Исполнитель

...

"Ты слышишь меня, мой рыцарь?"

"Да, моя Родная"

"Всё это очень странно"

"Что именно?"

"Всё. Ты знаешь, как зовут того чёрного мага? Его зовут Кощей"

Первей даже остановился.

"Ты полагаешь?.."

"Я пока не знаю. Но у нас с тобой есть время, и я разберусь. Уж в этом-то я разберусь! Значит, так. Положи эту книгу на свой стол, за ночь я её прочитаю"

"А, это книга... Но она же запечатана"

Короткий смешок.

"Ничего, я прочту, я у тебя ужасно грамотная. И надо будет кое-что просмотреть в голове господина королевского посла по особым поручениям"

"Ты и это можешь?"

Снова короткий смешок, довольно злой.

"Как всякий человек, он спит. И видит сны. Я всё увижу и узнаю, мой милый"

...

Никогда ещё Первею не доводилось путешествовать с таким комфортом. Ему с Патриком была выделена отдельная каюта в кормовой пристройке, настоящая каюта с окнами в частых стеклянных переплётах, с персидским ковром на полу и свечами в серебряных трёхсвечных подсвечниках.

Большой датский корабль шёл в Новгород по торговым делам, но, разумеется, капитан не мог отказать его сиятельству, и взял на борт двух пассажиров. Целыми днями Первей и Патрик занимались теперь магией и фехтованием, скрытые от глаз команды.

"Родная, отзовись"

"Да, мой рыцарь"

"Тебе удалось?"

Пауза.

"Мне удалось многое выяснить. Очень, очень любопытные вещи"

"Я весь внимание"

"В общем, так. Этот... Кощей пообещал твоему патрону, его сиятельству, эликсир бессмертия. Да, да, ни много ни мало. В обмен он потребовал эту книгу"

Первей оторопело смотрел в стол.

"Так эта книга..."

"Эта книга — сочинение некоего полуграмотного мага-самоучки, сборник разнообразных маловразумительных сведений в области лозоискательства, гадания и простейших магических фокусов, навроде "натянутой верёвки". Но для человека, несведущего в магии, она выглядит весьма солидным трудом"

"Тогда зачем она этому Кощею? Ведь насколько я понял, он очень сильный маг"

Короткий смешок.

"А она ему и не нужна. Ему нужен датский посол, имеющий прямой доступ к королю"

"Точнее, пожалуйста"

"Куда уж точнее. Он приступил к следующей части своего плана — прямому подчинению королевских особ. Книга — приманка, при помощи которой его сиятельство датский посол попадёт в мышеловку. Ведь должен же был Кощей что-то потребовать от датчанина в обмен на столь необычную услугу. Если бы он потребовал золото, это вызвало бы подозрения, посол умный человек. А так — старый колдун, безвылазно сидящий на острове, никак не может достать крайне нужную ему древнюю книгу, а господину послу, с его обширными связями, это вполне по силам. В обмен колдун готов поделиться бессмертием, которого у него накопился некоторый излишек"

Короткий смешок.

"Не мог же Кощей прямо заявить послу, что собирается превратить его в вурдалака, чтобы затем поступить к нему вроде как на службу, и уже вплотную заняться при его содействии датским королевским семейством"

Первея уже пробирала дрожь.

"Ты ещё не знаешь, мой милый, что подобные же планы у Кощея имеются в отношении магистра Ливонского ордена, короля Ржечи Посполитой и Великого князя Московского. Только датский посол клюнул первым. Так что времени у нас мало. Всё должно закончиться этой весной"

Купол собора Святой Софии сверкал золотом, настоящим половодьем красок пестрела толпа горожан и гостей города, съехавшихся со всех концов земли на новгородский торг. Даже у самого Первея, немало повидавший на своём веку городов и базаров, рябило в глазах, что касается Патрика, в жизни не бывавшего дальше Белфаста, то он вконец потерял ориентировку, глазея направо и налево с открытым ртом, то и дело натыкаясь на прохожих и рискуя вовсе потеряться в бурлящей толпе.

Первей размышлял. Прежде всего следовало вернуть себе своего ненаглядного Гнедка, во что бы то ни стало. Затем следовало закупить снаряжение, да и оружие подходящее не помешает — вертлявые и хлипкие европейские шпаги не внушали рыцарю особого доверия.

"Родная, отзовись"

"Я слышу тебя, мой милый"

"Как мне быть? После всего я не могу вот так взять и обменять Гнедка на пуговицу. Этот купец, Савелий Петрович, поступил со мной честно и здорово помог тогда, в Ревеле"

Короткий смешок.

"Ну неужели в этих бескрайних торговых рядах не найдётся человек, остро нуждающийся в пуговице? Вон тот толстый перс, например, просто алчет её"

Первей еле сдерживал смех.

"Как, уже?"

"Но, разумеется, ты должен как следует подать свой товар. Вперёд, рыцарь!"

— Патрик — рыцарь потряс за рукав своего спутника, и тот в ответ затряс головой, будто приходя в себя после морока — Патрик, очнись и слушай меня внимательно. Стой здесь и никуда не отходи. Я сейчас вернусь. Не отходи никуда, иначе искать тебя придётся месяц, понял? — парень вновь затряс головой.

...

— Почтенный купец, не желаете ли взглянуть на мой товар?

Толстый крючконосый перс лениво перебирал чётки.

— Эй, слюшай, какой товар. Ми не биром чужой товар.

"А чем он торгует, Родная?"

Пауза.

"Смотря где. Здесь он уже распродал свой товар — шемаханские ковры и шелка. А обратно... Обратно он обычно уходит с грузом молодых русских девушек"

Первей уже катал желваки. Ладно...

Перс неверно истолковал его молчание.

— Что, шибко хороший девка, да? Пириводи, кажи где, будем смотреть, однако.

"У него есть семьсот рублей серебром плюс сто золотых динаров на чёрный день. Проси всё, он отдаст"

Первей уже сосредоточился, чувствуя знакомую дрожь... Всё.

— Вот — рыцарь протянул на ладони пуговицу, совершенно позеленевшую — Как товар?

Перс уже трясся, позабыв про чётки.

— Сколько ти пиросишь, слюшай?

— Недорого. Семьсот рублей серебром да сто динаров золотом.

— Нет. Давай сто рублей, а?

— Восемьсот.

— Слюшай, нет. Давай двести, а? Нет, триста, слюшай...

— Девятьсот. И сто динаров сверху.

— Слюшай, нету у миня такой денги, а? — купец чуть не плакал.

— Тогда тысяча. И сто динаров. Берёшь?

На перса было жалко глядеть.

— Ну, как знаешь — Первей начал закрывать ладонь, но купец уже вцепился в руку мёртвой хваткой.

— Не нада, не ходи никуда. Сичас хожу, денги будут, а?

"И долго он будет ходить, Родная?"

Короткий смешок.

"Да нет, недолго. Сейчас займёт у своих, уж больно понравилась ему эта пуговица. Вот только отдавать ему будет нечем"

"Ничего. Это ему за слёзы русских девок"

Пауза.

"Ты прав, мой милый. Ты прав абсолютно, и мне нечего добавить. Только..."

Пауза.

"Что только?"

"Знаешь ли ты, рыцарь, что вот прямо сейчас произнёс очередной Приговор? Нет, не исполнил предначертанное — ты сам приговорил этого человека?"

Рыцарь молчал, чувствуя наползающий холодок. Сам? Он сам? Да кто он такой, чтобы творить Приговоры?

"Если ты возьмёшь семьсот, ну пусть семьсот пятьдесят, этот купец останется жив. Но за триста заёмных рублей ему не рассчитаться. Его убьют, рыцарь, зарежут свои. Или придумают кое-чего похуже, восточные люди жестоки и злопамятны"

Перс уже возвращался, за ним шёл зверообразный мужик явно восточной наружности, весь заросший бородой, угрюмо зыркающий бешеными глазами. Этот тип толкал перед собой фигурку, замотанную с ног до головы в покрывало, нетвёрдо стоявшую на ногах. Ещё на плече амбала висели два связанных вместе ковровых мешка.

— Слюшай, нету такой денги нигде — купец выглядел расстроенным — Я тибе часть своим товаром отдам, бири, слюшай!

— Что за товар? — Первей всё смотрел на зверообразного мужика, придерживающего волосатой ручищей тоненькую, явно девичью фигурку.

— Пойдём унутрь, смотреть будешь — забормотал купец, понижая голос — Шибко хороший девка, свежий персик, слюшай.

"Внимание, рыцарь" — Голос Свыше был напряжён — "Фокус с пуговицей не лишает человека сознания и даже отчасти воли. Этот купец тоже задумал фокус. Как только ты войдёшь внутрь лавки, вон тот зверь ударит тебя по голове медной дубинкой, обшитой кожей, вон она у него в рукаве. А вечером всё устроят так, что тебя никто не найдёт"

"Понял" — Первей подавил ярость, сейчас нельзя, нельзя... Привычная дрожь сменилась вроде как холодком. Всё.

— Ну пойдём — вздохнув, рыцарь скинул ставшую мягкой и безвольной руку амбала с плеча невольницы, подтолкнул девушку ко входу в лавку. Туда же был втолкнут купец, и последним вошёл в дверь Первей, ведя амбала за руку — тот глядел неподвижно перед собой стеклянными глазами, вяло переступая ногами. Дверь захлопнулась.

— Молчи и не двигайся — приказал персу рыцарь, запирая дверь лавки на засов. Мог бы и не говорить. Купец тоже смотрел на Первея стеклянными глазами, даже не помышляя о каком-либо сопротивлении или бегстве.

Раскутав безвольную фигурку, рыцарь даже остолбенел на миг — до того хороша была девчонка, с виду лет пятнадцати-шестнадцати. Волосы, ещё недавно заплетённые в косу, были распущены, ложась на спину широкой густой волной до пояса, круглые упругие груди торчали яблоками, распирая холщовую рубашку, единственную одежду красавицы. Из-под рубашки виднелись стройные девичьи ноги, обутые в кожаные опорки. А лицо — и вовсе глаз не оторвать... Вот только глаза были мутные, стеклянные. Первей прошептал освобождающее заклятье, но глаза нисколько не прояснились, всё так же безучастно глядели в никуда.

"Не понимаю, Родная. Я что-то делаю не так?"

"Не старайся, ты тут с самого боку. Её опоили отваром из маковых головок, индийской конопли и кое-каких трав. Она очнётся только к вечеру"

Первей снова подавил волну ярости. Нельзя, нельзя... Он подошёл к двери, отодвинув засов, выглянул на улицу.

"Ты куда?"

"За Патриком. Мне не унести столько денег самому, Родная"

Патрик, дисциплинированно стоявший там, где ему было велено, всё ещё глазел по сторонам, открыв рот, так что Первею удалось подойти к нему вплотную.

— Пойдём, Патрик — юноша вздрогнул, покраснев. Негоже воину быть таким растяпой.

Войдя в лавку, Первей снова запер дверь на засов. Приступим...

— Где деньги?

Перс молча указал рукой на два плотных ковровых мешка-хурджина, висящих через плечо амбала. Первей одним движением стянул мешки, тяжко бухнувшиеся на землю.

— Здесь сколько?

Перс с мукой смотрел на него. Ах, да, ему же приказано молчать...

"Здесь все деньги, что ты запросил — тысяча рублей, серебром и золотом. Сто динаров под полом лавки, в углу, тебе надо лишь засунуть руку в дыру. Не отвлекайся, заклятье тает!"

"Я добавлю, если надо. Погоди чуток"

— Ты можешь говорить — разрешил он персу — Где ты взял эту девчонку?

— Купиль...

"Слушай, рыцарь, кончай бодягу. На все твои вопросы я сама отвечу по дороге, не трать время, болван ты этакий!"

Рыцарь вздрогнул. Значит, точно болван, раз уж это утверждает Голос Свыше...

— Есть тут для неё одежда? Русская одежда, платье?

— Там... платие...

Первею пришлось повозиться, обряжая стоявшую, словно кукла, девушку. Оторвав кусок покрывала, соорудил платок — нельзя девушке появляться на улице простоволосой...

— Есть ещё ценности в этом доме?

Купец протянул руку, растопырив пальцы, унизанные перстнями. Первей хмыкнул.

— Давай сюда. Ещё что?

— Сапля булат... Киншал...

— Тащи.

Покончив с изъятием неправедно нажитого имущества, Первей разделил хурджины, кивнул Патрику, молча наблюдавшему за сценой:

— Берись.

"Постой, рыцарь. Сделай одну вещь для меня"

"Что именно, Родная?"

"Видишь этого зверя? Самому ему женщины ни к чему, зато он обожает их мучить. Самое любимое его развлечение — пытать девушек голыми руками, лазая туда... В общем, ты понял. В прошлом году он так замучил одну строптивую рабыню, по приказу этого купца, для острастки остальных"

Первей подошёл к зверю, стоявшего тихо и смирно. Вытянул из рукава амбала тяжёлую дубинку, рассмотрел. Надо же, восточная хитрость... Стянул мягкий кожаный чехол. Вот, теперь это настоящее оружие.

Удар в лоб наотмашь, глухой треск проломленного черепа. Амбал постоял ещё мгновение, а затем, так и не издав ни звука, рухнул навзничь, так, что вздрогнул пол.

"Это всё, что я могу, Родная"

"Этого достаточно, мой милый. Спасибо тебе"

Рыцарь сунул медную дубинку в руку купцу.

— Держи крепко, пока за тобой не придут. Понял? Патрик, мы уходим — Первей уже подталкивал невольницу к двери.

"Родная, ты поняла, что с тобой?"

Пауза.

"Да, мой милый. У меня появилась ненависть. Мне снова смягчили режим"

— Ай-яй-яй, до чего распоясались, нехристи! На вольной Руси из дому девок воровать! И ведь наши, русские, тати окаянные, стакнулись с ними! Нет, не могу успокоиться, до самого нутра пронял ты меня, Первей Северинович.

Купец Савелий встал и принялся расхаживать по горнице широкими шагами, из угла в угол.

До самого дома купца они шли молча, причём девушку приходилось буквально тащить на руках, так как на полдороге она стала валиться с ног. Сейчас она спала, чуть приоткрыв порозовевшие губы, дышала ровно и тихо, лишь иногда вздрагивая во сне от пережитого — действие снадобья кончалось.

Купец встретил их радушно, явно обрадовавшись. Первей рассказал купцу историю с невольницей, опустив ненужные детали, и в доме поднялась настоящая суета — враз набежали какие-то мамки-няньки, ахая и охая, утащили одурманенную девчонку, принялись её раздевать, одевать и переодевать и вообще всячески тормошить. Рыцарь усмехнулся про себя. Он давно заметил — женщинам только дай поиграть в куклы.

— Я ещё хотел тебя спросить, Савелий Петрович. Жив мой Гнедко-то? — он даже сглотнул.

Купец остро глянул на него, пригорюнился.

— Назад спросишь?

Первей смутился.

— Спрошу, не серчай. Очень дорог мне конь этот. Сколь спросишь за него, столь и отдам.

— А ежели сто рублёв спрошу? — рассмеялся купец.

— Договорились — Савелий вытаращил глаза — И ты в прибытке, и мне друга вернёшь.

Купец вздохнул.

— Бери, Первей Северинович, коли так. Конь твой в неге и холе жил, так что здоров и весел. Да и как бы я смог не отдать? — купец рассмеялся.

— Не понял.

— Всё ты понял, Первей Северинович, да и я немало про тебя понял. Ежели б ты задумал, даром взял бы, да ещё с меня и деньги в доплату. Не так?

Первей помолчал.

— Вот что, Савелий Петрович. Ты не крадеными у отца-матери русскими девками торгуешь, ты честный русский купец. Так что опасаться меня тебе не следует. И к тому же помог ты мне тогда, за что тебе отдельное спасибо. Сто рублей твои.

— Ну коли так, по рукам!

"Родная, отзовись"

"Тихо, не мешай!"

Первей удивился. Это что-то новое. Раньше Голос Свыше либо совсем не откликался, либо по крайней мере не грубил.

Гости купца были устроены в отдельной комнате. Они лежали возле печи, на широких лавках, по русскому обычаю, покрытых шубами, хотя на дворе был апрель. Выражение лица Патрика менялось на глазах, отрешённая угрюмость сменялась почтительным восторгом.