Гамлет Шекспира - полный перевод

В бедняцком доме дырку залатал.

(Смотрит вдаль)

Но тише, погляди, — идет король!

Горацио, — со мною спрятаться изволь.

(Входят Клавдий, Гертруда, Лаэрт, Священник, Придворные. В гробу несут труп Офелии).

Здесь королева, и придворные... кого они несут?

И почему обряд прощальный так неправильно ведут?

Похоже, кто-то важный жизнь свою прервал отчаянной рукой,

Пригнись. Понаблюдаем-ка немного мы с тобой.

(Горацио и Гамлет пригибаются, и наблюдают из укрытия).

Лаэрт (священнику).

Какие вы еще обряды совершить способны?

Гамлет (Горацио).

Смотри. Это Лаэрт, он парень очень благородный.

Лаэрт, (священнику, настойчивей).

Какие же еще свершите вы обряды?

Священник.

Мы уже сделали все, что могли; и этому вы будьте рады.

Поскольку церковь точно знает, — смерь ее сомнительна была.

Но волей светского владыки на святую землю кладбища помещена.

А по святым заветам, — ей бы до последнего суда вне кладбища лежать.

Вместо молитвы за нее, — в могилу камни, гальку, мусор нужно бы бросать!

И все же — здесь она, с гирляндами, как непорочной деве и пристало,

Усыпана цветами, как и подобает, если до смерти ничьей женой не стала.

Ее в себя земля святая принимает.

И колокол ее уход сопровождает.

Лаэрт.

Ну неужели больше ничего нельзя?

Священник.

Не будет большего! — Сказал вам твердо я.

Мы если отслужили панихиду бы по ней,

То оскорбили б тех, — чья смерть была честней.

Лаэрт.

Тогда предай ее земле. И пусть ее прекрасная и девственная плоть,

Взрастет фиалками — (то символ чистоты) — чтобы гнусь слухов ваших обороть.

Запомни, грубый поп, — моей сестре средь ангелов на небе быть,

Когда ты будешь в адских муках выть!

Гамлет.

Что? Там нежнейшая Офелия? Как так могло произойти?..

Королева, (бросая на могилу Офелии цветы.

Прекрасные цветы — прекрасной. Милая, — хорошего тебе пути.

Я ведь надеялась, — женою сына моего ты сможешь стать,

Готовилась невесты ложе — не могилу, я цветами осыпать.

Теперь, засыпана цветами, — засыпай, пусть будет сладок сон.

Здесь мирно — колокольчики цветут, и колокольный слышен звон.

Лаэрт.

О! Трижды-тридцать бед на голову проклятую того,

Чей злой поступок предрешил лишить тебя и разума, и жизни, и всего!

Могильщики, — вы погодите зарывать.

Хочу ее в последний раз обнять.

(Лаэрт обнимает мертвую Офелию).

Ну а теперь кидайте землю, — сделайте курган! Пусть будет он,

Гораздо выше, чем сам голубой Олимп, и старый Пелион.

Гамлет (выходя из укрытия).

Кто он — чьи действия стали причиной для такого горя,

Что аж застыло в небе солнце, и не канет к ночи в море?

Ручаюсь, — негодяю суд суровый будет дан,

Порукой мое слово, — Гамлет я, король датчан !

Лаэрт, (секунду в изумлении взирает на Гамлета, затем набрасывается).

Да чтоб тебя сам дьявол проглотил!!!

(Гамлет и Лаэрт борются, топчась на разрытой могиле Офелии).

Гамлет,

Ты лучше б мое горло отпустил,

Я с виду не горяч, — как пепел, под которым угли свежие внутри.

Меня остерегись. — А ну-ка руки убери!

Клавдий.

Да расцепите ж их! Ну — примените силу!

Гертруда.

Гамлет! Мой Гамлет! Вы же топчете могилу!

(Гамлета и Лаэрта пытаются растащить).

Все.

Джентльмены... Джентльмены... Ужели вам и похорон святой обычай не указ?

Горацио.

Мой добрый лорд, утихомирьтесь, заклинаю вас.

(Гамлета и Лаэрта растаскивают).

Гамлет.

Что ж, в этом споре видно, оба не уймутся,

Пока по смерти веки не сомкнутся.

Гертруда.

Мой сын, — но что за спор? О чем весь этот пыл?

Гамлет.

Ведь я Офелию любил.

Поставь здесь сорок тысяч братьев, — их любовь с моей и близко не сравнить!

(Лаэрту)

Скажи-ка, что для памяти ее готов ты свершить?

(Лаэрт завывает, пытается наброситься на Гамлета, его держат).

Клавдий. (Лаэрту)

Лаэрт, — он псих, и в нем святого — ничего.

Гертруда. (Гамлету)

О Бога ради, ты держись подальше от него!

Гамлет (Лаэрту, которого едва держат).

Нет ты скажи, — что в ее память ты планируешь свершать?!

Рыдать, сражаться, пост держать, на части себя рвать?

Пить чистый уксус, или в реку с крокодилами заплыть?

Я все это могу! А ты пришел сюда поныть?

Ты думал, превзойдешь меня, скакнув в ее могилу?

Вопя, чтобы тебя похоронили с ней? И мне это под силу!

Трындишь тут о горах? — Пускай курган навалят акров в миллион!

Чтоб гора достала до орбиты, и ход солнцу ею был бы прегражден!

Чтоб Осса — в Греции гора, — на бородавку рядом стала бы похожа!

Ну, говори трепло! Ведь я трепать умею тоже!

Гертруда (оглядываясь на окружающих).

Это не он. Это безумье. У него припадок, обостренье.

Немного потерпите, скоро все пройдет, и нет сомненья,

Он станет кротким, будто голубок, что сам птенцов лелеет,

Что тишину гнезда храня, и звука лишнего издать не смеет.

Гамлет. (Лаэрту, или возможно, что и призраку отца, которого никто не видит).

Скажи мне, сэр, — зачем ты так использовал меня?

Я ведь любил тебя всегда, и действовал любя.

Хотя... уже неважно. Сколько подвигов Геракл не провернет, —

То дурням невдомек, — их больше кот орущий привлечет.

(Гамлет уходит).

Клавдий.

Добрый Горацио, — за ним ты присмотри, чтобы себе не навредил.

(Горацио уходит за Гамлетом).

Клавдий, (Лаэрту, тихо).

Держи себя в руках, — ты давешний наш разговор не позабыл?

Недолго уж ему нам кровь травить — его мы сами траванём!

Клавдий (Гертруде, громко, елейно).

Гертруда, милая, — тебе бы тоже присмотреть за сыном, позаботиться о нем.

Клавдий, (Лаэрту, тихо)

Твоей сестре скульптуру, как живую установим, — будет будто бы дышать.

Но лучшая ей память — погубителя в живых не оставлять!

Час полной тишины уж близок, наберись терпенья.

Все ближе плана исполненье.

Акт 5, сцена 2.

(Замок Эльсинор, внутренние помещения).

(Входят Гамлет, и Горацио).

Гамлет

...Вот собственно и все... Теперь же перемолвим о другом.

Ты не забыл еще всех обстоятельств моего отбытья?

Горацио.

Еще бы лорд! — как их забыть-то?

Гамлет.

Я был смущен, и моей смуте корабельная кровать была тесна.

Что беглый каторжанин, — в сон срываясь, тут же я выныривал из сна;

Так, мучаясь лежал. Но вот — вскочил в порыве безрассудном... —

И безрассудству этому пою хвалу. Бывает, что при знанье скудном,

Лишь безрассудство быстрое удачу нам несет.

Когда расчет глубокий — только в яму заведет.

И это учит нас, — что в мире есть Божественная Сила,

Что наши судьбы правит, не как мы, — но как Она решила.

Горацио.

Вот это совершенно точно.

Бывает, цепь случайностей — а будто строят их нарочно.

Гамлет.

Я вышел из каюты, я кафтан морской свой запахнул,

Пробрался к ним, — и в их каюту заглянул,

Ощупал их карманы, вытащил письмо,

К себе вернулся, — вскрыл, чтобы узнать про что оно.

Манеры и приличья — страх заставил позабыть,

И в королевское посланье — дал мне "нос зарыть".

Горацио — их "поручение великое" открылось мне тотчас,

О царственная подлость! — Точный был внутри приказ,

Он множество причин живописал, чтобы во избежание,

Испортить отношения меж Англией и Данией,

Приправа — ложь, и "просьба", — чтоб немедленно меня казнить.

Без промедленья, — чтоб топор хотя бы наточить.

Горацио.

Возможно ль, чтоб король так поступил?!

Гамлет.

Вот то послание. Хочу, чтобы при случае его ты изучил.

Но вот как дальше дело развивалось — хочешь знать?

Горацио.

Конечно, я прошу вас продолжать.

Гамлет.

Итак, — опутанный злодейскими сетями,

Везомый не убой "добрейшими друзьями",

Задал себе задачу: — роль в чужом спектакле не играть.

Поэтому решил, — что свой мне надо написать.

Я сел, — и королевское письмо с нуля переиначил,

Красивым четкий почерк, обороты речи побогаче...

Когда-то, как и многие дворяне, я умение писать держал, —

За низость; (хоть прину̀жден педагогом, и практиковал).

Мол, то уменье для простолюдинов и писцов,

А вот же, пригодилось, — я признать готов.

Но хочешь ли узнать ты смысл письма?

Горацио.

Ну да, мой добрый лорд, хочу весьма!

Гамлет.

"Для королевской обоюдной клятвы исполнения,

Так как Британия наш верный данник, вне сомнения,

Дабы, любовь наша цвела, подобно пальме, что растили вместе, поливая,

И дабы цвел наш мир, будто пшеничная гирлянда в праздник урожая,

И много прочих "дабы", что вы ведаете сами; их примите во значение,

Едва послание прочтете, то без рассуждения и промедления,

Подателей сего письма — необходимо смерти вам предать.

(И даже к покаянию им время не давать)".

Горацио.

Но чем вы запечатали письмо?

Гамлет.

О, даже в этом Небо помогло!

С печаткою отцовский перстень я хранил,

Что образцом для государственной печати послужил,

Итак, скрепил, сложил письмо-подменыш в прежний я конверт,

Конверт вернул обратно, раньше, чем забрезжил свет,

Ну а на следующий же день — случился бой морской.

Ты уже знаешь, что повлек он за собой.

Горацио.

Так значит, Розенкранц и Гильденстерн, плывут к своей судьбе...

Гамлет.

Да, слишком полюбилась им придворство, с этим быть беде.

Меня не мучит совесть, их грядущее паденье, —

Их собственных интриг прямое завершенье.

Опасно людям невеликим, с небольшим умом,

Лезть, где гиганты сходятся, — клинок с клинком.

Горацио.

С таким подходом, что же из вас выйдет за король?..

Гамлет.

Отец мой был убит, а мать совращена, — напомнить мне позволь!

Отцеубийца встал меж мной и троном, — сам уселся восседать,

На место, на которое меня должна была наследно выбрать знать.

Из моря жизни как рыбак крючком, интригою хотел меня подсечь,

Коварство это, — разве ж совестно моей рукой пресечь?

И разве отступить — не значит проклятым мне быть,

За то, что язву зла оставлю, разрастаясь гнить?

Горацио.

Из Англии к нему уж скоро весть дойдет,

И всю историю с подлогом он поймет.

Гамлет.

Да это будет скоро. Но до этого — имею интервал.

А жизнь его прервать, как молвить "раз!"; — вот был, а вот пропал...

Но вот, мой добрый друг, о чем я пожалел и застыдился.

Что я совсем с Лаэртом в гневе позабылся.

Ибо в нем вижу я свой собственный портрет,

Несчастный мститель, просто ошалел от бед.

С ним постараюсь помириться вскоре,

Хоть и задел меня он, бурно выражая горе.

Горацио.

Добро. Но кто-то к нам идет?

(Входит Озрик (придворный)).

Озрик. (Гамлету)

О ваше лордство, вам добро пожаловать обратно, — счастлива вся Дания.

Гамлет.

Вам за приветствие смиренно благодарен я.

(к Горацио, тихо)

Знаком ты с этим гнусом водяным?

Горацио.

Нет, добрый лорд, я не встречался с ним.

Гамлет.

Твоя удача милосерднее моей, ведь знать его, — уже порок.

Владеет землями он и стадами, — сосчитать их кто бы смог.

Позволь владеть скотом такому вот скоту открыто, —

Он к королевскому столу подставит враз свое корыто.

Он как сорока, — пару слов без смысла может повторить,

Зато каких богатств в свой дом сумела натащить!

Озрик.

Мой милый лорд, коль ваше лордство для меня пару минут найдет,

Смогу уведомить, что вам его величество передает.

Гамлет.

Приму его слова со всем усердьем духа, уж поверьте.

А что вы мнете шляпу? — Вы ее на голову наденьте.

Озрик.

Благодарю я ваше лордство, да уж очень жарко, прям печет.

Гамлет.

Нет, уж поверьте мне, — тут холодно, ведь ветер с севера идет.

Озрик.

Действительно, тут... несколько холодновато.

Гамлет.

Но все же, духота и зной, — для моего телосложенья чревато.

Озрик.

Да, тут чрезвычайно душно, как... я даже не могу придумать где.

Милорд, его величество вам сообщить доверил мне,

Что он большой заклад в пари на вашу голову поставил.

Вот, — это сообщенье я вам и представил.

Гамлет.

Не мните и наденьте шляпу, я вас умоляю.

Озрик.

Нет... добрый лорд... мне правда так удобней, я... проветриться желаю.

Сэр, вот недавно к нашему двору прибыл Лаэрт.

Поверьте, это абсолютный джентльмен, исполнен лучших черт!

Он в обхождении галантен, а уж внешностью как виден.

Икона благородного сословья, — он во всем завиден!

Гамлет. (Начинает говорить так же напыщенно, как Озрик).

Сэр, качества Лаэрта в вашем описаньи — убыли не претерпели!

И знаю я, что если б его качества мы арифметикой считать посмели,

От арифметики неисчислимых всех его достоинств, — закружилась наша б голова!

И все же, то приблизило бы нас к счисленью бесконечных совершенств его, едва.

Но истину произнося, — его, меж нами, я считаю величайшим телом и душой.

И если честными нам с вами вместе быть, и меж собою, и самим с собой,

Правдивое подобие его великолепья — отраженьем только зеркало одно дает.

А кто хотел бы с ним сравняться, — жалкой тенью вслед за ним идет!

Озрик.

О-о... ваше лордство безошибочно о нем изволит отзываться.

Гамлет.

Да, но чего же ради, вдруг решили мы дыханьем нашим грубым, совершенства этого касаться?

Озрик.

Сэр? Я простите, что-то не вполне...

Горацио. (Озрику, веселясь)

Свою манеру не восприняли, вдруг, у другого услыхав на языке?

Ну, напрягитесь, постарайтесь же понять.

Гамлет.

Так в чем была потреба джентльмена этого упоминать?

Озрик.

Лаэрта?..

Горацио. (Гамлету).

Видать, — его кошель для красноречья опустел.

Спустил слова все золотые, что имел.

Гамлет (Озрику).

Его; — о нем ведь говорили прежде.

Озрик.

Я знаю сэр, вы в отношении Лаэрта быть не можете невеждой...

Гамлет.

Невеждой нет, но был невежей с ним, однажды прежде.

Вы тоже это знаете — мне это чести не несет.

Ну так, к чему нас ваша мысль ведет?

Озрик.

Но, вы не можете не ведать, как же превосходно тот Лаэрт...

Секрет.

Не смею меряться, чтоб не равнять нас, — но я ведаю один секрет:

Как завещали древние философы нам, истину любя,

Коль хочешь ведать человека, — так познай же самого себя.

Озрик. (Решив наконец не дать себя перебить, тараторит).

Сэр, я имел в виду Лаэртово умение,

Общеизвестное: — оружием прекрасное владение.

Ведь по широкому общественному мнению,

Нет ему равных — в боя мастерстве ведении.

Гамлет.

Ага. И чем же он вооружен?

Озрик.

Рапиру и кинжал предпочитает он.

Гамлет.

Оружие двойное. — Ну и что с того?

Озрик.

Король, сэр, выставил в заклад шесть берберийских жеребцов против него.