| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Майор досадно развёл руками.
— Герасим Васильевич, у нас в распоряжении лишь один 'Ворошиловец', какие эвакуаторы?
— Значит, один и пошлём.
— Что по пленным?
— Ни одного.
— Странно, — сказал майор Заславский, нанося пунктиры по речкам Веенка, Опака, Песочная. — Учитывая, как Борисов относится к этому пункту это очень странно. Может, пока нет данных?
— Доклад был исчерпывающий, — твёрдым голосом произнёс Мухин. — Вы же знаете про краткую и полную формы, которые у нас введены: событие, время, результат и так далее.
— Конечно, знаю, сам принимал участие в составлении. Но не может быть, что бы вовсе без пленных. Кого-то ранило, контузило, потерял сознание. Или что-то случилось из ряда вон.
— Мне кажется, не просто так он запросил корреспондентов.
* * *
На въезде в деревню у самой обочины, где встретила свой последний час немецкая тяжёлая обозная повозка, в землю был вбит выкрашенный в полоску чёрной и белой краской столб от поломанного шлагбаума с приколоченной информативной доской, на которой проступала полустёртая надпись 'Patronenkasten'. К слову, еле читаемые буквы на крышке патронного ящика никого не смущали, как и пока отсутствия самой информации, но судя по тому, с какой решительностью к ней двигался красноармеец с кисточкой и тюбиками, неправильность будет устранена в кратчайшие сроки. Вскочив на оставленное возвышение из тех же ящиков, он ловко замазал белой краской латинские буквы, привычным профессиональным движением художника вытер кисть и вывел черным, узнаваемым в далёком будущем шрифтом 'Козловка'. Затем оторвал доску от распотрошённого ящика и, примотав проволокой к столбу дописал: 'до Берлина 1570 км'.
— Лошадей уберите, — приказал я, когда боец спрыгнул с ящиков. — Не стоит добавлять убитую скотинку в кинохронику. А вот эти два трупа перетащите сюда и насыпьте крайнему в рот земли: наелся он ею досыта. Там они панораму портят, а вот тут, у пулемёта около воронки в самый раз и подкрасьте крест на танке. Он отчётливо должен быть виден.
— Белил не хватит, — возразил красноармеец.
— Боец Репин, вы художник или как? Насколько я помню волновую физику, нужно совместить красный, синий, зелёный.
— Физика тут не сработает, это же искусство. Нужны белила, на крайний случай известь, каолин либо алебастр.
Я покопался в портфеле и извлёк жмень 'свинцовых' тюбиков.
— Держите Репин и больше не просите.
— Завод Художественных Красок... Ленинград, — прочёл он на этикетке вверху, ссыпая тюбики в каску. — Родители мне полный набор подарили на поступление. Хорошие были краски.
— Репин, займитесь делом!
— Может, для контраста флаг фашистский на мотор набросить? — спросил боец, указывая кисточкой на завалившийся набок и дымящийся лёгкий танк.
— Принимается, — ответил я. — Но только по команде фотографа, а то сгорит раньше времени.
— А ещё можно...
Поток идей красноармейца прекратился с заглушающим рёвом реактивных снарядов. Когда я упоминал, что их у нас вагон, то немного лукавил. Не вагон, немного больше, но то немного сейчас позволяло почти непрерывно держать в тонусе подходящие к немцам подкрепления и железнодорожную станцию Ферзиково, от инфраструктуры и подъездных путей которой уже мало что осталось. Главный козырь реактивной артиллерии в её подвижности и нанесённая на борту переделанного (без башни) танка пословица: 'Осторожность — мать фарфоровой посуды' не просто так каждый день мозолила глаза экипажу. Обладающие силой внушать страх и уважение, установки БМ-13 с последней ушедшей в небо миной уже приводились в походное положение. Бойцы опускали направляющие, укрывали брезентом и даже умудрялись успевать втыкать еловые лапы в технологические отверстия для маскировки. Минута-другая, а расторопный расчёт из двух установок и машины сопровождения уже следовал за командирским танком к новой точке.
— А ещё можно...
По дороге показалась английский транспортёр (Tracked Personnel Carrier), из которого торчали знакомые головы.
— Достаточно, — сказал я. — Корреспонденты уже приехали. Когда закончите, вы поступаете в распоряжение товарища Сергея. Он как раз искал оформителя боевого листка. А ещё он внимательный слушатель.
Остановившийся у столба транспортёр чуть не снёс его, что вызвало крайнее возмущение красноармейца с кисточкой, но на это я уже не обращал никакого внимания. Вот есть насквозь пронизанные искусством люди, которые забывают всё на свете, едва дело каким-либо образом зацепило их творчество. Армагеддон за окном не заметят и не столь важно, холст с пейзажем в центре внимания, скульптура или крышка от патронного ящика.
— Здравствуйте товарищи, — произнёс я, жестом руки предлагая пройтись. — Надеюсь, моя просьба не помешала вашим планам?
— Нисколько, — ответил за всех Симонов, первым вылезший из транспортёра и поспешивший к опрокинутому танку. — Мы с собой целый карман плёнки захватили, правда, в Александровке немного поиздержались. Герасим Васильевич обмолвился, что пожгли танковую роту немцев, вот бы запечатлеть и побеседовать с участниками боя.
— Поле деятельности вам сейчас подготовят. Видите этого юношу с кисточкой? Это боец Репин. Он вам всё покажет, расскажет и даже посоветует. Рекомендую прислушаться. В вашем распоряжении тридцать минут, после чего садитесь в транспорт и следуйте по дороге до водоёма. Там я вас буду ждать вместе с товарищем Сергеем и следователем военной прокуратуры.
— Прокуратура? — одновременно произнесли Симонов с Трошкиным.
— Сожалею товарищи, но большего сказать не могу. Всё, тридцать минут! Фашиста мы отогнали всего лишь на пару вёрст. Будьте предельно внимательны. Товарищ Сергей, а мы с вами можем срезать через рощу, пока военкоры сделают свою работу.
Спустившись к березняку, комиссар стал сыпать вопросами:
— Что случилось? Зачем понадобилось привлекать военную прокуратуру? Дезертиры? Самострел? Пораженческая агитация, неужели убийство командира?
— Если бы...
— Чёрт бы вас прибрал! Да скажите же, наконец.
— Это лучше один раз увидеть. Я, по крайней мере, с таким ещё не сталкивался. Сотрудника я вызвал по пустяковому поводу. В лесу, обнаружили брошенную машину, а в ней опечатанный печатью полка ящик. Дел на пару минут, подтвердить целостность пломбы и передать. Но вот потом...
Путь по тропинке через берёзовую рощу не занял много времени и вскоре мы вышли к пруду на окраине Козловки, где у самой воды стояло строение с крышей из дранки без окон и печной трубы. Казалось, что старая баня поскрипывает, пытаясь что-то сказать через открытую настежь дверь стоящему поблизости бронеавтомобилю. Робкий гул навевал о боли и страдании. Небо было затянуто свинцом, будто одним большим облаком до самого горизонта. Бескрайняя серость, отразившая в себе ледяную воду пруда, густую темноту елей, обступившей его и устремляющиеся со стороны дороги вверх столб дыма от горящего бензовоза. Словно подпитывающееся сажевыми красками это природное создание чернело, набухало и грозило вот-вот разродиться мощным снегопадом.
— Здесь был медицинский пункт батальона 765-го стрелкового полка 5-й гвардейской стрелковой дивизии, — указав на строение, сказал я. — Когда наши оставляли Ферзиково, сюда был направлен младший политрук Самуил Зисельс с приказом об эвакуации. Только вот машина с ним до медсанбата не доехала. Сейчас его разыскивают, и я надеюсь, что он прояснит, каким образом появились предпосылки к трагедии.
— Ух, от сердца отлегло, — произнёс комиссар. — Я уже решил, что в полку дезертир и позора не оберёшься.
— Лучше уж застрелился бы. Знаешь, что такое оставить свой госпиталь врагу? В Испании, когда франкисты давили по всем фронтам в Сантандере, двадцать добровольцев отдали свои жизни, чтобы спасти оставленных семерых раненых. Но после того случая все знали — госпиталь защитят любой ценой и раненых даже Мавританская гвардия не трогала, хотя марокканцев никогда не брали в плен и кололи штыками на месте. То, что произошло здесь — просто так оставлять нельзя. Сначала солдаты издевались над медсестрой, потом пострадали две девочки из деревни, которые ухаживали за 'тяжёлыми', а под конец двенадцать раненых красноармейцев немцы утопили в пруду. Их тела сейчас сложены у мостков. А вот тринадцатому сказочно повезло — выжил. Его обнаружили деревенские дети.
— И где сейчас этот боец? — спросил товарищ Сергей.
Я показал рукой на самый крайний дом в деревне.
— Вон тот дом, возле которого стоит трактор с прицепом. Там проживает многодетная (многодетная — только по моим меркам, в деревнях это норма) семья механизатора...
В тот момент комиссар обнаружил валявшийся на земле у лавочки советский противогаз.
— Зараза! И здесь то же самое.
Частая находка на дорогах войны. Несмотря на всевозможные взыскания и проверки от этого предмета амуниции старались избавиться при первом удобном случае. И если бы я не имел представления, каким образом он оказался здесь и как этот противогаз недавно использовал дед Семён для допроса, то подумал бы точно так же, как комиссар.
— Да выкиньте этот кусок резины. Или думаете найти по фамилии на бирке разбазаривателя материально-технических средств?
— Надоело, третий противогаз за сегодня нахожу. Поговаривают, что Гитлер запретил использовать химические снаряды, но солдаты вермахта их — указывая на маску — исправно носят. Неспроста это, от капиталистов не стоит ждать ничего хорошего. А сам механизатор тут?
— Глава семейства на фронте, — ответил я. — Танкист, геройски воюет, награждён, видел письмо с газетной вырезкой, но и жена его подстать мужу.
— Не побоялась приютить раненого, — оценивая поступок, с гордостью произнёс товарищ Сергей. — Вот, какие у нас женщины! И в избу горящую, и жеребца на скаку.
— Если только жеребёнка, — поправил я, когда мы уже подошли к бане. — В ней роста метр с кепкой, голодное детство. С её комплекцией два раза подряд родить близнецов нечто невероятное. Я даже предложил ей наблюдаться у меня в клинике или хотя бы поселиться рядом с 'Тульским пролетарием'.
— Это ещё зачем?
— Попробуйте догадаться сами.
— Не, не может быть. Что, снова двойня? — удивился комиссар.
— Хотелось бы надеяться, но, похоже, тройня. Помимо прочих навыков Чантико ещё и дипломированный акушер. Ей будет интересно и наша героиня под присмотром окажется.
— А мне показалось, что ваша мексиканка специалист немного в другой области.
— Всё возможно. Просто она любит изучать нас, мужчин и наверно, немножко коллекционировать. А вот и прокуратура.
— Военный юрист Ромашкин Александр Павлович, — представился он.
Вид у него был жалкий, измученный, однако держался он независимо, говорил уверенно и даже властно. Угрюмое и не по-юношески сосредоточенное лицо казалось чем-то насторожено, но общее впечатление от него было положительное.
Товарищ Сергей навал себя, звание, и сразу перешёл к выяснению сути, обложив Ромашкина вопросами как волка флажками.
— В дивизии вторую неделю, с 7 октября, сам из Москвы. Дела не могут быть серьёзные или не серьёзные — отвечал тот по очередности заданных вопросов. — Если совершено преступление, то это преступление. С десяток ещё не набралось. Несоблюдение светомаскировки, хищение молока и десяти селёдок, необоснованная трата боеприпасов ну и конечно, утеря противогазов. Ещё был случай сна на посту, но там больше его командир виноват. Что же касательно этого события, следственные действия, конечно, затруднены, тем не менее, проведён и запротоколирован первичный опрос свидетелей. Я осмотрел и зарисовал схему места преступления в протоколе досмотра, осталось фотографирование, но вы, — посмотрев в мою сторону — пообещали посодействовать. Я собирался в такой спешке, что не успел получить фотоаппарат.
Посмотрев на часы, я произнёс:
— Буквально через пятнадцать минут сюда прибудут те, кто поможет вам. Эти люди уже встречались с бойцами этого полка и даже возможно, смогут опознать погибших. Они сфотографируют всё, о чём вы попросите. Что-то ещё? Просьбы, пожелания?
— Я хотел бы ещё раз провести допрос подозреваемых. Сейчас это сделать практически невозможно. После того, как ваш сотрудник заставил немцев лезть в воду доставать тела, они не могут внятно ответить ни на один вопрос.
— Чем же он их так запугал? — поинтересовался товарищ Сергей.
— Я не присутствовал, — слукавил юрист. — Рисовал схему.
Мы подошли к мосткам, где на расстеленных плащ-палатках лежали тела. За те несколько суток проведённые в водоёме, плоть претерпевает такие изменения, что увиденное заставляет не вспоминать о какой-либо эстетике. Про раков товарищ комиссар точно забудет на долгое время. Тем не менее, подобное на войне сплошь и рядом.
— Мне кажется, — прищурившись, произнёс товарищ Сергей — вы предполагаете, что с этими немцами мы разберёмся по ускоренной процедуре?
Ромашкин промолчал, но на лице так и читалось: 'А разве нет?'
— Расстрелять это слишком. ... Это проявить милосердие, — промолвил комиссар.
— Александр Павлович, — обратился я к военному юристу. — Если дело требует повторного допроса, то проводите. Здесь произошло ужасное преступление, одна мысль о котором, заставляет забыть о снисхождении. Если через час они ещё будут здесь, я их ...
— Извините, но условия не позволяют провести даже следственный эксперимент.
— Обстоятельства, способствовавшие совершению преступления ясны и без экспериментов. Это не раскаявшиеся уголовники, а военные преступники. Поэтому забирайте и досконально допрашивайте их в спокойной обстановке. Поступайте строго по букве Закона. Надеюсь, когда весь мир соберёт трибунал и подобные этим нелюдям предстанут перед судом, том вашего дела ляжет на весы свершения правосудия. Однако я бы посоветовал не спешить в штаб 238-й стрелковой дивизии в Иншино, где нет условий для содержания и уж тем более работы. К сожалению, это не единственный случай, поэтому лучше бы отправиться вам в Тулу и приобщить материалы к делу, но можно подобрать место поближе. Как вы смотрите на командировку в Марьино? Деревня в зоне действия 49-й армии и есть связь. Я распоряжусь, что бы вам выделили кабинет и комнату отдыха. Все необходимые помещения там есть. Ваше начальство будет предупреждено.
— В городе было бы гораздо удобнее, — мечтательно заявил военный юрист.
— В городе так в городе. Ваня, Петя! — позвал я своих помощников, и едва они появились из броневика, отдал распоряжение: — как только закончат фотографирование, заберёте у корреспондентов фотоплёнку и доставите Александра Павловича с задержанными немцами в Тулу, в расположение нашего полка. Товарищ Ромашкин, медицинское заключение врач сделает после полудня. Сейчас ему живых спасать, обождёт?
— Конечно, обождёт, — не стал возражать юрист.
Что же, теперь самое время утрясти временный перевод прокурорского работника к нам. Подойдя к броневику, я попросил радиста связаться с Мухиным.
'Герасим Васильевич, мне тут сообщили, что из ремонта только что вышел и погружен на платформу тяжёлый танк КВ. Пожалуйста, передайте его в распоряжение Короткова. Взамен я попрошу командировать к нам в полк военного юриста Ромашкина, который ведёт дело о гибели пациентов госпиталя'.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
