Это навсегда - 3

— Красиво! — констатировал Сармат, глядя на слившиеся в один огромные клубы пламени. — Жаль, из-за ливня в Паланге этой красотой не полюбуются.

После этого мы до самого рассвета ехали фактически параллельно Южной дороге на юго-восток, а утром выехали на неё уже западнее ответвления на Неаполь и развернулись в сторону Виго. Не забыв заправиться на перекрёстке.

Дороги здесь, в западной части Евросоюза, из-за близости к АСШ с его нефтеперерабатывающими предприятиями — с асфальтовым покрытием, так что особых вопросов, как едущие с запада русские смогли добраться сюда, ни у кого не возникло. Ни у кого не вызвало и удивления то, что мы, вместо того, чтобы ехать дальше к Виго, свернули на Техасскую дорогу: мост, способный выдержать грузовики, через Рио-Бланко существует лишь один, в районе Кадиза, его построили совсем недавно на расширенных опорах железнодорожного моста.

В отличие от асфальтированной Южной дороги, Техасская трасса после поворота на новоземельский Рим (говорят, мелкий, ничем не примечательный городишко), представляет собой грейдер. Всё-таки эта часть Евросоюза принадлежит 'младоевропейским' национальным анклавам, и на развитие их инфраструктуры тратится куда меньше средств, чем на анклавы 'старых европейцев'. 'Но нам туда не надо', как пел Высоцкий, и мы после отдыха на форте-заправке на пересечении Техасской и Кадизской трасс, свернули в сторону Кадиза по северному маршруту Южной дороги.

А раз уж мы 'засветились' на дороге с запада, то открыто поехали через польский городишко Краков, знаменитый лишь своим собором. Там, заливая соляркой пустые бочки в кузове 'Урала', и услышали от заправщика, поляка Яна, неплохо говорящего по-русски, новость, о которой шумел весь городок. Жена владельца стрелкового клуба 'Мета' очень обеспокоилось двухдневным отсутствием мужа, уехавшего в клуб. Не могла она связаться с клубом и по радио, поэтому уговорила кого-то поехать туда, а на месте нашла только руины.

— Люди говорят, те люди были бандерами, — понизив голос, доверительно поделился Ян. — А Ганка проболталась, что её Пётр туда умчался, бросив все дела, потому что приехали какие-то связные, оружие привезли. Вот, похоже, бандеры с этим оружием и доигрались.

— А что за люди были, откуда приехали, не разобрались? — с озабоченным видом спросил поляка Сармат.

— Да разве разберёшься? Яць, который с Ганкой ездил, говорит, что там только развалины остались. Тут позавчера такой ливень шёл, что после него понять неможно, когда кто где проезжал.

Ещё одна цель заезда в Краков — отправить весточку в Порто-Франко. Гиви заскочил в местную почту и отстучал телеграмму: 'Поздравляю с 45-летием. Здоровья, удачи, благополучия'. Что значило: 4 из 5 объектов уничтожены, потерь нет, техника в порядке, скоро вернёмся.

Несмотря на то, что выехали мы в сторону Кадиза, до него так и не добрались. Примерно через сотню километров пути мы снова ушли в саванну и двинулись на северо-запад, параллельно Рио-Бланко. Уже на следующее утро вышли на едва заметные после ливня собственные следы, и по ним двинулись в обход истоков реки и Чёртова Кряжа. Не потому, что мы не ищем лёгких путей, а чтобы не попадаться на глаза европейским копам, бдительно охраняющим мост в Кадизе и фиксирующим любую тяжёлую технику, едущую по нему.

Ещё пять дней пути по бездорожью под почти не прекращающимся дождём. Как мне уже опостылела эта мокрая саванна, ночёвки на разложенном сиденье машины и сохнущая только на теле одежда! И не только мне. Поэтому, добравшись до последней на нашем маршруте 'фермы', расположенной в юго-западных отрогах Холмов Страсти, Гиви объявил о суточном отдыхе в ней. Тем более, эта тренировочная база, готовившая диверсантов, никем в мокрый сезон не охранялась. Впрочем, в отличие от прочих, это была территория Уэльса, формально входящая в состав местной Великобритании, и бандерлоги даже не скрывали предназначения своей богодельни, вывесив на её воротах табличку 'Тренировочная база Украинской повстанческой армии. Частная собственность. При вторжении открываем огонь'.

— Отдых для всех, кроме тебя, Сергей Васильевич, — 'обрадовал' меня Михаил, когда ребята разместились в проверенных на наличие мин помещениях. — Разгружай остатки взрывчатки и выезжай в Нью-Кардифф. Доедешь? Здесь осталось около трёхсот километров, около семидесяти до Кардифской трассы, а остальное по хорошей дороге.

Ага! 'Дня три ходу. Там по болотам, лесом, да по хорошей дороге немножко'... Помню, помню!

— Там отправишь на почте вот эти две телеграммы. Одну в Порто-Франко о том, что мы заканчиваем операцию и возвращаемся, а вторую — в наше представительство в Нью-Портсмуте, чтобы они встретил нас на развилке Южной дороги: перегрузим им часть трофеев.

Доеду ли я какие-то несчастные триста километров? Да ещё и по хорошей дороге. Смешной вопрос!

— Вот и отлично. Остановишься в гостинице 'Гливисинг', завтра, ближе к полудню, мы тебя там подберём.

Великобритания, Уэльс, Нью-Кардифф, 27.11.30, воскресенье, 29:10

Как бы я ни хорохорился, а многодневная усталость всё равно сказывалась. Да и в паре мест пришлось покататься вдоль ручейков, чтобы выбрать пологий берег для переправы, так что добрался я до 'угольной столицы Новой Земли' уже в сумерках, когда что-либо рассматривать на улицах было уже поздно. Справившись у полицейских (как-то они заковыристо по-местному называются. Какая-то гвардия, что ли?), как добраться до почты, покатил сначала туда, а уже на почте выяснил и дорогу к отелю, названному в честь древнего княжества, процветавшего в Уэльсе после ухода римлян. А это я уже узнал в самой гостинице, один из торцов здания которой украшала небольшая башенка, 'уменьшенная копия известного на весь мир Кардиффского замка'.

Быстро в ванну, а потом в настоящую кровать с чистыми простынями! Трусы-носки-футболки простирнуть в раковине, а потом можно будет расправить спину... 'Расправлял' я её часов восемь, и проснулся голодный, как волк.

В кафе свет горел только над барной стойкой, перед которой сидела молодая женщина в вязанной кофточке, строгой чёрной юбке чуть выше колена и аккуратных, но слегка испачканных грязью, туфельках со стразами на каблучках, высотой в полтора пальца. Чёрные волосы, завязанные на затылке узлом, восточный тип лица, 'напёрсток' с бурой жидкостью на донышке перед ней.

— Хай! — поприветствовал я бармена, занимающегося 'стандартным' для этой профессии делом, протиркой бокалов. — Есть что-нибудь покушать?

— Кухня уже закрыта, сэр: посетители давно разошлись, а в гостинице, вместе с вами, лишь трое постояльцев. Могу разогреть в микроволновке картофельное пюре и бифштекс.

— Давайте!

— Присаживайтесь за столик. Что пить будете?

— Какой-нибудь сок. Виноградный есть?

— Да, сэр!

— Два стакана.

Бармен ушёл греметь крышками на кухне, а женщина окликнула меня.

— Я вас помню. Вы перевозили на эвакуаторе мою машину в Порто-Франко, когда мой... идиот пробил у неё сразу два колеса.

Я помню только один такой случай: долговязый японец с арабской девицей в строгой национальной одежде на крутом 'Патруле'.

— Это вы? Вас не узнать! Простите, не помню, как вас зовут. Вашего друга, кажется, Танаки, а вы не представлялись.

— Фатима. Да, здесь не очень любят арабов, и мне пришлось измениться.

— Вы меня удивили! А больше всего — это, — кивнул я на рюмку, остатки напитка из которой она только что допила. — Аллах под крышей не видит?

— Аллах остался в том мире, — усмехнулась она и снова протянула рюмку бармену.

-А что с Танаки?

— Ничего. Сидит в нашем домике на берегу Мунви и малюет свои акварельки. Или, наверное, уже спит.

Она залпом выпила свой виски и снова протянула сосуд для следующей порции.

— Может, покушаете вместе со мной?

Женщина уже была очень пьяна, но отрицательно мотнула головой.

— Посижу с вами, но есть не стану. Не хочу!

Пока она шла к столику, Фатиму резко повело в сторону, и мне пришлось поймать её под локоть. А плюхнувшись на стул, она показала бармену два пальца, заказывая ещё две рюмки виски.

— Тогда вы почти не говорили по-английски, — подметила она. — А сейчас уже неплохо разговариваете. — Живёте в Порто-Франко? А здесь что делаете?

— По делам, проездом, — неопределённо помахал я в воздухе столовым ножом.

— Это хорошо. И человек знакомый, сплетен не будет о том, что я по ночам пью одна, без своего мужчины, в каком-то баре.

Похоже, классическая история о том, как 'семейная лодка счастья разбилась о быт': хорошо помню, насколько беспомощным оказался Танаки в ситуации, сложившейся там, на дороге с Баз.

— Мужчина... Да какой из него мужчина? — заскрипела зубами Фатима и снова залпом опрокинула в себя виски.

Она замерла, молча уставившись в одну точку. А потом в лице девушки стало что-то меняться. Я сначала даже не понял, что, но тут она сползла со стула, встала на четвереньки, и её стало рвать. Судя по исторгнутому, в тот вечер она вообще ничего не ела.

Дождавшись пока спазмы закончатся, и Фатима перестанет отплёвываться от липкой слюны, я поднял её на ноги. Она не сопротивлялась ни при этом, ни когда я довёл её до барной стойки, чтобы расплатиться за свой ужин.

— Сколько она должна за выпивку?

— Она уже заплатила, — недовольно буркнул бармен, протягивая мне какие-то деньги, видимо, сдачу с того, что отдала ему клиентка.

Я вернул ему десятку.

— Это за уборку того, что она наделала. А это — за молчание.

Бармен накрыл купюру в пять экю ладонью.

— Но только если не будет никакого криминала! — предупредил он.

— Не будет, — заверил я и, захватив с вешалки дорогое женское кашемировое пальто, в карман которого сунул остатки денег, повёл безвольную, будто кукла, арабскую красавицу по лестнице в свой номер.

Фатима не сопротивлялась ни пока я умывал её в раковине, ни пока стягивал с её плеч кофту, под которой был очень качественный обтягивающий топик, ни пока расстёгивал на бедре ремень кобуры с небольшим, но вовсе не дамским, пистолетом.

— А теперь спи.

Аккуратно опустив её на подушку, я стянул со ступней упившейся девушки туфли, расстегнул на боку 'молнию' юбки и накрыл уже бесчувственное тело одеялом. А сам, покурив в приоткрытое окошко, снова спустился в бар.

— Как она там? — поинтересовался бармен, уже успевший прибраться.

— Спит. Налейте-ка и мне водки. Только не так, как это принято у вас, — изобразил я пальцами прослойку, толщиной миллиметра в четыре. — Налейте сразу в один стакан сто граммов. На меня алкоголь действует, как снотворное. Может, усну быстро после всего... Она часто тут бывает?

— Как только они с этим сюда приехали, — бармен пальцами растянул глаза, изображая их разрез у Танаки. — Пару раз заезжали пообедать вместе. А потом явилась одна, тоже заказала выпивку. Следом явился этот япошка и забрал её. Раза два так случалось, а потом он перестал ездить. Теперь приезжает каждые две-три недели, напивается и уезжает сама. Но до такого состояния, как сегодня, никогда не напивалась!

— Никто не пытался этим воспользоваться?

— Как не пытались? Были рисковые, но она умеет за себя постоять, — усмехнулся мужчина возрастом, пожалуй, даже чуть старше меня. — Закусывать будете?

— Нет, — мотнул я головой, морщась после выпитого. — Пойду и я попробую уснуть. Хорошо, что у вас номера с раздельными кроватями. Хотя... Продайте мне бутылку с остатками её виски. Если что, то пустую заберёте в номере, когда я буду уезжать.

Уснул я действительно быстро: всё-таки сказывалась многодневная усталость. А когда проснулся, за окном уже было светло. И не просто светло, а уже явно около двенадцати часов.

Пока крался в туалет и обратно, открыла глаза и моя гостья.

— Почему я здесь?

По шевелению одеяла было понятно, что она ощупывает себя, проверяя, какая одежда на ней.

— Я забрал вас из бара в свой номер.

Она села на кровати, прикрывая нижнюю часть тела одеялом, и застонала, хватаясь рукой за голову

— Мы, русские, говорим про это состояние 'лучше бы я умер вчера', — усмехнулся я. — Ничего, лекарство для вас я уже приготовил.

Фатима попыталась встать, но тут же снова рухнула своей красивой попочкой на кровать. Пока я выливал в стакан остатки виски, она стонала, держась обеими руками за голову.

— Выпейте, и станет намного легче, — протянул я 'лекарство'.

Ей было настолько плохо, что она не стала прикрываться одеялом. И правильно. Всё равно поверх чёрных стрингов у неё натянуты чёрные же капроновые колготки. Чуть порванные на коленке.

Девушка машинально взяла стакан, но едва поднесла его ко рту, как её снова чуть не вырвало.

— Я не могу, — прошептала она.

— Не так, не так надо! — взялся я поучать. — Пальцами зажимаете нос, выдыхаете, и делаете вот так.

— Я не могу...

— Надо! — надавил я голосом. — Я вам клянусь: не пройдёт и трёх минут, как вы оживёте. А иначе до вечера будете мучиться. Ну, давайте!

Стук в дверь раздался, когда Фатима, всё-таки проглотившая граммов пятьдесят виски, прислушивалась к своим ощущениям, держа в руке пустой стакан. А через секунду на пороге номера возник Гиви. Немая сцена, длившаяся секунды три, закончилась восклицанием 'извините!' и захлопнутой снаружи дверью.

— Кто это мужчина? — обалдело повернула ко мне голову Фатима. — Ой, я в таком виде... И причёска совсем растрепалась... Как его зовут?

Да, девочка! Наш Миша — мужчина, хоть куда! Женщины половины Донбасса и половины России от него млели.

— Это мой начальник. Его зовут Макс, — назвал я 'официальное' имя Михаила в этом мире. — Он заехал, чтобы забрать меня в Порто-Франко.

— Мне нужно привести себя в порядок! — подскочила красотка, совершенно не обращая внимания на свой наряд.

Садистка! Да какой же нормальный мужик сможет спокойно смотреть на такой тыл, едва прикрыты й полупрозрачными колготками.

— Макс... Макс... Мааакс, — разными тонами пела Фатима сквозь плеск воды.

Гиви, засыпавшего меня вопросами тоже понять можно: больно уж ситуация, в которой он застал меня и мою гостью, неоднозначная. Я на корточках перед кроватью, в которой сидит красотка, а на ней из одежды только задравшийся топик, из-под которого выглядывает краешек груди, стринги и колготки. Под кроватью валяется юбка, кофточка и туфли.

— Кто это? Шлюха? Где ты её снял?

— Нет, не шлюха. Это та самая арабская девица, что я привёз в Порто-Франко на эвакуаторе, когда в первый раз появился в 'Прокофьеве'. Оказывается, она здесь живёт. Перебрала вчера в баре, и я забрал её к себе в номер, чтобы не убилась на машине по дороге домой.

— Она замужем? Как её зовут?

— Судя по тому, что я услышал об её отношениях с дружком, уже практически не замужем. А зовут её Фатима.

— Обалденная женщина! Я подожду вас... тебя в баре. Слушай, а ей случайно в Порто-Франко не надо?

— Спроси сам, а я пойду вещи собирать.

Вода перестала шуметь в санузле буквально через минуту после того, как я вернулся в номер. А ещё через минуту дверь в него приоткрылась, и Фатима пропела умоляющим голосом: