Синдикат (Город Тьмы 2, главы 1-24)

— Ага... — Бесу в голову пришла мысль, точнее вспомнилась, он уже давно размышлял об этом. — Слушай, а почему высший управленческий состав не хромирует себя? Из-за всего, что ты описал? Боятся сесть на опаздывающий поезд?

— Именно. Я тебе скажу больше, в большинстве трестов если ты уже хромирован и получаешь какой-нибудь ответственный пост, то просто обязан избавиться от протезов. Забавно, но миром аугментированных людей правят только 'чистые'.

— Нелепо.

— Разумно, — сказал Фирсов. — Здесь и логика, и философия, и трезвый расчет на десятилетия вперед. Но это сложная тема, я к ней сейчас не расположен, давай в следующий раз. В общем, готовься к новому дивному миру. Железякам уголка в нем не найдется. Разве что в гетто.

— Ну, может быть... — Бес дернул щекой.

— Не хочешь, не верь, — пожал плечами Фирсов. Пожилой трестовик словно терял жизненную энергию с каждым словом, он все больше горбился, безвольно опустив руки между ног. — Но вы с этим Железным Дровосеком выбрали хороший момент, чтобы соскочить с арбитража. Потом будет дороже, когда толпы безработных агентов начнут адово демпинговать, убивая направо и налево за еду и 'три К'. А уж какое раздолье начнется в городах, цены то упадут ниже низшего. Если лавочка еще не закроется к тому времени.

— Закроется? — Постников уцепился за оговорку.

— Конечно, — Фирсов говорил уверенно, как о чем-то само собой разумеющемся. — Золотой век агрессивного арбитража это большой компромисс планетарного масштаба. Оферта, которую сделал крупный капитал всему миру, а мир ее принял. Большинство участников сделки довольны и нашли свое место в новом порядке вещей. Экономика бежит вперед, рынок поглощает любые деньги, безработица минимальная. Мы ведь на самом деле живем в очень богатом обществе, в нем столько прибавочного продукта, что хватает на прокорм армии бездельников и убийц вроде тебя.

— Мелкие обзывалки есть признак слабой аргументации, — Бес решил вспомнить, что у него вообще то интеллигентское происхождение и образование в анамнезе. — Не убедил.

— Я тебя не обзываю, — парировал Фирсов. — Я констатирую факт, притом очевидный. Сам прикинь, сколько экономически бесполезного народа шарашится по планете, от шмыг-барыг до графов и наемных армий. Они не производят ничего, только участвуют в переделе доходов и рынков. И этой орде есть на что жить, несмотря на то, что они постоянно уничтожают материальные ценности. Так что наш мир очень богат и богатство лишь прирастает. Но...

Фирсов улыбнулся, но так, что уголки губ не поднялись, а наоборот, опустились в отнюдь не веселой гримасе.

— Но диалектику не обманешь. В каждом явлении спрятана кощеева игла его погибели. Когда арбитраж окончательно превратится в войну без правил, когда жизнь потребителей станет побочным ущербом третьего уровня, а мировая экономика таки свалится в кризис, все изменится. Вопрос лишь кто и как именно прекратит вольницу. Но это будет не сегодня и не завтра. На наш век приключений хватит.

Фирсов сгорбился на старом деревянном стуле с проножками, которые держались только на черной изоленте. Кибернетик присмотрелся к администратору внимательнее, используя куцые возможности своего хрома, и увиденное ему не понравилось. Фирсов сдал, притом очень заметно, Бес даже удивился, почему не обратил внимания раньше. Беглый трестовик выглядел как опустившийся, потерявший надежду дефект или шмыгло низшего уровня. Тусклый взгляд, монотонная речь, вялые движения... Отчасти упадок можно было списать на нездоровое питание плюс избыток кофеина, но лишь отчасти. Постников долго смотрел на Фирсова, а тот вообще не обращал внимания на кибернетика, думая о чем-то своем, и думы те явно оптимистичными не были.

— Проблемы с переговорами? — прямо спросил Постников.

— Нет, — ответил бюрократ. — Все на мази. Ну, насколько это возможно, учитывая...

Он слабо махнул рукой с болтающейся кистью, видимо отразив жестом всю совокупность текущих проблем.

— А что тогда?

— Отстань, и так... — огрызнулся Фирсов, снова не закончив фразу. Отвернулся, бездумно уставившись в зеленый экран.

Бес немного подумал и коротко сообщил:

— Тряпка.

— Чего? — тусклым голосом спросил Фирсов, не поворачиваясь.

— Тряпка, — повторил Постников. — Сначала хорохорился, строил тут из себя титана основателя, а как пришлось что-то делать, сдулся.

Трестовик поглядел на Постникова со слабым интересом, в безжизненных глазах мелькнула искра возмущения.

— Да ты вообще лежал трупом, — дернул губой Фирсов. — Балласт и деф.

— Где тот суровый мужик, которого я помню? — спросил Бес, игнорируя выпад. — Который не зассал сесть в один самолет со злейшим врагом.

— Да какой ты враг? — начал заводиться Фирсов.

— А потом рванул 'электро', — Бес опять проигнорировал слова оппонента. — На высоте в три километра.

В действительности Бес не помнил, на какой высоте пилот рубанул электромагнитной миной всю электронику, включая управление самолетом. Но это было неважно.

— Тот Виктор Фирсов был гроссмейстер и коммэрс высокого полета. Он знал, что ничего на свете не дается просто так. И ничего нельзя удержать просто потому, что оно как будто 'твое'. А это...

Бес показал на бюрократа пальцем в самой оскорбительной манере, какую смог придумать. Хмыкнул, поджав губы так, будто собирался плюнуть под ноги Фирсову.

— А это вот, на стуле, чмо какое-то, половая тряпка. Лапками грозно помахал, равную долю потребовал и сдулся.

Фирсов по-волчьи оскалился, сжал кулаки, пару мгновений казалось, что он вот-вот бросится на кибернетика, но совладал с порывом, быстро взял себя под контроль.

— Слышь, железяка недоразвитая, — отчеканил он, тихо, но выразительно. — Лишенец нравственный, дегенерат со стволом. Дурацкий реликт дурацкой эпохи. Думаешь, это все легко? Думаешь, так просто организовать все, чтобы тебе не выпотрошили мозги, а потом сожгли в печи?

Фирсов ударил кулаком по колену. Бес готов был поклясться, что Кадьяк проснулся и внимательно слушает разговор, однако внешне наемник казался едва ли не хладным трупом.

— У меня было все, понимаешь?! — яростным шепотом возопил бюрократ. — И больше ничего нет. Ничего! И теперь я пытаюсь продать то, что продать невозможно, потому что у него цены нет! Просто нет! Ты понимаешь, по какой грани мы все бежим сейчас?!

— И что, я в этом виноват? — контратаковал Бес. — Да ни разу! Тебя подсидели твои. Точнее твой. И убийц к тебе прислал тоже твой. И без меня он завалил бы он тебя неделей-другой позже. По-родственному. Я... — Постников оглянулся на Кадьяка. — Мы твой счастливый билет!

— Мне шестьдесят два года! — гаркнул Фирсов, так, что Кадьяк даже перестал притворяться спящим. — Поздновато, чтобы начинать жизнь с ноля!

— Ну, так иди и повесься, — посоветовал Бес.

— Что?..

— Иди в санузел, возьми там веревку и удавись. Жизнь то кончилась, чего уж теперь трепыхаться?

— Да пошел ты, скотина, — огрызнулся Фирсов.

— Я то пойду, не в первый раз, — криво улыбнулся Постников. — Ты меня уже дважды посылал и каждый раз почти до смерти. А сам то готов?

Кибернетик протянул в сторону трестовика металлическую руку, да так, что Фирсов качнулся на стуле, подумав, что Бес хочет схватить его за лицо. Движение получилось особенно пугающим из-за сбоящих после ранения приводов, пальцы плохо координировались и двигались рывками.

— Пузырь тухлый, — Бес почувствовал, что сам заводится, несмотря на попытки сохранить ледяное спокойствие. — А ты знаешь, что такое оказаться в 'черной' зоне с поломанным хромом? Когда ходить толком не можешь от боли, а надо, иначе тебя еще до рассвета разберут на продажу. И дозу витакриона надо принять в течение суток, чтобы не началось отторжение из-за ран, причем продукт нужен чистый, не индия. Хочешь, расскажу, как я его добыл? И скольких людей убил тогда? Из-за угла, в спину, потому что на большее сил не было. А как потом нищенствовал и за какую работу брался, чтобы хоть чуть-чуть вернуть никель к работе?! Рассказать, каково выдирать глазной протез самому себе перед зеркалом, скальпелем и пассатижами?

Фирсов дернул шеей, склонил голову набок и промолчал, глядя в сторону.

— Ладно, понял я, — пробормотал он, по-прежнему отводя взгляд. — Каждому свой крест...

Бес наклонился к нему, сжал металлический кулак до хруста в суставах.

— Если ты самому себе не нужен, так иди, сдохни, — почти шепотом вымолвил кибернетик. — Нет сил начинать жизнь заново, так и не начинай.

— Да иди ты к чертям, психиатр недоделанный, — зло выдавил Фирсов. — Просто посидеть нельзя, расслабиться.

Он резко встал, едва не опрокинув стул, ушел в ванную, где долго умывался, фыркая и расплескивая воду, Бес был уверен, что холодную.

— Cirque du Soleil, — пробурчал Кадьяк, глянув одним глазом на сумеречный вечер за пыльными окнами, перевернулся на бок, скрестив руки на груди, а затем опять уснул.

Кадьяк покинул сборище на следующий день утром, еще до рассвета, он добирался до Германии на скоростном поезде вроде 'Амурской Стрелы', только французского производства и с куда меньшим комфортом. Бесу категорически не нравилась идея раздельного бегства из страны, но и в соображениях Кадьяка был свой резон — так меньше шансов, что их засекут. Чем выше плотность поиска, тем сильнее следует раздробить группу, азы городского милитаризма.

Постников и Фирсов весь день старательно притворялись, что не замечают друг друга. Бес развлечения ради пытался найти маячки, посаженные Кадьяком — Постников не верил, что наемник просто так оставит без присмотра самое значимое капиталовложение. Ничего не нашел. Фирсов дошлифовывал карту и работал с открытой статистикой, стараясь как можно доходчивее и убедительнее обосновать коммерческую идею Постникова — адскую смесь али-экспресса, ганзы, электронной библиотеки, авито и дистанционного обучения. Если пожилой коммэрс и дальше предавался жалости к своему невеселому положению, сейчас он делал это куда более скрытно.

В нужный час Постников задержался на пороге, он еще раз повторял в уме детали своего нового образа и реквизиты паспорта. А также прикидывал, в достаточной ли мере они подстраховались против измены Фирсова. Словно прочитав его мысли, трестовик с демонстративным щелчком застегнул на запястье браслет часов и поднял руку, демонстрируя агрегат.

— Не снимаю. Что вставили? Просто адскую машинку или с газовой капсулой?

Бес не ответил, обуваясь. Гримерная машина, косметически перешившая ему лицо — ненамного, только чтобы надевшего очки Беса не выделила милицейская система распознавания — замерла в углу, поджидая следующего клиента. В зеркало 'на дорожку' Постников не смотрел, ему была неприятна физиономия с бородкой под Чехова и динамической татуировкой в виде крошечных тарантулов.

— И хоть зазырься в камеры, переодеваться по-быстрому, чтобы сбросить тряпки с маячками, я не буду, — сварливо пообещал Фирсов.

Постников едва заметно улыбнулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Старый дермантин все еще хранил едва заметные следы не менее старых чернил, сообщавших, что 'Баха дурак!'.

Оставшись один, Фирсов некоторое время полежал на диване, который прежде оккупировал раненый Постников. Трестовик молча смотрел в потолок и жевал губу. Затем проверил документы и скорчил гримасу, снова убедившись, что на ближайшее время он все еще Давыд Жиров, уроженец Душанбе и не слишком удачливый рекламный агент советского филиала 'Tetragrammaton Records'.

— Здрасьте-педерасьте, — прошептал он, застегивая внутренний карман с паспортом. Приколол к лацкану не первой свежести пиджака трестовый значок и добавил. — Добро пожаловать в новую жизнь, товарищ Жиров.

Глава 14

— Вот ведь скотина, — очень по-русски вымолвил Кадьяк, потирая костяшки левой руки, будто готовясь к удару.

— Кинул, — с неопределенной интонацией сказал Бес, то ли спросил, то ли констатировал.

— Нет, — поморщился Кадьяк. — Заставляет нас ждать.

Постников не стал уточнять, каким образом наемник контролирует перемещения бюрократа. Вынужденные коллеги ждали последнего концессионера в специальном отсеке для милитаризованных кибернетиков. Три глаза на двоих следили через бронированное стекло за выходящими людьми. Как обычно московский рейс был набит под завязку, толпа все тянулась и тянулась из-под вывески 'Аэрофлот! Не бывает дружественных территорий — бывают территории дружественных корпораций!'.

— Скотина, — повторил Кадьяк, увидев Фирсова.

Из чистой мстительности, а также склочности характера, финансовый директор предприятия брел в хвосте, обгоняя лишь инвалида в механизированной коляске. Фирсов выглядел отдохнувшим и вообще радовался жизни, обмахивая себя многоразовой газетой. Бес молча показал бюрократу кулак и затянулся 'сигаретой', чувствуя, как тонизирующий пар щекочет небо.

— Что, друзья, не ждали? — почти весело заявил Фирсов, легко держа чемоданчик с калькулятором.

— Пей, — коротко приказал наемник, протягивая трестовику стаканчик с криво налепленным ярлычком.

— Хе, а я все-таки думал, бомба в часах, — с угрюмой жизнерадостностью сообщил Фирсов, глотая зеленоватую жижу.

— Нет, не думал, — отрезал Кадьяк. — Потому что с ней ты не попал бы в самолет.

— Ну да, не думал, — с легкостью согласился Фирсов. — Но яд и противоядие, это как-то консервативно, примитивно, мне даже неловко становится. И вообще, недоверие убивает прекрасную деловую дружбу на корню.

— Мы не друзья, — Кадьяк не был настроен на позитивную беседу. — А деловая дружба это le oxymoron.

— Ну и напрасно, — Фирсов наоборот, искренне веселился, подкалывая мрачных и коллег, на фоне которых выглядел как пожилой Винни Пух.

— Дальше куда?

— Дальше мы заходим в клозет...

— Надеюсь, мы там не предадимся противоестественным деяниям? — торопливо озаботился Фирсов.

— Нет, — терпеливо продолжил Кадьяк. — В клозете мы избавляемся от паспортов, берем новые документы и проходим на посадку. Которая уже идет. Двадцать минут на все.

— Це добре, — согласился Фирсов. — О, преславная Америка, родина свободных, страна вольных... давненько я там не был.

— Болтай меньше, — рыкнул Бес. — Сплошной треп и никакой конспирации.

— Я безобидный чинуша, мне положено творить херню, — возразил бюрократ. — Это вы суровые мрачные агенты, так что и ведите себя согласно устава и должностных инструкциев.

— Вот же тебя шатает от депрессии к придурковатости, — сказал Бес. — Может биполярка? Скачки настроения и все такое.

— Трепло, — опять же очень по-русски подытожил Кадьяк. — Идемте.

Алексей надеялся, что будет возможность пройтись по городу. 'Серединную' Европу арбитр любил, особенно Швейцарию с ее неброской, но удивительно запоминающейся красотой, околонулевой преступностью и статусом нейтральной державы, закрытой для любых межкорпоративных конфликтов.

После мировой войны, прокатившейся через большинство крупных городов, старушка Европа была в значительной мере отстроена заново и перепланирована. В местной архитектуре теперь почти не было зданий выше пяти-шести этажей, а улицы отличались приятной глазу шириной. Так проявлялся все еще живой страх перед тактическими атомными ударами. Большие комплексы — жилые, корпоративные, транспортные, многофункциональные — тоже имелись, но все строились по принципу пирамиды, для большей устойчивости против ударной волны ядерного взрыва. Из-за этого Старый Свет архитектурно обрел своеобразный и неповторимый вид, с одной стороны очень уютно-провинциальный, 'одноэтажный', с другой монументально-египетский, благодаря пирамидам, вокруг которых группировалась деловая жизнь.