Синдикат (Город Тьмы 2, главы 1-24)

— Это хорошо говорит о нас, — ответил Бес. — Вот если бы вместо юных девушек были стареющие мужчины...

— Да, это был бы повод для тревоги, — согласился Кадьяк. — Так что насчет моего предложения?

Они прошли, не торопясь, по мосту пешеходного перехода, Бес глянул вниз, на три уровня автомобильных трасс, подумал, насколько все-таки сказалось на Москве отсутствие метрополитена.

— Встречное предложение, — сказал он.

— Слушаю, — ответил Кадьяк.

— Если мы с Фирсовым договоримся, тогда будет, что обсуждать. Если нет...

Бес помолчал, глядя на горизонт, вернее линию, где он располагался, будучи скрыт плотной застройкой мегаполиса.

— Тогда меня, скорее всего не будет, — довольно буднично, без какого-либо надрыва сообщил Бес. — И говорить, соответственно, тоже будет не о чем.

— То есть эту встречу я прикрываю как телохранитель на фиксированном тарифе, — уточнил Кадьяк. — А дальше ты вводишь меня в курс дела. Мы обговариваем мои новые заботы и долю.

— Да.

— По рукам.

По рукам они бить не стали.

— Надо машину поприличнее. Иначе не пустят даже на территорию, — сказал Бес.

— Я обеспечу. А тебе нужен костюм.

— У меня есть.

Они быстро договорились о дальнейших действиях и разошлись. Бес в целом более-менее доверял наемнику, но все же не хотел сообщать, где остановился. Просто на всякий случай.

* * *

'Галеоном' некогда прозвали обширный жилой дом постройки шестидесятых, выдержанный в стиле неоконструктивизма. По форме он в какой-то мере напоминал корабль или огромную мыльницу на постаменте, отсюда и название. Со временем здание оккупировали всевозможные филиалы республиканских ведомств, затем расплодились кооперативы, а в итоге строение выкупил трест 'Правитель', переоборудовав под лабораторный комплекс, центр ПАМВК-ов и прочие технические надобности. А рядом воздвиглось сооружение, смахивающее на пирамиду, расколотую пополам. Меж двух частей проходила монорельсовая линия и первая в столице труба пневматического поезда. Пирамида почти целиком ушла под трестовое жилье и позаимствовала название предшественника — 'Галеон'.

Из соображений безопасности монорельсом и пневматикой могли пользоваться лишь санкционированные граждане, то есть действующие работники треста и специальный персонал. А вот на автомобиле мог приехать почти любой, если пропускала бдительная охрана, разумеется.

Кадьяк арендовал представительский 'Алдан' третьей серии, в котором водитель вообще не предусматривался, только робошофер, благодаря этому автомобиль имел обширный салон, но был по габаритами не намного больше седана длинной базы. Машина ехала в автоматическом режиме по заданному маршруту, в салоне тихо вопиял Проныра Бля.

— Выход на массовый рынок, придурки! Кто сказал, что терроризм не подчиняется экономическим законам? Кто сказал, что насилие нельзя продавать оптом! Плюньте ему в рожу! Возьмите половник и стукните по лбу, потому что врать нехорошо! Коммерция в действии, эн аксьон, ин акцион! Посыл массовому потребителю, снижение себестоимости, расширение целевой аудитории, удешевление производства и вовлечение все более широкого круга производительных сил. Да, господа и дамы. Это серийное производство, конвейер, где с одной стороны пихают мясо и взрывчатку, а с другого конца сыплются банкноты! Терроризм стал ширпотребом, а ширпотреб это управление спросом! А чего вы хотели, кретины?! Каждый день в мире происходит без малого сотня актов агрессивного арбитража, шестеренки прогресса смазываются человеческим жиром! Насилие стало нормой, и если агенты могут врываться на танках в чужие лаборатории, почему нельзя въехать на том же танке в торговый центр? Где логика, вашу мать?!

Кадьяк выключил приемник.

— Внутри здания глушится любая связь, — напомнил он. — Только провода и санкционированная аппаратура. Пройдешь внутрь — и ты сам по себе. Меня, скорее всего не пропустят.

Бес кивнул и подумал вслух невпопад:

— Не верю тому, что без руля.

— Я тоже, но так экономнее.

— Угу, — согласился Бес, поправляя запонки.

— Не то, — покачал головой Кадьяк. — Все равно не то.

Наемник снова поменял образ, побрившись и натянув костюм, обыгрывающий мотивы девятнадцатого века. То есть пиджак больше смахивал на сюртук, а рубашка имела высокий воротник, буквально подпиравший нижнюю челюсть. Образ получился настолько законченным, что не хватало лишь таблички 'слуга и шофер'.

— Не чувствуется привычки к стильной одежде, — отметил Кадьяк.

— Да и черт с ним, — буркнул одноглазый. — Все равно поздно переигрывать.

— Практический совет: удивляйся.

— Что?

— Удивляйся, — повторил Кадьяк. — Покажи, что ты в первый раз видишь такую красоту и богатство. За человека из трестовых все равно не сойти, но могут принять за курьера или даже агента низкого эшелона. Вопросов будет меньше.

— Хорошо. Подумаю.

Своим замечанием Кадьяк оттоптал больную мозоль — вся эта поездка была квинтэссенцией понятия 'нездоровый риск', нырком в прорубь с надеждой уже только на чистую удачу. Бес чувствовал себя яхтсменом, который развернул стратосферный парус, поймал ветер и теперь надеется, что лодку не разорвет бешеной скачкой по волнам. Но время для отступления уже вышло.

— Я в апартаменты тринадцать-пятнадцать. Анонимный гость без предварительного уведомления. С телохранителем.

— Пропуск выписан только на одного человека.

Охранник в легком бронежилете демонстрировал непреклонность, а боевой автоматик за плечом живого стража придавал словам убедительную весомость.

— Только один, — повторил охранник с интонациями робота, так что Бес даже присмотрелся внимательнее, а может это и в самом деле автоматик сродни гостиничной девушке.

— Оружие и любую аппаратуру проносить через охраняемый периметр запрещено.

— Я чист. Полностью.

— Машине после проверки будет прописан маршрут на отдельную стоянку. Водителю покидать транспорт запрещено. Оружие можно не опечатывать, но следует разрядить и поставить на предохранитель. Брать его в руки после этого запрещено. Исполнение контролируется системой наблюдения.

Бес переглянулся с Кадьяком. Примерно этого они и ожидали, но все равно надеялись на лучшее. Бесу было неуютно думать, что сейчас он в одиночку и без оружия отправится вглубь недружественной территории. Но выбора не было, чудо, что вообще удалось так далеко продвинуться. И гостей никто пока не старался ни убить, ни задержать, что малость обнадеживало.

Обычно современные лифты двигались очень быстро, потому что время — деньги, но этот по ощущениям пассажира едва полз. Видимо предполагалось, что большой буржуин, который может позволить себе жилье в 'Галеоне', уже никуда не спешит. А может быть, лифт был предпоследней линией контроля, и задержка давала время скрытой аппаратуре провести еще раз подробнейшее сканирование. Или и то, и другое сразу, а может что-нибудь еще в придачу.

Бес успел заскучать и вдоволь налюбоваться рекламой, проецируемой прямо на зеркальную стену кабины. Бодрый и добродушный сибарит — в меру тучный, однако не толстый — демонстрировал работу внешнего дегустатора. Выглядел агрегат как прилизанная коробка с проводом. Провод втыкался в разъем под челюстью, а в коробку-комбайн порционно складывалась еда. Чудодейственный аппарат позволял ощутить усиленный, обогащенный вкус, недостижимый для обычного пищеварительного аппарата, награждал чувством приятной сытости — и абсолютный ноль калорий. Переработанная пища формировалась брикетиками, которые можно было сдавать на сырье для пищевых концентратов. Кибернетик, в силу известных событий ограниченный в питании, поневоле засмотрелся и даже запомнил название аппарата.

Лифт тем временем переместился уже в горизонтальной плоскости, затем остановился, очень плавно, без единого толчка. Бес ожидал, что дверь откроется непосредственно в апартаменты, но попал в длинный коридор с мягкой зелено-синей подсветкой, которая все делала похожим на матовое стекло.

— Тринадцать-пятнадцать, — повторил вслух Бес, выискивая нужный номер.

Стоя перед широкой дверью, больше похожей на бронированный люк, он услышал шаги. Мимо прошествовала дама с собачкой, больше похожая на обезьяну. Очень маленькая, очень сморщенная, в громадных очках с круглыми стеклами. На тощей шее висели три связки красных бус до пояса, каждая бусина размером с шарик для настольного тенниса. Такие же красно-бордовые браслеты постукивали на руках, от запястий до локтей. Средь этой кричащей безвкусицы терялась мелкая, фигурно постриженная и покрашенная собачка. Или кошка, трудно было понять с первого взгляда, животное, по всей видимости, относилось к модифицированным клонам. За старушкой как привязанный шел высокий мужчина с копной мелированных волос, одетый в белую шубу очень женского вида. На лице парня застыло выражение тоскливой грусти, а в руках отражала зеленый свет многофункциональная камера-монтажер. Личный биограф? Постоянный фотограф? Скорее всего.

Пара неодобрительно покосилась на Беса, Бес недоуменно проводил взглядом аборигенов. Покачал головой с немым осуждением и протянул руку к двери, но люк распахнулся сам собой, с удивительной легкостью для своей массы. Очевидно, гостя ждали.

Аминь, подумал кибернетик. Вот и закончился долгий путь в несколько лет, полных событий и долгов, о которых не хочется вспоминать, не нужно вспоминать. Бес ощутил приступ настоящего, панического страха. Почти нерассуждающего, властно требующего немедленно бежать. Одноглазый прикусил язык, до боли, до железистого привкуса во рту, и ступил внутрь.

Коридора как такового здесь не было, мощная дверь открывалась в обширный холл, занимавший сразу два уровня. По левую руку молча светился экран высотой с человеческий рост, там шли какие-то новости. Прямо через застекленную стену открывался великолепный вид на мегаполис. Слева поднималась на второй уровень винтовая лестница.

— Поднимайся, — позвал сверху хорошо знакомый голос, который кибернетик слышал всего два раза в жизни, однако не спутал бы ни с каким иным.

Бес сглотнул несуществующую слюну, в горле разом пересохло, одноглазого кинуло в жар. Сталевар молча выругался и пошел к лестнице, печатая шаг, стараясь, чтобы поступь звучала с карающей неумолимостью.

Наверху расположилась обеденная зала, рассчитанная на прием десятка гостей, и все тот же вид на город. Послеполуденное солнце само по себе было тусклым, осенним, фильтры в стекле поглощали еще часть энергии, так что огромное помещение заполонили сумерки. Свет хозяин оставил выключенным.

— Здравствуй, Алексей, — сказал Фирсов.

Он сидел на высоком стуле и смотрел прямо в единственный глаз Постникова. Алекс отметил, что Виктор постарел, сильно и некрасиво. Лицо обрюзгло и обвисло как морщинистая маска, слишком большая для основы. Глаза потухли, казались стеклянными шариками, плохо вставленными в глазницы. Фирсов располнел, пузцо натягивало синюю рубашку, которая покупалась явно в расчете на прежнюю, куда лучшую форму хозяина.

— Здравствуй, — отозвался Постников.

— Долго же ты добирался.

— Да.

— Угощайся, — Фирсов повел рукой в сторону подноса на широком столе черного дерева. — Берег специально для такого случая. Элитный советский коньяк трехгодичной орбитальной выдержки. Полсотни тысяч рублей за бутылку.

Постников хотел было отказаться, но в последний момент передумал. А почему бы, собственно, и нет? В такой ситуации 'мне нельзя' звучало крайне глупо.

— Думаю, нет смысла предупреждать, что травить меня бесполезно? — на всякий случай предупредил кибернетик, наливая чайного цвета жидкость в бокал с дном толщиной в две трети общей высоты сосуда. Фирсов лишь досадливо поморщился.

Космический коньяк пах дымом и жженой резиной. Вкус был приятнее, с явственной ноткой сладкого изюма и чего-то подкопченного, но слишком резкий, до приторности. Все равно, что лизать перец вместо того, чтобы добавлять в пищу.

— Не понравилось, — сказал хозяин квартиры. Не спросил, а констатировал, глядя на гримасу Постникова.

— Нет, — честно признал кибернетик. — За полста косых можно было запастись хлебаловом поприличнее.

— Да, но у него не было бы таких развесистых понтов, — резонно возразил Фирсов.

— Согласен.

Постников поставил недопитый стакан, сделал несколько шагов к собеседнику.

— Вот и свиделись, наконец, — сказал он и понял, что не знает, как продолжать разговор. Просто не знает.

— Ты долго добирался, — повторил Фирсов.

Вблизи он казался еще старше и несчастнее, как человек, что долго болел или пережил крушение всей жизни. Глаза с красными прожилками часто моргали, на щеках проступила неухоженная щетина, далекая от модельной, тщательно культивируемой дикости.

— Скажи, — неожиданно для самого себя спросил Постников. — А тебя никогда не мучила совесть?

— Совесть?

— Да. Понимаю, что тебе это абстракция, но все же.

Фирсов скупо улыбнулся и пару мгновений казался прежним, жесткий и энергичный гроссмейстер с уверенным взглядом свысока. Но затем снова угас.

— О чем ты, Алекс?

— Я столько пережил... стольких людей убил... И все это благодаря тебе. Ты ведь все это знал. Все знал... Совесть не мучила?

— О, так ты решил сначала побыть гласом моей больной и отсутствующей совести, — Фирсов прищурился. — Ну что ж, прямой вопрос, прямой ответ.

Первый заместитель руководителя направления перспективных разработок неловко слез со стула, плеснул себе космического пойла, но пить не стал, лишь с видимым удовольствием вдохнул резкий запах.

— Алекс, не разыгрывай романтического антигероя, который встал на путь злодейств не по своей воле. Мы не в индийском кино, — холодно и отчетливо произнес Фирсов. — Да, в какой-то мере благодаря мне тебя вышвырнули на улицу. В какой-то мере. Но дальше ты выбирал себе жизнь сам.

— Вот же ты, тварь, — протянул Постников, сжимая кулак, но без особой злобы.

— Да, мальчишка, — так же без видимых эмоций отозвался Фирсов. — Сам. Как ты совершенно верно заметил, я следил за тобой, твоей жизнью. Я знаю про Доктора Эла и Коллегу Матвея. Знаю, как ты нашел свое призвание на 'Красной дороге'.

Алексей повел головой, так, будто судорога свела мышцы шеи. Злая гримаса перекосила лицо, словно разбила его пополам.

— Некрасивая правда, так ведь? — почти весело сказал Фирсов. — Ты верно служил людоедам. Не отказался, не сбежал.

— Да что бы ты знал... — прошипел сталевар, чувствуя, как его захлестывает приступ ярости.

— А что я должен знать? — язвительно уточнил старый гроссмейстер. — Алекс, ты работал на отъявленных подонков, и никто не держал тебя в клетке на цепи. Что еще мне нужно знать сверх этого? О том, как ты страдал, разделывая должников на протезы? Плакал ночами в подушку от свинцовых мерзостей жизни?

Постников сжал кулаки еще сильнее, до хруста металла и костей. Но промолчал, хотя для этого потребовалась вся воля, до капли.

— А затем тебя подобрали арбитры. Да не кто-нибудь, а самые отъявленные взыскатели. Куратором твоим была знаменитая Маргарита Гуськова, Кровавая Мэри. А учил не менее знаменитый Сергей Батов по прозвищу Бато. И снова тебя никто не приковывал к пулемету. Ты был отличным, учеником! Расстрел корпоратов в Минске. Налет на штаб-квартиру 'Маас-Биолаб'. Террор против членов семей 'Кроноса'. Дело 'Звезды Юга'. Дальше продолжать?