Чистилище для неудачника

Кажется, у него нет подходящих названий для метода. Сам придумал? Чем дальше, тем интереснее.

— Я подозреваю, обучение нужно проходить с детства, тогда удачнее и легче. Взрослым тяжело. Не всем дано. Могут умереть. Ты ж понимаешь, не особо много встречал на пути перекидывающихся. Вроде прежде было больше. Люди-волки и люди-медведи. Даже у ромеев были люди-тигры. А сейчас есть на западе и на севере. У нас почти не осталось. Как отрезало. Мыслю, в вере дело. Молящиеся свету отсекают себя от зова зверя. Точно не знаю. Для уверенности требуется много материала, если ты меня понимаешь.

— Подтвердить результат несколько раз. Унг, наверняка, назовет это научным опытом.

— Чему-то и тебя учили, — сказал со вздохом Лях. — Он, действительно, образование получил в университете. Не стоит считать болтуном. Желательно, — после паузы, продолжил, — но не обязательно Дар. Самый малый, но с ним легче. Еще неплохо иметь холодную расчетливую голову.

— Это часом не мой портрет? — усмехаюсь.

А ведь вариант. Кому не нужен дополнительный козырь на крайний случай. Намек-то прекрасно уловил. Ритуалы посвящения древним богам. Для разбирающихся сразу подозрителен, а что Церковь или Орден не в курсе как-то сомневаюсь. Не в возможности выучить, а связь берсерка с прошлым. Ну и что? Мало ли какие традиции бывают. Охотники кровью добычи мажутся, а первый сноп сжигают. Все со старых времен идет, как и тьма подобных всем известных обычаев. И ничего. Даже церковь молчит, когда кормят в последние дни года порождения Мрака.

— Попробовать всегда можно. Но ты осознаешь опасность?

— Мы все можем погибнуть в любой момент, так какая разница, если риск того стоит.

— А стоит ли?

— Отбиться от десятка и всех положить?

— Это не отсутствие уязвимости. Какой-то срок не чувствуешь боли от ран. Кровь течет, ты не ощущаешь. Боли нет, даже когда изворачиваешься неимоверно, разрывая связки. Так и помереть недолго. Да и потом лежишь пластом. Ничего хорошего. Силы не приходят ниоткуда без всяких условий. За все приходится расплачиваться. Последний смертный шанс, когда терять нечего. Асен ведь сорвался, когда его зацепили. Показал всем то, что не должен. Слухи непременно пойдут.

— И все же? Мне просить или заплатить?

— Зачем? Серебра у нас и так мешки, куда ж больше. Я дам тебе чего хочешь, — глаза блеснули, — но придет момент, когда и ты дашь мне то, чего я захочу.

— Как в сказке? — оторопело переспрашиваю. — Детей отдавать не стану, сразу говорю.

Пусть их и нет, так ведь появятся когда-то. Очень мне нужен старик с заявлением: 'Должок помнишь? Отдай первенца'.

— Первый пророк сына богу в жертву был готов принести.

— Я на его место не претендую.

— И мне чужая смерть без надобности. Но впереди всякое бывает. Придет срок, выполнишь просьбу, если не касается твоей семьи. Прямых родичей.

Уточнение отнюдь не случайно. Вряд ли он сейчас имеет кого конкретно в виду, но четко оговаривает условия.

— Даже если поперек чести будет.

— Ты точно не Чернобог или его посланец? — опасливо интересуюсь.

В любом случае с магом не шутят. Неизвестно чем отзовется клятва. Да и не нарушаю я. Обойти иной раз удавалось, но никогда напрямую. Дело даже не в том, что иноверцам вроде как прощается, причем это у всех. Моя честь в моих глазах важна. Не в чужих.

— Сказал бы Отец Лжи тебе правду? — усмехается. — Я скажу. Не верю ни в каких богов. Ни светлых, ни темных, ни Вотана с Локи, ни Будду или Тенгри. Человек сам по себе идет по жизни.

— А что тогда, по-твоему, там? За чертой?

— Пока никто не вернулся, чтоб поделиться, — сухо сказал Лях.

И что б он сказал, если б услышал мою историю? А убеждение, что вокруг чистилище и испытание? Получается он тоже убит. Кстати, по тому ведь и встретились. В той жизни они не доехали до Дикого поля. Или сгинули достаточно быстро. Проверить не удастся.

— Ни вечный свет с нирваной, ни Вальхалла мне не по душе. Может ничего и нет. Или каждому по вере его воздастся от Демиурга.

— Стоп! Но это ж на эллинском Создатель или Творец! Значит во что-то ты веришь?

— Я верю не в богов, тех или иных, а в нечто непредставимое и словами неописуемое. Только ему нет дело до нас. А может он и не замечает людей, как мы не видим жучков, пока не укусят. Тогда пнем ногой муравейник и дальше пойдем.

— Неприятно, — говорю, невольно передернувшись от представленной картины.

— Люди потому и ждут чего-то иного. Им не хочется огорчаться.

Кормщик отдал команду и парус торопливо спустили. Пока мы беседовали о богах внезапно налетевший холодный ветер ударил в лица, заодно угостив мелкими брызгами. Дул он прерывисто, то появляясь, то исчезая и от того еще более неприятно. Грести в такую погоду та еще работенка. Но налегать на весло не самое худшее в нашем положении. Гораздо тяжелее кормщику, направляющему корабль по волнам. Не сумеешь удержать курс, подставишь борт волне и все окажутся в воде. Водяной хозяин будет очень рад новым гостям. Жаль, вырваться от его гостеприимства не получится.

— Ладно, — говорю торопливо, тут уже не до умствований, — мы договорились. Родичей не отдам. На закон плевать.

— Вот и славно, — протягивая руку для рукопожатия, согласился Лях.

Он не мог не отметить поправку к обещанию. Не честь, а закон согласен обойти. И все ж не стал настаивать.

— Только учти, — он щелкнул пальцами, — так не будет. От трех до шести месяцев в лучшем случае. Разбудить зверя легко. Контролировать далеко не просто.

— Когда это без труда хоть что-то доставалось? — философски спрашиваю.

Даже не смотря на груз шайкаш плясал на волнах, как детская лодочка из коры, пущенная в речку. Судно то взлетало на крутой волне, то обрушивалось вниз. Чтоб не улететь в бездну все старательно привязались, но с ранеными было совсем плохо. Их мотало и никому сейчас не было дело до их страданий. Грести уже было невозможно, весла б вылетели из рук, поломавшись, а то и устроив несчастный случай неудачливому. Мы дружно черпали воду, беспрерывно выливая за борт. Даже без отсутствующего паруса ветер гнал вперед корабль с невообразимой скоростью и лишь твердая рука Сарыча удерживала от рысканья из стороны в сторону.

Ветер со временем заметно стал стихать, зато сверху сплошным потоком обрушился ливень. Это было даже приятно, поскольку он оказался теплее соленых волн, но все и так до нитки мокрые. А вот уровень воды стал заметно повышаться. Часть команды еще энергичнее замахала черпаками, другие вновь взялись за весла, повинуясь приказу кормщика. Где-то с час все работали как одержимые, вымокнув не только сверху, но и снизу. Потом дождь мало-помалу поредел и постепенно совсем прекратился. На ночном небе облака сначала все закрывали, но излив влагу выцвели из грозной черноты в светлое и рассеялись. Море успокоилось и над головой стали загораться звезды.

— Едисан, — постановил Сарыч, изучив небо.

Неплохо нас отнесло. Прежде здесь кочевали поданные Крыма из пяти племен: Сарифу, Делигель, Березеп, Хаджидер и Сарияр. Именно от них страдало вечно междуречье Днестра и Прута. Кто сейчас неизвестно. Может пошли в подчинение явившимся с Волги куманам. Берладские земли временами подвергались нападениям и тамошнее население тоже считалось черкасами. Не случайно изначально собирался в Тернополь. Судьба ведет, нравится или нет.

— Правь на Белгород, — подсказываю.

С самого начала имел в виду сюда идти. Тащить добычу по Днепру через пороги крайне не хочется. Там сейчас неизвестно кто шляется и потерять столь жирный кусок было б крайне обидно.

Белгород очень древний город. Чуть ли не ровесник Византия. Скорее всего врут жители, преувеличивая. Хотя кто его знает. То, что он сейчас не особо велик, не его вина. Уж место очень важное. Именно здесь и шли бесконечные завоеватели с востока: гунны, авары, печенеги, половцы, монголы. И каждый раз округа вычищалась от оседлых жителей, а поселение штурмовали. Когда уничтожали, как при ханах Бату и Берке, когда отбивались защитники. В любом случае достаточно быстро появлялись переселенцы. Уж больно место благодатное. Полным-полно рыбы, в плавнях масса дичи и земля под пахоту замечательная.

Сейчас снова тревожные годы и на мощном земляном валу, на скалистом берегу, стоят караульные, глядя во все стороны. Нас обнаружили сразу, на стене забегали. Наверняка пушки заряжают. Не меньше дюжины тяжелых, не считая мелочи, говорила память. Мы подняли заранее красный стяг с желтым солнцем и тризубом. Многие родовитые имеют личные флаги и эмблемы, включая меня, однако есть определенные общие признаки, позволяющие понять с кем имеешь дело. У ромеев был бы синий фон и красное светило без лучей. Для государственных высоких чинов двуглавый орел. Арии предпочитают тоже красный, но с луной и звездами. Разве у тюрков вместо стягов бунчуки, но на море их не видно.

Впрочем, ничего не значит такое полотнище. Многие обожают прикидываться своими и лишь приблизившись вплотную сбрасывают дружественную маску. Изображать ягненка, прежде чем вцепиться в горло волчьими зубами вполне нормальная воинская хитрость. Так что ничего удивительного в поведении белгородцев не имелось. Да и наш кормщик прекрасно знал, как себя вести. Чуть не к самой скале подвел корабль, давая себя рассмотреть.

— Ты, что ли, Сарыч? — заорали сверху.

— А кто ж еще на моем шайкаше ходит?

Слышал я, что водные люди отличают с одного взгляда суда и не путаются, но сам в той науке ничего не соображаю. Не приходилось прежде воевать на морских просторах. Хорошо еще от качки не страдал. Многие ни кушать, ни спать не могли. А мне хоть бы хны.

— А с тобой кто?

— Люди вольные, — с виду не напрягая голос, но умело, гаркнул кормщик. — разного племени. А атаманом Радослав Воронецкий.

— Не слышал, — сказал озадачено крикун.

— Еще узнаешь, — ответил Сарыч, подмигивая мне. — Мы заходим!

— Можно! — прокричали сверху.

К воротам крепости внутри города мы попали уже под вечер. Орден в данном случае получил разрешение на строительство. Каменная цитадель, воздвигнутая за его счет ни к чему государевых чиновников не обязывала, а в случае осады могла играть роль последней линии обороны. К тому же вход в обычное время свободный. Орден еще и храм воздвиг, в который очень многие ходят. Кстати, не мешает потом непременно посетить и публично помолиться.

Бывших рабов отпустил прямо на причале. Остальные собрались на площади. Самое милое дело узнавать новости в подобном месте. Естественно, набежала толпа желающих послушать о подвигах героев, а также продать выпивку и купить нечто по дешевке. Вернувшиеся из похода обычно легко расставались с трофеями и так же весело надирались до свинского состояния. И то, и другое, я категорически запретил до окончания процедуры. То, что мы с прибылью пришли уже весь город знал и всем было крайне интересно.

Я прошел под любопытными взглядами к подскарбию Ордена. Кто всех богаче в этом мире? Храмы! Это повелось еще с языческих времен. Люди платили за совершение обрядов, подносили дары богам. И что делать с сокровищами? Их давали нуждающимся за дополнительный процент. Особенно важно это было для купцов. Профинансировать мероприятие, растянутое на немалое время, как любая торговая операция, всегда риск. Но и прибыль возможна высока. Но как снарядить корабль или караван, скупить большую партию дешевого здесь товара и продать дороже, если у тебя нехватка средств? Храм охотно пойдет навстречу.

В отличии от ромейских ростовщиков, бравших порой до трети дохода, Орден просил всего лишь десять годовых процентов. Правда солидным заемщикам, имеющим что оставить в заклад. А откуда, по-вашему, средства берутся на содержание воинов и крепостей вдоль границы? Отнюдь не с холопов. Здесь живут почти все вольные и переселенцев приходится заманивать льготами и пониженными налогами. Ведь смерть рядом и далеко не каждый готов рискнуть. Своей шеей-то ладно, но ведь и семья частенько попадает под удар.

Подскарбий с греческим именем Алексей оказался худым до ужаса типом, с цепкими глазами разратника. Видать, как Кащей над златом чахнет. Мне не все равно ли. Честно представился и изложил просьбу. Орден не только давал ссуды, получал под управление иные поместья, при отсутствии по серьезным причинам (война, путешествие и тому подобное) поместья, но и оказывал очень важные финансовые услуги. Существовало несколько вариантов: ты получал письмо и с ним ехал в далекие края. На месте показывал в другом орденском владении или храме и получал необходимую сумму. Гораздо удобнее и безопаснее, чем тащить на себе мешок золота по сомнительным территориям. Или сдавал некую сумму и взамен получал опять же бумагу, которую выписывали на чужое имя. То есть можно гасить долги, не выходя из комнаты в другом конце страны. Возврат кредита при такой процедуре они брали на себя. Безусловно, не забывая во всех случаях отщипнуть свой приятный кусочек. Но ежели могу отправить Басе, например, приятное количество монет, не утруждаясь поездкой, которая занимает время и опять же необходимы траты, то огромное удобство. Да и с Сирик полезно расплатиться сразу.

— От лица своей бандеры, — говорю, — хотелось бы обменять некоторое количество монет на векселя Ордена.

— В каком размере? — деловито доставая огромный гроссбух, спрашивает Алексей.

— Где-то полтораста тысяч золотом, — отвечаю спокойно.

Он замер, уставившись с открытым ртом.

— Сколько? — переспросил, явно не поверив ушам.

Стоимость замка вроде здешнего приблизительно тысяч 15-20 серебром.

— Возможно и больше, — с внутренней ухмылкой добиваю. — Везти домой мешки с серебром несколько утомительно. Но люди не сразу это понимают. Кое-кому нравится спать в обнимку с золотом.

Потому сразу и не завалились. Делить все не так чтоб просто. Даже когда речь идет о легко пересчитываемых монетах. Поэтому все читали или выслушивали, если неграмотные, договор. Каждый подписывал или отказывался. На самом деле, вторых не обнаружилось. Ничего нового, все давно придумано. Обычные правила почти для всех. Другое дело, не всегда привычный вариант используется. Бывает костяк отряда, кто постоянно с атаманом ходит изначально больше получают, чем приставшие на время. Но у меня пока нет особых причин на несправедливость. Слишком мало нас уцелело.

Поэтому 10% арматору, то есть владельцу судна. Остальное делится на паи или доли. Десять — командиру, восемь — кормщику, две — морякам и лекарю, три — десятникам и по одной всем остальным. Не важно, стреляли они из фальконета или нет, рубились с врагами или стреляли издалека. Рискуем все одинаково и считаемся партнерами. Плюс — пол доли дополнительно к положенному легко раненому, три серьезно пострадавшему в бою и пять родичам погибшего, если таковые имеются. Все это требовалось тщательно посчитать и не в одиночку.

В итоге в мой кошель упало под миллион грошей или тысяча семьсот с лишним золотых динаров. Естественно в пересчете. Там по-настоящему больше серебра. Монета по весу чуток больше нашего златника, но даже если учесть, что одна доля сто семьдесят золотых монет, любой из участников похода получил столько, сколько обычный ремесленник и за пять жизней не заработает. Хватит на приличный маеток или собственное дело открыть, да еще угостить всех знакомых останется.