Встретив мельком взгляд красноносого военного, я малозаметно дёрнул головой — подавая знак и, что-то сказав своей спутнице, тот оставил её скучать в одиночестве и направился в сторону мужского туалета. Подождав пару минут и убедившись, что за тем никто не последовал — я направился в ту же сторону, затылком чуя за собой Мишку. Тот, должен был повесить на дверях "удобств" табличку "Не работает. Фонтан канализации. Ремонт".
"Красноносого" я застал курящим у открытой форточки. Подхожу и протягивая руку, представляюсь:
— Серафим Свешников.
Пожимает её и представляется ответно, причём несколько пафосно и с неприкрытым вызовом:
— Слащев-Крымский...!
Да, это он — генерал-лейтенант Вооружённых сил юга России (КСЮР) Яков Александрович Слащёв, за успешную оборону полуострова от Красной Армии — получивший от "Чёрного барона" двойную фамилию "Слащёв-Крымский". Кстати и, вовсе он никакой не "старичок" — 1885 года, рождения, то есть в данный момент ему всего лишь тридцать восемь лет.
Мда... "Ушатали Сивку крутые горки"...
Та, "видавшая виды дама" бывшая при нём, тоже — довольно примечательная особа. Нина Николаевна Нечволодова — вторая жена генерала и его боевая соратница, известная как "Юнкер Нечволодов". Ещё в начале его карьеры у белых, она при отступлении спасла раненого — бывшего без сознания Слащёва от большевистского плена и почти неизбежной погибели, разделяла с ним все тяготы и лишения походной жизни, испытала вместе с ним громкие победы и горькие поражения, ходила рядом с ним в яростные штыковые атаки, имела боевые награды и боевые ж, ранения.
"Гусар-девица", мать её так!
Кстати, раз к слову пришлось: генерал Нечволодов Платон Платонович — её родной дядя, весной 1918 года был Начальником ГАУ РККА.
Вот же, как гражданская рознь — всех по разным углам расставила-противопоставила!
В конце 1921 года, по объявленной Советским Правительством амнистии участникам Белого движения, супружеская пара Слащёвых вернулась в Россию. В данный момент Яков Александрович пишет статьи на военные темы, преподаёт тактику на курсах "Выстрел" и мечтает, чтоб ему доверили хотя бы бригаду. Чем занимается Нина Николаевна, я не знаю, но по словам Барона — оба живут-существуют в довольно-таки убогих жилищно-бытовых условиях на довольно-таки скудное жалование.
Сказать по правде, начало нашего знакомства мне категорически не понравилось. У меня на Слащёва есть кое-какие виды, а он своим поведением — как будто себе на лоб мишень прилепил.
Раздражённо морщась, отмахиваюсь от табачного дыма:
— Не понимаю я этой вашей суицидальной бравады, Яков Александрович... Что Вы судьбу то, свою дрочите? Извиняюсь за свой французский... А, если уж на то пошло — представляйтесь всем встречным-поперечным незнакомцам, другим своим общеизвестным прозвищем: "Слащёв-вешатель".
И красным носом не поведя, тот:
— Это обидное прозвище мне дали не рабочие и крестьяне — хотя ихнего "брата" я тоже вдоволь перевешал и, поверьте на слово — было за что и, кроме политики! А наши либералы — за штабс-капитана Орлова из ихней же братии, поднявшего мятеж на подопечной мне территории.
Действительно, насколько мне известно — "Генерал Яша" (кстати, послуживший прообразом генерала Хлудова из романа Булгакова "Бег"), мог особо не заморачиваясь — приказать повесить на одном суку анархиста-матроса из крестьян, комиссара из пролетариев и, представителя "прокладки" между ними — для полной социальной гармонии. В отличии от многих других деятелей Белого движения, генерал Слащёв не расстреливал пленных красноармейцев, а "перевоспитывал" их в специальных учебных подразделениях и, торжественно вручив им погоны — пополнял ими свои полки и части.
А вешал он, да — только когда "было за что". Мог приказать казнить своего же солдата за украденного у крестьянина гуся, или офицера за трусость , приговаривая при этом:
"Погоны позорить нельзя!".
Отмахиваюсь, как от ерунды какой:
— Да, Бог с ними — с нашими либерастами: я бы их тоже вешал — начиная отсюда и, затем — вдоль экватора!
Не затем я эту встречу с ним устроил, чтоб пересчитывать "скелеты в его шкафу" и что-то предъявлять за них.
Лёгкий обоюдный смех, разрядивший несколько напряжённую обстановку и затем, я спрашиваю:
— Яков Александрович! Читая красным командирам лекции по воинскому искусству, не вспоминаете ли Вы частенько басню Крылова "Мартышка и очко"? Ой, извините: древнегреческую легенду о царе Сизифе и его мартышкином оч... Труде?
Парой глубоких затяжек добив папироску, затушив и тщательно скомкав её картонный мундштук в жёлтых от никотина пальцах, затем ловким щелчком отправив в урну, помолчав ещё несколько минут, Слащёв наконец ответил:
— Совсем нет... Я вспоминаю школьную математическую задачу о бассейне с двумя трубами: в одну вливается, из другой выливается. И боюсь, то же самое — происходит с ушами красных командиров! Они приходят на курсы, чтоб отсидев положенный срок — получить соответствующую отметку в личном деле и, отправиться с повышением на новое место службы.
Подумав, он не преминул уточнить:
— По крайней мере — подавляющее большинство их них...
Прищурившись:
— То есть, Вы считаете своё занятие зряшным?
— Всё это я и без Вас прекрасно понимаю... Но, увы! Чувствую себя бессильным изменить, что-то.
Затем, угрюмо набычившись:
— Моё положение временно. Я рассчитываю вскоре получить корпус...
Даже не бригаду, а "корпус"? Тогда, почему не всю Красную Армию, раз уж на то пошло?!
Эко его тащит!
С интригующим видом спрашиваю:
— Не догадываетесь, почему красным командирам не интересны ваши лекции?
Внимательно, цепким взглядом на меня посмотрев:
— Да, уж сделайте одолжение — просветите!
— Ленин говорил, что "разбитые армии хорошо учатся". Дерзну продолжить его мысль и, скажу: "победители почивают на лаврах".
— Боюсь, Вы правы...
— И дело даже не в этом. Ваши курсанты — люди вдоволь повоевавшие и, достаточно успешно — раз их направили учиться перед повышением. А нам, людям, свойственно эксплуатировать хоть раз успешно применённый метод до упора! Детективы читали, Яков Александрович?
— Читал, когда-то очень давно. В последнее время как-то не до этого было.
— Тогда Вы должны знать, про преступников — одним и тем же способом совершающих свои тёмные делишки, чем и пользуются сыщики их вылавливая.
Смеётся:
— Достаточно яркая аллегория!
Продолжаю:
— Немцы, те да! Будучи разбитыми в 1918 году, они критически пересмотрят причины своего разгрома и будут искать пути и способы, чтобы лучше организовать свою армию, подготовить ее и вооружить к следующей войне. Наши же красные командиры, в большинстве своём... Напор, натиск, "революционный порыв масс" и, главное — железобетонно-непоколебимая уверенность, что германский пролетариат восстанет и свергнув власть капиталистов-угнетателей — принесёт им победу на блюдечке с голубой каёмочкой.
* * *
Утрирую, скажите?
Да, рад бы!
Об этом очень убедительно пишут в газетах, об этом эмоционально вещают профессиональные ораторы с высоких трибун. А если двадцать с лишним лет, что-то настойчиво втирать в уши общественному мнению — оно в это свято уверует.
Боясь быть неправильно понятым, всё же скажу своё мнение на этот счёт.
Двадцать лет электорату в уши дули о Германии — Родине "единственно-верного учения" и, о германском пролетариате — самом передовом среди "одноклассников", который — "вот-вот".
И вот "вот-вот" — 22 июня, ровно в четыре часа — с родины "учения" приходят те самые "самые передовые" представители, с "трещотками" в руках...
Что должны были подумать те советские люди — в буквальном смысле восприявшие ту самую пропаганду?
Хм... Гкхм...
Язык, блин — не поворачивается.
А если кто-то из них — наблюдая окружающую его действительность и сравнивая её с тем, что написано "у Маркса и Энгельса" — считает, что Советское правительство строит социализм неправильно? А если некоторые из них, к тому времени — имели какие-то претензии к родной Советской Власти?
Не подумали ли они, что пришли...?
Хм, гкхм...
Не, не! Всё, умолкаю!
Конечно, я со своей стороны буду предпринимать кое-какие меры по исправлению такой "разрухи" в головах, но результат пока далеко не очевиден.
* * *
Слащёв, взглядом, как будто нож к горлу приставив:
— А поражение под Варшавой, разве ничему не научило красных командиров?
— Увы, но урок не впрок! По мнению кремлёвских вождей и стратегов, это всего лишь досадное недоразумение — небольшая отсрочка перед триумфальным шествием социалистической революции во всём мире. Тем более, уже назначен "крайний": один "чюдный" грузин — который, якобы, вовремя не пришёл на помощь Тухачевскому с конармией Будённого.
Поморщившись при упоминании предпоследней фамилии, Слащёв:
— Повесили?
— Кого?
— Того "грузина"?
— Хахаха!
Оторопев от неожиданности, я сперва рассмеявшись, затем вполне серьёзно:
— Нет! У большевиков — всё, не как у людей. Его, после товарищеской критики — Генеральным секретарём ВКП(б) назначили.
* * *
Помолчали и затем "Генерал Яша", несколько настороженно вопрошает:
— Вы мне что-то хотите предложить, Серафим, или просто констатируете факты?
— Сперва ответьте мне Яков Александрович... Только честно, как на духу!
Он, с готовностью
— Слушаю Вас...?
— До меня донеслись слухи, что Вы злоупотребляете спиртным и имеете пристрастие к марафету...
Тот, "с полпинка" заведясь:
— О, БОЖЕ!!! Везде одно и тоже — что у белых, что у красных... Меня рисуют отчаянным пьяницей, кокаинистом, приписывают мне целый ряд чужих или выдуманных преступлений. Что я люблю выпить, я этого не отрицаю... Но пьяным в строю — меня никто и никогда не видел! Что касается кокаина, то я прибегал к нему, когда для спасения дела — мне приходилось не спать по несколько ночей сряду. Но кто же, может за это осудить меня...?
Молчу, жду когда он выговорится.
— ...Я имею ДЕВЯТЬ(!!!) боевых ранений и контузий, многие из которых переносил на ногах. Одно из них — ранение в живот, полученное в девятнадцатом году — не заживало полгода, причиняя мне невыносимую боль... Кто осудит меня за то, что я колол себе морфий и нюхал кокаин, чтоб унять свои неописуемые муки?!
Почти прокричав это, он обиженно замолк, прикуривая слегка трясущимися руками новую папироску. Спички, были говёнными как практически всё советское (надо будет своих артельщиков-кооператоров насчёт зажигалок напрячь!), не зажигались с первого раза и ломались в его руках. Дождавшись, когда Слащёв с пятой попытки прикурит и сделав пару затяжек успокоится, говорю примиренческим тоном:
— Вполне Вас понимаю и ни в коем разе не осуждаю Вас, Яков Александрович. Я лишь спрашиваю: сейчас то, Вы — свободны от пагубной привычки колоться всякой гадостью и нюхать её?
Выпустив в мою сторону облако дыма:
— Я лучше водки выпью.
Как камень с души сбросив:
— Вот это по-нашенски!
Помолчав и собравшись с мыслями и духом, заявляю:
— Сразу давайте расставим все точки над "ё": ни армии, ни корпуса, ни дивизии и даже "полчка" — Вы не дождётесь!
— Мне Михаил рассказывал о Вас, как о каком-то "провидце", но всё же...
Слащёв это и сам понимает, не дурак чай... Однако, человеку в безвыходной ситуации свойственно обманывать самого себя надеждой на лучшее, поэтому он с неким задором даже, спрашивает:
— ...Почему, хотелось бы знать? Из-за моего "послужного списка" у белых?
— Не только!
Как о какой-то — банальнейшей из всех самых банальных истин, заявляю:
— Кроме очевидной причины — связанной с глобальным сокращением армии затеянной товарищем Троцким и, ныне успешно претворяющейся в жизнь — есть и ещё одна, самая главная. Командный состав РККА — разделён на две смертельно враждебные группировки: "краскомы" из "кондовых" и "военспецы" из царского "офицерья". Вы, ни к одной из них не относитесь.
Глянув в чёрную бездну его выцветших глаз, не моргая говорю:
— Как "провидец" заявляю: к себе Вас — ни одна из сторон не примет, а вот "песчинкой" меж двух "жерновов" оказаться... Это — ваша судьба, Яков Александрович!
* * *
Конечно, я соврал!
Не знаю, снятся ли "Слащёву-вешателю" ночные кошмары, но иногда "скелеты из шкафа" приходят не во сне — а наяву и, предъявляют нам счёт за содеянное.
До процесса "Весна", когда будет расстреляно порядка трёх тысяч "военспецов" Слащёв не доживёт. Его же, в 1929 году убьёт выстрелом в затылок какой-то — якобы "псих", по его словам мстивший за повешенного тем брата. Достаточно мутная история, сказать по правде...
Тело лучшего тактика Гражданской войны сожгут по "новомодному" обычаю в московском крематории, а память надолго предадут забвению...
Скорее даже навсегда!
Ведь, спроси кого в начале 21 века:
— Кто такой Распутин?
Тотчас ответят:
— Сексуальный маньячило!
Спроси:
— Кто такая Матильда Кшесинская?
Без малейшего промедления:
— Царская шлюха!
Оно и понятно: про тех песни поют и фильмы снимают...
А спроси "кто такой генерал Слащёв-Крымский" — так, хрен ответа дождёшься.
Абыдно, понЫмаешь!
Не за Слащёва, вовсе нет...
За нас с вами.
* * *
Тот, надо отдать ему должное, решительно-отмороженным тоном заявляет:
— Я привык ежеминутно рисковать жизнь, неоднократно ходив по самому её краю!
Как можно более рассудительней:
— Ни капли не сомневаясь в вашей храбрости и героизме, Яков Александрович, всё же спрошу: ранее, Вы были готовы в любой миг умереть во имя России... А в данный момент — во имя чего или кого?
Молчит...
— В мирное время, товарищ Слащёв, во имя России — надо жить. Жить и каждой своей прожитой минутой — приносить своему Отечеству пользу! Ибо, от вашей бездыханной и нехорошо пованивающей тушки — ему никого проку нет. Фтопку её — да и навсегда забыли!
Докурив молча папироску, в этот раз промазав ею в урну и огорчённо от того крякнув, мой собеседник с изрядной досадой вопросил:
— Да, говорите уже, что хотели от меня, не тяните нищего за фалду...
Наконец, перехожу к делу:
— Предлагаю Вам учить военному делу не уже состоявшихся — вдоволь повоевавших командиров: тех учить — только портить... А будущих! Детей, то есть — которым только предстоит воевать. Те, будут впитывать вашу науку как песок Сахары — "грибной" тропический ливень.
Кроме всего прочего, Слащёв — прекрасный педагог! Ещё будучи двадцатишестилетним поручиком, он уже преподавал в элитном Пажеском корпусе в Санкт-Петербурге. А про его успехи в деле "перевоспитания" красноармейцев в белогвардейцев, я уже рассказывал.
Тот, отреагировал несколько не так, как мною предполагалось:
— Ваше предложение столько же необычно, как и сама ваша личность! Даже, вроде самые обычные слова — Вы произносите несколько странновато и часто в совершенно неожиданном смысле, а многие речевые обороты — меня ставят просто в ступор... Вы достаточно молоды, но имеете взгляд умудрённого жизнь старца и рассуждаете подобно таковому. Как Вас по имени отчеству?
