Усилк не ответил. Юли подтолкнул его. Они навсегда покинули тесную комнату отца Сифанса и погрузились в темноту коридора. Юли шел впереди, читая узоры на стене небрежно скользящей ладонью. Усилк следовал за ним.

Внезапно Юли словно обдали ледяной водой. Охваченный волнением, он забыл попрощался с наставником, с которым только что расстался навсегда...

* * *

Люди Панновала в то время ещё были практичными людьми. Их нельзя было назвать философами. Их не одолевали великие мысли и они не тратили время на их поиски. Главной их заботой было набить желудок. Пища же их по большей части была растительной.

В самих подземельях зелени не было. Она росла лишь на полях за замком, под светом проклятого Вутры. А перед входом на Рынок, у котлована, возле начала извилистого пандуса, росла целая роща деревьев, которые в положенные сроки сбрасывали листья и покрывались ими вновь, расцветали чахлыми цветами, а иногда даже приносили плоды. Пускай их было немного и они были невысокие, но тем не менее, это были настоящие зеленые деревья. В Панновале их любили ради их редкости. Ни одно из деревьев не плодоносило каждый год, но ежегодно то одно, то другое дерево приносило урожай орехов, которые очень ценились местными жителями.

Орехи неизменно, согласно древнему обычаю, происхождение которого уже никто не мог и вспомнить, доставались только женщинам и детям. Под сморщенной кожурой орехов обычно поселялись личинки. Матроны и дети Вакка, Гройна и Прейна съедали мякоть ореха вместе с личинками.

Личинки всегда издыхали, когда раскалывали орех. Согласно поверью, личинки умирали от зависти. Ведь они думали, что внутренность ореха была целым миром, который принадлежал им безраздельно, а сморщенная скорлупа, в которой находился орех, была их небосводом. И вот однажды их мир с треском раскалывался и они с ужасом понимали, что за пределами их мира находился другой, гигантский мир, яркий, интересный и невообразимо огромный. Этого личинки не могли вынести и испускали дух.

Легенда о личинках пришла в голову Юли, когда он вышел из Святилища — обители мрака и теней. К счастью, его входы сейчас никем не охранялись, и Юли беспрепятственно попал на Рынок. Он уже больше двух лет не видел этого ослепительного мира, полного людей. Почему раньше Рынок казался ему мрачным и туманным преддверием преисподней?..

Сначала шум, свет и беготня людей вызвали у него подобие шока. Он был потрясен суетой и гомоном прохожих на улицах. Этот мир был великолепен и полон соблазнов, и главным соблазном этого великолепного мира была прекрасная лучница Искадор, облик которой Юли хранил в сердце с того дня, когда единственный раз увидел её. Он воскрес в его памяти, как будто он видел её только вчера.

Когда он впервые встретился с ней лицом к лицу, он понял, что она прекрасна. Прекраснее того образа, хранимого в сердце, прекраснее, чем он думал. Едва она взглянула на него, он растерялся и даже потерял на миг дар речи, а потом даже стал заикаться под её взглядом!

Он отыскал её в жилище её отца. Очень роскошное по меркам тесного Панновала, оно состояло из нескольких помещений. Но и оно было лишь частью настоящей небольшой фабрики, изготавливающей луки. Её отец был главным мастером по изготовлению луков в гильдии оружейников. Он умел делать такие луки, что о них сочинялись легенды.

Надменно посмотрев на незнакомого священника, Искадор разрешила Юли войти в свою "жилую", каждым движением давая понять, что обращает на него внимание лишь из вынужденного уважения к законам Панновала. Он сел на покрытый циновкой пол, выпил предложенную по обычаю чашку воды и поведал ей о том, что привело его сюда, путаясь и запинаясь во время своего рассказа.

Искадор была атлетически сложенной девушкой и весь её вид говорил о том, что шутки с ней плохи. Она знала себе цену. Молочная белизна её кожи резко подчеркивалась цветом черных волос и карих глаз. Широкое лицо с высокими скулами и большим чувственным ртом говорило о хорошей породе. Все её движения были полны энергией. Двигалась Искадор энергично, но не резко, с завораживающей плавностью. Её тело словно скользило в туманной дымке жилища. Она выслушала Юли с серьёзным и деловым выражением лица. Когда он замолчал, она сложила руки на груди и задумалась.

— А почему Усилк сам не пришел и не рассказал мне весь этот вздор? — наконец спросила она.

Юли удивленно замер. Он даже перестал заикаться от удивления.

— Да как же он может появиться в Вакке, миледи? Он же преступник. К тому же, его лицо изувечено. На него сразу же обратят внимание. Вдобавок, он зверски избит. Единственное, что он способен сейчас сделать — это вывести из Твинка своего друга, и то, только потому, что там сейчас темно.

Темные волосы девушки волнами спадали на скулы. Отбросив их назад, Искадор проговорила:

— Всего через шесть дней наступит весеннее равноденствие. В Рекке состоятся состязания по стрельбе из лука. Естественно, я хочу выиграть их. Я не хочу убегать из Панновала. Я счастлива и здесь. Это Усилк всегда на всё жаловался и был вечно чем-то недоволен. Кроме того, я не видела его уже три года. У меня сейчас другой парень. Чего ради я должна бежать на помощь к своему бывшему дружку-неудачнику?

Юли встал, слегка покраснев от неожиданности.

— Ну что же, раз вы его не любите, о чем нам говорить?.. Но я искренне советую вам помалкивать о том, что я вам сейчас рассказал, и о моём визите тоже. Я ухожу и передам все ваши слова Усилку, — Юли говорил более грубо, чем ему хотелось бы, и причиной этому была неожиданно охватившая его ревность к незнакомому парню Искадор.

— Послушай, — вдруг сказала она, делая шаг вперед и протянув к нему руку великолепной формы. — Я ещё не сказала, что ты можешь идти, монах. То, что ты мне рассказал, полная чепуха, но ты же ведь ещё должен от имени Усилка уговорить меня пойти с тобой!

Юли почувствовал, как уверенность возвращается к нему.

— Минуту, миледи, — любезно обратился он к красавице. — Во-первых, меня зовут Юли, а не "монах". Во-вторых, с какой стати я должен уговаривать вас от имени Усилка? Он не друг мне, а кроме того я и сам...

Он оборвал признание и его щеки покрылись застенчивым румянцем. Он сердито взглянул на Искадор и девушка расхохоталась.

— Что кроме того?.. — в её вопросе ему тоже почудился смех. — Ты сам?..

— О, Искадор! Ты так прекрасна! Я сам восхищаюсь тобой.

В настроении Искадор сразу же произошла перемена. Девушка немедленно смягчилась. Её настороженность сняло, как рукой.

— Ну что ж... Юли, это совсем другое дело. Да и ты, как я вижу, далеко не урод. Хочу заметить, что и ты мне понравился. Я ещё не видела таких парней. Как же тебя угораздило стать священником?

Чувствуя, что судьба его висит на волоске, Юли, немного поколебавшись, сказал решительно, прямо взглянув на неё:

— Я убил двух мужчин.

Она долго всматривалась в него из-под густых ресниц.

— Подожди здесь. Я только уложу самое необходимое и захвачу лук.

* * *

Когда кровля Твинка рухнула, страх овладел всем Панновалом. Произошло самое ужасное, что только могло произойти в подземных пещерах. Но чувства людей были довольно противоречивы — желание вырваться под открытое небо боролось с привычной привязанностью к цивилизованной подземной жизни. Но сейчас это возбуждение уже улеглось. Ужас перед катастрофой сменился единым вздохом облегчения от мысли, что обвал остановился и заживо похороненными оказались по большей части заключенные, надзиратели, которых никто не любил, и несколько фагоров, тоже не самых приятных тварей. Их всех, несомненно, постигла заслуженная кара бога Акха.

Задняя часть Рынка была оцеплена, но толпы движимых любопытством обывателей напирали на ряды милиции. Они вели себя, как на празднике, хотя размеры бедствия были внушительны. Для социальной структуры Панновала это было настоящее бедствие, равное революции. Когда обрушилась главная пещера Твинка, то пол части Рынка также провалился. Несколько богатых лавок были почти полностью разрушены. В неё провалилась и часть русла Вакка, отделявшая Святилище от Рынка. Грандиозная статуя Акха, к ногам которой горожане складывали свои приношения, вместе с балконом и лестницей, оказалась для них недоступна, так как ведущий к ней мост тоже рухнул.

Причиной обвала были тупые и не в меру усердные надзиратели Твинка, веками заставлявшие своих рабов бездумно расширять его. В конце концов, пролет стал шире, чем мог выдержать хрупкий камень, и весь нависавший массив скалы обвалился. Если верить слухам, то Дравог, дежурный лейтенант Твинка, оказался в самом сердце обвала. Эта новость не вызвала у Юли огорчения.

Перед священниками Панновала встали нелегкие задачи. Прежде всего, куда горожанам нести теперь свои приношения? Пройдет немало времени, прежде чем столь драматично выросший провал будет перекрыт вновь. Во-вторых, кроме заключенных разбирать завал в главной пещере Твинка было, в сущности, некому, а рвение надзирателей вряд ли вызовет восторг у жителей, вынужденных круглосуточно наблюдать его. А завал был огромен, среди щебня в нем виднелись огромные глыбы, которые никакими силами нельзя было сдвинуть с места. Их придется постепенно разбивать на части, а такая работа займет много лет. В-третьих, когда завал будет наконец разобран, что делать с огромной провалиной в полу Рынка? Ведь Твинк теперь был открыт, а надзирателям не хотелось совершать свои зверства на виду у горожан. В-четвертых, русло Вакка тоже провалилось, и никто не знал, как усмирить затопившую Зону Наказания воду. Ну и так далее. Юли был рад, что это уже не его проблемы.

Он деловито проталкивался через толпу, ведя за собою девушку. Люди по давнему обычаю уступали священнику дорогу. Трепет перед носителями черно-белых одежд был вколочен в них с детства.

Наконец, Юли пробился к самому краю провала. На его дне суетились спасательные отряды, составленные из уцелевших узников и надзирателей Твинка, а также люди, относящиеся к гильдии врачей. Здесь Юли свернул в сторону, и, деловито раздвинув милицейских, вместе с Искадор нырнул в боковой проход, ведущий к Твинку. Никто не задал им вопросов. Общая суматоха позволила двум беглецам пройти беспрепятственно. Юли даже не оглянулся и не подумал, что покидает Рынок со всеми его соблазнами навсегда. Никогда в жизни ему уже не будет суждено увидеть такое количество народа.

* * *

К счастью, ведущая вниз лестница уцелела и они быстро миновали её. Твинк было трудно узнать после катастрофы. В потолке зияла огромная дыра, сквозь которую с ревом хлестала вода. Вырвавшись из каменного русла, Вакк ещё больше усугубил масштаб бедствия, затопив весь пол Твинка и фермы по выращиванию грибов. Рыбный пруд был погребен под горой обломков.

К счастью, милиция уже успела навести порядок. Всех заключенных собрали, обратив их в спасателей. Вокруг места обвала были установлены яркие факелы, при дымном свете которых они и работали. Их суета была довольно мрачной. В то время как одни заключенные голыми руками разрывали обломки, другие стояли сзади, передавая камни из рук в руки. Уцелевших фагоров тоже заставили участвовать в работе. Они откатывали к пропасти тележки с породой.

Иногда из-под груды камней раздавался крик или стон, и тогда люди начинали лихорадочно копать, не жалея себя, пока из-под земли не появлялось тело заживо погребенного, которое тут же передавали врачам или священникам. Большинство этих несчастных были добрыми панновальцами, которым вздумалось нести свои приношения Акха в недобрый час.

Когда главная пещера Твинка рухнула, многие из прилегающих к ней штолен тоже обвалились от сотрясения. В результате проходы в заднюю часть Зоны были частично завалены, и Юли с трудом пробирался в некогда знакомых туннелях. К его счастью, сейчас они опустели. Здесь не было любопытных обывателей, пострадавших уже вывели, а уцелевшие надзиратели и узники сейчас трудились у провала. В камерах остались лишь раненые заключенные, которые не могли работать. Но добраться к перекрестку, который Юли назначил для свидания, было нелегко. Обвал не только похоронил под собой пруд, но и завалил основные проходы, вынуждая его идти в обход. Так как русло Вакка провалилось, вода, вырвавшись из каменного плена, ещё более усугубила трудность путешествия. Подземные галереи Твинка оказались частично затоплены. Юли и Искадор пришлось карабкаться по грудам обломков или брести по колено в ледяной воде. По счастью, именно из-за этих завалов их передвижение было незаметно для посторонних глаз. Они не останавливались ни на минуту. На условленном месте их уже ожидали Усилк и его товарищ Скара, таясь в темноте.

— Черно-белое вам к лицу, — ядовито заметил Юли, увидев церковные сутаны, в которые облачилась оба заключенных. Усилк ринулся навстречу Искадор, намереваясь заключить её в свои объятия, но та вдруг отстранилась, возможно, испугавшись его разбитого лица с ужасной почерневшей и распухшей раной.

Юли с интересом рассматривал товарища Усилка, благодаря которому они и познакомились. Высокий и тощий, Скара сильно сутулился, — привычка, приобретенная за целые годы, проведенные в тюремных камерах с садистски низким потолком, не дающим распрямиться во весь рост. Даже сейчас Скара имел вид заключенного. Монашеская ряса не могла скрыть неизгладимого отпечатка, оставленного всем опытом жизни этого человека. Он сцепил перед собой большие, все в ссадинах, руки, разбитые грубой работой.

Скара всё время смотрел куда-то в сторону, избегая встретиться взглядом с Юли. Но стоило Юли отвести свой взор, как Скара сразу начал исподтишка рассматривать его, изучая странного священника. Под этим мрачным оценивающим взглядом Юли стало не по себе. Он знал, что Скара попал в Твинк в возрасте всего семи лет — но к этому времени он уже был грабителем и убийцей. Как и он сам.

— Ты готов к трудной дороге? — спросил Юли, просто чтобы завязать с ним хотя бы внешнее знакомство.

Скара ответил лишь кивком головы и что-то пробормотал, а затем несколько раз дернул плечами, поправляя туго набитый мешок на спине. Похоже, они с Усилком явно не теряли даром времени, обчистив не только прачечную, но и столовую монахов.

Состав их компании не сулил ничего хорошего. Юли уже сожалел о своём минутном порыве помочь Усилку. Он рисковал слишком многим, связав свою судьбу с такими угрюмыми типами, как Усилк и Скара, но выбора у него, к сожалению, не было. Юли имел уже большой опыт общения с заключенными и знал, что на карту тут поставлена не только его собственная жизнь, но и свобода. Неизвестно, чего лишиться страшнее...

Он решил, что ему следует с самого начала утвердить свою власть над этими двумя каторжниками, а то ничего, кроме беды, из их затеи не выйдет. Иначе их побег провалиться и кончится мучительной смертью для всех четверых. Разумеется, Усилк думал о том же самом и явно не хотел уступать собственной власти над спутниками. Он поудобнее устроил на спине свой тяжелый мешок и шагнул вперед, в сторону Юли.

— Ты заставил нас ждать слишком долго, монах. Мы уже решили, что ты сдрейфил, а может быть, и того хуже — решил схитрить и заложить нас.