческих незнаек. Только с "техниками" в беседе, всё же, будь поаккуратнее. Батюшка — человек добрый, но вспыльчивый, может и кадилом приласкать.

— Ладно, если кадилом, от него хоть увернуться можно! — подал голос целитель. — А вот если дланью Перуна попотчует, то тут только держись.

— Святой отец... дланью Перуна, — я почесал затылок и с опаской глянул на белый прямоугольник визитки в моей руке. — Охренеть.

— Так, отряд. Погрузились? — бухнул командир, прерывая нашу беседу. Оказалось, пока я общался с "Третьим", остальные бойцы уже успели собрать своё имущество и забрались в салон машины.

— Так точно, — рявкнули восемь глоток. "Третий" орал, втискиваясь между целителем и самим красноплечим.

— Тогда, по коням, — несколько бойцов махнули мне на прощанье, а в следующую секунду дверь микроавтобуса захлопнулась перед моим носом, и машина, поднявшись на добрых полметра над землёй, рванула вверх по улице. Что ж, значит и мне пора уходить. Я погладил устроившегося у меня на шее невидимым, но ощутимым воротником, двухвостого защитника и, дёрнув головой, когда тот ткнулся мокрым носом мне в ухо, отправился домой, напрочь забыв о согревающем коконе — "зонтике". Да и нафиг он нужен, когда я и так насквозь мокрый, и грязный словно чушка... Холод? Плевать. Приду домой, залезу в ванну, там и отогреюсь.

До дома мы с двухвостым дошли, и я даже до ванны добрался, предварительно наградив усталого, еле перебирающего лапами кота лично поджаренным стейком... тремя. Благо это было быстро. Сырое мясо, он, к моему удивлению, есть отказался. А вот стейк, пожаренный "большим другом", уминал за милую душу. На кухне я кота и оставил, а сам пошлёпал в ванную. Погрузился в горячую воду, взял в руки зерком, нашёл интересное чтиво и... отрубился.

Очнулся я, когда вода уже основательно остыла. Открыл глаза, потянулся и взвыл. У меня болело всё. Отбитые ноги, покарябанная спина, живот, на котором расплылся шикарнейший синяк, оставленный ударной волной твари. И голова... хотя, нет. Голова не болела, и не потому что кость болеть не может, а потому что чугун. А он точно не болит, только звенит, если по нему вдарить со всей дури. И слабость, жуткая слабость в ноющих мышцах.

Кое-как выбравшись из ванны и выловив утонувший в ней зерком, я накинул банный халат и направился на кухню. Медленно-медленно, по стеночке. Почему не в спальню? Чёрт его знает. Потянуло.

Двухвостый, вернувшийся в полуматериальную форму, лежал перед огромным блюдом с недожёванным мясом и не шевелился. Глаза закрыты, движения ноль. И не дышит... Честно, если бы не понимание, что животинка мне досталась напрочь не от мира сего, наверное, я бы запаниковал, но, к счастью, вовремя вспомнил, что в таком состоянии мой кот не имеет привычки дышать. Потормошив потустороннего питомца, я добился лишь того, что оба его хвоста обвились вокруг моего запястья и сжали его мёртвой хваткой. Всё, никаких других свидетельств своей "дееспособности" кот предоставить не пожелал. Тоже устал, бедолага. Пришлось брать его на руки и так же медленно ползти в спальню. Отбой!

Утро доброе? Оксюморон. Всё болит, мышцы тянет, ничего не хочется. А вставать надо, пусть и через час, поскольку занятия в гимназии никто не отменял. Хотя забить на уроки... искушение великое. Очень. Особенно, учитывая, что от одной только мысли, как скоро мне придётся вставать с постели, появляется желание сунуть голову под подушку, накрыться одеялом и притвориться трупом. Но, увы и ах... сначала затрезвонил зерком. Я его выключил. Затем зазвонил домашний телефон, на который я с самого заселения не обращал внимания. Да что внимание?! Я даже номера его не знаю. Тут спас двухвостый. Явно очухавшийся быстрее меня, кот одним прыжком переместился к трезвонящему аппарату и, недолго думая, шарахнул по нему своими когтями. Насмерть. Телефон грустно тренькнул в последний раз и затих. Счастье? Как бы не так. Спустя полчаса, раздался стук в дверь. Кот наградил меня сочувствующим взглядом и, махнув хвостами, отправился на кухню... к недожеванному с вечера стейку. Ну а мне пришлось всё же выбираться из постели.

Честно говоря, после вчерашнего шоу, я был готов увидеть перед дверью моей квартиры почти кого угодно. Начиная с Переплутова волхва и профессора Граца, и заканчивая полицией и монахами. Но вот того, что в мою скромную обитель пожалует один небезызвестный князь, я не ожидал. Совсем.

Тем не менее, открыв дверь, именно его я и увидел на пороге. Виталий Родионович, наряженный в безупречный костюм-тройку, пальто и шляпу, с тростью в руке, выглядел импозантно... и совершенно неуместно.

— Ваше сиятельство? — удивился я, отступая в сторону. Князь сердито глянул на меня, но последовал молчаливому приглашению и переступил порог квартиры. Перчатки полетели в шляпу, шляпа на полку, трость в корзину. Пальто Старицкий повесил на вешалку, после чего, по-прежнему молча, прошагал в гостиную и, усевшись в кресло, принялся сверлить меня взглядом. Весьма сердитым, надо сказать. — М-м, чаю?

— Издеваешься? — прошипел князь.

— Даже не думал, — я рьяно помотал головой и тут же пожалел об этом. В черепе, как будто чугунные ядра кататься начали. Я еле успел ухватиться за спинку дивана, чтобы не рухнуть наземь. В глазах потемнело.

— Та-ак! — с неожиданной для его возраста скоростью, Старицкий метнулся ко мне и, подхватив под руку, помог сесть на диван. — Ерофей! Ерофей, ты меня слышишь?

— Слышу, — поморщившись, ответил я. — Просто голова закружилась. Сейчас пройдёт.

— Пройдёт... пройдёт... — недовольно пробормотал князь, одним мощным волеизъявлением окутывая меня сложнейшей диагностической техникой. Замер на миг и выматерился.

— Что? — вскинулся я.

— Ничего! Как тебя вчера вообще домой отпустили? — рявкнул Старицкий. — Почему не отвезли в больницу?!

— Врач сказал, что ничего кроме лёгкого истощения не нашёл, — буркнул я. — Дал пакет с травками, рассказал, как их заваривать. Что ещё надо-то?!

— Лечить надо! И тело, и голову! — ещё больше разъярился князь. — Тебе — первое, а тому недоучке-врачу — второе. Что это за коновал был?

— А я знаю? С бойцами, которые прорыв закрывали, приехал, — пожал я плечами.

— Штатный медик отряда, значит, — Старицкий на миг прикрыл глаза и, резко успокоившись, вздохнул, — моя вина. Не додумал.

— Э-эм... а в чём дело-то? — не понял я.

— Они приняли тебя за своего. А борцов с прорывами готовят так, что им для восстановления после повреждений, вроде тех, что ты вчера получил, действительно, хватило бы взвара из врученных тебе "травок". Вот только, ты их подготовку не проходил, и соответствующей крепостью организма похвастаться не можешь. И это, опять-таки, моя вина. Но кто мог подумать, что ты найдёшь ТАКИЕ приключения на свою задницу?!

— А с чего бы им принимать меня "за своего"? — нахмурился я, мимоходом вспомнив беседу со вчерашними бойцами и странное замечание одного из них, по поводу некоего "жёлтого списка внимания". О чём и сообщил князю.

— Ну да, есть такой список, — потерев переносицу, произнёс Старицкий. — В него внесены все, кто имеет какое-то отношение к потустороннему. Экзорцисты, некоторые последователи старых школ, бойцы соответствующих подразделений и специалисты-исследователи. Список исчерпывающий, хотя и постоянно пополняющийся. Разумеется, ребятам и в голову не могло прийти, что в этом перечне окажется обычный юнец, не обладающий специальной подготовкой, обязательной для всех, кто имеет дело с прорывами. Собственно, будь иначе, и ты вчера не домой отправился бы, а в больницу. И сегодня не со мной бы разговаривал, а со следователем соответствующего подразделения вёл беседу и давал подписки. И ещё бы спасибо сказал, если бы прямиком из больницы тебя не отправили в карантин.

— Оттуда я бы сбежал, — пожав плечами, произнёс я. Князь покосился, но, почти тут же ухмыльнулся и кивнул.

— Да, знаешь, я бы хотел на это взглянуть, — с мечтательными нотками в голосе, протянул он. — Ребяткам давно надо устроить встряску... а что? Это идея! Устрою им проверку боеготовности по всем протоколам.

— Только без меня! — воскликнул я, пока неугомонный князь не додумался до чего-нибудь... эдакого.

— Да куда уж тебе, — вздохнул Старицкий, извлекая из кармана пиджака зерком. — Сейчас вызову нашего домашнего доктора, пусть понаблюдает тебя. А пока он добирается, ты поведаешь мне, что же вчера у того пруда произошло. А то, отчёты, это, конечно, хорошо. Но показания свидетеля, лучше... иногда. Но ты же не будешь ничего выдумывать, правда? Исповедуйся, сын мой, полегчает. Обещаю. Только давай, с самого начала. С утра, то бишь.

Настроение у князя скачет, как у шизофреника в период обострения. А сумасшедших, как и собак, лучше не злить. Укусят ещё, потом от бешенства уколы делать... ну его, куда подальше! Уж не знаю, зачем князю знать обо всех событиях прошедшего дня, но спорить с ним я не хочу. Это почти так же опасно, как злить собаку. А уколов я боюсь. Да.

Придя к такому заключению, я занялся приготовлением чая, одновременно рассказывая князю обо всех перипетиях прошедшего дня. Как ни странно, больше всего его заинтересовало даже не описание боя с многощупальцевой тварью, а наши беседы с Остромировым. Точнее, та их часть, о которой я вскользь упомянул, вспомнив о Яговичах.

— А сам Вышата Любомирич, значит, свести тебя с ними не может, да? — с какой-то странной усмешкой проговорил князь, потягивая крепко заваренный чай.

— Я так понял, волхвы с этой братией когда-то основательно поссорились, — пожал я плечами, — так что теперь, Яговичи в штыки примут любого, кто связан с их прежними коллегами.

— Ну да, ну да, — покивал Старицкий. — Поссорились они когда-то весьма серьёзно. Впрочем, Остромиров может успокоиться, у тебя проблем с Яговичами теперь точно не будет.

— Почему это? — не понял я.

— Так ведь, вы с ними только вчера бок обок бились. А это, знаешь ли, не кот чихнул! — рассмеялся князь, с явным удовольствием рассматривая мою изумлённую физиономию. А спустя секунду, в дверь постучали. Вот и доктор. М-да!

Глава 12. Дела да заботы, здесь не до зевоты

Гимназия отменилась автоматом. Явившийся по вызову князя, доктор, оказавшийся высоким, крепко сбитым дядечкой с фигурой борца и лицом, словно вырубленным из куска гранита скульптором-примитивистом, потратил добрых полчаса на осмотр, после чего, не сходя с места, выписал мне освобождение от посещения занятий в ближайшую неделю. Я уже предвкушал и планировал свои действия на это внезапно ставшее свободным время, но был тут же одёрнут доктором, который, то ли шестым, то ли ещё каким по счёту чувством, моментально учуял мои задумки и мечты. Покой, лёгкие получасовые прогулки и никаких нагрузок. Приговорил, чтоб его. Ещё и кучу всякой зелени выписал... в смысле, трав для взваров. Как оказалось, здешняя медицина совсем не пренебрегает фитотерапией, и совсем не стремится превращать пациентов в заводы по переработке продукции химпроизводств. И то хлеб. Терпеть не могу таблетки.

— И не советую нарушать мои предписания, молодой человек, — уже стоя на пороге, прогудел глыбоподобный доктор на прощание. — Если, конечно, не желаете, чтобы неделя "отдыха" превратилась в месяц стационара под присмотром моих подчинённых. Выздоравливайте, Ерофей. Честь имею, господа!

Попрощавшись с нами, врач исчез за дверью, а я, наконец, получил возможность задать князю хотя бы часть тех вопросов, что вертелись у меня на языке, но не срывались с него в присутствии постороннего. И это не я такой умный, а у Старицкого взгляды "говорящие". Одного такого "зырка" хватило, чтобы в беседе с доктором я ограничился лишь краткими ответами на вопросы о самочувствии и ощущениях от обследования. А вот расспросы "ни о чём", что так и сыпались из врача, пришлось старательно пропускать мимо ушей, и молчать как партизан на допросе. Хорошо ещё, что пригласивший этого любопытного и странно несдержанного на язык доктора, Старицкий время от времени брал огонь на себя. Но всё равно, после ухода врача, я чувствовал себя не в своей тарелке.

— Ну, спрашивай уже, — вздохнул князь, заметив моё ёрзанье.

— Если Всеволод Нискинич слишком болтлив, почему вы до сих пор прибегаете к его услугам? — отреагировал я.

— С чего ты это взял? Болтливость врача, я имею в виду... — неподдельно удивился Старицкий.

— А зачем, иначе, вам понадобилось удерживать меня от вопросов по поводу проведённого им обследования? — пожав плечами, ответил я.

— Всё равно, не вижу связи, — нахмурился Виталий Родионович.

— Ну... это же просто, — я пощёлкал пальцами. — Моя реакция на его заключение по итогам осмотра была чистым непониманием, хотя никаких специальных врачебных терминов господин доктор не употреблял. Но, все эти "области воздействия", "структурные поражения", "следы Прорыва" и прочее... для меня тёмный лёс. То есть, я понимаю, что речь идёт о неких проблемах, лежащих в ментальной области, но и только. Мою попытку выспросить у доктора объяснения вы пресекли на корню. Следовательно, не желаете, чтобы Всеволод Нискинич оказался в курсе моей "необразованности". Можно было бы предположить, что доктор как-то связан со старыми школами и вашим проектом, касающимся Уральского сдвига, но я не понимаю, зачем вам потребовалось бы вводить коллегу в заблуждение относительно уровня моих знаний и умений. Посему, этот вариант я отбросил, как менее реальный и предположил, что доктор просто слишком болтлив, и информация обо мне, как о пациенте, может разойтись среди его знакомых. А те, в свою очередь, вполне могут оказаться людьми вашего круга. В общем, как-то так...

— М-да, Ерофей... — в изумлении покачав головой, протянул князь. — Ты выдал, конечно! И ведь не сказать, что не угадал, хм... Почти в точку попал, если уж быть совсем точным. Но! Тут есть одна тонкость. О тебе, как о пациенте, Панин будет молчать как рыба. Профессиональная этика. А вот о том, что Всеволоду Нискиничу довелось лечить нового протеже князя Старицкого, его никто не может заставить молчать. Равно, как и озвучивать выводы об этом самом протеже. Заметь, не о диагнозе, не о назначенном лечении и перспективах выздоровления, а о личности. И да, мне бы этого не хотелось, но и прямо запретить я... не могу.

— Вот я и спрашиваю: почему у семьи Старицких такой болтливый и чрезмерно любопытный доктор? — улыбнулся в ответ я, по ходу дела отметив про себя лёгкую заминку в последних словах собеседника. "Не могу" или всё же: "не стремлюсь"?