Честь и Польза - 3

— Что заставляет вас так считать?

— Русские наверняка знают, что Буассон идет к Ниамеи и потому, постараются снабдить Махно оружием и боеприпасами до начала боевых действий на этом направлении. На месте Котовского, я бы так и сделал.

— Значит, разобьем бивак и будем ждать русских?

— А вот здесь, вы неправы, капитан. Не ждать, а искать русских. Очень может быть, что у русских обозов несколько маршрутов и найденная нами тропа одна из многих.

— По-моему, вы только усложняете задачу, представляя нашего противника в таком образе.

— Меня к этому подталкивает тот факт, что Махно дважды утер нос нашим звездным стратегам. Потому, я считаю, что лучше перестраховаться, чем недооценить своего противника — изрек свой вердикт Граммон и капитану, осталось только выполнять его приказ.

На следующий день отряд разделился и отправился искать русские обозы на просторах саванны.

Капитан Лаварден не разделял мнение своего начальника об особой хитрости русских. По его мнению, из-за своей природной лени они наверняка пользовались одной и той же тропой для отправки своих чертовых обозов. Все остальное — это, разговоры в пользу бедных. Каково было его удивление, когда следопыты вождя Асиле обнаружили совершенно свежий след обоза и совершенно в ином месте от ранее обнаруженного следа.

— Черт возьми, майор Граммон верно угадал про вторую тропу у русских. Ему везет! — воскликнул капитан и, несмотря на то, что лошади порядком устали, отдал приказ о преследовании неприятеля. По словам охотников, повозки прошли несколько часов назад и были основательно нагружены.

Чернокожие следопыты оказались правы, не прошло и двух часов скачки и французы увидели шесть открытых повозок в сопровождении четырнадцати всадников.

Желая одним мощным ударом разом сломить сопротивление противника, Лаварден дал возможность растянувшемуся длинной цепочкой отряду, собраться в единое целое и только потом прозвучала команда: — Вперед!

Двадцать человек против ста, при запасе времени до прямого столкновения чуть больше пяти минут величины несопоставимые и невыгодные. Однако вместо того чтобы покориться судьбе и сдаться на милость победителя русские решили принять бой.

Едва только присутствие конников Лавардена было замечено, они принялись разворачивать свои повозки в некое подобие полукруга, после чего открыли по французам огонь из своих винтовок.

К огромному удивлению капитана, на одной из шести повозок оказался станковый пулемет "Максим", который открыл по ним огонь, едва только это оказалось возможным. Неизвестно чем бы закончился этот бой, если бы в самый ответственный момент у пулемета не перекосило ленту, и он замолчал.

Другим неприятным сюрпризом оказалось наличие гранат у обозников. Когда кавалеристы с обнаженными саблями приблизились к повозкам, под копытами их коней загрохотали взрывы и в атакующих рядах возникли заметные прорехи. Гранаты, впрочем, не смогли остановить наступательный порыв французов и изрыгая проклятья, они принялись рубить противника направо и налево.

Понесенные потери сильно обозлили кавалеристов Лавардена, и полностью позабыв приказ капитана взять хотя бы одного пленного, они перебили всех русских обозников. Включая раненых, что не могли оказывать им сопротивления. Единственным пленным, взятый французами в этой скоротечной схватке, оказалась женщина возница. Не имея оружия, она попыталась внести свою лепту в борьбу с налетевшим на обоз врагом. На одной из повозок имелся ракетный станок и пока мужчины сражались, она смогла привести его в боевое положение и выпустить ракету.

К счастью для людей Лавардена, станок был задран высоко вверх. Выпущенный возницей заряд ушел далеко в небо, а подскочивший к повозке драгун, ударом кулака сбил её с повозки на землю.

Когда взъерошенную и растрепанную пленницу кавалеристы подвели к капитану, Лаварден собирался её допросить, а затем в качестве трофея отвезти к Буассону. Однако эта русская дикарка посчитала, что французы намерены совершить над ней акт насилия, и стала отчаянно вырываться. Когда же, крепкими ударами кавалеристы утихомирили её, она сделала вид, что смирилась со своей участью и её подвели к Лавардену. Однако едва капитан приблизился к пленнице, чтобы попытаться заговорить с ней, она внезапно выхватила спрятанный на поясе одежды нож и бросилась с ним на Лавардена.

От верной смерти капитана спасла быстрая реакция его верного ординарца. Едва увидев стальное лезвие в руке женщины, он с испугом отпрянул от неё в сторону, а стоявший рядом с ним ординарец Франсуа, одним ударом сабли снес голову дикарке.

Раздосадованный этой неудачей, капитан решил привести голову русской "Мэри Рид" генералу Буассону в качестве военного трофея. Благодаря длинной черной косе, она была повешена на седле ординарца и кровь мелкими каплями падала из неё на землю.

Если бы Лаварден мог предполагать, сколько бед принесет его отряду этот трофей, он бы постарался как можно быстрее отделаться от него, но капитан не знал своей судьбы и в приподнятом настроении двигался навстречу року.

Мало кто из кавалеристов догадывался, что залп ракет в небо, был не неудачным залпом, а отчаянным призывом к спасению. Как только разведка донесла батьке Махно о приближении французов, он незамедлительно приказал Красовскому встречать все идущие в Ниамею обозы на дальних подступах.

Когда передовые дозоры заметили далеко впереди себя в небе следы ракет, они не придали этому большого значения и слишком поздно доложили об этом капитану. Встревоженный Крассовский, несмотря на приближающийся вечер, развернул отряд и стремительно поскакал в ту сторону, где были замечены сигналы.

Час бешеной скачки и перед глазами махновцев представала груда окровавленных тел, над которой пировали грифы и гиены. С горькими криками анархисты стали узнавать в брошенных обезображенных телах своих друзей и знакомых, которых они выехали встречать.

Особенно горевал молодой десятник Нечепуренко, когда в обезглавленном теле опознал свою сестру Марусю. Трудно описать состояние того, кого с головой накрыло чувство ненависти за гибель близкого человека. Громче других казаков он требовал незамедлительного отмщения, сильнее всех кипела ярость в его сердце в тот момент.

В сотне Красовского было много следопытов, для которых саванна была открытой книгой и определить, куда двинулся захваченный французами обоз, не представляло большого труда. Единственным врагом для разгоряченных мстителей было время, а точнее наступавшая ночь, но это обстоятельство не могло остановить их.

— С обозом французы будут двигаться медленно, да и раненые, судя по всему, у них имеются. Далеко не уйдут — авторитетно заявил сотник Семибаб и капитан с ним полностью согласился. У махновцев был, пусть небольшой, но шанс догнать противника до ночи, однако уставшие от скачки кони, не позволили им его реализовать.

Ехать пришлось, неспешно, однако хорошее знание местности и свет костров французского бивуака, помогло махновцам уже за полночь определить местонахождение отряда Лавардена. Посчитав дело сделанным, капитан ограничился установлением вокруг лагеря караулов.

Посчитав ночное нападение не самым выгодным вариантом атаки, Красовский решил ударить по врагу с первыми отблесками рассвета. Когда часовые неприятеля отчаянно борются со сном, и нет угрозы тому, что лошади махновцев переломают ноги во время атаки.

Будто ниоткуда возникли перед спящим лагерем французов народные мстители и в стремительном броске устремились на своих врагов. Ни криков, не завываний, ни выстрелов не было с их стороны. Только гулкий топот копыт и свист сабель, крепко зажатых в потных кулаках и время от времени проворачиваемых в воздухе махновцами.

Силы двух сторон были примерно равны, и теперь, все дело заключалось в том, сумеют ли всадники Красовского застигнуть врага врасплох, ошеломить его, испугать и заставить обратиться в паническое бегство. Или бездарно упустив момент, наткнуться на ожесточенное сопротивление и отступить, теряя под ударами врага казаков одного за другим.

К сожалению, для Лавардена, у махновцев все получилось, так как надо. Часовые французов слишком поздно заметили врага, подняли тревогу и когда, конная лава мстителей ворвалась в лагерь, она не встретила на своем пути никакого отпора. Мало кто из кавалеристов успел вскочить на коня, обнажить оружие и дружно отразить нападение врага. В основном, сопротивление носило разрозненный характер, и задавить его не составило для анархистов большого труда.

Увидев летящих к лагерю махновцев, ординарец Лавардена Франсуа стремглав бросился к трофейному пулемету, но по дороге к нему был сбит с ног двумя черными охотниками, потерявшими от страха голову. Когда же он смог добраться до пулемета и стал лихорадочно разворачивать его тупое рыло в сторону махновцев, было уже поздно. Противник уже ворвался в лагерь, а прямо на него летел сам Красовский с ординарцами.

Оставив шашку в ножнах, с двумя маузерами в руках, он храбро скакал вперед, стреляя по врагам направо и налево. В красном бешмете и черной папахе, он был подобен вестнику Страшного суда, что безжалостно карал французов за их грехи.

Обозленный этим видом Франсуа собирался припасть к пулемету и сразить злобного всадника тугой очередью, но не успел этого сделать. Меткий выстрел капитана сразил его наповал, а вместе с ним и последнюю надежду французов на чудесное отбитие нападения махновцев.

Бурным потоком анархисты в мгновение ока затопили бивак французских кавалеристов. С горящими от ярости глазами, они принялись убивать всякого, кто пытался оказать и сопротивление или топтать конями всех тех, кто оказался на их пути. Охваченные горячечным угаром боя, они с ожесточением проливали кровь неприятеля, стремясь утолить бушующий в их груди огонь ненависти.

Пленных никто не брал. Только двенадцать человек, включая самого капитана Лавардена, смогли сдаться в плен, исключительно благодаря доброй воле сотника Семибаба и капитана Красовского. Именно они и следовавшие за ними ординарцы с вестовыми силой своего имени и властным голосом, смогли удержать карающую длань махновцев над теми, кто бросил оружие и поднял руки кверху.

Впрочем, судьба пленников оказалась далеко незавидной. Пока Красовский, на прекрасном французском языке вел допрос Лавардена и его помощников, все было хорошо. Потрясенный тем, с какой жестокостью анархисты расправились с его солдатами, капитан поспешил в меру своих возможностей удовлетворить любопытство Красовского. Он уже стал надеяться на лучшее, но тут, махновцы обнаружил голову Маруси Нечепуренко висевшую на седле одного из французских коней.

Вспыхнув и гневно загудев, словно разворошенное гнездо диких ос махновцы во главе с десятником Нечепуренко бросились к пленникам и принялись вязать их. Миг, и все двенадцать человек были скручены веревками и ремнями и были поставлены на колени в ожидании скорого суда.

Напрасно Лаварден кричал о грязном произволе русских дикарей над цивилизованными людьми, и требовал к себе и своим товарищам обращения, согласно статусу военнопленного, определенного Женевской конвенцией.

— Головой этой женщины, вы и ваши люди лишили себя этого статуса, так как воюете не как регулярное соединение французской армии, а как турецкие башибузуки. У меня нет возможности заступаться за вас перед братом убитой вами девушки. Примите свою смерть достойно — ответил ему Красовский.

— Вы ответите за это преступление! Франция отомстит вам за нашу гибель! Обязательно отомстит! — срывающимся голосом грозил Лаварден, глядя, как к нему приближается с обнаженной саблей Нечепуренко.

— Это не преступление, а наказание преступников. К тому же генерал Буассон далеко, а с майором Граммоном, я надеюсь, мы справимся.

— Господь покарает вас!

— Ваш бог, всегда на стороне сильного и, следовательно, мне нечего опасаться его гнева, а перед своим господом я отвечу.

— Я про... — начал было говорить француз, но Нечепуренко надоело ждать и мощным ударом он отправил Лавардена в небытие.

Обозленные тем как французы поступили с их товарищами, анархисты отплатили им той же монетой. Они раздели тела убитых и доверху набили ими пересохший колодец, что был поблизости от бивуака. Затем при помощи гранат подорвали его верхнее основание, разровняли его поверхность и прогнали по братской могиле лошадей, чтобы никто не смог догадаться о её существовании.

К счастью для махновцев, они смогли благополучно довести до своих границ отбитый у врага обоз, благополучно разминувшись, с находившимся неподалеку отрядом Граммона. Майор словно чувствовал, как было важно для грядущего сражения, и неотступно шел за отрядом Красовского буквально попятам, но так и не смог его догнать. Когда французы вышли к месту переправы махновцев через Нигер, обоз был на другой берег реки, а попытка преследовать отошедшего вдоль берега Красовского дорого обошлась французам.

Авангард Граммона, неожиданно попал под пулеметный огонь махновской тачанки и, потеряв одиннадцать человек убитыми и ранеными, благоразумно отступил.

Между тем, генерал Буассон, не встречая на своем пути серьезного сопротивления, подошел к южной части Ниамеи, точнее сказать к её руинам. Все, что не успел разрушить человек, сделала природа и её малые дети.

Желая пополнить свои припасы, генерал отправил на их поиски майора Граммона, отчитав его за упущенный русский обоз и потерю связи с отрядом Лавардена.

Взбодренный начальственным гневом Граммон, бросился со всех ног выполнять приказ генерала, но и здесь его ждала неудача. Прибыв в лагерь Буассона через три дня, усталый и весь покрытый пылью, майор доложил грустные вести. Оказалось, что негры покинули все близлежащие в округе деревни, а отряд Лавардена пропал.

Его доклад вызвал новую порцию недовольства командира, но без зубодробительного разноса. Буассон с самого начала был готов и к трудностям снабжения и к потерям среди личного состава. Правда он не был готов к тому, что они будут таких размеров и сразу, но война есть война.

— Очень может быть, что русские сильно потрепали отряд Лавардена и из-за последствий этого боя, капитан не может добраться до нас. Вам надо еще раз прочесать тот район, куда он отправился на патрулирование. Я не верю в то, что сто человек могут вот так просто бесследно исчезнуть.

— Сколько времени у меня на эти поиски?

— Максимум неделя. За это время сюда из Тимбукту должны подойти лодки с продовольствием для нас. После чего я намериваюсь переправиться на тот берег и задать Махно хорошего перца.

— Не боитесь, что Махно не будет сидеть, сложив руки, и ударит по нам из-за реки первым? Расстояние между берегами это вполне позволяет — предостерег Граммон, но генерал только покачал головой.

— Нет. Согласно донесениям нашей разведки у русских нет нужного количества лодок, чтобы быстро переправить своих солдат на наш берег. Но даже если они вдруг появятся, из этого ничего не выйдет. По моему приказу наблюдение за рекой ведется круглосуточно, особенно в ночное время и если каторжники начнут переправу, наблюдатели обязательно их заметят.