— Зачем идти в школу, — снисходительно проговорил Никита. — Школа должна нам подарить два, нет три, компьютера в качестве компенсации за свои грехи. Я смотрю в твои большие глаза и вижу цифру "четыре", но дружище, давай не будем жадными. Нам в качестве компенсации за бесцельно прожитые годы в стенах этого мутного заведения хватит и три компьютера. Но, если ты настаиваешь на четырёх....
Борис не настаивал, он и на три машины не настаивал. Он понял, что это финиш. Остапа, то есть Никитоса, понесло по кочкам, теперь его не остановишь — он начал импровизировать, в том смысле, в котором он это дело понимал. Борис понимал, что лет по пятнадцать им теперь точно корячится. Всё что они достигли — это создали устойчивую преступную группу, грозу ларьков и учебных заведений.
— Всё просто, как коровье мычание, — стал пояснять Никитос. — Ты слышал коровье мычание? Значит, сечёшь в теме. В школе ночью остаётся только баба Серафима, божий одуванчик, которой уже скоро сто лет в обед. Она любит оладушки со сметаной, прямо без ума от них. Только оладушки в ее жизни и остались. Объестся она ими вечером и заснёт. А когда она спит, то храпит. Из-за своего храпа она и не услышит, как мы спустим на верёвке с окна кабинета информатики, принадлежащие нам по праву компьютеры. Потом мы вылезем из окна первого этажа, заберём наши компьютеры и всё: будем осваивать современную науку на них....или загоним их за большие деньги.
— Откуда ты это всё знаешь? — полюбопытствовал Борис.
— Чтобы добыть компьютеры, — нравоучительно сказал Никита, — нужно хорошо изучить своего главного противника, то есть бабу Серафиму. Её нельзя недооценивать. Но она будет спать, точно тебе говорю.
— А как мы в школу попадём? — Борис пытался найти изъян в плане Никиты.
— Я ждал этого вопроса, — восхитился тот. — Вы, батенька, в последнее время что-то невнимательным стали, надо бы вам витаминчики попить. Ты забыл, что Маринка говорила? А она говорила, что сейчас днём в школе работают строители от спонсоров, а это значит, что все кабинеты открыты, ведь строители что-то там мажут и красят. Всё просто: мы заходим в школу днём в рабочих халатах, строители думают, что мы их коллеги и не обращают на нас внимание. Мы прячемся в укромном месте, а как только Серафима начинает храпеть...Ну, дальше понятно.
— А если строители спросят, что мы здесь делаем? Типа, какого чёрта? — всё ещё сомневался Борис.
— Скажем, что готовим картины великих писателей для реставрации. Помнишь, картины висели в кабинете литературы? Мы, типа, реставраторы.
Борис наморщил лоб:
— Ага, помню. Там ещё этот с бородой висел. Менделеев. Му-му он ещё написал.
— Вот-вот, — поддакнул Никита. — Вот эту картину мы и будем реставрировать. Готовься. Это будет длинная ночь. Не волнуйся, Борис. Я видел будущее: всё пройдет отлично, и мы будем в шоколаде. Встанем на тропу мести, откопаем свой томагавк войны и пойдём на них тропой ягуара. Пусть знают, как недоучивать своих учеников.
Все дела желательно делать вовремя, и не затягивать с ними. А для некоторых профессий, типа профессии вора, это правило работает особенно чётко. Правда, самонадеянность в некоторых вопросах равна смерти.
Семён Безпалько дневал и ночевал в школе: за работничками из различных строительных фирм, нанятых спонсорами, нужен был постоянный пригляд, ибо рабочий — есть рабочий. В какое место пролетария не поцелуй, всё равно это будет жопа. Только постоянный контроль приводит работника в чувство, а иначе работягу начинают посещать крамольные мысли о несправедливом устройстве мира и он начинает кучковаться с себе подобными вместо работы и посылает гонца в магазин за горячительным. Так начинаются революции. Но как прорабы и мастера ни контролировали своих работяг, всё равно, частенько, Семён Митрофанович находил в школе початые бутылки водки или дешёвенького винца. А до первого сентября оставалось меньше месяца.
— С этим делом надо бороться, — решил Безпалько и пошёл ловить Никодима Викторовича: тот точно придумает, как стимулировать рабочих.
Описав Баширову проблему, Безпально увидел понимание в глазах Никодима и злой блеск. Безпалько даже страшно стало за тех пьющих работяг, на которых он натравил Никодима.
— Работник, склонный к пьянству, не обогатится, вот это истина, — сказал Никодим. — Вино отнимает славу и доброе имя человека; напротив, к бесславию, презрению и омерзению приводит, ибо никем так не гнушаются люди, как пьяницей. Домашним, родным, друзьям пьяный причиняет скорбь и печаль, а у врагов вызывает насмешку. Пьянство делает своего приверженца неспособным ни к какому делу. В каком бы звании ни был пьяница, он больше принесет бед и напастей, чем пользы обществу.
Всё это красивые слова, подумал Безпалько, а вслух спросил:
— И что же делать? Ведь недоделок к сентябрю будет, как грязи.
— Да, как всегда, — мрачно произнёс Никодим. — Будем воспитывать народ через боль и страдания.
— Что? — переспросил Семён Митрофанович. — Бить будем, как Шурик бил на стройке Федю?
— Так пьяница легко отделается. Мы поступим суровее.
От этих слов у Безпалько поползли мурашки по спине. Правда, после того, что он потом услышал от Никодима, несколько поколебало уверенность Безпалько в разумности своего собеседника. А математик велел сделать Семёну Митрофановичу из дерева специальную рамку: типа, как в аэропортах, чтоб туда не проникли террористы. Рамка так и будет называться — "Антиалкогольная рамка". Утром работяги все поголовно должны будут пройти на территорию школы через эту рамку, тем самым они будут официально предупреждены о последствиях, то есть: выпил на рабочем месте — жестоко страдай.
— И что, это поможет? — усомнился Безпалько, с беспокойством посматривая на Никодима.
— Конечно, поможет, — уверенно произнёс тот. — Это наукой доказано, самим Фрейдом. Воздействие на подсознание называется, а алкаши чрезвычайно внушаемые люди.
— Ну, если на подсознаие, — протянул Семён Митрофанович, — тогда ладно. Никодиму оно конечно виднее, он мастер воздействовать на подсознание.
— Другая проблема будет, — сообщил Семён. — Работяг и так мало, а станет меньше. Страдальцы, я так понимаю, к работе будут неспособны.
— Ничего, — отмахнулся Никодим. — Из местных помощников наберём, ещё и рады будут помочь. А страдальцы будут являть из себя ходячее пугало для остальных.
— Да, кто же сейчас за просто так помогать-то будет? — усомнился опять Безпалько.
— Да сами придут, — уверенно произнёс Никодим. — Я местный народ уже изучил: он завсегда помочь школе согласен. Вот сегодня ночью и начнут приходить.
Безпалько сделал вид, что поверил Никодиму: странно всё это было, но он пошёл делать "рамку", чтобы к завтрашнему утру на входе стояла антиалкогольная рамка.
Для Никиты и Бориса проникнуть в школу не составляло труда, что компаньонов чрезвычайно окрылило. Найти укромное место, где они собирались отсидеться до темноты, тоже оказалось плёвым делом. Борис стал уважительно посматривать на Никитоса: всё шло строго по его плану. Как стемнело, то разошлись последние работяги, возившиеся с сантехникой, и школа погрузилась в тишину.
— Прикинь, скоро баба Серафима объесться своими блинчиками и захрапит, — прошептал Никитос Бориске. — Всё очень просто, как конфетку у маленькой девчонки отнять. Скоро ты будешь рубиться на своём компе в самые крутые игрушки.
— А ты куда свой денешь? — поинтересовался Бориска.
— А я свой задорого загоню, — поведал Никитос. — Это называется первоночальное накопление капитала. У любого олигарха можешь спросить: они все так начинали. Можно ещё дорогие шапки с прохожих срывать, и на этом подняться. Но сравни шапку с копьютером: это сколько надо шапок стырить.
— Ты голова, — искренне порадовался за друга Борис.
— А то, — самодовольно усмехнулся тот. — Со мной ты не пропадёшь. Ну, брат, кажется, пора приступать к нашей миссии по восстановлению справедливости.
И опять всё шло, как по маслу. Дверь в кабинет информатики закрыта не была, и вскоре, три железных ящика с умной начинкой были освобождены от проводов и обвязаны верёвками. Оставалось только спустить их на грешную землю через окно.
— Тишина, — усмехнулся Никитос. — Баба Серафима дрыхнет, — с этими словами он открыл широко окно и стал аккуратно спускать ящики на землю. Точно, как у ребёнка конфетку отобрать. Вот же молодцы эти олигархи, которые первыми просекли, что таким образом лучше всего выбиваться в люди. Даже в ГБДД не надо устраиваться, чтобы в деньгах купаться.
Вскоре все три ящика спокойно переместились на землю, а друзья пошли на первый этаж, чтобы через окно первого этажа покинуть школу, которая сама была виновата в том, что когда-то недодала компаньонам знаний, вот они и явились за компенсацией. Всё по чесноку. Из окна на первом этаже друзья выбрались успешно: два метра высоты — это ерунда для таких суровых мужиков, как они. Дело оставалось за малым: дотащить компы до дома. И тут ветреная Фортуна опять повернулась к друзьям своим филейным местом, то есть задницей. Она так и стояла рядом с друзьями под внезапно вспыхнувшими яркими фонарями, осветившими неприглядную картину. Друзья ошарашено щурились от яркого света, но видели, как к ним из кустов выходит трудовик Безпалько со здоровенной дубиной в руке и баба Серафима со шваброй. Но хуже всего было то, что вдруг раздался голос учителя математики, который весело орал:
— Сделайте друзья ослепительную улыбочку, ведь вас снимает видеокамера, типа для истории. Ага, для потомков, которые будут рады увидеть, как некоторые невоспитанные личности тырят из школы государственное имущество. Героев надо знать в лицо.
И почему именно в тот момент, когда в твоей жизни всё прекрасно, к твоему горлу приставляют нож, размахивают дубинами и швабрами?
— Ворюги, — фальцетом заорала баба Серафима и замахнулась на друзей шваброй, но её попридержал трудовик. Швабра в руках бабы Серафимы была похожа на фаллический символ, которым она собиралась покарать ребят. Никита понял — им пипец.
— Ба! Кого я вижу, — воскликнул трудовик. — Это же наши бывшие ученики: сам Боря Поленов и сам Никита Ручкин. Попались голубчики. Ручкин дошёл всё-таки до ручки. Вот и допрыгались, наконец, до статьи чада неразумные. Ну, что тётка Серафима, давай звони в полицию: с поличным расхитителей государственной собственности поймали. За украденные....восемь компьютеров им хороший срок светит. Тюрьма уже давно рыдает по ним.
— Да с чего это восемь, начальник, — возмутился такому беспределу Никитос. — Мы только три компа взяли.
— Браво ребятки, — восхитился Никодим. — Вот и словесное признание есть, техника она всё пишет, всё суду меньше работы. А теперь ребятки взяли в охапку похищенное имущество и понесли его обратно устанавливать, а пока идёте — думайте, может, что толкового придумаете, как дело замять. Серафима Михайловна пока немножко повременит в полицию-то звонить.
Пришлось Поленову и Ручкину таскать украденные компьютеры обратно в кабинет информатики и подключать к ним все отсоединённые кабели. Настал момент поговорить, как замять дело.
— Мы отработаем, — предложил Никита: предложил за себя и за Борюсика. У него в голове крутилась схема, что сейчас он наобещает с три короба доверчивым учителям, а потом дело само как-то забудется. Но не тут-то было. Оказалось, этого Никодима просто так не объедешь. Опытный гад.
— Вы отработаете, точно отработаете, — задумчиво произнёс он. — На все триста тысяч рублей отработаете. Считать умеете: каждый комп по сто тысяч, вот и выходит триста тысяч. Всего ничего для таких орлов-стервятников, как вы. Но перед этим вы напишете собственноручное признание на пяти листах, где покаетесь во всех грехах, которые вы совершили. Опишите всё: про то, как технику крали, куда собирались её деть, все явки и пароли, зачем людей в болоте топили....всё опишите. Эти бумаги будут храниться в надёжном месте, а если что, то отправятся в следственный комитет. Писать будете? Или сразу в полицию звоним?
Никитос совсем сник: с этим Никодимом Викторовичем фокус затереть проблему не прошёл. Да ещё заставляет в убийствах признаваться.
— Никого на болотах мы не топили, — со слезами на глазах объявил Никитос. — Мы только ларёк бабы Зины взяли, да провода хотели срезать.
Учителя переглянулись:
— Вот это тоже отразите в своём чистосердечном признании: когда, зачем, соучастники, покровители. Всё пишите. Облегчайте свою совесть.
Боря с удивлением глядел на друга. Куда у того делся весь апломб и искры в глазах. Сейчас на стуле сидел зарёванный парнишка с трясущимися от страха губами и кающийся во всех грехах. Баба Серафима притащила бумагу и ручки, которые вручила воришкам. Никита уже вовсю строчил признательные показания и умолял учителей не давать делу хода. Пришлось и Борису писать признание, а куда деться с подводной лодки.
— Отрабатывать начнёте завтра с шести утра и до шести вечера, без выходных и праздников до первого сентября. Работать будете в школе, а делать, что скажут прорабы и Семён Митрофанович. Сачковать не рекомендую, ибо чревато. Технику безопасности на рабочем месте можете не соблюдать: если себе шею сломаете, то и чёрт с вами, плакать не будем, ещё двумя ворами на Земле станет меньше.
Вот такие добрые пожелания и напутствия высказал учитель математики, когда прочитал признания и проверил, поставлены ли собственноручные подписи и дата. Повествование получилось приличное, вот только авторам немного не хватало грамотности. Ишь ты — вот же злодеи, оказывается, это они бабы Зины ларёк подломили-то. Но отказываются от того, что это они весь сахар стырили: они только гирю золотую взяли, но та оказалась не золотой. Правда, ребята признавали, что первоначально хотели украсть сахар, но для хорошего дела — варенье варить, но всё равно, как-то некузяво у односельчан тырить.
Сердобольная баба Серафима влезла в воспитательный процесс:
— Совсем сурово вы с хлопцами-то, Никодим Викторович. Может лучше пусть в тюрьму идут ребятушки-то, там хоть кормят. Они ещё молодые: отсидят и выйдут. Может, какая амнистия случится-то.
Никитос совсем от таких слов расклеился, его совершенно не устраивала тюремная камера и её обитатели. Его затрясло, и он заплакал навзрыд.
— Мы отработаем, — сквозь слёзы завопил он. — До ночи будем работать.
— Ну, до ночи, так до ночи, — согласился Никодим, разведя руки. — Вас никто за язык не тянул. А как отработаете все долги, так я вас голубчиков в армию определю, у меня как раз городской военком хороший знакомый: он будет только рад таким рекрутам. Точно говорю.
После того, как судьба ребят была определена, и их отпустили по домам, учителя остались одни.
— Вот уже двоих отличных помощников я тебе нашёл, — сказал Никодим трудовику. — Сколько тебе ещё добровольных помощников надо, — деловито осведомился он, — человек пять хватит?
— А что, ещё придут? — ахнул трудовик.
— Непременно придут, — кивнул Никодим. — Отчего помощникам не прийти, ведь в школе сейчас столько строительного материала бесхозного валяется, а сторож одна баба Серафима. Немного посидим в засаде и наловим столько, сколько надо.
