История Золушки

— Очень приятно, господа, — сказала она вслух. — Разрешите представиться, штабс-капитан Багге-аф-Боо, честь имею!

— Багге-аф-Боо? — переспросил Борис. — Ты хочешь сказать...

— Я была замужем за младшим братом покойного камергера.

— То есть, ты теперь баронесса?

— Так получилось, — улыбнулась Кира, вполне оценив интригу и ее "приятные последствия".

Она ведь представляла, как все это выглядит со стороны и как звучит тоже знала. Хорошо звучит, а выглядит еще лучше. Не удивительно поэтому, что всем было "очень приятно" с ней познакомиться. И, судя по реакции на слова Киры о "покойном камергере", даже более приятно, чем парой мгновений назад, когда она являлась для них всего лишь анонимной женщиной-офицером.

— Так ты по-прежнему летаешь на истребителе? — спросил Борис, когда все, наконец, расселись вокруг стола и бармен налил Кире в бокал двойную порцию коньяка.

— Да, — подтвердила она, закуривая. — Поочередно, знаешь ли, то летаю, то в штабах штаны протираю.

— Два ордена...

Что ж, пришло время хвастаться, и Кира вдруг поняла, что совершенно не желает маяться душой, рассуждая о том, как было бы хорошо выйти замуж и родить детей, или о том, что который год ходит со смертью под руку. И что это очень удачно встретить в момент душевного раздрая бывшего любовника, с которым можно выпить и перед которым можно похвастаться, не испытывая при этом стыда за свою дурацкую похвальбу, ни сейчас, ни тогда, когда придет новый день и пройдет хмель от коньяка и нежданной встречи. Этим вечером — практически ночью, — она вольна была блажить, как захочет, и это было славно, поскольку лучшего средства перебить горечь от общения с родными и придумать было нельзя. Во всяком случае, Кира сходу ничего путного сообразить не могла. Ну, разве что, напиться до полной невменяемости, да и то...

— Я командир эскадрильи в истребительном полку зоны ПВО, — ответила она на невысказанный вопрос об орденах, умолчав, впрочем, о том в какой именно зоне ПВО служит, ибо сие есть военная тайна, за разглашение которой по головке не погладят. — Летаю на перехват бомбардировщиков. Если днем, то их обычно сопровождают истребители. Если ночью, то нет. Таков расклад.

— И часто вам приходится вступать в бой? — вежливо поинтересовался один из судей.

— Приходится иногда, — пыхнула она дымом. — Семьдесят девять боевых вылетов, двенадцать сбитых самолетов противника.

Кира не стала уточнять, что три из них она сбила еще во время Греко-Турецкой войны. Но, с другой стороны, в ее послужном списке числились еще три дополнительных "окаянца", уничтоженных в группе. Так что, на круг, все те же двенадцать.

— Снимаю шляпу! — покачал головой удивленный мужчина.

Ну, тут ничего не скажешь. Смогла Кира произвести впечатление на господ правоведов. Но, с другой стороны, ей попались благодарные слушатели, а это порой дорогого стоит.

— Прошу прощения, баронесса, — вступил в разговор еще один судья, — но я случайно видел, как вы подъехали, — кивнул он на большое окно, выходящее как раз на тротуар. — У вас весьма примечательное авто.

"Ну, как выяснилось, бывают и лучше, — честно признала Кира, — но и "Майбах-Урал 46", по большому счету, совсем неплох! Впрочем, речь ведь не о том..."

— Автомобиль не мой, — улыбнулась Кира, довольная тем, что разговор повернул в правильное русло. — Это из гаража Старого дворца.

— Э... — только и смог сказать на это приятель Бориса.

— Ты хочешь сказать... — начал Борис, выстраивая со все тщательностью, "юридически выверенную" фразу, но Кира его опередила.

— Я живу сейчас во дворце, — произнесла она вслух то, что не смогла бы сказать, да и не скажет, больше нигде и никому. — Мы... Как бы это сказать... Дружим с его высочеством...

Ретроспекция 8

Знакомство на танцах — хотя сама Кира в тот день так и не сподобилась потанцевать, — имело далеко идущие последствия.

Вечер в компании Вялышевых и их друзей, к приятному удивлению Киры, прошел просто замечательно: умные разговоры с приятными и начитанными собеседниками, веселые, но не злые шутки, дружеские улыбки, смех и умеренное потребление горячительных напитков. Даже коньяк больше пить не пришлось, поскольку в компании с барышнями — имелись в виду Мария и ее подруга, но ни разу не Кира, — легкое крымское вино куда уместнее "истинно мужских напитков", водки или коньяка. В общем, все было просто замечательно, поскольку у Киры опыта такого рода общения еще никогда в жизни не было. Но главное, наверное, все-таки то, что "танцевальный вечер" закончился приглашением. Киру позвали прийти в следующую увольнительную к Вялышевым на обед. Не Борис, впрочем, пригласил, а Мария, но наверняка, — учитывая какими глазами он весь вечер смотрел на Киру, — по просьбе брата. Вот это, на самом деле, и явилось главным итогом нежданного и негаданного знакомства, потому что Борис Кире определенно понравился. И не абы как, а именно в качестве мужчины, с которым можно было бы начать такую "вожделенную" и такую загадочную взрослую половую жизнь.

Поэтому всю следующую неделю Кира была по всем статьям "отличником боевой подготовки", "лучшей ученицей роты" и "пай девочкой" в одном флаконе. Увольнительную же надо не только заслужить, но еще и не просрать. Понимание этого факта заставляло Киру стараться вдвойне, и старание это было вознаграждено сполна. Ее не только отпустили в город в числе первых, но и позволили накануне вечером позвонить Вялышевым и сообщить, что все договоренности остаются в силе.

Мария и Борис ожидали Киру в маленькой уютной кондитерской на Большой Морской улице недалеко от кенасы. Встрече, казалось, обрадовались оба. Но, когда выпили под оживленный разговор по чашке чудесного китайского чая, съели по ромовой бабе и отправились гулять, выяснилось, что у Марии образовались этим утром срочные и прямо-таки не терпящие отлагательства дела. Врала, конечно. Кто бы сомневался, но видимость приличий была соблюдена. Маша упорхнула, направившись куда-то в сторону площади Лазарева, и Кира осталась с Борисом наедине. Ей это понравилось. Ему, по всей видимости, тоже. Но прогулка по городу быстро продемонстрировала им обоим, что просто не будет. Во-первых, они привлекали к себе слишком много внимания, а во-вторых, Борис вдруг выяснил, что не может купить своей девушке ни цветов, ни мороженого. Не может, как бы ненароком, обнять за талию или за плечо, что уж говорить о том, чтобы ее поцеловать.

Не то, чтобы он собирался сделать это сразу же при первой встрече, — хотя Кира не видела в этом ничего странного, она же не каждый день и даже не каждую неделю может уволиться в город, — но, гуляя с ней по Севастополю, Борис осознал, наконец, все, так сказать, технические проблемы, связанные с ухаживанием за курсантом летного училища. Кира все это тоже поняла. Это втроем с Олей и Клавой или в компании парней-курсантов она могла есть мороженое, прогуливаясь по набережной Корнилова. Рядом со штатским молодым человеком, одетым в студенческую тужурку, такое поведение, по мнению Киры, выглядело бы более, чем неловко. Ну не может студент-правовед любить курсанта военного училища, даже если курсант девушка. Неизбежно возникает некая неприемлемая двусмысленность. Намек на гомосексуальные отношения, или еще что.

— Боря, а ты где живешь? — спросила тогда Кира, умевшая думать быстро и конкретно.

— В доме родителей... Мы туда обедать...

— А до обеда нас туда не пустят? — перебила его Кира.

— Почему это не пустят? — удивился Борис, не поспевавший за стремительным ходом ее мысли.

— Комната у тебя там своя есть? — продолжала допрос Кира.

— Ну да! Я же, Кира, в этом доме и вырос...

— Тогда решено! Мы идем к тебе! — решительности Кире было не занимать, а ходить по городу ей категорически не понравилось.

— Боюсь, Кира, что кроме кухарки сейчас дома никого нет...

— Ну и что? — не поняла его Кира, думавшая сейчас совсем о другом, о чем-то не столько возвышенном, сколько приятном.

— Это может быть пагубно для твоей репутации, — высказался, наконец, Борис свои опасения.

— Тургенева начитался? — "хищно" улыбнулась Кира. — Зря, Боря! Читай лучше Бунина!

И они пошли к Борису домой. Посидели в гостиной, листая альбомы с репродукциями великих художников, поболтали о том о сем, послушали радио — "1-я станция Одессы" крутила отличные джазовые композиции Варламова, Цфасмана и Утесова, — а потом поднялись на второй этаж в комнату Бориса. У него там была семиструнная гитара, и он обещал спеть Кире несколько старинных русских романсов, а голос у него был, как она успела убедиться, просто замечательный, хотя баритональный бас, по ее мнению, не слишком хорошо сочетается именно с романсами.

Впрочем, для обоих романсы являлись только предлогом, чтобы побыть наедине. Ну, они и побыли. Девственность Кира в тот день не потеряла, но, когда вернувшиеся с прогулки старшие Вялышевы позвали их к столу, ее форменные брюки оказались расстегнуты и спущены до щиколоток, тужурка сброшена, тельник поднят до горла, а бюстгальтер нашелся под кроватью Бориса. Впрочем, сам Борис выглядел не лучше, так что минут десять ушло у них на то, чтобы привести себя в порядок, но и это не сильно помогло. У Киры от поцелуев распухли губы и пылало лицо от "нездорового" румянца.

Родители Бориса сделали вид, что ничего не заметили, но, как рассказал он Кире позже, сделали ему вечером форменный выговор, обвинив в растлении юного авиатора и прочих грехах. Поэтому в следующую встречу они были крайне осмотрительны, но поскольку молодая кровь взыграла в обоих, а Кира окончательно решила расстаться с невинностью в объятиях своего широкоплечего кавалера, еще через две недели, выйдя в увольнительную утром, Кира провела практически весь день в постели в номере гостиницы "Офицерская", что в Крепостном переулке. Там она Борису и отдалась. Получилось даже лучше, чем она надеялась, но это был еще не тот секс, каким он стал через пару месяцев. Правда, для этого Борису пришлось взять академический отпуск "по состоянию здоровья", но зато всю весну и лето Кира проводила каждую увольнительную в его крепких объятиях. Все-таки это хорошо, когда юноша не только юриспруденцию изучает, но и легкой атлетикой не пренебрегает. Крепкие ноги и руки, так же, как крепкая задница и плоский в кубиках мышц живот, еще ни одному мужчине в жизни не помешали, в особенности, если иметь в виду женский взгляд на мужскую красоту.

Была ли это любовь? Трудно сказать. Кира полагала, что, по крайней мере с ее стороны, это было всего лишь увлечение. Возможно, сильное. И может быть, даже серьезное, но с ее точки зрения, любовь — это все-таки что-то другое. Однако и то правда, что ей было хорошо с Борисом, и она совсем не хотела с ним расставаться, но делать нечего, в конце концов, ему пришлось вернуться в Новгород, чтобы закончить обучение в университете и сдать экзамен на звание присяжного поверенного. Кира на него не обиделась, она и сама была человеком долга, но переписка не заменяет живого общения — в особенности, постельного, — и к следующей их встрече, произошедшей летом сорокового года, она к Борису уже окончательно охладела. Они, разумеется, переспали еще разок — по старой памяти, так сказать, — но отношений это не вернуло, тем более, что Кира вскоре выпустилась из училища.

Они виделись затем еще пару раз в Новгороде, но уже без близости. А вскоре Кира убыла на Греко-Турецкую войну, и на этом, собственно, все. Расстались спокойно, без драм. Потому, наверное, и встретились теперь, спустя десять лет, без напряжения и "темных" чувств. Скорее, как старые друзья, чем как бывшие любовники...

Вот ведь как бывает: после встречи с родными, Кира осталась с тяжелым сердцем и смятенной душой, а "поболтала" накоротке в гостиничном баре с Борисом — который ей давно уже никто, и уж точно не любовь всей ее жизни, — и после пары бокалов коньяка пришла в себя. Полностью. Словно, ничего и не было. И мысли тяжелые, что характерно, ушли в небытие, и чувства как-то сразу поутихли. Очень удачно он ей подвернулся под руку, уместно и вовремя.

Кира посидела с господами правоведами чуть больше получаса, выпила, но немного, выкурила пару папирос, и, оттаяв душой, с легким сердцем отправилась домой, если конечно можно назвать домом дворец князей Курбских.

"Дом-то он дом, — поправила она себя, проходя через анфиладу изысканно декорированных залов, — но вряд ли мой!"

Яков ждал ее в спальне, но, судя по всему, еще не ложился. Сидел в кресле, читал газеты и курил.

— Извини! — сказала Кира, входя. — Подзадержалась. Но не специально.

— Пустяки! — пыхнул Яков папиросой. — Примешь душ или сразу баиньки?

— Размечтался! — усмехнулась в ответ Кира. — Я иду принимать ванну, и ты, поручик, со мной.

— Если хочешь, конечно, — поспешила "сбавить обороты", испугавшись, что перегнула палку.

А ну как ему не в удовольствие рассматривать ее мослы? Да и командный тон... Может быть ему не нравятся доминирующие женщины?

— Определись, Кира, — предложил Яков, улыбнувшись, — ты чего хочешь, чтобы я с тобой пошел или чтобы нет?

— Ну, если не сочтешь за наглость и распущенность, хотелось бы разделить ванну на двоих.

— Так бы и говорила! — встал он из кресла, отбросив газету на козетку, стоящую в изножии кровати.

— Так и говорю!

Сказано сделано, и буквально через десять минут они оба сидели уже в горячей воде.

— Как прошло? — спросил Яков оторвавшись от ее губ.

— Ожидаемо, — лаконично ответила Кира, удобнее устраиваясь у него на коленях.

— Кстати об ожидаемом... — Яков нагнулся и осторожно, можно сказать, ласково поцеловал ее в ключицу.

— Возбуждает, — признала Кира.

— Ну, тогда, о неожиданном, — хмыкнул мужчина, прервав затянувшийся поцелуй. — Вечером прибыл фельдъегерь из Военного министерства. Тебе приказано явиться завтра в десять утра в приемную генерала-лейтенанта Мысковского, начальника управления кадров штаба ВВС.

— Зачем? — не поняла Кира. — Увольняют или наоборот? И потом, как он узнал, что я в Новгороде?

— Вот и я в недоумении...

— Одну меня?

— Так точно, комэск!

— Не было печали! — вздохнула Кира, она даже представить себе не могла причину вызова на такую "высоту". Генерал-лейтенант Мысковский? Зам начштаба по кадрам? Как ни крути, не ее уровень! Зачем, вообще, она могла понадобиться такой большой шишке? Уволить ее мог бы, и кто-нибудь попроще...

— Не спеши печалиться, — успокоил ее Яков. — Вдруг что-нибудь хорошее?

— Серьезно? — удивилась Кира. — Ты в это веришь?

— Я на это надеюсь! — улыбнулся Яков, привлекая ее к себе.

На том и порешили, разом перейдя от слов к делу. И, следует признать, это снова вышло у них так, что Кира потом минут десять не могла перевести дух. Яков, впрочем, тоже. Ему даже хуже пришлось. Мужчины, они же никогда не сравнятся с женщинами в выносливости...

Кира в Центральном Командовании ВВС никогда прежде не бывала, ни до войны, когда оно являлось Главным Управлением Генерального Штаба, ни после ее начала. Не было нужды, да и уровень не тот: кто она, и кто они! И вот сподобилась, впервые оказавшись на авиационном олимпе, разместившемся — по случаю военного времени — в комплексе зданий Агрономического училища.