Чаганов: После войны

— Не знаю,— Оля делает паузу,— но, судя по тому, что послал меня сюда вызволять тебя из рук Прокуратуры и МВД, то вряд ли.

— Это Маленков, сука, его рук дело — он меня давно, ещё с войны терпеть не может. Привык, что к Хозяину доступ только через него, а я напрямую ходил...

— Маленков и Берия,— кивает девушка.

— ... Да, знаю,— тяжело вздыхает он,— подвинул его Че, в смысле, товарищ Чаганов, знатно. Теперь хочет моё кресло заполучить и крутить Маленковым как захочет.

— Расслабились вы с Огольцовым, Витя,— буравит его тяжёлым взглядом девушка,— кстати, а почему твой зам тебя не предупредил? Может быть, он тоже к врагам переметнулся?

— Серёга?! — Кровь снова отхлынула от порозовевших было щёк министра госбезопасности.— Не может быть!

— Даже если и не знал,— впивается взглядом в собеседника Оля,— то грош ему цена, как первому заместителю, обязан был знать...

Абакумов виновато опускает глаза, согласно кивая головой.

— ... Разбирательство по любому будет,— продолжает напирать девушка,— отвечай, что был перегружен европейскими делами, часто находился за границей, что за дела в стране отвечал Огольцов, который халатно отнёсся к своим обязанностям...

— Не прокатит халатность,— трясёт головой Абакумов,— тут терактом в отношении членов правительства попахивает.

— Не факт, Витя,— хмыкает Оля,— яд этот, если применять его в правильной дозировке, является очень хорошим лекарством. Надо крутить Этингера на попытку использования лекарственного препарата без надлежащей его проверки — то есть, халатность.

— Ты серьёзно?— Глаза министра вспыхивают надеждой.

— Абсолютно,— подмигивает ему она,— отобьём мы с Чагановым тебя, не боись. Будем продвигать для расследования совместную комиссию МГБ и Прокуратуры. Меня — в представители от МГБ, параллельно — Огольцова бросаем на периферию, меня — на его место, тебе — строгий выговор. По рукам?

* * *

— Сколько лет, сколько зим,— поднимаю глаза на плотную фигуру Вознесенского, появившуюся в двери и указываю ими на стул напротив.

Руководитель Госплана, не реагируя на мою попытку пошутить, с мрачным выражением на лице занимает своё место и бросает перед собой картонную папку.

'Понятно, прочёл предложения 'Комиссии Межлаука' по ЕврАзэс и Клиринговому банку',— вопросительно смотрю на него, не произнося ни слова.

— Мы ведь давно знаем друг друга,— хрипит Вознесенский и тянется к графину,— ты, Алексей, серьёзно считаешь, что я могу пойти на эту авантюру?

Не дождавшись ответа, он продолжает:

— Мне жаль, что приходится объяснять тебе элементарные вещи, но биржа и государственное планирование совершенно несовместны. Мы строим свою работу по составлению планов поставок, производства и распределения по твёрдо заданным ценам и лимитам. Биржа — это дикий рынок, где цены пляшут непредсказуемо от каждого чиха её участников. Если мы начнём реагировать на биржемой спрос других стран, то...

— То это повлечёт за собой,— подхватываю я фразу Вознесенского,— необходимость пересчёта балансов 'на лету' в реальном времени. То есть, заставляет планирующие органы работать в более напряжённом ритме, чем они привыкли — может быть это завставит их, наконец, обратить свой взгляд на использование в своей работе вычислительной техники — при этом основные плановые показатели остаются прежними. Разница лишь в том, что для выполнения поставленных планов мы можем привлекать ресурсы и производительные мощности зарубежных партнёров по ЕврАзЭс. Без биржи мы не сможем, по крайней мере в настоящее время, решить главную проблему — справедливое ценообразование, а без этого невозможна нормальная торговля между странами. На мой взгляд в этих условиях роль Госплана многократно вырастет, особенно если он поставит перед собой задачу создания общего планирующего органа ЕврАзэс, который в будущем начнёт выработку совместных планов, согласование цен и лимитов, контролировать эффективность использования ресурсов, стандартизация продукции. Тут имеется широкое поле деятельности...

— Предлагаешь НЭП для внешнеэкономической деятельности,— кивает Вознесенский,— и твёрдый план с фиксированными ценами внутри страны. Что ж, рациональное зерно в этом есть — Европа сейчас представляет собой дикий рынок, социализация его займёт много времени, вот только если все сливки с этой торговли будет снимать Внешторг, то у предприятий никакой материальной заинтересованности в выполнении срочных внешних заказов не будет. А если материально заинтересовать, то между ними внутри страны начнёт конкуренция за эти заказы.

— Допускать ситуации, когда предприятия будут влиять на внешнеторговую деятельность государства нельзя ни в коем случае — для них не должно быть никакой разницы куда пойдёт их продукция. А вот для Госплана разница в клиринговых и внутренних ценах станет объективным индикатором — всё ли в порядке у нас ценами и эффективностью производства...

— Не станет,— качает головой мой собеседник,— наши цены несут социальную и идеологическую нагрузку. Для поддержания одинакового уровня потребления и выравнивания уровня экономического развития в государстве мы вынуждены перераспределять социальные фонды и капитальные вложения в пользу отсталых республик. По сути, РСФСР сейчас в одиночку дотируют остальные республики. Применяются разные механизмы, например, разница отпускных цен на одинаковую продукцию и тому подобное.

— А взаимный учёт поставок между республиками ведётся? Вместо ответа Вознесенский тяжело вздыхает и опускает глаза.

— А что мешает вести статистику, Николай Алексеевич? — Наставаю я.

— Хозяин против.— Поднимает голову Вознесенский и с вызовом смотрит на меня.

— Начинайте вести. Считаю баланс межреспубликанского обмена — важнейшим экономическим индикатором. На основе этих данных будем создавать компенсационный механизм для доноров.

— Если компенсировать дотации, то о каком выравнивание экономических уровней республик может идти речь? — Вознесенский удивлённо смотрит на меня.

— Нужно подумать, Николай Алексеевич,— поднимаю глаза к потолку я,— например, для начала разрешить получателям дотаций использовать их только на энергетику, транспорт, связь, здравоохранение и образование, но не на потребление. А для компенсаций республикам-донорам организовать специальный фонд, наполняемый из отчислений от прибыли, полученных по результатам внешней торговли. Использовать его можно будет наоборот исключительно на потребление. Это будет заставлять республики-реципиенты больше работать, чтобы компенсировать дисбаланс поставок, а люди в республиках-донорах будут видеть материальную пользу от своей помощи отстающим. И делать это надо не тайком, а в открытую. Это просто идея, не обязательно действовать надо именно так...

— Почему же,— оживляется Вознесенский,— очень правильное предложение. Я бы ещё добавил, что если при ежегодном подведении итогов внешней торговли её результат не сможет обеспечить такую компенсацию, то долг переносится на следующий год. Но в любом случае он не должен быть списан никаким указом или постановлением исполнительной или законодательной властей союзной республики или Союза.

— ... Возражений нет.— Улыбаюсь я, заметив, как напрягся собеседник, глядя на меня.— Можно даже расширить смысл межреспубликанского баланса — сделать его составной частью конституционного закона о свободном выходе республики из СССР...

— Правильно,— улыбается мне в ответ Вознесенский,— полный расчёт с учётом всех долгов. Ведь компенсации республикам-донорам — это не возврат долга республикой-реципиентом, поскольку эти средства формируются за счёт вклада всех республик во внешнюю торговлю, включая доноров — это своего рода процент за пользование ссудой, так?

— ... Именно так, ну и ещё один индикатор эффективности республиканского и союзного руководства. Ежегодная публикация такого документа просто и наглядно покажет каждому гражданину СССР как отработал его народ и его руководители в отчётном периоде. Только расчёты этого баланса будут не простыми — в них должна быть учтена добавленная стоимость продукции, энергоёмкость, трудозатраты, само собой поставки в натуральном выражении и стоимость основных фондов, коэффициенты амортизации. Чтобы справиться с таким объёмом дополнительных вычислений на повышать уровень использования вычислительной техники, иначе вы утонете в куче бумаг...

— Мы это уже поняли,— согласно машет головой Воскресенский,— подобрали площадку под строительства Вычислительного центра. Нужна ваша помощь с специалистах.

В кабинете раздаётся пронзительный звонок 'вертушки'.

— Товарищ Чаганов,— в трубке слышится до боли знакомый голос Поскрёбышева,— товарищ Сталин ждёт вас на Ближней даче.

''Немая сцена'',— мы с Вознесенским вопросительно глядим друг на друга.

* * *

— Ну как, не обижали тут тебя, Алексей, без меня?— После спартанского ужина в 'малой' столовой мы со Сталиным перемещаемся в его кабинет, где он тут же начинает 'колдовать' над трубкой.

'Как отвечать? Прямо или иносказательно? Вроде бы как вопрос иронический — значит и ответ должен быть соответственным'.

— Боятся пока меня трогать, товарищ Сталин, видят, что у меня за спиной маячит старший брат. Пытаются всего лишь стоящих рядом милиционера и зевак на свою сторону привлечь.

— Не получается выходит у тебя, Алексей, своими силами с хулиганами справиться,— фигура вождя скрывается в облаке табачного дыма,— на старшего брата продолжаешь рассчитывать.

— Пытаюсь без кровопролития обойтись, товарищ Сталин...

— Без кровопролития...,— глухо повторяет вождь, начиная медленно ходить по комнате.

— ... Но все больше склоняюсь к мысли,— успеваю продолжить, пользуясь паузой на затяжку у Хозяина,— что мирным способом наш партийный аппарат реформировать не удастся.

— Это почему такое?— Вождь останавливается и внимательно смотрит на меня.

— Я, товарищ Сталин, для себя такую аналогию вывел, сравнивая христианство и коммунизм...

— Любопытно,— в глазах вождя заиграли живые огоньки.

— ... Иисус — Пётр — Павел и Маркс — Ленин — Сталин. Иисус и Маркс — провозвестники чистой идеи, с которой обратились ко всем людям. Апостол Пётр и Ленин сделали первые организационные попытки осуществить эти идеи в реальности. Попытки ограниченные — Пётр лидер еврейской общины Иерусалима, Ленин — небольшой партии в большой отсталой стране, причем, несмотря на первоначальный успех, оба сразу же столкнулись с трудностями в её реализации — чистая идея на деле плохо работала. Пришло время других людей, которые претворили эти идеи в жизнь, адаптировали их к реальности, опираясь на созданный ими аппарат. За это пришлось заплатить отбрасыванием некоторых утопий, некоторые идеи превратить в догмы, но система заработала. С этого момента аппарат, пришедший к власти, перестает нуждаться в апостолах, в новых теориях и идеях. Более того он рассматривает их как угрозу своему существованию, своей власти.

— Интересная параллель,— улыбается вождь расчёсывая мундштуком трубки усы,— однако тебя не смущает, Алексей, то, что ты ставишь знак равенства между религией и научной теорией?

— Аналогия — не тождество, а инструмент исследования,— сердце забилось быстрее, горло пересохло,— впрочем, если запретить критику научной теории, а тексты, в которых она изложена, объявить священными, то её будет трудно отличить от религии.

— Логично,— кивает вождь и снова пускается в путь,— вот только функция у аппарата партии такая охранять чистоту идеи от попыток врагов и просто малограмотных людей её извратить, а развивать теорию должны совсем другие люди. Что же касается аналогии, то я согласен с ней в той части, что реализация идеи требует формы — Павел создал Церковь, Ленин — партию, без этих инструментов ни последователи Иисуса, ни последователи Маркса не поднялись бы выше бродячего проповедничества.

— А что мешает этому аппарату уничтожить впоследствии — скажем, при смене лидеров — этих самых 'других людей', которые, по их мнению, 'желают странного'? Все возможности для этого у аппарата будут. Идея мгновенно превратится в догму. Аппарат станет могильщиком идеи...

— Ты о наследнике, Алексей?— Вождь распечатывает новую коробку 'Герцеговины Флор'.— Что ж, давай и об этом поговорим. Когда Ильич написал своё 'письмо к съезду' я долго не мог понять в чём его смысл — ну зачем было ронять авторитет перед партией всех претендентов разом и каждого по отдельности. Не знаешь кого выбрать — просто промолчи. А недавно понял, что он этим письмом говорил — лучше никакого, чем неподходящий. Ильич намеренно разжигал между нами вражду, чтобы победил сильнейший, если уж все неподходящие. Он не увидел среди нас Теоретика, который сможет двинуть вперёд его учение. А я на его месте сейчас даже и не уверен, что смогу вообще разглядеть Теоретика среди вас. Негодные, конечно, сразу видны, а что касается тебя, Алексей, то нет у меня уверенности нашёл подходящего человека — иногда кажется, что не знаю тебя вообще. Вот и приходится тешить себя мыслью — идея сильнее человека, её как человека уничтожить нельзя...

'У меня у самого уверенности нет — события-то в мире принимают совсем другой оборот'.

— ... В последнее время,— Сталин делает глубокую затяжку,— когда возглавил Совмин, ты всё чаще походишь на этакого 'держиморду' — то китайским коммунистам ставишь ультиматум, то Азербайджанской компартии не даёшь разобраться самостоятельно со своими жуликами. Затем, даже не обсудив вопрос ни со своими, ни с зарубежными товарищами, со специалистами, спешишь с учреждением общего рынка, биржи и банка в Европе. Я не хочу, что ты в европейских делах ошибаешься, но вот так с бухты-барахты бросаться в омут с головой... У многих товарищей, даже из числа твоих сторонников, создаётся впечатление легковесности, непродуманности всех твоих, Алексей, решений.

Дождавшись пока вождь закончит свой монолог и вопросительно взглянет на меня, я тихим голосом начинаю:

— Спорить не стану, товарищ Сталин, возможно действительно всё выглядит именно так, однако это в корне неверно. Попытаюсь объяснить своё видение событий в мире и логику моих действий. Над идеей Клирингового союза экономический отдел Спецкомитета работает уже целый год. Я считаю, что от того, как быстро нам удастся запустить торговлю между странами народной демократии, зависит экономическая и политическая стабильность самих этих стран и их правительств. Народы Европы смотрят на Восток — сумеем ли мы в короткие сроки справиться с послевоенной разрухой и голодом? Если нет, то их взгляд неизбежно повернётся в сторону Запада, а именно Америки. Конечно, прямо сейчас ей не до Европы, однако если США удастся быстро — скажем, при помощи атомного оружия — покончить с Японией и склонить — посулами или угрозами — Англию с Францией к союзу, то ситуация в Европе может кардинально измениться. Поэтому от того как долго нам удастся удержать США на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии будет зависеть сколько времени у нас останется на восстановление Европы. Отсюда задача поддержки Японии в войне и отвлечение Китая от этой войны на стороне США. Теперь что касается ультиматума КПК. На мой взгляд никакой коммунистической партии в Китае не было и нет. На самом деле уже много лет идёт гражданская война между двумя фракциями Гоминьдана, причём идеология и той и другой основана на трёх принципах Сунь Ятсена — национализм, народовластие и народной благосостояние. Сунь Ятсен всегда смотрел на Советский союз с чисто прагматической точки зрения, как на источник материальной и военной помощи. Эту линию продолжили и его последователи. Разговоры, которые Мао ведёт у себя в кабинете со своими соратниками и эмиссарами Вашингтона выдают его с головой. Нам нет никакого резона вмешиваться в этот конфликт на стороне КПК по крайней мере до тех пор пока не произойдёт замена руководства партии и смена её курса. Однако рассчитывать на это не приходится, о чём свидетельствуют последние прослушки из кабинета Мао — ультиматум Коминтерна отвергнут. Он лишь подтвердил, худшие догадки о намерениях КПК.