| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В результате удачной операции мой гравюрный портрет опять появился в газете, как бывало раньше. Но не под обычным довоенным заголовком: "Корнет столичной школы граф Альбер снова проехал на пари сквозь шикарный ресторан "Цветок столицы" на лошади, не повредив ни одного столика, не запачкав полов и успев поцеловать певицу Сорену, не слезая с коня. Певице поцелуй понравился". Или под более подробным заголовком: "Корнеты Альбер и Гирон задержаны в ночное время в Королевском Дворце во время прыжка из окна покоев фрейлин. Дуэли с охраной не произошло, напротив, во время содержания в караульном помещении нарушители привели свою форму в порядок (если честно сказать, мы просто застегнули сорочки, камзолы и, главное, штаны), и выпили со сменившимися гвардейцами за короткое время восемнадцать бутылок арасского вина, заказанного в соседнем с Дворцом ресторане "Дворянская радость". Корнеты и сменившиеся офицеры были отнесены дежурными гвардейцами (каковые были совершенно трезвыми) в арестное помещение — проспаться до утра. Комендант Дворца, бывший кавалерист, сомневается, что будет приняты серьезные меры, кроме обычных дисциплинарных: "Если уж не легкой кавалерии, то кому же быть отчаянными головами?" — сказал он нашему корреспонденту".
Нет, на победной гравюре отчаянный лейтенант Альбер был изображен с закрученными по-морскому усами (которые я после ухода из кавалерии, вообще-то, сбрил), в образцово застегнутом мундире (я был тогда в нижней рубашке, чтобы легче плыть, бросив горящий брандер) и с форменной шляпой морской пехоты на голове (как всегда, спускаясь на брандер, я завязывал мамин теплый платок на голову, оставив шляпу на фрегате, чтобы не уплыла в море). Со знаменем в руках я вел брандер под смертельным огнем со всех сторон прямо под бортовой залп флагмана. Такой глупости не допустил бы самый тупой военный моряк, не только бывший кавалерист вроде меня. Содержание же статьи было таким, что обо мне говорили в обществе целую луну, а я боялся покинуть военную гавань и появиться в свете. Меня даже впервые в жизни начали узнавать на улице, что немного раздражало.
Сейчас, в вечернем свете, со шляпой на голове, я был неузнаваем, и никто не здоровался со мной. Я спешил домой: моя наемница была уже сильно на сносях, и собиралась осчастливить меня дней через десять. Наш маг-врач сказал, что будет девочка.
Я ожидал момента, когда смогу представить Калилу дворянству. Несколько дней назад мама сообщила, что в обществе говорят о том, что я внезапно женился. Звучало это приблизительно так: "Вы слышали, граф Альбер женился!" — "Когда, на ком?" — "Недавно, на офицере!" — "Что?!" — "На женщине офицере, иностранке!" — "А титул?" — "Она дворянка и красавица!" — и так далее. Откуда просочились сведения — боги ведают, а мама не знала. Итак, наступало время представления молодой графини Альбер двору. Я предвкушал танцы с Калилой на балах, любопытство высшего света — и долгое безоблачное счастье с любимой женщиной после победы.
Закат накатывался на город, заливая небо оранжевым цветом — признак хорошей погоды на завтра. Зажигались огни ресторанов и харчевен, еще были открыты лавки. Играла музыка, в тавернах пили и танцевали, на больших перекрестках выступали небольшие цирковые группы. Сотни разноцветных огней от разных фонарей освещали город. Несмотря на войну, столица сияла все ярче и ярче с каждым годом, не боясь бомбардировок. Мы побеждали.
Я ехал средней рысью по широким улицам, козыряя встречным офицерам и приветствуя поклоном малознакомых дворян и кареты с дамами. Настроение было чудесным. Но уже недалеко от нашего городского дома амулет связи с отцом вдруг задергался у меня на шее. Я взял его ладонью, сжал и спросил:
— Что случилось, папа?
Вместо отца ответила мама, причем сдавленным голосом:
— Сынок, роды начались, скорей домой! Все идет труднее, чем...
Я пустил коня в карьер, и быстро долетел до ворот дома. Слуга Адабан необыкновенно быстро открыл ворота прямо перед конем, и я влетел во двор и соскочил с седла. Адабан перехватил у меня повод, и я заметил, что он бледен. Во дворе стояло несколько карет со знаками Медицинской Коллегии. Я бросил на них взгляд, и сердце у меня внезапно похолодело. Сломя голову, обронив шляпу, я бросился вверх по лестнице.
В спальне вокруг постели быстро и собранно двигались несколько человек в мантиях. Отец с матерью стояли в стороне, сдерживая волнение на лице. Я не успел даже раскрыть рот и спросить что-то, как один из врачей-магов решительно повернулся и подал маме на чистое полотенце у нее на руках маленькое тельце. Она подхватила его. Маленький комок в руках вдруг закричал.
— Девочка, — громко, радостно сказала мама, заворачивая ребенка. Ее помощница подхватила пищащий сверток из рук и понесла в другую комнату, мама быстро пошла за ней — обмывать новорожденную.
Я, переводя дух, заглянул за спины врачей, и испугался. Лицо Калилы было черным и измученным, несмотря на сильный белый свет от амулетов. Лица врачей были тоже темные — и испуганные.
— Непонятно, что происходит, — тихо сказал наш семейный врач, наклоняясь над постелью.
— Ей все хуже, — ответил сильным голосом старик маг с белой бородой, завязанной медицинской салфеткой. — Она просит увидеть мужа. Он здесь?
— Я здесь, — чуть не крикнул я, продираясь между спинами магов. Калила протянула мне слабую руку.
— Я умираю, — слабо сказала она мне. — Помни... люблю... прошу... только ты...
Меня оттолкнули, и маги схватили Калилу с четырех сторон. "Начали вместе, поддерживать внутренние органы, очищать лимфу и кровь!" — скомандовал старик. Маги зарычали от напряжения. Слабый свет полился из их рук на Калилу, закрывшую глаза. "Не выходит, что-то ломает ей органы!" — сказал один из магов. "Накопители" — скомандовал старый маг. "Не хватает" — ответил один из магов. "Слишком сильное отравление. Это какое-то заклинание". Я с ужасом слушал, стоя сзади.
Вдруг Калила сильно захрипела, и кровать затряслась от конвульсий. Ее маленькое и сильное тело боролось с напастью. Она задергалась; я подошел ближе, и ее рука вцепилась в мою со страшной силой, и ослабла. Я похолодел, понимая, что это значит.
Маги отпустили Калилу и медленно убрали руки. За их спинами стояли мой отец со страшным выражением лица, и мать, с платком, прижатым ко рту. Глаза ее были полны ужаса. Лицо моей жены было искажено в муке.
Кажется, я заплакал, и не стыдился этого. Все молчали. На лицах у магов были растерянность, безнадежность, усталость.
Внезапно сильный порыв ветра пронесся за открытым окном, и тяжелый удар о землю потряс дом так, что стекла в окнах зазвенели. За ним еще один порыв ветра, с треском ломающихся ветвей — и еще один удар потряс землю. Мама сразу поняла, кто это, и выскочила в дверь в какой-то безумной надежде. Мы с папой подняли головы от кровати, в которой лежало тело Калилы, и переглянулись. И правда — через несколько мгновений дверь в спальню снова распахнулась, и к нам вбежала все еще плачущая мама, и за ней вошли, застегивая одежду, Кирмон и Альта. Их лица были встревожены.
Без лишних слов они с двух сторон подошли в постели. Кирмон взял Калилу за руку — и сразу отпустил, опустив голову. Альта положила обе ладони на живот Калилы — и сразу убрала, и с ужасом посмотрела на меня. Всё было понятно без слов.
— Опоздали, — наконец, с хрипением в голосе сказала Альта. Она повернулась ко мне и со своей чудовищной силой схватила за плечи и притянула к себе. Бесполезно было с ней бороться. Её глаза с вертикальными зрачками, полные слез, заглянули в мои.
— Зачем ты не вызвал меня луну назад?! — с тоской прошептала Альта. — Я бы смогла бы что-нибудь сделать. А теперь мы одни с тобой остались. Ну почему вы так мало живете?
Она прижала мою голову к своему твердому как камень плечу и заплакала.
Утром за нашим траурным столом сидели отец, я, мой брат-корнет, прискакавший утром из кавалерийского училища, наш семейный врач, лучшие врачи страны — архимаги Саброз и Деларюс, и два дракона — Кирмон и Альта. Священник Дома Альберов прочел последнюю молитву за душу усопшей, мы выпили вина — и он покинул нас, уйдя молиться над телом Калилы. Нам же предстоял тяжелый разговор.
— Что, собственно, произошло? — устало спросил мой отец.
— Все шло очень хорошо, — растерянно сказал наш врач, — и вдруг всё сразу словно взорвалось во внутренних органах. Они были словно моментально отравлены. Ее тело оказалось под атакой неизвестного мне заклинания.
— В ней было заложено заклинание отдаленного действия, — сказал Деларюс. — Я уже видел такие вещи. В решительный момент родов оно должно было убить ее и ребенка. А вот откуда оно — я еще не знаю. Спасти ребенка мы смогли чудом. Судя по всему, на девушке было сильное заклинание общего здоровья, замедлившее процесс умирания. Так ведь?
Он посмотрел на нашего врача, но тут раздался голос Альты:
— Я наложила его несколько лун назад, когда увидела, что она беременна. Это драконье заклинание, очень сильное. Но оно не справилось.
— Потому что смертельное заклинание тоже было драконье, — холодно сказал Кирмон. — Его накладывали из драконьего амулета. Но это делали не драконы.
— И кто же это делал? — нервно дернув головой, спросил отец.
— Во всем мире сейчас драконьи амулеты есть у пяти человек, — продолжал Кирмон. — Четверо носят их по разрешению Великого Дракона — это вы, Сергер и еще двое близких нам людей на Южном континенте. Эти амулеты защитные. И только у архимага Прекора есть наступательные амулеты, захваченные им во время Драконьей войны, точнее, снятые с убитых магов и драконов. Могу добавить, что заклинание, судя по остаточным эманациям, было наложено шесть лет назад.
— Насколько я знаю, Калила бежала в изгнание пять лет назад, — устало сказал я.
— Значит, Прекор обрек твою жену на будущую смерть за год до начала гонений на ее семью, — сказал Кирмон. — Многозначительный факт. Если об этом узнают дворяне Родонии... Интересно, он сделал это по приказу короля, или сам решил?
— Иностранная политика, — проворчал старый архимаг Саброз, снимая ткань со своей белой бороды. — Казни дворян, тайные убийства наследников, отравления их жен и детей, грабеж имущества родов... Бедная девочка... А Прекор — ничтожество с драконьими амулетами, позор магов.
— Прекор — один из самых опасных людей на континенте, — сказал Деларюс. — Без него король Родонии не смог бы так давить на свое дворянство. Он и сам-то не образец порядочного политика, а на пару с Прекором... Мы расположены далеко от них, но Родония сейчас в союзе с Империей. Формально — он наш противник.
— Кстати, — вдруг сказал Кирмон, — мы прилетели, потому что Альта заметила колебания её заклинания. Так-то мы собирались прибыть дней через десять, когда у леди Калилы наступали срока. Очевидно, заклинание Прекора должно было начать действовать за несколько дней перед родами, чтобы нанести неожиданный удар по будущей матери. Какая подлая выдумка! Запомним это.
Некоторое время отец молчал, затем поднял голову, как всегда, когда он должен был принять решение.
— Так кто отвечает за смерть моей невестки — король или архимаг? — сурово спросил он.
Все молчали. Ответ на вопрос указал бы, кого мы возьмем на прицел нашей мести. Но я уже все решил за себя.
— Сейчас это неважно, — спокойно сказал я. — Они умрут оба.
Архимаги переглянулись. Отец с беспокойством посмотрел на меня, а Кирмон поспешно сказал:
— Только не спеши, прошу тебя. Надо дождаться конца войны, еще выждать какое-то время... Удар должен быть неожиданным и успешным. Ваши кладбища полны молодыми смельчаками, которые атаковали без подготовки и плана. Главное — уничтожить Прекора. Мы сами не можем сделать это. Война с ним может стоить жизней драконов, и много, очень много жизней людей, чего мы не желаем. Столица Родонии сгорит в этой войне. Но если Прекора не станет, тогда король тоже не устоит. Поскольку Родония — союзник империи, ваш король охотно закроет глаза на твое участие в этом деле. С вашей стороны это будет просто семейная месть. Все будет законно.
Альта при этих словах подняла голову и посмотрела прямо на меня. Я прекрасно понял ее взгляд.
— Не забывай, — продолжал Кирмон, — как воин ты хорош, но этого мало. Нужна магия. Ты должен стать для этой мести сильным магом.
Отец нахмурился — он всегда хотел, чтобы я остался наследником графства. Но я сказал:
— Да, я стану магом.
Альта накрыла мою ладонь своей горячей ладонью.
— Я буду с тобой, — шепнула она. — Я научу тебя всему, что знаю.
Я погладил ее по руке. Слезы стояли у меня в горле. "Она так любила Калилу" — подумал я.
— Я поддержу тебя во всем, — с другой стороны сказал ломающимся юношеским баском все время молчавший брат. — Не беспокойся — я буду стоять за тобой.
Он обнял меня за плечи. Меня тронул его порыв. Брат еще не понял, что такое решение семьи сделает его человеком, отвечающим за графство всю свою жизнь. Веселая военная жизнь, карьера при дворе — такие мечты не смогут исполниться.
Мой отец молчал. Невозможно было прочесть мысли на его усталом, угрюмом лице. Я понял, что он примет решение позже, чтобы не втягивать посторонних в наши дела. Но я мог бы предсказать это решение.
СНОВА В ШКОЛУ
Мы прибыли на парадное построение в центр столицы за час до начала.
В новых мундирах, выбритые и увешанные медалями, мои абордажники выглядели молодцами. Стоя за их рядами, принявшими команду 'Вольно', я не без ехидства улыбался, вспоминая подробности уголовных дел этих героев. Разбойники, убийцы, отчаянные буяны — кого только не было в моей команде! Только насильников не было — этих мы не брали в бой.
Но в конце концов высшие командиры оказались правы. Рискованное предприятие удалось: из уголовников сделали военных моряков. Все негодные к службе просто попали обратно в камеру смертников.
В дальнейших сражениях в живых остались те, кто поняли, что только бой плечом к плечу с товарищем спасает от смерти. Теперь, после полугода войны, на каждого из них в бою можно было положиться. Они стали настоящими морскими пехотинцами.
Мои бывшие уголовники сильно изменились. Например, в кубрике никто не воровал даже по мелочам. Это было им не к лицу. Кто воровал — тому приходилось плохо.
Мне было грустно. Я вспомнил о наемниках, о копейщиках, о взводе легкой кавалерии, с которым я начинал войну. Где-то они сейчас?
Мой бывший полк, оказалось, тоже был на параде.
— Сергер! — в полный голос заорал проезжавший сзади к своему полку кавалерийский офицер.
Я обернулся и радостно ответил:
— Ростан! Ты здесь, на параде! А полк?
— Полк строится за пехотой и моряками, — улыбаясь во весь рот, сказал Дерек, мой бывший товарищ по эскадрону. Он изменился — обмороженное лицо, пара сабельных шрамов на лице. Первый лейтенант Дерек Ростан соскочил с коня и двинулся ко мне, привычно вытягивая плоскую бутылку из кармана кавалерийских панталон. У меня уже была в руках фляжка с 'отмороженной' виноградной водкой отцовского производства. Мы обнялись.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
