Честь и Польза - 3

— А в отношении лодок с провиантом? От этих русских можно ожидать чего угодно.

— За лодки не беспокойтесь. С ними идут две небольшие баржи с солдатами и пулеметами, если что у них будет, чем ответить.

Лодочный караван пришел в Ниамею через пять дней, после ухода из лагеря отряда Граммона. Высланная навстречу ему разведка известила Буассона об этом заранее, но не только она одна наблюдала за рекой. Благодаря хорошо поставленной разведке, Махно знал количество лодок, наличие в караване барж, примерное время его прибытия и приготовился к жаркой встрече.

Лодки под прикрытием пулеметов барж выстроились полукругом у пристани и приготовились к отгрузке своего груза. Так как на южном берегу не было ни одного негра, французы были вынуждены сами перетаскивать мешки и корзины с продовольствием с лодок на берег.

Работа была в самом разгаре, когда со стороны северного берега раздалось непонятный грохот, а затем послышался характерный свист приближающегося снаряда.

Мало кто из солдат Буассона побывал под артиллерийским обстрелом, но и они, услышав нарастающее завывание, побросали работу и застыли в тревожном напряжении. Ждать пришлось недолго и вскоре, на скопление лодок и людей на пристани обрушился залп ракетных снарядов.

Именно они находились в обозе Маруси Нечепуренко и теперь, они мстили за неё французом. Залп махновской батареи состоял всего из четырех ракет. Они ели-ели преодолели широкий простор реки, но все-таки упали туда, куда было нужно.

Две из них упали в воду рядом с бортами лодок и своими взрывами, перевернув некоторые из них. Две другие угодили в дощатый причал, разбросали в разные стороны, стоявшие там корзины, ранив своими осколками одного из солдат.

Ущерб от обстрела был минимален, но паника возникла среди французов сильная. Солдаты и сидящие в лодках люди испуганно засуетились, заметались, желая убежать и спрятаться от невидимого врага. Их волнение усилил новый свист в воздухе, что подобно удару хлыста безжалостно подстегнул людей, заставив многих потерять от страха голову.

Словно муравьи из разоренного муравейника, они бросились в разные стороны, позабыв обо всем на свете. Несколько лодок перевернулось, много переправленной на берег провизии было впопыхах растоптано ногами беглецов.

Новый залп вновь не нанес французам серьезного ущерба, но даже одной ракеты упавшей в толпу беглецов, было достаточно для того, чтобы все прибрежная полоса полностью обезлюдила. Охваченная страхом, с истошными криками людская толпа бежала прочь от реки.

Единственные кто остался на реке, были экипажи барж, что по приказу генерала должны были прикрывать лодочный караван от возможной атаки махновцев. Попав под обстрел, пулеметчики обоих барж, не сговариваясь, открыли огонь в сторону противоположного берега, но это было скорее шагом отчаяния, чем осмысленным действием. Как бы яростно не нажимали пулеметчики гашетки, их пули не долетали до противоположного берега.

По капризу судьбы, третий и последний залп махновцев состоял из двух ракет, одна из которых угодила в баржу, в мгновения ока разбросав пулеметный расчет.

Когда поднятая по тревоге батарея скорострельных пушек Гочкинса прибыла на пристань, свиста приближающихся ракет уже не было слышно и ответный огонь, был по своей сути чисто символическим. Выпущенные французами снаряды едва доставали до противоположного берега, где к этому моменту уже никого не было.

Неожиданный удар с той стороны показал французам, что им противостоит опасный враг и потому последовавшая через два дня переправа через Нигер, производилась по всем правилам и канонам войны.

Первыми по вражескому берегу ударила артиллерия, затем, отчаянно борясь с речным течением, двинулись баржи с пулеметами и только потом лодки с солдатами. Все были готовы к тому, что противоположный берег в любой момент ответит плотным пулеметно-ружейным огнем. Как уже не раз было с предшественниками Буассона, но к удивлению французов махновцы упорно молчали.

Лишь только когда лодки с солдатами пересекли средину реки, на северном берегу возник огонь, но это был огонь пожаров. Один за другим они вспыхивали среди многочисленных построек Ниамеи, вводя в оторопь солдат, которые не знали, что им делать. Тушить огонь, как это подсказывал им инстинкт самосохранения или искать мятежных каторжников и уничтожать их, как предписывал им приказ.

В борьбе двух противоположностей победил приказ, поскольку по французам был открыт огонь и, проклиная коварство дикарей, они вступили в бой.

Недовольство своих подчиненных полностью разделял и генерал Буассон.

— Варвары! Дикие варвары! Их нравы ничуть не изменились со времён императора Наполеона! — негодовал генерал, глядя на пожар, разгоравшийся на противоположном берегу реки. — Надо как можно быстрее погасить его! Иначе мы получим ещё одно пепелищ! — торопил они подполковников Бартаса и Сегоньяка, чьи отряды составляли второй эшелон французского десанта. Сам Буассон, вместе с резервом предпочел остаться на южном берегу, для охраны тыла отряда.

— Для охраны руин, громко именуемых тылом, вполне хватило бы отряда Граммона — недовольно бурчал Бартас, стоя на берегу в ожидании, когда с того берега прибудут лодки. — Для большего воодушевления солдат, можно было и самому отправиться туда и вместе со всеми выбить каторжников из города.

— Не брюзжите, мой друг. Слыханное ли дело, чтобы генерал был там, где опасно? Если вы сами будите им, то бьюсь об заклад, и вы предпочтете сидеть в штабе, а не лазить по передовой — улыбнулся подполковнику Сегоньяк, чья гасконская кровь не позволяла ему предаваться унынию. — Сейчас переправимся и выбьем прочь — этого черта Махно.

— Как бы он не скинул нас обратно в реку или не сжег нас заживо в этом пекле — продолжал бурчать Бартас.

— Для этого ему придется сначала познакомиться со штыками моих солдат и моей саблей — гасконец быстрым движением обнажил свой клинок, и отблески далекого пожара немедленно заиграли на стали.

— Цыплят по осени считают — произнес Бартас и отправился командовать посадкой своих солдат в лодки.

Оба офицера по сути дела оказались правы. К концу дня, французы взяли под полный контроль северную часть Ниамеи и принялись тушить пожары. Правда, заплатить им за это пришлось хорошую цену, в двадцать пять человек убитых и шестнадцать раненных против девятерых убитых у противника. При этом только трое из убитых имели кожу белого цвета, все остальные были неграми и не факт, что это были сторонники Махно.

— Скорее всего — они жили здесь — высказал свое предположение Бартас, чем вызвал дружное несогласие со стороны Сегоньяка и Буассона, перебравшегося на северный берег с наступлением сумерек.

В виду возникших разногласий, Бартас был отправлен за реку в тыл, а Буассон и Сегоньяк остались защищать захваченную часть Ниамеи. Оба командира считали, что Махно обязательно попытается отбить город и стали спешно готовить оборону. Всю ночь и все утро, солдаты рыли траншеи, оборудовали огневые точки, выкатили орудия на наиболее опасные направления возможной атаки.

Все было сделано для того, чтобы встретить беглых каторжников по всем правилам военного искусства, но все оказалось напрасным, Махно не пришел. Не появился зловредный дикарь ни на следующий день, ни на последующие дни недели.

Подозревая хитрое коварство, Буассон стал ждать нападений на город в ночное время, но опять ничего не случилось. Махновцы не пытались снять часовых и, проникнув в лагерь учинить диверсию. Никто не обстреливал позиции французов ни с земли, ни с воздуха как это было прежде. Казалось, что противник внезапно вымер или полностью утратил всякий интерес к отряду Буассона, но это только казалось.

Как только группа разведчиков попыталась продвинуться дальше на север, она наткнулась на сильный заслон махновцев. Когда же французы повторили эту попытку более крупными силами, их ловко заманили под пулеметы тачанок, чей шквальный огонь заставил их отступить.

Такая же картина была и при попытке солдат майора Лансана взять фураж и продовольствие в негритянских селеньях к северу от Ниамеи. Не успели кавалеристы приступить к реквизиции, как на деревню налетели три сотни под командованием сотника Гуляй ветер и французам, пришлось спешно отступить.

Прошло две недели, пока Буассон понял тактику Махно, который не стремился вернуть себе Ниамеи, но вместе с тем не позволял противнику пополнять запасы провизии. Генерал решил, что в его войне с "русским дьяволом" возникла патовая ситуация, но жестоко просчитался. Противник четко вел свою партию, отдав количество ради качества.

В день православного Крещения, Махно устроил французам огненную купель. Идея её проведения возникла у него давно и готовилась она им, что называется про запас.

По приказу батьки был организован сбор масла по негритянским деревням, которое хранилось в укромном месте и ждало своего часа. Темной ночью, оно было вылито в реку с лодок, с тем расчетом, что течение отнесет его к северному берегу, где находились лодки французов.

Для того, чтобы диверсия не сорвалась, кроме масла, к вражеской флотилии отправилась лодка с двумя гребцами. Кроме них, в ней находился большой глиняный горшок с маслом, который махновцы должны были зажечь в нужный момент.

Благодаря тому, что лодка имела темную окраску, караульные у реки проглядели подкрадывающуюся к ним опасность. Только когда воды реки вдруг вспыхнули огнем и на стоящие у берега лодки стал наплывать объятый пламенем брандер, они подняли тревогу, но было уже поздно.

Первыми вспыхнули лодки, находившиеся в воде и не имевшие экипажа. Там, где в них были люди, уцелели благодаря отчаянной смелости, находившихся в них гребцов, сражавшихся с огнем за свою жизнь.

Те лодки, что лежали у воды на берегу, сгорели полностью. Так как их гребцы ночевали в городе и прибежали на пожар слишком поздно. К тому же близко расположенные друг к другу лодки вспыхивали одна от другой.

Хуже всего пришлось баржам. Увидев окружившее их со всех сторон, море огня, их экипажи посчитали лучшим сняться с якоря, чем геройски сгореть во славу республики. Дальнейшая их участь была незавидной. Одна из них села в ночи на мель в километре от Ниамеи и была оставлена экипажем. Другая баржа благополучно продолжила плавание и вскоре достигла границы британских владений, где встала, приткнувшись к берегу. Добрые англичане прислали экипажу провиант, но отказали в буксире, сославшись на его поломку.

Временно лишившись связи с южным берегом, Буассон опасался, что воспользовавшись моментом, коварный враг нападет на отряд Бартаса. Однако этого не произошло. Верный своей тактике, батька не торопился нападать, намериваясь костлявой рукой голода, заставить врагов покинуть Ниамею.

Документы того времени.

Из секретной записки председателю ГПУ Дзержинскому Ф.Э. от начальника 3-го отделения Менжинского В. Р. от 21 января 1928 года.

Согласно донесению специального агента Блюмкина Я.Г. вернувшемуся из Тибета и имевшего там встречу с Далай-ламой 13. В ходе общения, Блюмкин получил возможность побывать в подвалах дворца Далай-ламы и осмотреть хранящиеся там свыше 15 тысяч лет артефакты, якобы оружие богов.

Один из них монахи называют "Ваджару" и он представляет собой гигантские щипы. С их помощью осуществляется плавка драгоценных металлов. Если плавить золото при температуре 6 тысяч градусов Цельсию, то золото на 70 секунд вспыхивает и превращается в порошок. Этот порошок использовался при строительстве передвижных огромных каменных платформ. Если на платформу насыпать этот порошок, то ее вес терялся до минимума. Порошок также применяли в медицине при лечении неизлечимых болезней и для избранных — в основном вожди его употребляли в пищу, чтобы продлить себе жизнь.

Другой артефакт называется "Шу-дзы" и представляет собой колокол. С его помощью можно на время оглушить большое войско или целую армию. Способ его действия заключается в трансформации электромагнитных волн на определенной частоте, которую не воспринимает человеческое ухо, а непосредственно мозг. Со слов монахов с его помощью индийский пророк Арджуна выигрывал большие сражения, приводя врагов в панику.

Непосредственное воздействие указанных артефактов Блюмкин не видел, но смог осмотреть их и провести тщательные замеры и описание. Со слов агента, монахи согласны позволить нашим ученым их осмотреть и проверить в действие.

В связи с этим, есть смысл ходатайствовать перед президентом об изменении задач географической экспедиции с участием дирижабля "Россия" и вместо изучения пустыни Гоби и Такла-Макан и перенацелить её в Тибет.

С уважением Менжинский В.Р.

Из сообщений корреспондента газеты "Известия" Яна Скамейкина от 23 января 1928.

В Варшаве завершился судебный процесс по делу нападению на российских дипломатических курьеров в ноябре 1926 года, ранее неоднократный переносимый по требованию защиты и фракции "Честь и независимость" польского парламента. Вся тактика защиты обвиняемого на этом процессе строилась с упором на то, что местом его рождения является так называемая "Восточная Польша" и это оказалось решающим аргументом при вынесении судом приговора. Согласно решению судьи Полонского, обвиняемый Бальцерович получил восемь лет тюрьмы за убийство российского дипкурьера Теодора Нетте.

Речь судьи постоянно прерывалась недовольными выкриками из зала, в результате чего оглашение приговора затянулось. По требованию судьи судебные пристава вывели крикунов из зала, пригрозив оставшимся зрителям, что в случае повторного нарушения, приговор будет зачитан за закрытыми дверями.

Когда же судья зачитал приговор, зал разразился многочисленными криками "Настоящему поляку тюрьма — а оккупантам радость!", "Позор Польше!". Однако они быстро стихли, когда специальный посланник президента объявил, что Рыдз-Смиглы даровал обвиняемому амнистию и Бальцерович был освобожден в зале суда.

Из закрытого решения Государственного совета прошедшего под председательством премьер министра Молотова В. М. от 27 января 1928 года.

Передать недавно полученные образцы закупленного американского вооружения, а именно танк "Кристи", для всестороннего изучения и ознакомления с документацией данного агрегата специальной комиссии Петроградского проектно-моторного института Љ2. Обязать председателя комиссии, а также её членов строго придерживаться режима секретности во время своей работы. Список комиссии в составе 18 человек прилагается.

И.О. Председателя Государственного совета Молотов В.М.

Глава XI. Что позволено Юпитеру, то не позволено медведю.

В отличие от жаркой Африке, зима в туманном Альбионе была на редкость слякотной и холодной. В её привычном природном понимании с морозом и обильным снегом зимы не было, но от этого островитянам не было лучше. Наоборот, промозглый холодный ветер и непонятное чавкающее месиво под ногами, заставляли людей прятаться в свои дома, ища спасение от стужи за плотно закрытыми дверями.

В одном из особняков на Пикадилли с теплом было все в порядке. Толстые каменные стены, дубовые двери и двойные окна не позволяли сквознякам и ветру проникнуть внутрь здания и похитить из него живительное тепло, которого там было в избытке.