Палаццо Сольяно. З.К. Модиньяни

— Давайте я принесу Вам чай, — предложила Четта, тридцатилетняя горничная, которую наняли совсем недавно в помощь Розарии и Титине. Девушка шепотом объяснила Маргарите, что у Розарии уже давно болят колени, но она не хочет, чтобы об этом знала хозяйка.

— Завтра обязательно позовем врача, пусть даже это ранит ее гордость, — решила Маргарита, направляясь в гостиную.

— И Титина тоже не в лучшей форме, — заметила Урсула. — Я думала, нам стоить нанять еще девушку в помощь Четте. Что скажете, мама? Спросим совета у монсиньора Бартиромо?

Именно падре из базилики Санта Кроче предлагал подходящих людей. Маргарита кивнула в знак согласия.

В палаццо Сольяно работали много людей, но вечером каждый возвращался домой, оставались лишь Розария, Тина и Четта.

Свекровь и невестка расположились в креслах в гостиной, а Четта принесла им чай. Пока Маргарита прихлебывала чай из апельсиновых цветков, Урсула нервно теребила засахаренную лимонную корку. Она понимала, что вот он — подходящий момент рассказать Маргарите о неизвестном внуке, только она не знала, как начать.

— Я собиралась поехать в Женеву на днях.

— Думаю, тебе нужно чаще путешествовать, раз нашего Эдуардо больше нет с нами. Ты не можешь повесить все на Саверио, три четверти нашего производства отправляется зарубеж, и наших агентов в Китае, Японии, Индии и России следует контролировать. Я уж не говорю об американцах.

— В Женеве надо...— попыталась вмешаться Урсула, но свекровь ее перебила.

— А Англия, а Франция, а Германия? Мы не должны создать впечатление, что со смертью Эдуардо готовы потерять территории. Ты только посмотри, как довели страну политики и банкиры, жадный, коррумпированный и некомпетентный народец. Мы, кораллари, знаем, что наша работа связана с поездками по миру, мы изучаем чужую реальность и дарим им свою.

Я рассказывала тебе, как прадед Сольяно поехал в Японию и одновременно объехал полмира, продавал кораллы и покупал жемчужины у японцев? А его сын неделями катался по Востоку на пароходе, и часто впустую. А братья Ливерино, которых пригласили в Рангун, но за свой счет? По этой истории вообще нужно писать книгу...

— Я..., — снова попыталась сказать Урсула. — Мама, я знаю все эти истории. А я хотела рассказать Вам историю, которую Вы еще не слышали, где главный герой — малыш девяти лет по имени Стив.

5

Маргарита молча выслушала рассказ Урсулы.

— Мне надо пройтись. Давай пойдем поедим мороженого. Пойдем к порту, хочется подышать морским воздухом.

— Мама, Вы уверены, что хотите выйти? Вы кажетесь мне очень усталой.

Вскочив с кресла, пожилая женщина попросила:

— Пойдем.

Они уселись за столиком на открытом воздухе — на террасе совсем рядом с морем, с террасы можно было наблюдать, как волны разбиваются о берег. На часах было десять вечера, и бар был практически пуст, через час подтянется гораздо больше народу.

— Клубника и фисташки, — сделала заказ подошедшему официанту Маргарита.

— На двоих, — предложила Урсула, волнуясь за состояние свекрови.

— Когда я была маленькой, вместо всех этих заведений стояли лишь дома бедных рыбаков. Я приезжала сюда из Неаполя, где жила с матерью, двумя сестрами и бабушкой, женским племенем. Нас всех приглашали Сольяно. Торре был всего лишь деревенькой, это сейчас он превратился в город. Я понятия не имела, как сложится моя дальнейшая жизнь, я была всего лишь девчонкой и жила настоящим. Палаццо Сольяно был сказочным королевством, мой дом — королевством гордой нищеты, но тогда я ничего толком не осознавала. Иногда моя мама плакала, и я спрашивала ее о причине этих слез. Я быстро выучила, что жизнь чаще дарит боль, чем радость, и между моментами счастья и моментами беды — повседневная серость, со всеми своими проблемами. Кто-то питает иллюзии, что с возрастом твоя мудрость, будто спасательный круг, спасет тебя от сильных эмоций, плохих ли, хороших, потому что вот он — твой горизонт... Но это не так. Прежде чем достичь берега вечного спокойствия, тебе придется еще пострадать, и узнать много такого, о чем даже и не подозревал, — говорила старая женщина, и было понятно, что она разговаривает скорее с самой собой, чем с невесткой.

— Мама, Вы устали, да и я тоже. Мороженое было вкусным, но и оно закончилось. Поедем домой?

— Посмотри-ка, кто там!

Урсула повернулась, и увидела своих сыновей за столом с Виченцо Скапече. Могущественный коралларо смеялся и о чем-то весело болтал с двумя молодыми людьми.

— Что ему от них нужно? — с беспокойством спросила Урсула.

— Может, и ничего, давай уже пойдем, прежде чем они нас заметят, не волнуйся, дон Виченцо никогда их не обидит.

— А по-моему, он собирается выведать информацию у моих детей. Помните сказку о вороне и сыре? Я надеюсь, мои дети не настолько глупы, чтобы попасться в его сети.

— Подожди, когда они вернутся домой, и тогда мы узнаем больше.

— Однажды Эдуардо рассказал мне историю о старом коралларо, который всегда, укладываясь спать, держал на тумбочке ветку коралла, чтобы касаться ее ночью, — сказала Урсула, пытаясь отвлечься от беспокойных мыслей.

— Дон Доменико Йорио! Помню-помню. Он всегда говорил: кто рано встает, получает коралл. Эти слова даже выгравированы на его могильном камне.

Свекровь с невесткой вернулись в молчаливый палаццо Сольяно. Они подошли к комнате Маргариты, которая упала на кровать. Урсула наклонилась, чтобы помочь женщине снять обувь.

— Спасибо, дорогая. Я справлюсь сама. Когда-нибудь я расскажу тебе свою историю. Я была красивой влюбленной женщиной, но до свадьбы я была между двух огней, и мне пришлось выбирать, с кем оставаться. Это длинная история.

Женщины услышали, как открывается входная дверь. Дети вернулись.

— Иди к детям. У нас еще будет время для признаний. И ... кстати, я очень хочу познакомиться с моим внуком.

— Спасибо, мама. Я так надеялась, что Вы это скажете. Он — чудесный мальчик, и ему нужна Ваша любовь.

— Не говори ничего детям, хотя бы сейчас. У них и так много проблем. И не слишком злись на Скапече, он не такой уж и дьявол, каким его все считают, и он тесно связан с историей нашей семьи.

6.

Саверио прислал восторженное письмо из Тайваня, которое братья и сестры радостно комментировали. Урсула прошла в гостиную. Джанни зачитал матери отрывки: "Кажется, что кончина папы только укрепила отношения Сольяно с клиентами. Обо мне заботятся, по-своему оберегают. Они увеличили число заказов, и сразу же, как кота в мешке, сделали заказ на новую линию Кристины, еще не вышедшую в производство. Я бы хотел, чтобы эту линию назвали "Эдвардианской", в память о папе. Что скажете?"

— Напиши немедленно, скажи, что мы работаем над этим, и завтра у нас будет прототип на воске, — велела Урсула.

— Но меня все еще смущает застежка, если я выполню ее в золоте и бриллиантах, то стоимость резко подскачет. Если же я ее спрячу...

— Не надо прятать. Попробуй выполнить в малахите с красным золотом по бокам, — вмешалась Джульетта.

— Коралл апельсинового цвета, зеленый малахит и красное золото. Отличная идея, — одобрила сестра. — Только вот что вырезать на малахите?

— Наш герб — корону, — снова вмешалась Джульетта.

— Сестричка, ну ты даешь! — восхитился Джанни.

— Завтра мы все сравним с Рино, — продолжила думать вслух Кристина.

Мастер-гравировщик Рино более тридцати лет работал на Сольяно. Урсула молча слушала разговор своих детей и благодарила небеса за их единство и энтузиазм.Она все еще волновалась за Джанни, опасаясь, что интерес к делам семьи испарится при первых же трудностях, ведь недаром же он протестовал столько лет. Ее беспокоила эта встреча с доном Винченцо, а в особенности— слова Маргариты: "И не слишком злись на Скапече, он не такой уж и дьявол, каким его все считают, и тесно связан с историей нашей семьи". Что бы могло значить это признание?

— Я пойду спать. Если вдруг у вас появятся новости, знаете, где меня найти.

На следующее утро Урсула встретила в столовой только Джульетту.

— А твои братья и сестры все еще спят?

— Не знаю. Я только встала.

Четта принесла дымящийся мокко, пакет молока, свежие булочки и апельсиновое варенье.

— А где все? — спросила горничную Урсула.

— Донна Маргарита еще отдыхает, Розария пошла к доктору, а Титина составила ей компанию.

— Я говорю о Джанни и Кристине.

— Не знаю, они устроили настоящее землетрясение в кухне.

— Значит, в лаборатории, — сделала вывод Урсула.

Четта ушла, ворча.

Потягивая кофе, Урсула спросила у Джульетты:

— Что вы делали вчера вечером?

— Мы гуляли, встретили дона Винченцо, который пригласил нас на мороженое.

— Да?

— Он поздравил нас с приобретением склада дона Чиро, и интересовался нашими делами. Он был очень внимателен, даже пригласил к себе домой на вечеринку, говоря, что мы, молодежь, должны чаще бывать у него дома. Джанни сказал, что подумает, но мы не пойдем... помнишь, что говорил папа о доне Винченцо?

— Что Скапече хитрее самого черта, — ответила Урсула.

— Что в нем такого, в доне Винченцо? Я вижу, что остальные с ним прекрасно общаются.

Урсула была согласна с дочерью. Иногда люди, которых мы боимся, оказываются лучше, чем есть на самом деле. Чуть позже она спустилась в офисы и нашла Джанни в кабинете Саверио. Ее младший сын обложился альбомами со старыми фотографиями.

— Что ты делаешь?

— Изучаю историю семьи и фирмы Сольяно, мама. Посмотри, сколько фотографий! А вот эта совсем смешная...

Вечером, после ужина, Маргарита сказала невестке:

— Уже июль. Слава богу, нас миновала ужасная жара в этом году. Я хочу поехать в Швейцарию, познакомиться с внуком.

Урсула решила полететь самолетом. На рейсе Неаполь-Женева она поняла, что этот вид транспорта, которого она всегда так боялась, совсем не так страшен. Во время полета она показала фотографию, которую дал ей Джанни — на фото был изображен ее муж вместе с "мерзавцем" Скапече. Маргарита вздохнула, улыбнулась ей и сказала:

— Пришло время рассказать тебе мою историю.

Маргарита

IL Mattino ("Утро"), достопочтенное ежедневное неаполитанское издание, основанное Эдуардо Скарфольо и Матильдой Серрао, утром этого дня 1926 года пестрело заголовками:

"Известный доцент университета задушен руками сумасшедшего уборщика". Вступление ниже объясняло: "Он бесплатно раздавал студентам книги, за который служитель университета требовал плату".

Сорокалетнего профессора Джованни Ланцетту четырежды пырнули ножом в спину, на глазах множества свидетелей. На процессе адвокат уборщика напирал на умственную неполноценность подопечного, пытаясь избежать смертной казни. Судьи же ограничились выяснением причины преступления, но смертный приговор так и не вынесли. Доцент оставил молодую жену, Антонию, и трех дочерей. Самой младшей, Маргарите, недавно исполнилось два года. Лишившись доходов мужа, вдова оказалась стеснена в средствах, и в определенный момент ей пришлось продать апартаменты на виа Позилипо и перебраться в скромную квартирку на виа Витторио Эммануэле. Однажды Маргарита услышала разговор Антонии и Клотильды Сольяно, которая приехала навестить их из Торре дель Греко, где и жила:

— Они больше не досаждали тебе, ну, те самые?

— Подружка моя, я же женщина, и у меня в семье остались одни женщины. Чем они могут навредить нам? Для них женщины — пустое место. Разве ты не знаешь? Юные красавицы служат им игрушками, а остальные должны лишь рожать детей и подымать руку, выкрикивая "Вива Дуче!"

— Но все же поняли, что процесс над убийцей твоего мужа — лишь пошлый фарс.

— А кто-нибудь из этих "всех" хоть подал голос? Никто из них не осмелился даже прошептать, что профессор Ланцетта был убит, потому что осмелился противиться режиму, и им понадобился несчастный слабоумный уборщик, чтобы лишить глупца жизни...

— А улики? Они же все исчезли. Кто пойдет против партии? Партия играет на страхе и самых низких людских инстиктах. А культура? А пресса? Газеты полны банальностей, ляпсусов и незначительных новостей. Несчастная страна гробит культуру и развивает мускулатуру! Возвращаются спортивные соревнования, но где же гимнастика для ума? А мы, женщины, по-прежнему для них ничего не значим, — поддержала подругу Клотильда.

— Как за вдовой и матерью троих детей, за мной закрепили кафедру письменности. Меня продержали на коротком поводке год, а потом, буквально позавчера, заявили: "Синьора, Вам следует успокоиться. Многим преподавателям рабочие места нужны больше, чем Вам, ведь Вы же землевладелица!" Я знаю, что управляющий нещадно меня обманывает, но он есть власть, он тесно связан с иерархами.

Маргарита, пока две ее сестры играли в куклы, вслушивалась в шепот женщин, не понимая, о чем они говорят, и все же улавливала всю горечь интонации, жалела мать, взвалившую на себя всю домашнюю работу, потому что последняя горничная уволилась — ведь Антония не могла ей платить. Принимая гостей, мама прихорашивалась, надевала белую шелковую блузку, оборачивала вокруг шеи камею с маленькими бриллиантиками, девочке очень нравился бантик-застежка, на который закрывалось колье. Другие же драгоценности постоянно то сдавались, то возвращались из ломбарда.

В прошлый раз, когда мать забрала украшения у ростовщика, она разложила на шелковом покрывале золотые кольца, браслеты и сережки с драгоценными камнями, коралловую парюру, вечернюю сумочку с серебряной застежкой, золотую табакерку... Маргарита с восхищением смотрела на все эти чудные вещицы, которые ее мама никогда не надевала. Женщина кинула грустный взгляд на своих дочерей и промолвила:

— Я так надеялась разделить их между вами, когда вы подрастете и выйдете замуж. Боюсь, мне придется их в итоге продать, как я продала и дом в Позилипо.

Когда Антония получала из Лукании тонкую пачку купюр от управляющего, она сразу же покупала девочкам картонную коробочку "развлекушечек", фундук, арахис, и тыквенные семечки, которые девочки просто обожали, покупала себе пятьдесят грамм кофе, которые она обжаривала на печке и разрешала старшей Розине покрутить ручку кофемолки — оттуда выходила "бурая пыль", превращающаяся в чудесный напиток, панацею от болезней физических и душевных.

Иногда мама наводила блеск и лоск на себя и своих девочек, и они отправлялись с визитом к княгине Эуджении Бельмонте, крестной матери Антонии. Они выстаивали очередь и попадали в салон в стиле рококо, с китайскими шелковыми обоями и большими вазами династии Минь. В одну из таких ваз влезла Маргарита, когда ей было два года, хозяйке дома, несмотря на слезы и сожаление, пришлось разбить ценный сосуд, чтобы вытащить девочку. Эту "ошибку" и мамин недосмотр женщинам Ланцетта не прощали месяцами.

Мама и княгиня между собой разговаривали на неаполитанском диалекте с примесью французских словечек. Наряженная, накрашенная и надушенная аристократка и юная нищая вдова плакали друг у друга на плече. Знатная дама, велев лакею принести изысканное мороженое, приготовленное из настоящих яиц и молока, принялась поносить всех фашистов, называя их современными "каморристами". (Каморра — мафиозная организация на Сицилии, прим. А.М.) Досталось и князю, ее покойному супругу, который имел наглость связаться с певичкой из варьете, вдвое моложе самой Эуджении.