— Первый вариант — железнодорожный, — пояснил Хрущёв. — Я, конечно, дилетант, но, на мой взгляд, у этого варианта есть несколько преимуществ. Прежде всего — скрытность. Для авиационной, а, в перспективе — и космической разведки отследить колёсные транспортёры проблемы не составит. Но вот отследить сотню — другую поездов среди тысяч других составов будет практически невозможно.
Опять же, в поезде и бытовые условия можно организовать значительно более комфортные. А значит, время патрулирования можно будет увеличить. Время межремонтного обслуживания у железнодорожного подвижного состава тоже будет побольше, чем у колёсного транспортёра, не говоря уже о гусеничном. Даже если тепловоз вышел из строя, вместо него легко прицепить другой, а если выйдет из строя двигатель колёсного транспортёра, пусковая установка, считай, потеряна.
— Разумно, — кивнул Надирадзе. — К тому же и грузоподъемность у поезда побольше, значит, можно разместить более тяжёлую ракету, а то и не одну. А второй вариант?
— Воздушный старт, — ответил Хрущёв, удовлетворённо отметив вспыхнувшие огоньки интереса в глазах Бартини. — Да, Роберт Людвигович, именно за этим я вас и пригласил.
— Вы хотите запускать ракету массой в 50 тонн с тяжёлого самолёта, как аэробаллистическую? — спросил Бартини.
— Американцы такую систему предварительно прорабатывают, — Хрущёв слукавил, забежав вперёд — в 1954 году такая система и для американцев была ещё фантастикой. — Предполагается сбрасывать ракету с тяжёлого транспортного самолёта, летящего на высоте 10-12 тысяч метров. После сброса ракета разворачивается в положение, близкое к вертикальному, стабилизирующим парашютом, запускает двигатели и стартует.
— Красиво, — одобрил Бартини. — Но самолёта такой грузоподъемности у американцев пока нет. У нас — тоже.
— Нет — так будет, — пожал плечами Хрущёв. — Необходимость в таком тяжёлом транспортнике есть, и большая. К тому же есть и ещё одна задумка. Используя такой воздушный старт, можно более дёшево запускать искусственные спутники Земли. Да, Роберт Людвигович. Туда. В космос. А спутники нам будут очень нужны. Это и связь, и разведка, и раннее предупреждение о ракетном нападении, и слежение за авианосными группировками, и метеорология, и ещё куча всяких разных возможностей. Тут смысл в том, чтобы заменить тяжёлым, но многоразовым скоростным самолётом одноразовую первую ступень ракеты — самую мощную и дорогую.
— Это-то понятно... — кивнул Бартини.
Хрущёв понял, что идея воздушного старта уже захватила авиаконструктора.
— Ну как, Роберт Людвигович, возьмётесь?
— Посчитать надо, Никита Сергеевич, — ответил Бартини. — Идея, безусловно, революционная. Но сложная.
— А вы не торопитесь, — ответил Хрущёв. — Давайте, товарищи, соберёмся через неделю или дней через десять, и вы мне расскажете, что насчитали и придумали? Да, и ещё, Роберт Людвигович, вы ведь гидросамолётами занимаетесь?
— Да, Никита Сергеич, занимаюсь. Как раз сейчас работаю над проектом сверхзвукового гидросамолёта-бомбардировщика среднего радиуса действия, под условным индексом А-55. Собирался представить его в будущем году. Такой самолёт сможет дозаправляться с кораблей или подводных лодок в любой точке Мирового океана.
— Так, так... Интересно, — задумался Хрущёв. — А увеличить дальность тысяч хотя бы до 10-12 можете?
— Теоретически — да, но это будет уже другой самолёт, большей размерности и грузоподъёмности, иначе не поднять потребный запас топлива, ответил Бартини.
— Роберт Людвигович, я вас прошу — пересчитайте ваш проект на увеличенную дальность, — попросил Хрущёв. — Видите ли, у нас сейчас нет самолёта, который может достать до США и вернуться на базу. Туполев над такой машиной работает, но у него будет дозвуковой самолёт. Прорывать ПВО на такой машине почти невозможно. А если вы сделаете сверхзвуковую летающую лодку, она сможет решать и ударные и разведывательные задачи.
— Хорошо, Никита Сергеич, сделаю, — кивнул Бартини.
— Вот и спасибо. — улыбнулся Хрущёв. — Роберт Людвигович, обратитесь к моему помощнику Григорию Трофимовичу Шуйскому, он позаботится о вашем комфортном размещении в Москве.(В реальной истории Бартини был переведён в Москву в апреле 1957 года, работал в ОКБС МАП, где при участии ЦАГИ и ЦИАМ работал над проектом А-57, исследовал режимы взлёта с воды и длительного ожидания на воде. Источник — http://www.airwar.ru/enc/xplane/a57.html )
18. Легче воздуха
Встреча состоялась лишь через 10 дней — слишком уж Хрущёв был занят целинными делами. Наконец он сумел выкроить пару часов в своём плотном расписании и попросил Шуйского вызвать на совещание Надирадзе и Бартини.
— Да они уже два дня как сообщили, что готовы к совещанию, — ответил Григорий Трофимович. — Бартини просит вашего согласия привести на разговор ещё двух специалистов, которые могут помочь.
— Конечно, пусть приводит, — ответил Хрущёв.
Кого именно собрался привести Бартини, Никита Сергеевич даже не спросил. "Специалист" — для него было достаточно.
Они встретились на следующий день. Шуйский пригласил в кабинет Хрущёва Надирадзе и Бартини.
— Здравствуйте, товарищи, — Хрущёв, гостеприимный и приветливый, поднялся навстречу. — Роберт Людвигович, а вы же собирались привести ещё двух человек?
— Да, Никита Сергеевич, они ждут в приёмной, — ответил Бартини. — Они — авиационные специалисты, к ракетам отношения не имеют. Не знаю, соответствуют ли они уровню секретности. Я планировал позвать их позже, когда Александр Давидович доложится по своей тематике.
— Будь по-вашему, — согласился Хрущёв. — Ну, Александр Давидович, рассказывайте.
Надирадзе уже успел сделать предварительные расчёты и теперь докладывал уверенно. По его прикидкам выходило, что твёрдотопливная МБР будет иметь массу примерно 40-42 тонны при дальности около 10000 км и забрасываемой массе головной части в 1 тонну. (Примерно такие характеристики имел разработанный Надирадзе в 1965-1976 гг комплекс "Темп-2С")
Но Александр Давидович честно предупредил, что ракет такого класса он ещё не строил, и считает правильным вначале отработать закладываемые в конструкцию МБР технические решения на более простой и дешёвой ракете меньшей дальности
— Ну, что ж, разумно, — одобрил Хрущёв. — Начните с чего попроще, но, по возможности, параллельно ведите и разработку МБР. Пусть лучше разработка движется медленно, чем вообще не движется. А что у вас, Роберт Людвигович? Чем порадуете?
Бартини открыл тонкую картонную папку, достал стопку из нескольких листов бумаги и ватмана.
— По моему мнению, Никита Сергеевич, — сказал он, — поставленная вами задача распадается на две независимые составляющие. Поясню.
Для запуска космического аппарата за пределы атмосферы на круговую околоземную орбиту мы хотим заменить его наиболее тяжёлую и дорогостоящую первую ступень скоростным высотным самолётом. При этом вторая и третья ступени могут получиться более лёгкими, за счет старта с большой высоты и на большой скорости. Так?
— Точно, — кивнул Хрущёв.
— А для боевого патрулирования с баллистической ракетой будет необходим аппарат не столь скоростной, но обладающий большой грузоподъемностью и продолжительностью полёта, при этом высотность большого значения не имеет, так как стрелять ему придётся стандартной боевой ракетой, имеющей, как уже сказал Александр Давидович, дальность около десяти тысяч километров.
— Вы хотите сказать, что придётся делать два разных самолёта? — уточнил Хрущёв.
— В общем — да, — подтвердил Бартини. — И это логично. Для запуска спутников понадобится сверхскоростной, высотный самолёт. Он в любом случае будет очень дорогим. Но таких самолетов стране понадобится не больше десятка. Скорее — даже меньше. Штук пять.
А вот для патрулирования с баллистическими ракетами нужны более дешёвые аппараты, совсем другого класса. И их нужно будет много. Сотни две-три как минимум.
— Согласен, — кивнул Хрущёв. — И какие будут предложения?
— Ну, — улыбнулся Бартини, — создание аэрокосмического носителя — моя давняя мечта. Вот что у меня вышло, — он протянул Хрущёву выполненный карандашом на ватмане эскиз.
Позже Никита Сергеевич признался сыну, что в тот момент у него перехватило дыхание.
Машина Бартини напоминала приплюснутый сверху треугольник, от которого вниз отходил наклонный пилон. Крошечная кабина экипажа прилепилась на самом носу вытянутого треугольного крыла. Крыло заканчивалось поворотными консолями большого удлинения. Под неподвижной частью крыла в строенных мотогондолах находились шесть реактивных двигателей.
Фюзеляжа в обычном понимании у самолёта в общем-то и не было. Вместо него нижний наклонный пилон переходил в полукруглую конструкцию в виде арки. Под ней Бартини предполагал разместить ракету. Над аркой и по бокам ракеты находились объёмистые конформные баки, ниже которых Бартини разместил мощное короткое многоколёсное шасси, убираемое в обтекатели в нижней части краёв арки.
А позади крыла и чуть выше были изображены два огромных длинных цилиндра, с торчащими из передних концов острыми конусами. Они крепились спереди к пилонам, выходящим из задней кромки крыла, а в середине опирались сходящимися вместе пилонами на нижнюю арку.
— Красавец... — пробормотал Хрущёв. — Расскажите поподробнее, Роберт Людвигович.
Бартини, явно довольный впечатлением, произведённым на Первого секретаря ЦК, с удовольствием пояснил:
— Ракета со спутником разместится внизу, между стоек шасси. Там её удобно будет обслуживать. Основная часть топлива для самолёта находится в крыле и центральном пилоне. Сами понимаете, машина выйдет прожорливая. Взлетаем на шести подкрыльевых реактивных двигателях. Для посадки хватит и двух — машина уже будет лёгкой. Крыло будет изменяемой стреловидности — на взлёте и посадке почти прямое, а во время разгона стреловидность составит около 70 градусов.
Разгоняемся до 900-950 километров в час, и включаем жидкостные ракетные двигатели. Они вот здесь, в задней части нижних топливных баков по бокам ракеты. Их задача — разогнать машину до сверхзвуковой скорости. Топливо — тот же керосин плюс запас жидкого кислорода в нижних баках.
Как только перейдём на сверхзвук — запускаются основные двигатели, — Бартини ткнул карандашом в два гигантских цилиндра. — Это — прямоточные двигатели конструкции Михаила Бондарюка. Их сейчас использует Лавочкин на своей стратегической крылатой ракете. Жидкостные ракетные двигатели и баки из-под кислорода в этот момент можно будет сбросить на парашютах. Позже их подберут для повторного использования.
На прямоточных двигателях самолёт разгоняется до трех скоростей звука и выходит по дуге на высоту около 30 километров. Там он осуществляет запуск ракеты, которая выводит на орбиту спутник. По предварительной оценке, масса спутника может достигать около тысячи килограммов, возможно — больше. Это будет зависеть от ракеты.
После запуска самолёт выключает прямоточные двигатели и четыре из шести реактивных двигателей, после чего на двух двигателях возвращается на базу.
— Роберт Людвигович... Это фантастика... — пробормотал потрясённый Хрущёв. — Неужели мы сможем такое реализовать?
— Прямо сейчас — не сможем, — уверенно сказал Бартини. — Лет через пять — сможем. Все материалы и технологии у нас уже есть. Их надо лишь собрать воедино.
— Ну, с запуском спутников разобрались, — сказал Никита Сергеевич. — Идея мне нравится. А по основной, военной тематике предложения есть?
— Конечно, — ответил Бартини. — Вот теперь позвольте познакомить вас со специалистами, которые разбираются в сути моего предложения даже больше меня.
Хрущёв кивнул. Бартини встал, открыл дверь в приёмную и позвал:
— Проходите, товарищи, — и тут же представил вошедших. — Никита Сергеевич, Александр Давидович, знакомьтесь. Авиаконструктор Борис Арнольдович Гарф и пилот Владимир Адольфович Устинович.
Гарф и Устинович неуверенно мялись на пороге.
— Присаживайтесь, товарищи, не стесняйтесь, — пригласил Хрущёв. — Признаться, раньше я о вас не слышал. Рад познакомиться.
Вошедшие уселись рядом с Бартини.
— Так вот, — продолжил Бартини. — Поразмыслив над поставленной задачей, я понял, что нам нужен аппарат с очень большой продолжительностью полёта, большой грузоподъёмностью, как можно более экономичный. Скорость и высота полёта большого значения не имеют, а вот обитаемость и комфорт выходят в число первых мест по важности.
И я подумал, что такой аппарат давно известен, но исторически недооценен. А поскольку после войны появилось много новых материалов и технологий, задача даже упрощается. Никита Сергеевич, прошу вас не делать поспешных выводов. Сначала выслушайте все наши аргументы.
Я предлагаю использовать для стратегического патрулирования с ракетами дирижабли.
Хрущёв ждал, что Бартини выдаст необычное предложение. В "тех документах" он читал, как Роберт Людвигович предложил построить авианосец на подводных крыльях, ходящий со скоростью 600 километров в час. Но дирижабль с межконтинентальной баллистической ракетой — это было нечто. Никита Сергеевич несколько секунд молча переваривал предложение Бартини, а затем расхохотался.
Бартини спокойно ждал, пока Первый секретарь ЦК успокоится. У него самого в глазах играли весёлые искорки.
— О-ох... Насмешили, Роберт Людвигович! — Хрущёв перестал колыхаться. — Да они же горят! Ломаются, падают... И вообще... Это же слон в посудной лавке! Неуклюжий, медленный... Его из берданки подбить можно!
— Примерно такой реакции я и ожидал, Никита Сергеевич, — заговорщицки улыбнулся Бартини. — Вы сейчас высказали обычный набор аргументов для человека, не очень хорошо разбирающегося в возможностях, достоинствах и недостатках дирижабля. Потому я и привёл товарищей, которые занимаются воздухоплаванием с начала 30-х. Борис Арнольдович, ваша очередь, — Бартини сделал знак Гарфу.
— Видите ли, Никита Сергеевич, — вступил в беседу Гарф. — Дирижабли горели потому, что их наполняли взрывоопасным водородом. До войны гелий в больших количествах производили только в США. Сейчас его производят и у нас, отделяют от природного газа, в котором гелий содержится в виде примеси. Природный газ при этом не расходуется. Также можно получать гелий из монацитового песка, как это делают в США. У нас залежи этого минерала имеются по берегам Азовского моря, в Донбассе и на Среднем Урале.
Гелий отделяется от монацитового песка простым нагревом. А сам монацит является источником радиоактивных материалов, например, тория.
— Так-так, — заинтересовался Хрущёв. — То есть, отделив от него гелий, можно ещё и радиоактивное топливо получать?
— Скорее всего — да, — кивнул Гарф. — В радиоактивных материалах я не специалист. Для меня, как для конструктора дирижаблей, важнее, что смесь из 85% гелия и 15 % водорода не горит, но при этом имеет подъёмную силу 93% от подъемной силы чистого водорода. Если считать грубо и упрощённо, 1 кубометр водородно-гелиевой смеси поднимает 1 килограмм веса. На самом деле даже немного больше.
