Палаццо Сольяно. З.К. Модиньяни

Звева Казати Модиньяни. "Палаццо Сольяно".

Перевод: Анна Мора (с)

Перевод не отредактирован. Публикация не имеет коммерческих целей, все права на оригиналы принадлежат авторам.

Этот перевод я посвящаю своим преданным подругам

и читательницам — Ане Самохиной и Кате Квашонкиной.

Девочки, если бы не вы, то точно бросила бы все еще в самом начале.

Урсула и Эдуардо

1.

Саверио несколько раз постучал, но так и не получил ответа — повернув ручку двери, он зашел в комнату, затопленную полумраком. Утренний свет еле просачивался сквозь плотные жалюзи, и только одинокий солнечный лучик гулял по супружеской кровати. Мягкий французский ковер, по которому прошел молодой человек, позволил бесшумно приблизиться к кровати матери.

Женщина спала тяжелым сном. Саверио наклонился и прошептал: "Мамочка..."

Урсула на мгновение приоткрыла губы, но не стала реагировать.

— Мама, — повторил сын более решительным голосом.

Женщина открыла глаза. Сын погладил ее по лбу, сел рядом, на край кровати.

Урсуле обязательно нужно вернуться в сон — поставить барьер между собой и реальностью.

— Мамочка, нужно вставать. Люди уже пришли, — он попытался мягко ее уговорить.

— Мне без разницы. Оставьте меня в покое, — пробормотала Урсула.

— Тебе опять плохо? Нужно снова вызвать доктора? — он разволновался, потому что вечером ранее Урсула упала в обморок.

Семейный врач Серджио де Сантис, которого срочно вызвали, измерил ей давление и сразу же прописал препарат для его снижения, стараясь таким образом предотвратить более серьезные последствия. Затем он сделал Урсуле инъекцию, отправившую в мир снов, и сказал: "Смерть твоего мужа ранила не только тебя, но и всю семью. Ты всегда была сильной женщиной, соберись, ты всем нужна."

Доктор ушел, порекомендовав ей отдыхать как можно больше. Сейчас женщина спала бы тяжелым сном, если бы старший сын не разбудил ее, возвращая в похожую на кошмар реальность.

— Мне станет хуже, если ты не уйдешь, — жалобно пробормотала она.

Саверио тяжело вздохнул, поднялся с кровати и выдал: "Ну хорошо. Я что-нибудь придумаю". Он поцеловал мать в щеку и вышел из комнаты.

Урсула снова задохнулась — от тоски, комом вставшей в горле. Она никогда не могла бы подумать, что в пятьдесят лет, после спокойного существования, жизнь сразу приготовит ей два болезненных испытания: неожиданную потерю мужа, погибшего в аварии, и внезапное неприятное открытие...

Она подумала о толпе родственников, ждавших ее внизу. Она не могла вынести их объятий, рукопожатий, утешений. Через какое-то время дверь снова открылась — на пороге показалась тонкая фигура свекрови, Маргариты.

— Я могу войти?

Урсула включила лампочку на тумбочке, уселась на кровати и позвала: — Садитесь рядом со мной, мама.

— Как ты, дочка? — спросила пожилая синьора.

Каждая женщина хотела бы иметь такую свекровь, как Маргарита Сольяно. Добрая, щедрая, внимательная, ненавязчивая, она сразу же помогла Урсуле почувствовать себя как дома. Маргарита понимала, что для двадцатилетней дочки сапожника с Севера было довольно непросто привыкнуть к порядкам и привычкам семьи из Торре дель Греко. Именно свекровь, даже больше мужа, помогала делать Урсуле первые шаги в мире производителей кораллов.

Сольяно были богаты, их история начиналась аж с восемнадцатого века. В их аристократических венах текла не голубая кровь, а кораллы. Мировой рынок ценного красного материала, добываемого в море, был в их руках, и в руках еще нескольких семей, которые более двухсот лет жили и работали в маленьком городке на склонах Везувия.

Сольяно были судовладельцами, рыбаками, дельцами, искусными мастерами, они называли себя просто "кораллари" (*производители, добывающие/обрабатывающие украшения из кораллов). Сольяно жили в огромных виллах и античных дворцах, в которых располагалось и производство. Кроме жилых комнат, ювелирных салонов, фешенебельных гостиных, в зданиях располагались склады, мастерские, лаборатории, в которых жизнь кипела от заката до рассвета — слышался непрерывный гул голосов, детские смех и плач, любовные песенки, которые пели работницы. А когда хозяева и рабочие обедали вместе, крепкий аромат кофе перебивал соленый запах коралла, не исчезающий даже после того, как ветви коралла многократно мыли, чистили, резали и натирали до блеска. Коралл скрывает в себе очарование моря и тайну природы, объединившую минерал, овощ и животное. Это не минерал, даже если он похож на камень. Это не овощ, пусть коралл так напоминает растение — коралл рождается от выделений миллионов крошечных полипов, придающих ему прочность и цвет крови.

Сейчас же, когда Маргарита интересовалась ее состоянием, Урсула ответила:

— Это мне надо спрашивать, как Вы.

— Бог дал, Бог взял, — прошептала свекровь, грустно вздохнув. — Скоро его привезут домой, и до завтрашнего дня он наш. Сейчас ты должна собраться.

Урсула посмотрела на лицо, отмеченное временем, глаза, заполненные слезами, тонкие губы, изогнувшиеся в гримасе страдания, и внезапно обняла свекровь, признавшись: "Я просто не могу сейчас встретиться с друзьями и родными, мне нужно еще побыть одной".

— Твоего мужа больше нет, у тебя еще будет время для одиночества. Сейчас ты должна сыграть свою роль в семье и присоединиться к нашему обществу. Помни, ты — синьора Сольяно.

Урсула подумала о настоящей причине, по которой синьора Сольяно не может появиться перед людьми — о причине, которую она узнала в вечер смерти своего мужа, которая расстраивала и тревожила ее.

— Одевайся и пойдем к людям, — сказала свекровь, выходя из ее спальни.

Оставшись одна, Урсула поднялась с кровати и пошла в ванную. Дневной свет, пробивающийся из форточки, на мгновение ослепил ее. Урсула наклонилась к раковине, открыла холодную воду, и умыла лицо. Она вытерлась, сняла ночную рубашку, и вошла в душевую кабину — пока струи горячей воды хлестали ее тело, Урсула все думала о случившемся прошлым вечером.

Наступило время обедать — вместе со своими детьми они ждали Эдуардо. Зазвонил телефон. Ответила Урсула. Капитан полиции сообщил об аварии, в которой погиб Эдуардо. Она помчалась на машине в Неаполь, в госпиталь Кардарелли, в компании своих детей — опознавать тело. Затем она вернулась в Торре — привезти вещи, чтобы одели мужа. Наконец она зашла в кабинет Эдуардо, и стала открывать ящики письменного стола в поисках наличных. Среди всяких бумаг она нашла цветную фотографию, на которой был изображен хорошенький мальчик с миндалевидными глазами. Ему очень шла белая футболка-поло и ракетка в руках. Ребенок улыбался в объектив. Сколько ему, девять, десять? Она отстраненно смотрела на фотографию — ее глаза были полны невыплаканных слез, сердце сжималось от боли, ведь ее любимый муж, отец их чудесных детей, лежал на столе морга. Урсула собиралась было кинуть фото в ящик, как вдруг обратила внимание на надпись на оборотной стороне, выведенную аккуратным детским почерком: "Дорогой папа, когда ты приедешь ко мне в Гонг Конг, я выиграю у тебя в теннис. Ведь я же чемпион! Приезжай поскорее. Твой сын Стив." И, чуть ниже, дата: "12 мая 2013". С того дня прошли десять дней. У Сольяно, как и у всяких уважающих себя ювелиров, было представительство в этом огромном восточном городе. Вдруг Урсула почувствовала, что ей холодно. Она стала копаться в ящике и нашла еще кучу фотографий, на которых ее муж обнимал маленького сына и счастливо улыбался в камеру. Урсула закрыла ящик на ключ, у нее подкосились ноги и она упала в обморок.

2.

С начала девятого века, Сольяно жили на Торре дель Греко во дворце восьмого века, ранее принадлежавшем Спинелли, благородной неаполитанской семье. У них и был куплен замок. Монументальная дверь закрыли в знак траура, а отрезок улицы Умберто I ждал катафалк и похоронную процессию.

Маргарита Сольяно выбрала деревянный гроб, без украшений — именно в таком гробу достоин покоиться любимый сын, умерший от инфаркта, поразившего его в тот момент, когда он возвращался домой в Неаполь.

За несколько часов новость о кончине Эдуардо облетела весь мир, и с раннего утра приходили телеграммы, цветы, раздавались звонки и отправлялись электронные письма с соболезнованиями — из Парижа, Лондона, Токио, Нью-Йорка, Сиднея... Эдуардо Сольяно знали и уважали в Италии и зарубежом. Неаполитанский Il Mattino (газета) опубликовал большую статью с фотографиями, рассказывавшую о самых важных этапах в его жизни — Эдуардо принимали при дворе японского императора, в Белом доме, у английской королевы Елизаветы, в Страсбургском парламенте, на конгрессе морских биологов в Мельбурне, и даже у самого премьер-министра Италии.

В зеленой гостиной, Маргарита Сольяно с двумя дочерьми и внуками принимала друзей, пришедших выразить соболезнования. Она подумала, что уже третий раз повторяется эта сцена. В семидесятых умер ее первенец, Микеле, в возрасте восемнадцати лет, которого отец отправил в Нью-Йорк заниматься делами семьи. Управлять ювелирным салоном на 5й Авеню. Через десять лет пришел черед ее мужа, Саверио — его сразил рак. Сейчас ей приходится хоронить второго сына, а Урсула, его вдова, до сих пор не спустилась. Хорошо, что Саверио, старший сын Эдуардо, представлял мать. Ему было всего двадцать девять, от отца ему досталась деловая интуиция, а от матери — чувство ответственности.

Маргарита позвала Джульетту, самую юную внучку, принимающую соболезнования от одноклассниц.

— Да, бабушка?

— Твоя мать еще не появилась, а все ее спрашивают. Пойди позови ее, — прошептала Маргарита внучке..

— Но вы же с Саверио ее уже звали...

Маргарита погладила девушку по медным волосам, завивающимся по плечам в яркие кольца. Джульетта была ее самой любимой внучкой, потому что именно в ней, а не в ее сестрах Кристине и Паоле, Маргарита видела себя в юности: те же рыжие волосы, тот же сильный и веселый характер.

— Пусть спускается, — велела Маргарита тоном, не допускающим возражения.

Урсула сидела у трюмо и приводила в порядок шиньон. Женщина надела костюм — шелковые пиджак с юбкой антрацитового цвета. Шею украшало ожерелье из натурального жемчуга и кораллов. Джульетта зашла в комнату и остановилась, разглядывая мать в зеркале. Ее мама была настоящей красавицей, и казалась гораздо моложе своих лет. Джульетта не смогла сдержать подступившие рыдания — она осознала, что больше никогда не увидит отца рядом с матерью. Урсула заметила дочку, обернулась, и сразу же подбежала к ней, обняла и крепко прижала к себе.

— Малышка моя, у тебя тысяча причин для слез, тысяча причин злиться на меня, я ведь торчу здесь, вместо того, чтобы быть с тобой и твоими братьями. Я больше не оставлю тебя.

— А папа оставил... он не должен был так поступать... я в отчаянии, — бормотала Джульетта сквозь слезы.

— Мы все в отчаянии, маленькая моя.

— Но ты же не плачешь, а я ... я просто убита.

— Я холодная миланка, а у тебя такое же нежное сердце, как у твоего отца. Ну же, соберись, пойдем к родным.

Вместе они спустились по лестнице, и приближаясь к зеленой гостиной, услышали гул людских голосов и псалмы, которые пели монахини, пришедшие из ближайшего монастыря. Они зашли в гостиную — стеклянные витрины хвастались шедеврами, которые создавали Сольяно, начиная с девятого века.

В центре зала, на катафалке, покрытом бархатом цвета старого золота, в деревянном гробу покоился Эдуардо, окруженный родными — матерью, детьми и сестрами, Присциллой и Аркеттой. Не хватает только Стива, грустно подумала Урсула.

3.

Посетили расступились, чтобы дать пройти Урсуле с Джульеттой. Дочь оставила ее, чтобы присоединиться к братьям. Гул смолк, и воцарилось траурное молчание. Урсула опустила голову и встала на колени у гроба. Она вспоминала прекрасное лицо Эдуардо, его густую каштаново-рыжую шевелюру. Смерть забрала у нее любимого мужчину, разделившего с ней более тридцати лет спокойной жизни, и оставила ее одну — хранить ужасный секрет. Урсула не смогла сдержать подступившего рыдания, и слезы заволокли ей глаза. Она сразу же поднялась, и пошла к свекрови, расположившейся в соседней гостиной.

Маргарита Сольяно разместилась на диванчике, обитом дамасским шелком цвета желтого золота. Урсула наклонилась к ней, поцеловала в лоб и села рядом. Маргарита положила свою ладонь на руку невестки и грустно улыбнулась, а Титина и Розария, две пожилые служанки, работавшие на Сольяно с молодости, подошли к ней и стали выражать соболезнования, постоянно промокая глаза платками с черной каймой.

— Спасибо, — прошептала Урсула. — Пожалуйста, подайте всем кофе.

В гостиной, заполненной друзьями и знакомыми, появился монсиньор Антонио Бартиромо, приходской священник базилики Санта Кроче. В свои 70 лет он обладал и характером, и телосложением бойца. Его воскресные проповеди, произносимые властным голосом, сурово осуждали мыслимые и немыслимые грехи паствы — а прихожане, даже самые добродетельные, выходя из церкви по воскресеньям, чувствовали себя виноватыми даже в том, чего не совершали. Но на проповеди, когда каждый отвечал сам за себя, монсиньор Бартиромо демонстрировал по-настоящему отеческий нрав — все понимающий и все прощающий. Жители Торре дель Греко любили его. Священник зашел в гостиную своей обычной поступью воина, схватил стул, уселся рядом с двумя женщинами, достал из карманов необъятной рясы мятый носовой платок и вытер вспотевший лоб.

— Я скорблю вместе с вами, дочери мои.

Женщины знали, что это были не пустые слова.

— Благодарим вас, монсиньор, — прошептала Маргарита.

-Эдуардо заслуживал долгой жизни, хотя бы для того, чтобы наставить на путь истинный ваших детей — ведь они еще так молоды, и им нужен наставник.

Священник посмотрел в глаза Урсулы и продолжил:

— Но ты, дочь моя, беспокоишь меня больше всех. Твое спокойствие — плохой признак. Я предпочел бы видеть тебя рыдающей, рвущей на себе волосы, чем такой чересчур собранной и спокойной.

— У меня все хорошо, — бесцветным голосом ответила Урсула.

— Тем лучше. Со смертью Эдуардо весь груз, который он нес, падет на твои плечи — а это нелегкая ноша, ведь тебе придется заботиться и о делах, и о детях. Сейчас ты — глава семьи и глава предприятия. Будь внимательнее — сейчас на тебя посыплются разного рода предложения. Некоторые из них могут показаться тебе настолько привлекательными, что ты захочешь сдаться и бросить заботу о наследии Сольяно, о двухвековой истории рода. Но твоя задача — передать наследие целым вашим детям. Если тебе нужна будет духовная поддержка, знаешь, где меня найти, если же тебе понадобится практическая помощь, ищи ее в семье и у работников Эдуардо. Я ясно выразился?

Урсула кивнула, а свекровь прошептала: "Золотые слова".

Урсула была благодарна священнику, который в немногих, но искренних словах утешения выразил то, что ее беспокоило, не позволив ее жалости к себе взять верх. Ей нужно собраться, сжать зубы и постараться продержаться хотя бы до тех пор, пока ее муж не найдет свое последнее пристанище. И только потом она постарается разобраться с мучившей ее проблемой.

В гостиную продолжали прибывать люди, которые, почтив память Эдуардо, подходили к ней и к Маргарите — выразить соболезнования. Священник поднялся, попрощался и ушел. Юные Сольяно подошли к маме и бабушке, встали у них за спиной, а Титина и Розария толкали тележку, полную серебряных чашечек и кофейников, из которых доносился аромат крепкого кофе.

В этот момент появился кавалер Онофрио ди Сальво, который заработал состояние, производя камеи из ракушек, добываемых со дна тропических морей. Этот семидесятилетний мужчина обладал потрясающей коммерческой интуицией. Он разговаривал на местном диалекте и никогда не учил классический итальянский, его речь представляла собой беспорядочную мешанину. Несмотря на это, его прекрасно понимали покупатели со всего мира.

(*ремарка: в Италии в каждой провинции (крае, регионе) есть свой местный диалект, свое наречие, отличающееся от классического итальянского языка, который знает весь мир. Причем вполне может быть так, что жители Северных и Южных регионов могут не понять соседей. ? А. М.)

Его отец был сборщиком кораллов, а сам Онофрио уже в восемь лет служил на подхвате у гравировщика. Он рано начал собирать раковины (моллюсков), и потихоньку обучаясь искусству гравировки, занялся созданием камей, демонстрируя врожденный талант. Со временем, его предприятие стало производить настоящие маленькие шедевры для самых известных ювелирных салонов Италии и всего мира. Сыновья Онофрио работали на предприятии отца и восхищались его талантом и профессионализмом.

— Донна Маргарита, донна Урсула, — ди Сальво поприветствовал женщин глубоким поклоном.

Маргарита жестом пригласила Онофрио расположиться на стуле, с которого только что встал монсиньор.

Ди Сальво уселся, глубоко вздохнул и начал говорить: "Я пришел, чтобы нижайше присоединиться к похоронному шествию — катастрофа случилась со всеми нами. Я предлагаю вам убежище и любую помощь, приказывайте, и вам помогут, потому что потеря вашего сына и супруга, моего дражайшего друга дона Эдуардо, разрывает мне сердце. Я всегда в распоряжении вашей драгоценной семьи, я представляю и всех членов моего семейства, которые будут рады услужить и вам, и вашим детям".

Расчувствовавшись, женщины, тем не менее, с трудом смогли сдержать улыбку, пусть и уже привыкли к странному языку ди Сальво.

— Благодарим тебя и твою семью, Онофрио, — ответила Маргарита.

-Желаете кофе? — спросила Урсула, а Титина уже приближалась с подносом.

— В память моего безвременно ушедшего друга, — ответил Онофрио, и испустив очередной тяжелый вздох, склонил голову, тем самым завершив столь трудно давшуюся речь.

В гостиную все продолжали прибывать люди. Титина наливала всем кофе, Розария курсировала в гостиную из кухни и обратно, относя пустые чашечки и кофейники, и принося полные. В этот момент в помещение зашел Винченцо Скапече. Командор Скапече, на несколько лет старше Маргариты, борец за права женщин, как он сам любил себя называть, был самым богатым "коралловым дельцом", потому что его семья первой выкупила мертвые кораллы Шакки, чья стоимость в наши дни превышала стоимость золота.

— Вот и кайман. Будь с ним осторожна, — прошептала Маргарита невестке.

— Не волнуйтесь, мама. У меня нет никакого желания заводить отношения ни с ним, ни с кем-то еще, — решительно ответила Урсула.

4.

Уважаемый Спинелли, нотариус городка Торре, был одним из самых близких друзей Эдуардо. Ровесники, они ходили и в один детсад, и в один университет, где оба получили степень о юриспруденции. Онорато продолжил учиться, чтобы стать нотариусом, как и его дед и отец, а Эдуардо стал заниматься делами семьи. Сейчас, когда похороны прошли, пока все расходились с кладбища, он ждал Сольяно — чтобы обнять каждого, когда же подошла Урсула, прошептал ей: "приходи ко мне в студию завтра в девять."

Урсула кивнула в ответ. Она уже решила навестить его, потому что Онорато занимался делами семьи. Мужчин связывали доверительные дружеские отношения, которые распространились и на их жен. В молодости Урсула частенько служила жилеткой для Эмануэлы Спинелли, страдавшей из-за невозможности иметь детей.

Вернувшись домой после похорон, Урсула в тысячный раз спросила себя, знал ли Онорато про Стива, тайного сына Эдуардо.

На следующее утро Урсула подошла к маленькому дворцу девятого века — на первом этаже и находилась студия нотариуса. В этом же здании, только на третьем этаже, жил и сам Онорато с семьей. Урсула зашла в офис, где пожилая Чезарина, генеральша всех служащих, отключала сигнализацию.

В городке Торре каждое предприятие, каждый магазин, каждая профессиональная студия представляли собой неприступную крепость, оборудованную современными и очень сложными системами безопасности. Жители городка полагали, что в Эрколано могли появляться и преступники, кроме того, семьи платили "чаевые", гарантирующие их неприкосновенность. Да, преступность процветала и в Торре дель Греко, но благородные кораллари держались на значительном расстоянии от криминалитета, зная, что надежность, прозрачность и честность приносят больше тайных соглашений.

— Донна Урсула, располагайтесь, — секретарь пригласила Урсулу пройти в приемную. — Доктор (*звание нотариуса) знает, что Вы здесь? Мне предупредить его?

— Не стоит беспокоиться. Я подожду его прихода, тем более, он сам назначил мне встречу.

Урсула уселась в большое мягкое кресло — одно из кресел, что располагались перед античным письменным столом. Перед тем, как выйти, секретарь сказала:

— Донна Урсула, примите мои искренние соболезнования.

Урсула поблагодарила. Она чувствовала себя уставшей, после бессонной ночи,которую провела рядом с Джульеттой — девушка захотела спать с матерью. Женщина услышала голос Онорато, приветствовавшего Чезарину, затем нотариус сразу же вошел в приемную, и попросил секретаршу приготовить кофе. Урсула поднялась с кресла и на мгновение позволила себе забыться в утешающих объятиях старого друга.

— Присаживайся, Урсула. Наверное, ты думаешь, почему моя жена не пришла навестить тебя и почему ее не было на похоронах?

— Что-то случилось?

— Она в больнице, уже три дня. Ее срочно прооперировали — внематочная беременность. Она могла умереть.

— Она не сказала мне, что беременна.

— Она и сама не знала, — объяснил Онорато.

Чезарина вошла в кабинет — поставила поднос с кофе на письменный стол. После того, как секретарь вышла, Онорато продолжил:

— Знаешь, мы уже лет десять как смирились с тем, что не можем иметь детей. Эмануэла думала, что у нее уже наступила менопауза, а посмотри, что с ней...

— Как она сейчас?

— Опасность миновала, но она еще не поправилась.

— Я могу ее навестить?

— Она будет рада видеть тебя.

Выпив кофе, Урсула сказала:

— Я решила прийти к тебе еще до того, как ты меня позвал.

— Прочитать завещание?

— Ой, а я и понятия не имела о завещании...

— Эдуардо составил его два года назад, когда узнал о болезни с сердцем. Он молчал, чтобы вас не беспокоить.

— Ты мог бы мне и сказать, — Урсула спрашивала себя, что еще скрывал ее муж.

— Эдуардо доверился мне как нотариусу, не как другу. Он оставил тебе письмо, попросив передать в случае его внезапной кончины, вот почему я тебя и позвал.

Нотариус поднялся, открыл сейф, спрятанный в стене за письменным столом, достал конверт и передал его Урсуле.

— Я могу открыть его сейчас?

— Может, хочешь почитать дома, когда будешь одна?

В нескольких строках Урсула прочитала о том, о чем уже знала — о существовании Стива. Урсула передала конверт и его другу.

— Я хочу, чтобы и ты прочитал.

Нотариус все внимательно прочитал, а потом, растерянно взглянув на Урсулу, пробормотал:

— Я ничего не знал об этом. А ты?

— Случайно узнала в тот вечер, когда Эдуардо умер, — грустно улыбнулась Урсула.

5.

Урсула, возвращаясь домой от нотариуса, Урсула, как всегда, почувствовала сильный запах коралла. Она увидела своих старших детей, Саверио и Кристину, проверяющих партию коралла, только что пришедшую из Туниса в цинковом сундуке. Кораллы разложили во дворе, на огромном деревянном столе — получилась гора из маленьких серых ветвей, все еще пропитанных морской водой — их пропитали продавцы, чтобы продать больший вес. Это последняя покупка Эдуардо, которую он сделал еще на прошлой неделе. Брат с сестрой погружали руки в необработанный коралл, периодически доставая несколько ветвей и тихо обмениваясь комментариями.

Из лабораторий слышался плеск воды — с кораллов смывали "одежду", соединительную ткань. Острые ножи резали уже очищенные ветви, жернова скатывали их в жемчужины, иглы протыкали тонкие ветви. Урсула заметила — не было обычного оживленного гула, предприятие находилось в трауре. Урсула тяжело вздохнула и поздоровалась с детьми.

— Бабушка тебя искала. Мы не знали, что ты уходила, — сказала Кристина.

— Пойду к ней. А где ваши брат с сестрами?

— Джульетта вернулась в школу, а Джанни с Паолой в Неаполе.

Урсула поднялась на первый этаж, пересекла террасу, примыкающую к саду. Маргарита, сидя в бамбуковом кресле, держала на животе поднос, полный маленьких ветвей кораллов, которые она нанизывала один к одному — на длинную нить. Титина, сидя на скамеечке, ловкими пальцами плела кружево.

— Здравствуйте, мама.

Урсула села в кресло рядом со свекровью. Маргарита ей улыбнулась, и подумала, что Урсуле никак нельзя было дать ее пятьдесят недавно исполнившихся лет, несмотря на первые седые пряди и почти незаметные глазу морщинки в уголках глаз. Она была настоящей красавицей. О ее северном происхождении говорили белизна кожи, миланский акцент и манера одеваться строго и скромно. Маргарита спросила себя, сознает ли невестка всю ответственность, что сейчас свалилась на нее. Именно ей придется управлять предприятием вместо Эдуардо, не полагаясь на сестер мужа, потому что 65-летняя Присцилла, бездетная вдова, управляла ювелирным салоном в Казерте, а Аркетта страдала синдромом Дауна.

— Дорогая доченька, нам нужно поговорить. Титина, принеси нам, пожалуйста, свежего лимонада. Заходил Серджио. Ты знала, что у моего сына были проблемы с сердцем и он никогда не лечился?Он умер из-за инфаркта, которого можно было бы избежать, если бы он последовал советам Серджио и принимал лекарства.

Маргарита сдержала рыдание и продолжила:

— Нам нужно обязательно отправить благодарственные письма всем, кто приходил соболезновать, был на похоронах. Поговори с Онорато, узнай, есть ли завещание. Это я должна была умереть, а не мой сын...

— Он оставил нас, а всем нам нужна Ваша любовь и Ваши советы, — обняла растроенную свекровь Урсула.

— Прости меня, мне нужно отдохнуть хотя бы несколько часов. Ночью я не сомкнула глаз.

Урсула проводила пожилую женщину в дом, а потом поднялась на второй этаж и закрыла в комнате. Достала из сумочки письмо Эдуардо и начала перечитывать:

"Любовь моя, ты единственная женщина, которую я любил, которая сделала меня счастливым, с тобой мы создали большую чудесную семью. Я много раз пытался признаться тебе, что у меня есть сын, Стив, рожденный от случайной встречи в Нью-Йорке с китаянкой. Ты тогда болела, а я приходил в ужас только от одной мысли, что ты можешь не поправиться.

Когда мать Стива сообщила мне о беременности, она ничего у меня не просила, ничего от меня не получала, я ее больше никогда не видел, но, озаботившись будущим ребенка, я оплатил его учебу, вплоть до университета, что на самом деле немного.

Я люблю Стива, и он ни в чем не виноват. Я доверяю его тебе — твоей щедрости, доброте, любви, и я уверен, что ты найдешь самое лучшее решение.

Прости меня, у меня не хватало смелости признаться тебе.Как всякий влюбленный, я боялся тебя потерять. Я оставлю тебе е-мэйл гонконгского дедушки Стива, если захочешь связаться.

Люблю тебя, моя жизнь.

Эдуардо".

Урсула сложила письмо в сумочку и закрыла в ящике стола. Она волновалась, переживала, не знала, что делать, как разбираться со сложившейся ситуацией. Ей нужно было время — спокойно все обдумать и найти в себе какие-то силы, чтобы все решить. Правильно решить.

Вечером за ужином она объявила всей семье:

Завтра утром я еду в Милан, в мою старую квартиру на виа Мельзо, мне нужно немного побыть одной. Не волнуйтесь, со мной все хорошо, мы тысячу раз услышимся по телефону. Прошу вас, дайте мне немного времени прийти в себя. Я скоро вернусь, обещаю.

Милан

— Пусть Урсула уже много лет была членом семьи Сольяно и коренной жительницей Торре дель

Греко, по-настоящему комфортно она чувствовала себя только тогда, когда возвращалась в Милан, город, в котором она родилась, выросла, и в котором жила до свадьбы с Эдуардо. Впервые за тридцать лет, сходя с поезда на Центральной Станции, Урсула не почувствовала ласковых объятий города. Она пересекла площадь Дука д'Аоста, вдыхая запах поздней весны — на юге уже вовсю все цвело и плодоносило, радуя глаз цветом и светом. Так как у Урсулы не было багажа, она решила дойти пешком до виа Мельзо. А заодно она прикупила продуктов на виа Витрувио. Возвращаясь домой, Урсула спрашивала себя, удастся ли ей вновь обрести покой и душевное равновесие, что всегда были неотъемлемой частью ее жизни.

Урсула услышала звонок мобильного — она положила телефон в карман джинсов. Ответила Саверио, который хотел знать, как прошла поездка, и успокоила сына. Саверио, ее первенец, был самым ответственным из всех детей, он с радостью делил любовь родителей с младшими братьями и сестрами, и всегда помогал их воспитывать. А сейчас, похоже, взял ответственность и за мать. Урсула успокоила его.

— Я люблю тебя, — прошептала она. Она любила всех детей одинаково, но именно Саверио она доверяла больше всех, может быть, потому, что он был на нее похож. Он, как и Урсула, всегда изъяснялся прямо, откровенно, без двусмысленностей, хотя отец часто ему повторял: "Раскрывай свои мысли постепенно, не обрушивай на окружающих свою точку зрения сразу же".

Урсула дошла до конца виа Мельзо, прошла в ворота дворца девятого века. В ее юности, швейцарской заведовала авторитарная синьора Джина, цербер, знавшая все обо всех, и строившая жильцов, будто новобранцев, устанавливая свои правила и порядки. Она выполняла распоряжения инженера Корсетто, пожилого богатого владельца здания, осаждаемого толпой наследников, которые спали и видели, как бы завладеть хоть кусочком недвижимости. И правда, после его смерти, наследники выставили здание на продажу, и родители Урсулы купили квартиру на 4м этаже, где они и всегда жили, выплачивая непомерный кредит. Другие же семьи переехали в менее дорогое жилье. Из прежних соседей остались только супруги Бальфи с двумя детьми: старший, машинист на Северной Железной дороге, и младшая, Дамиана, подруга детства и одноклассница Урсулы. Дамиана все еще жила здесь, она никогда не была замужем, и владела бутиком на виа Боргоспессо.

Швейцарской давно уже не существовало, а в квартирку, где когда-то жила синьора Джина, въехала фирма по продаже обоев. Дворец полностью отремонтировали, поставили диктофоны и два лифта, один для жильцов, второй -служебный, тем самым превратив когда-то скромный многоквартирный дом в престижное жилье, управление которым доверили профессиональным портье и сноровистой фирме по уборке помещений. После смерти родителей, когда Урсула была замужем уже несколько лет, она пригласила архитектора — чтобы отделать квартиру. Архитектор превратил жилище ее родителей в элегантные апартаменты. Сейчас, вставляя ключи в замок, Урсула испытывала искушение позвонить в соседнюю дверь Дамиане, жившей на том же этаже. Потом она посмотрела на часы — четыре дня. Ее подруга сейчас в магазине. Она зашла в дом, который встретил ее темнотой и запахом сырости. Урсула включила везде свет, распахнула окна, поставила пакеты с продуктами на стол в крохотной кухне, прошла в ванную — чтобы освежиться, зашла в спальню, и поменяла дорожную одежду на легкий халат. Вернулась в кухню, включила электрический кофейник, и в ожидании кофе съела яблоко.

Полуденный свет наконец залил комнаты, и Урсула вышла на балкон с чашечкой кофе — на балконе вовсю цвели фиалки в горшках. Именно Дамиана, которой Урсула передала клюи от квартиры, заботилась о цветах, а иногда ее домработница наводила уборку. Урсула вернулась в гостиную, села на диван и огляделась. В квартире было мало мебели — вся современная, четкая, красивая. Урсула так и хотела — минимум обстановки, в противовес палаццо Сольяно, полному античных предметов обстановки, картин, статуэток. Урсула подумала, что поступила правильно, решив вернуться в старый миланский дом. Только здесь она может хорошо подумать — о своем тридцатилетнем браке, о семье, которую они создали с Эдуардо, и решить, что со всем делать, а особенно как поступить с сыном мужа. Зазвонил мобильный — но Урсула не поднялась, чтобы ответить или отключить аппарат.

В последний раз она приезжала в Милан в феврале вместе с мужем — они провели несколько дней в совещаниях, в деловых завтраках, но были и вечера, когда они просто сидели на диване и болтали. Сейчас она хотела бы пережить заново эти мгновения, взглянуть в глаза Эдуардо и спросить его: "Есть что-то, чего я о тебе не знаю?". В этот момент наконец-то растаял противный ком в горле, который мешал ей расплакаться — этот ком возник, когда она обнаружила секрет мужа в ящике письменного стола. Урсула зарыдала, оплакивая свой брак, мужчину, которого она любила, чья смерть оставила в ее жизни невосполнимую пустоту. Она не услышала дверной звонок, не услышала звавший ее голос. И только, когда кто-то прикоснулся к ее плечу, Урсула увидела свою подругу Дамиану, которая наклонилась, чтобы ее обнять.

2.

Только вечером Урсула присоединилась к Дамиане на кухне.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила подруга, ставя на стол тарелки со спагетти в соусе песто.

— Лучше... я не могла заплакать много дней.

Они уселись за стол, и Дамиана спросила:

— Помнишь, когда мы были девчонками, наши мамы не позволяли нам гулять с подружками?

— Они говорили: плачьте, плачьте, ваши глаза станут красивее. И никогда не объясняли нам, почему не разрешали. Говорили, нет, и все. Точка.

— Да, сейчас кажется невозможным, чтобы родители вели себя подобным образом, — сделала вывод Дамиана.

В отличии от Урсулы, тоненькой миниатюрной брюнетки с изящными чертами лица, Дамиана была высокой, крупной блондинкой с густой шевелюрой. Две подруги отличались не только внешностью, но и характером. Урсула была молчаливой и сдержанной, а Дамиана — темпераментной и шумной. Они появились на свет с разницей в месяц, и вместе учились ползать, ходить, говорить.

Женщины съели спагетти под томатным соусом с базиликом, Урсуле очень понравилось.

— Я правильно поступила, вернувшись домой, — признала она.

— Даже если эта квартира — просто запасной аэродром, потому что последние тридцать лет твоей жизни ты провела в Торре, где и был твой дом.

— И у меня пятеро прекрасных детей. Но только здесь я могу быть самой собой, мне нужно собраться со всеми силами, чтобы разобраться с проблемами, которые меня ждут в Торре.

— Я уверена, все будет хорошо.— попыталась успокоить подругу Дамиана. — Помнишь, о чем мы мечтали в юности?

— О том, что у каждой будет муж. Девочкой ты хотела выйти замуж за мороженщика, потому что твоя мама никогда тебе не покупала это лакомство, и ты ела мороженое только у нас, — напомнила подруге Урсула.

— А ты хотела выйти замуж за поэта, потому что обожала Монталя, и все его стихи помнила наизусть. И муж у тебя все-таки появился, а вот у меня... давай лучше не будем. Я терпела поражения, одно за другим, и все-таки, я тешу себя иллюзиями, что когда-нибудь встречу мужчину всей моей жизни, — призналась подруге Дамиана.

Урсула знала обо всех несчастливых любовных историях подруги, в том числе и о ее романе с женатым нотариусом, который обещал развестись, чтобы быть с ней, и все-таки остался с женой, но, чтобы хоть как-то загладить вину перед Дамианой, он подарил ей бутик на виа Боргоспессо.

— И вот мы вернулись к тому, откуда начинали: две одинокие пятидесятилетние женщины, наедающиеся спагетти, — пошутила Дамиана.

Был поздний вечер, и они уже устали. Подруги поднялись из-за стола, и Дамиана пообещала, что с завтрашнего дня ее домработница займется и кухней подруги.

— Ты сможешь заснуть одна? Или переночуешь у меня? — волновалась Дамиана.

— Я постучусь к тебе завтра утром, и именно я принесу нам позавтракать, — ответила Урсула, обняв подругу. Часы показывали десять вечера. В этот час, в Торре дель Греко, семья заканчивает ужинать. Урсула набрала номер домашнего телефона. Трубку подняла старушка Титина, которая спешно поздоровалась, и пробурчала:

— Подождите, я позову Розарию.

Она всегда так волновалась, когда приходилось говорить по телефону, и предпочитала передавать трубку второй служанке. Урсула услышала, как та зовет Розарию, и как Розария бормочет: "вот глухая, как старый колокол". Две горничные так и проводили свои дни в перепалках, во взаимной критике, но были неразлучны, как два попугайчика.

— Я хочу поговорить с донной Маргаритой, — сказала Урсула, поприветствовав Розарию.

— Синьора ушла отдыхать, она очень устала. Все остальные еще за столом, и у них все хорошо. Хотите, позову синьорино Саверио?

Саверио уже взял трубку:

— Мамочка, как дела?

— Все хорошо, спасибо. Я в растерянности, а так все хорошо. А вы, ребята?

— Приходи в себя сколько нужно. Здесь все под контролем, — уверил Урсулу сын.

— Ты золото. Я люблю вас. Сейчас пойду спать.

Уже в кровати Урсула, против обыкновения, не стала читать. Она выключила свет, и пожелала сразу же заснуть. Потом подумала о Титине, которая всегда звала на помощь Розарию, и вспомнила, как первый раз приехала в Торре, когда они с Эдуардо были помолвлены, и до свадьбы оставались считанные недели. Это были сумасшедшие дни — бесчисленные встречи с друзьями и родными, ежедневные поездки в Неаполь за покупками в самых элегантных магазинах, прогулки по виа Караччиоло, Позилипо, поездки в Эрколано, в Казерту. Темпераментность семьи Сольяно перевернула жизнь Урсулы верх дном, и ей приходилось прятаться в каком-нибудь укромном уголке, чтобы хоть немного прийти в себя.

Как-то она укрылась на кухонном балконе, между горшками с тимьяном и базиликом. Через какое-то время на балкон вошли две служанки, болтавшие между собой:

— Дон Эдуардо просто покорен этой северянкой. Интересно, надолго у них? — спрашивала Титина.

— Они же женятся! — отвечала Розария.

— Синьорина Урсула слишком отличается от нас. Она из Милана, а там холодно, и зимой даже идет снег. И люди там холодные, вот и она никогда не смеется, и говорит мало и тихо. Даже я, не такая глухая тетеря, как ты, не могу расслышать, что она говорит.

— Ты права, она тихоня, зато красавица. Что знает эта бедняжка о наших кораллах, о нашем Везувии, о наших традициях? Она даже обращается к нам на "вы", а донну Маргариту зовет "синьорой". Она должна звать ее мамой! Мамой!

— Она скромная, застенчивая, и богатство семьи Сольяно ее просто пугает. Кто знает, как им приходится на своем севере, когда выпадает снег, — говорила Розария.

— Прячатся в пещерах, — пошутила Титина, и обе служанки разразились смехом.

В этот момент Урсула решила выйти из своего укрытия, и сказала служанкам:

— А летом мы вьем гнезда на деревьях.

Она тихонько вышла из кухни, оставив сплетниц с раскрытым ртом.

Сейчас же, засыпая, Урсула тихонько пробормотала самой себе:

— Как же мне хорошо, в моей пещере, и пусть в Торре никогда не бывает снега...

3.

— Ты знаешь, что домработницы Сольяно обозвали меня пещерной женщиной, когда я впервые приехала в Торре? — смеясь, рассказывала Урсула подруге.

В восемь утра подруги завтракали на балконе в квартире Дамианы, в то время как домработница Дамианы наводила порядок в квартире Урсулы, как подруги условились заранее. Урсула проснулась рано и вышла на улицу, чтобы купить хрустщие круассаны в булочной на виа Ламбро — Урсула решила не предаваться унынию из-за смерти супруга и проблем, которые он ей оставил.

— Пещерной женщиной? Мне кажется, тебе просто польстили, — заметила Дамиана, откусывая кусочек булочки с апельсиновым вареньем.

— Они не со зла, просто я была чужачкой, пришедшей с Севера, из другого мира, с другой культурой. После свадьбы, когда меня лучше узнали, они зауважали и даже полюбили меня. А потом, когда я начала рожать одного ребенка за другим, я стала одной из них. Моя свекровь любит меня даже больше своих дочерей. Сейчас именно у меня в руках пульт управления — после смерти Эдуардо я несу ответственность за семью, за наших служащих, и это право я зарабатывала каждый день в течение этих тридцати лет. И у меня нет выхода: мне нужно стать настоящей коралларой, если я хочу как можно лучше управлять предприятием и семьей. Понимаешь, Дамиана?

— Как никто другой, — ответила подруга, которая уже закончила завтракать. — Я уверена, что ты примешь самое лучшее решение. Сейчас же пойдем со мной в магазин, я покажу тебе летнюю коллекцию, она действительно стоит внимания. Жаль, что я мало продам, кризис затронул и моих клиентов, которые боятся демонстрировать свое богатство. А на обед мы съедим по бутерброду в Гранд Отель де Милан, после обеда пойдем в кино — все равно в бутике остается моя продавщица, которая продает платья гораздо лучше меня.

Дамиана увидела, что глаза Урсулы полны слез.

— Бедная моя подружка, как же у тебя болит сердце... Хочешь, я останусь с тобой?

— Мне нужно немного побыть одной. Давай увидимся в баре в час. Сейчас я пойду к себе, — прошептала Урсула. — Спасибо за все.

Домработница Дамианы, индианка по имени Кики, уже заканчивала уборку и уходила. Урсула свернулась в кресле, включила проигрыватель — Пятую симфонию Бетховена. Она подумала об ужасной смерти Эдуардо, спросила себя, какими были последние мгновения его жизни. Урсула спросила себя, почему ее муж никогда не лечился, если у него были проблемы с сердцем, почему не обращал внимания на свою болезнь, почему не поговорил хотя бы с ней, не говоря уже об остальной семье.

Он так наказывал себя из-за внебрачного ребенка? Или глупо решил, что сильнее болезни? Урсула вспомнила их совместный отпуск на Сардинии, когда она была беременна их первенцем. Как-то они вышли в море на маленькой весельной барке. Эдуардо стал ловить рыбу, Урсула ждала его на берегу — его долго не было, и Урсула начала волноваться. Вдруг лодка перевернулась, и Эдуардо скрылся под водой. Урсула страшно испугалась, она думала, что потеряла его, она кинулась к Эдуардо, вышедшему из воды и стала бить его кулачками в грудь. Эдуардо крепко обнял ее, ласково прошептав: "Никогда не бойся за меня. Я же бессмертный, знаешь?"

Урсула улыбнулась воспоминанию, закрыла глаза и стала слушать любимую симфонию — музыка успокоила ее и придала сил. Она распахнула окна, надела светлый хлопковый костюм, висевший в шкафу несколько лет, и вышла. Урсула села в метро — вышла на площади Сан Бабила, и свернула на корсо Маттеотти. Ноги сами привели ее к ювелирному магазину, где она какое-то время работала в юности. Она остановилась, глядя на драгоценности в витрине. Владельцы магазина давно поменялись, однако качество осталось неизменным. Урсула дошла до маленького бара на углу виа Верри, где всегда быстро обедала в перерыв. Она вспомнила, как постепенно подружилась с Тонино, молоденьким официантом-неаполитанцем, который всегда дарил Урсуле шоколадку, когда она пила кофе, и приговаривал: "Когда у меня появится невеста, я приду к твоему патрону покупать кольца на свадьбу, ты замолвишь за меня словечко, и он сделает мне хорошую скидку". Днем бар всегда был переполнен.

Как-то Тонино попросил у Урсулы разрешения подсадить за ее столик еще одного клиента. Так она познакомилась с Эдуардо. Урсуле не исполнилось еще и двадцати, она закончила педагогический колледж два года назад. Надеясь выиграть престижный конкурс, девушка работала у ювелира на корсо Маттеотти.

4.

Магазинчик Либеро Лураги располагался во дворе палаццо на виа Мельзо, на двери висела надпись: "Мастер-сапожник". Либеро был анархистом, как и его отец, много читал, участвовал в различных собраниях и совещаниях, и по возможности помогал товарищам в беде. Он уже много лет не мечтал изменить мир, и всегда говорил о себе: "Бедный, но честный", приводя в порядок подошвы и носы обуви большими мозолистыми руками, темными от смолы. Редко когда он тачал новую обувь, гораздо чаще приводил в порядок поношенные туфли и ботинки, которые презрительно называл "промышленной ерундой", годной только на несколько сезонов. Либеро считал, что по-настоящему элегантных индивидуумов можно распознать по вручную изготовленной обуви, которая, к тому же, служит всю жизнь.

"Мы живем в одноразовом обществе", — горестно заключал он, и успокаивался, в который раз перечитывая Бакунина и Малатеста, вспоминая немногие моменты славы "этих нищих чертей", как их величала его супруга Дилетта. В действительности Либеро никогда не был женат на Дилетте Конфорти, пусть даже и считал ее супругой: она и их дочь составляли собой его горячо любимую семью. Союз с Дилеттой однажды серьезно грозил распасться: в этот день они выбирали имя для новорожденной дочки.

— Назовем ее Непокорная, как дочь профессора Молинари, — объявил он, думая о товарище-анархисте.

— Ее будут звать Анна, как мою маму, — решила Дилетта.

— Я не хочу имен ни святош, ни мучеников!

Дилетта пригрозила, что уйдет от него, и так как Либеро хорошо знал характер своей супружницы, знал, что она так и сделает, они пришли к компромиссу: девочку назвали Урсулой, и даже если есть какая-то святая с таким именем, ну и пускай, все равно это не традиционное христианское имя, решил Либеро.

Урсула стала светом его очей. Своими огромными руками, так контрастирующими с его хрупким телосложением, Либеро самолично сшил девочке первые ботиночки синего цвета — из кожи козленка. Когда девочка попросила белые туфельки для первого причастия, Либеро расплакался — его женщины обманули его, ведь, в противоречие его анархическим принципам, они посещали церковь. После запоминающейся ссоры со своей гражданской женой, он опустил ставни своего магазинчика, повесил вывеску ЗАКРЫТ ИЗ-ЗА ТРАУРА, и ушел, оставив жену и дочь одних. Он поехал в Венецию — к другу-анархисту, доценту философии в Ка Фоскари, и в душевном разговоре излил всю свою боль и разочарование.

— Меня не крестили, я не посещал церковь, я живу невенчанным, но это не мешало мне быть опорой и честным мужем для моей женщины. А сейчас я узнаю, что она поддалась речам попов — что мою девочку крестят, и она даже пройдет первое причастие. Где же свобода духа и взглядов?

— Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода Дилетты. Которая, будучи католичкой, во многом разделяет твои взгляды на жизнь, и именно поэтому никогда не просила тебя жениться на ней. Но сейчас у вас дочка, которая пойдет в школу, которая будет работать и учиться в католической стране. Ты хочешь, чтобы ее унижали из-за того, что она некрещеная? Подумай, Либеро. Наша анархическая вера уже давно — утопия.

Друг признался, что женился на благородной венецианке, которая очень дружна с патриархом города, и его жена не пропускает ни одной торжественной церемонии в соборе Сан Марко. Либеро Лураги остановился у друга, жившем во дворце жены на Канале Гранде. Он ел за их столом, накрытым льняной скатертью, пользовался столовыми приборами из серебра, благосклонно позволял себя обслуживать вышколенным слугам.

Через три дня он вернулся домой, снова открыл свой магазинчик, и устроил себе лежбище за шкафами с кожей. На следующий день Урсула, придя к отцу, обняла его и сказала: "Папа, мы очень по тебе скучаем. Если вернешься домой, я не пойду ни на какое первое причастие". Либеро обнял дочку в ответ, и понял, что его кровиночка дороже какой-то там политической веры, тем более уже никто не хочет сражаться за лучший мир, даже его венецианский друг.

— Как мама?

— Все время плачет. Но молчит. Ты же знаешь, она не сдается. Хотя сегодня сказала: "Уж лучше бы ты никогда не ходила в церковь, раз это причиняет такую боль твоему отцу".

— Я был неправ. Ты можешь делать все, что считаешь нужным. Давай поспешим сейчас к маме. Знаешь, я тоже по вам очень скучал.

С тех самых пор прошло много дней, и сейчас Урсула превратилась в красивую девушку, верившую, что будущее полно удивительных возможностей.

Утром Либеро отправился в магазинчик, включил электропечку, тщетно пытаясь справиться с декабрьскими холодами. Он хотел закончить все заказы до Рождества, потому что после праздников они поедут с Дилеттой в Марсель — участвовать в собрании анархистов, Либеро продолжал культивировать свои идеалы, а его подруга разделяла и из любви к нему, а не из-за убеждений. Она никогда не была во Франции, и ей нравилась идея провести несколько дней в Марселе. Урсула с радостью думала о том, что останется дома одна — она хотела подготовиться к новому конкурсу, и рассчитывала на компанию Дамианы, которая, хоть и получила учительский диплом, как и Урсула, все-таки отказалась от идеи стать учительницей и сейчас работала помощницей нотариуса в студии на пьяцца Сант'Эразмо.

Урсула же в ожидании престижного места перебивалась временными заработками. Уже больше месяца она упаковывала рождественские подарки и развозила их по домам, работая у ювелиров Мариани, на корсо Маттеотти. Каждое утро, прежде чем уйти на работу, она приходила к отцу, и оставляла ему в термосе кофе с сахаром. Этим всегда занималась мама, но вот уже пару лет Дилетта страдала от сердечной болезни, и четыре лестничных пролета туда и обратно утомляли ее. Либеро увидел свою дочку, и его суровое лицо осветилось радостью.

— Твой кофе, папа, — объявила Урсула, ставя термос на стол, захламленный гвоздями всех размеров, шилами, и другими нужными в работе приспособлениями.

— Спасибо, — ответил Либеро, и подставил дочери свежевыбритую щеку для ежедневного поцелуя.

Урсула надела пальто от Лодена, которое он ей подарил прошлой осенью, на ее ножках красовались прекрасные сапоги табачного цвета из кожи козленка, сшитые самолично Либеро. Ему нравилось баловать дочку, тем более Урсула никогда не предъявляла им каких-то завышенных претензий, и с гордостью отдавала свой немногочисленный заработок матери.

— Хорошего дня, папа.

— Тебе тоже. Будь поосторожнее с волками в волчьей шкуре, — Либеро боялся, что какой-нибудь идиот может причинить вред его красавице-дочери.

— Обещаю.

Урсула села на метро, вышла на площади Сан Бабила, мешаясь с рабочим людом. Она дошла до дворца, где размещался магазин Мариани, поздоровалась с портье, позвонила в бронированную дверь. Скоро магазин поднимет жалюзи, а пока ей нужно привести в порядок витрину, два столика, креслица, поменять воду в цветах, попрыскать вокруг ландышевой эссенцией, и привести в порядок стол, на котором она упаковывала подарки. Урсула еще не знала, что это 15 декабря станет для нее поистине судьбоносным днем.

5

Комуцци продавал рубашки на виа Верри — только узкому кругу избранных клиентов. Дилетта регулярно получала от него рубашки — для отделки и вышивки. Когда рубашки были готовы, Дилетта их гладила — так, как она, никто не мог гладить рубашки, и Урсула относила их в магазин. Наблюдая за матерью, Урсула научилась делать красивые банты, чтобы украсить шоколадные яйца, куличи, коробки с конфетами, продававшиеся в бакалее рядом с магазином рубашек. Именно бакалейщик и порекомендовал Урсулу ювелирам Мариани, которые искали надежного человека для упаковки и доставки ценных подарков.

Этим декабрьским утром синьора Мариани приготовила два тяжелых пакета, которые Урсула великолепно оформила, и сложила в холщовую сумку, чтобы те не бросались в глаза. Урсуле нужно было доставить кофейный сервиз из массивного серебра и тяжелую золотую пепельницу. Девушка вышла из внутренней двери, и добралась до ворот, где ее ждало такси. В предрождественском хаосе она потратила много времени, чтобы доставить два заказа, и вернулась за несколько минут до полудня.

— Перехвати что-то быстренько, тебе нужно доставить еще заказы, и украсить еще несколько коробок, — велел Урсуле синьор Мариани. Урсула побежала в бар на виа Верри, где Тонино предложил ей макароны, только что вынутые из духовки. Урсула уселась за свой столик, поздоровалась с другими завсегдатаями. Через несколько минут появился официант с ароматным блюдом, и маленькой бутылочкой минералки. За его спиной Урсула увидела молодого человека, неловкого улыбающегося ей, обратила внимание на его четкие черты лица, каштаново-рыжую гриву. На нем было безукоризненно сидящее синее пальто.

Урсула кивнула, незнакомец вновь ей улыбнулся, поблагодарил и отодвинул стул рядом с ней.

— Что Вам принести?— спрашивал тем временем официант.

— То же, что и у синьорины, — ответил мужчина. Он поднялся со стула, снял пальто и повесил его на спинку свободного сиденья. — Меня зовут Эдуардо.

— Я — Урсула.

— Привет, Урсула, и приятного аппетита.

— От отсутствия аппетита я не страдаю, — уверила девушка.

— Я правильно заказал?

— Ага, отличный заказ.

Когда Эдуардо только принесли заказанное блюдо, он быстро расправился с едой. Затем посмотрел на часы и сказал: "У меня встреча на виа Черва через 15 минут, я еще не так хорошо знаю Милан, чтобы рассчитывать время. Думаешь, я опоздаю?"

— Если сразу же выйдешь, то придешь за несколько минут заранее, знаешь дорогу?

— Более-менее. Здесь принимают кредитки? У меня нет ни монетки.

— Давай угощу я. Это немного, а тебе стоит поспешить, если хочешь появиться вовремя.

— Спасибо огромное. Но я бы хотел ответить любезностью на любезность. Ты знаешь ресторан St. Andrews?

Урсула кивнула: кто же не знает самый дорогой ресторан. Она никогда там не была.

— Я посетил его с клиентом пару месяцев назад. Буду ждать тебя вечером в восемь. Я прошу тебя принять мое приглашение.

Урсула хмыкнула:

— Не знаю, получится ли у меня прийти.

— Я все равно буду тебя ждать, — уже в дверях ответил Эдуардо.

Урсула вернулась в магазин с кружащейся головой — она не могла поверить, что молодой человек с внешностью благородного синьора пригласил ее в самый дорогой ресторан города. Она смотрела вслед мужчине, задержав взгляд на обуви: зимняя обувь, сшитая вручную, двойная подошва, отличные шнурки. Он даже прошел бы суровый экзамен ее отца, получив максимальные результаты. Чем же он занимался? Урсула обратила внимание и на его часы — круглые, плоские, с кожаным ремешком, очень похожи на Патек Филипп. А уж о костюме и пальто и говорить нечего. Урсула обратила внимание и на парфюм: апельсиновые шкурки и сандаловое дерево. Восхитительный запах.

Он слишком молод, чтобы быть менеджером. Медик? Адвокат? Ну да! Неаполитанцы все сплошь и рядом адвокаты, а некоторые вообще мастера своего дела. Он не знает Милан, значит, приехал в командировку.

— Болтаешь сама с собой?— с улыбкой спросила синьора Мариани, натирающая до блеска браслеты — скромный браслет клиент выбрал супруге, а более массивный и с крупными камнями — секретарше.

— Ну... ну ...да, — пробормотала Урсула, покраснев, отправлясь к вешалке за пальто и сумочкой.

— Святая молодость, — вздохнула женщина, и подумала: "В двадцать лет и у меня голова была забита мечтами".

Урсула подошла к хозяйке магазина и спросила:

— Меня пригласили на ужин в восемь этим вечером. Я бы хотела вернуться домой, чтобы переодеться. Можно мне немного пораньше уйти с работы?

— Нужно. Тогда я сейчас сразу отправлю тебя доставлять заказ, а потом пусть то же такси отвезет тебя домой, — с улыбкой решила синьора.

6.

Перед тем как прийти домой, Урсула сходила к парикмахеру. А дома скептически осмотрела свой скудный гардероб и поняла, что у нее нет ничего, подходящего для элегантного ужина.

— Надень черную юбку-плиссе и черный свитерок с высоким воротом, и будешь само совершенство, — посоветовала мама.

— Ну да, подходящий наряд для похорон. А может, дашь на вечер свой жемчуг?

— Нельзя идти на ужин в самый дорогой ресторан Милана с фальшивым жемчугом. Лучше уж совсем ничего, — заявила Дилетта.

— А обувь? Тут нужен легкий каблучок! А у меня только балетки, а мне бы стать хоть чуть-чуть выше.

— Но ты не высокая, и никогда ею не будешь. А я уже начинаю волноваться, я никогда не видела тебя такой возбужденной, из-за ужина с человеком, о котором ты не знаешь ничего, кроме имени. Ренато, хороший молодой человек, со стабильной профессией, приглашает тебя на свидания месяцами, а ты каждый раз находишь предлог, чтобы отказаться. А сейчас появляется тип, о котором ты ничего не знаешь, и у тебя сразу загораются глаза. Если бы только знал твой отец!

Ренато владел лабораторией по выделке кож, находившейся во дворе дома, рядом с магазинчиком Либеро. Ему было тридцать, он унаследовал дело от отца, и жил и работал под строжайшим материнским надзором.

— Мама, ты же знаешь, от Ренато несет нафталином!

— А Бруно? Ты встречалась с ним целых два года, и даже спала с ним, несчастная! А потом ушла от него!

— Конечно, он хотел жениться на мне!

— Какой ужас!

— Мамочка, давай не будем ссориться. Я не знаю, кто он, этот Эдуардо, но он сразу же мне понравился.

— Я скажу тебе, кто: деревенщина, набитый деньгами, который хочет развлечься с раскованной миланкой. А затем, когда ему надоест, исчезнет.

— Мама, какая ты все-таки вредная. Я просто приняла приглашение на ужин, и я совсем не дурочка. Я обещаю, что буду себя достойно вести, и вернусь к 11.

— Если будешь позже, позвони. Я должна буду что-то сказать твоему отцу, — заявила Дилетта и засунула пачку банкнот в сумочку дочери.

— Это еще зачем?

— На всякий случай. И еще, пусть он не провожает тебя в машине. Вызови такси, перед тем как соберешься уходить из ресторана, — велела мать не терпящим возражений тоном.

— Почему?

— Тебе нужно объяснять? Если этот тип проводит тебя домой, то наверняка поцелует, а может, и захочет позволить себе большее. Понятно?

Когда мать разговаривала таким тоном, Урсула понимала, что должна слушаться. Он села на метро, чтобы добраться до центра — Урсула вышла на виа Багутта, которую пересекла почти бегом, и вовсе не из-за того, что опаздывала, а сколько из-за того, что тонкие колготки и легкие балетки не защищали от вечерней прохлады.

Эдуардо заказал аперитив, ожидая Урсулу у барной стойки. Он переоделся, и сейчас на нем был темный пиджак. Он казался усталым, но очень обрадовался, увидев Урсулу.

— Привет, я боялся, что ты не придешь.

— Вот она я, — улыбнулась Урсула, а официант показывал им столик, и отодвигал Урсуле кресло. Урсула навоображала себе пафосное заведение, все в зеркалах, позолоченных рамах и каплевидных люстрах, на самом же деле заведение отличалось асектизмом, полумраком, и даже в заполненный людьми вечерний час клиенты не шумели, а предпочитали разговаривать вполголоса. Урсула заказала простые блюда: ризотто, и яйца в крутую, без трюфеля, уточнила девушка.

— Даже если будет совсем немного трюфельной крошки? — спросил официант.

— Нет, спасибо. — Урсула знала, что трюфеля очень дороги.

— Ты всегда так скромничаешь?— спросил Эдуардо, как только официант удалился.

— Мы с тобой принадлежим к совершенно разным мирам, и я не хочу казаться кем-то, кем не являюсь на самом деле.

— Но этим вечером ты моя гостья, и могла бы не думать ни о скромности. Ты, наверное, очень гордая.

— Может, я и гордая, но я не люблю болтать о себе, наверное, потому, что и говорить-то нечего. Я надеюсь выиграть конкурс на должность преподавательницы, и пока перебиваюсь временными заработками. А сейчас упаковываю рождественские подарки в ювелирном на корсо Маттеотти, и, как ты знаешь, в обед что-то быстро перехватываю в баре на углу. Твоя очередь.

Пока он говорил, Урсула внимательно за ним наблюдала. У Эдуардо были рыже-каштановые волосы, голубые глаза, и нежный, хотя и немного грустный взгляд. Он был чем-то похож на Роберта Редфорда, который ей очень нравился. У Эдуардо не было ничего общего ни с Ренато, скромным кожевником, который за ней ухаживал, ни с Бруно, с которым Урсула встречалась пару лет, и который доказывал свою мужественность тем, что хотел полностью управлять и владеть девушкой. Урсула быстро от него устала, и когда он поставил ее перед выбором "Женимся или я ухожу от тебя", Урсула тогда сразу ответила "Это я от тебя ухожу". Эдуардо же казался настоящим синьором и очень ей нравился.

— Ты должно быть, очень чувствительная девушка, даже если пытаешься казаться другой. Я хотел бы получше тебя узнать.

— Не думаю, что я тебе это позволю. Ты — типичный южанин, и мы, миланцы, прекрасно знаем, какие вы краснобаи. И в то же время ты почти ничего не говоришь о себе.

— Я занимаюсь кораллами.

— Теми самыми, которые нужны для драгоценностей?

— Именно.

— А я почему-то решила, что ты адвокат.

— Я и закончил юридический, только у меня не было своей практики. Я родился и жву в Торре дель Греко, родине кораллов.

— А в Милане что делаешь?

— Встречаюсь с клиентами.

Малышкой Урсула частенько просиживала в мастерской у отца, и к ним нередко захаживали продавцы кож. Они были нарядно одеты, в костюмах, в галстуках, но были всего лишь продавцами, которые получали маленький процент от проданного. Вот Урсула и решила, что Эдуардо точно так же продает кораллы, а она столько себе напридумывала о нем. Ее отец всегда говорил, что продавцы — коммивояжеры — фанфароны и лгуны. Ну да, красивый парень, учился на юриста, решил поразить ее, пригласив в самый дорогой ресторан... и потом, добившись своего, упорхнет как малиновка. Сейчас они пили кофе, и закусывали карамелизованными апельсиновыми шкурками. Урсула посмотрела на часы:

— Уже поздно, мне пора. Спасибо за ужин.

— Это минимум, чем я могу тебя отблагодарить. Я провожу тебя, — Эдуардо попросил официанта принести счет.

— Спасибо, конечно, я сама доберусь. Пока я выходила из дамской комнаты, я вызвала такси, меня уже ждут.

— Ты просто патологически горда, — смеясь, прокомментировал Эдуардо, и, сунув руку в карман пиджака, воскликнул:

— Черт, я без денег!!! Я оставил бумажник в другом пиджаке! И вот так вот разрушается мой прекрасный образ галантного кавалера...

Урсула со злостью посмотрела на него, но не смогла вымолвить не слова. Она выхватила у официанта счет, расплатилась, мысленно поминая добрым словом маму, вложившую ей в сумочку достаточное количество наличных.

Эдуардо попытался схватить ее за руку:

— Я мог бы сказать, что тебе нравится унижать меня. Садись, я позвоню в гостиницу, и мне привезут нужную сумму.

— И пальцем ко мне не прикасайся!

Урсула вылетела в гардеробную, схватила пальто и выскочила навстречу ожидавшему ее такси.

7.

— И куда ты влипла? — заволновалась Дилетта, глядя на свою пыщащую яростью дочь, женщина уже была недовольна из-за того, что ей пришлось соврать мужу, что Урсула ушла к подруге.

Вместо ответа девушка закричала:

— Оставь меня в покое, я не хочу разговаривать.

— Успокойся, или разбудишь отца. Чуяло мое сердце... что с тобой сделал этот мужчина?

Урсула сняла пальто, балетки, надела теплые тапочки, зашла в кухню и бухнулась на стул. Положила локти на стол, и закрыла лицо руками. Дилетта села напротив, настроенная заставить дочь рассказать все до мельчайших подробностей. Девушка молчала, и мать спросила:

— Как только ты вообще могла довериться кому-то, о ком ничего не знаешь? Скажи правду, он сделал тебе что-то плохое?

— Ни о чем таком, о чем ты можешь подумать. Хуже: он разрушил мою мечту о нем, он заставил меня почувствовать себя идиоткой. Я оплатила его обед, мне пришлось оплатить ему и ужин. Он пригласил меня в самый лучший ресторан Милана, а у самого в кармане ни единой лиры. Вот теперь ты все знаешь. Дилетта выглядела бледной, лицо ее исказилось страдальческой гримасой — снова больное сердце дало о себе знать. Урсула почувствовала себя виноватой из-за того, что заставила мать переживать:

— Ты была права, мамочка, — сказала она, погладив мать по щеке, — мне не нужно было принимать приглашение незнакомца. Я уверяю тебя, если бы ты его видела, то тоже бы попалась. Красивый, элегантный, как парижская статуэтка, как сказал бы папа, с манерами джентльмена, а на самом деле нищий и голодный. Он даже не рассказал мне толком, чем занимается. Сказал, что кораллами.

— И что это значит? Что-то вроде уличного торговца тканями? Когда я была девочкой, после войны эти бестии просто наводнили Милан. Они ходили по домам и продавали ткани ужасного качества по смешной цене. А как они разговаривали! Одевались, что твои принцы, но на самом деле были просто нищими чертями. Глупая моя девочка! Вот теперь ты на своей шкуре поняла, что не все то золото, что блестит.

— Мамочка, прости меня, я потратила все твои деньги.

— Ну и ладно. Ты молодая, еще пока не знаешь жизнь. Этим вечером жизнь преподала тебе урок, который поможет избежать дальнейших разочарований в будущем. Ты еще легко отделалась, верь мне.

Урсула поднялась со стула, подошла к матери и обняла ее.

— Не говори ничего папе, пожалуйста.

— А зачем? Он только расстроится.

— Ты уверена, что он спит?

— За минуту до твоего прихода я вошла в нашу спальню, чтобы выключить свет. Он заснул над мемуарами Этьена де ла Боэти.

— Какая скучища эти его книги! Монтень, Паскаль, неудивительно, что он засыпает.

— Зато эти мыслители придают его жизни смысл. И мне они тоже кажутся скучными, но я люблю слушать, как объясняет их идеи твой отец.

На следующее утро, до того как уйти на работу, Урсула спустилась с лестницы с привычным термосом кофе. У мастерской отца ее уже ждал кожевник в белой рубашке, на шее у него красовалась красная бабочка. Он протянул ей маленький горшок с рождественской звездой (*растение, которое зацветает только на Рождество).

— Это тебе.

— Спасибо.

— Я хотел пригласить тебя на ужин, как-нибудь вечером.

Урсула хотела бы, чтобы этот влюбленный, неловкий и некрасивый мужчина нравился ей хоть чуть-чуть. Но это было не так: чем больше он искал ее внимания, тем больше становился ей противен. Вместо его невыразительного лица Урсула представила физиономию этого негодяя Эдуардо... и снова разозлилась. Ей надо сдержаться, чтобы не послать этого бедолагу ко всем чертям.

— Я спешу, Ренато. Прошу меня извинить.

— Но ты мне не ответила!

— Не знаю, смогу ли я. Если что, я тебе скажу.

Урсула отнесла отцу кофе, а заодно вручила и горшок с цветком.

— Красные цветы для моего папочки, — улыбаясь, объявила девушка.

— Этот стриж Ренато полчаса маячил у моих окон с таким же цветком, — заметил Либеро, прихлебывая ароматный напиток.

— Когда-нибудь он устанет за мной ухаживать, — вместо ответа заметила Урсула.

— Куда ты ходила вчера вечером?

— А разве мама тебе не рассказала?

— Твоя мать не скажет правду, даже если ее будут пытать, — пошутил Либеро.

Урсула посмотрела на своего отца, простого, честного, полного недостижимых идеалов, и ее сердце сжалось от любви к нему.

— Папа, надеюсь, когда-нибудь я встречу человека, который будет хоть немного на тебя похож.

Она чмокнула его в щеку и быстро вышла.

Расчувствовавшись, Либеро пустил слезу и шумно высморкался. Когда он смотрел на свою малышку, его сердце пело от радости. Он знал, что у Урсулы и Дилетты были свои маленькие секреты, но делал вид, что ни о чем не догадывается.

Когда Урсула зашла магазин, синьора Мариани пила кофе в подсобке.

— Как прошел вчерашний ужин?

— Мне нужно обязательно Вам рассказывать?

— Нет, конечно, твое лицо говорит само за себя. Не расстраивайся, ни один мужчина не стоит твоих слез. Давай-ка лучше примемся за работу.

День выдался относительно спокойным. Вечером, почти перед закрытием, когда Урсула уже приводила в порядок свое рабочее место, зазвонил колокольчик у входной двери. Посмотрев на монитор, ювелир узнал хорошего знакомого.

— Открой, пожалуйста, — попросил он Урсулу.

Таким тоном синьор Мариани говорил об очень важных гостях.

Девушка побежала открывать дверь, и обнаружила перед собой Эдуардо, который, улыбаясь, протягивал ей букет красных роз. Раздраженная, она захлопнула дверь прямо перед его носом.

— Ты что творишь? — разозлился синьор Мариани.

— Я знаю его, это нищий мошенник, — уверенно заявила Урсула.

— Это благородный и порядочный человек, у которого достаточно денег, чтобы купить не только мой магазинчик, но и все здание, — отрезал ювелир и пошел открывать сам.

8

Эдуардо и синьор Мариани сердечно поприветствовали друг друга.

— Прошу Вас, доктор Сольяно (*обращение к специалистам, у которых есть степень доктора, в данном случае Эдуардо — адвокат, не обязательно "доктор" означает медик), располагайтесь. Простите мою сотрудницу, у нее выскользнула дверная ручка, — соврал ювелир.

Эдуардо зашел в магазин, подошел к Урсуле, которая смущенно на него смотрела.

— Это тебе, — протянул он ей розы. — На твоем месте я бы реагировал точно так же.

Ювелир и его жена ошарашенно наблюдали за молодыми людьми, не понимая, что происходит. Урсула почувствовала, как в груди радостно забилось сердце. Букет она все-таки взяла.

— Ты представляешь, как я себя чувствовала вчера вечером?

— Знаю, прости меня, но ты даже не дала не возможности все исправить. Я позвонил бы тебе домой, но у меня нет твоего номера. Пожалуйста, поужинай со мной, я клянусь тебе, что в этот раз не забуду бумажник.

Урсула была смущена, она не знала, как ей поступить. Эдуардо ей нравился, но она не понимала, кто же он?

— Я не знаю, кто ты, я не понимаю, чего тебе от меня нужно, пожалуйста, оставь меня в покое.

Она вернула ему букет, прошла в подсобку, переоделась, и быстро вышла на улицу. Ей хотелось побыстрее вернуться домой, чтобы обо всем рассказать матери.

Она почти бегом преодолела четыре лестничных пролета, и обнаружила в своей квартирке Дамиану.

— Как ты здесь оказалась?

Урсула знала, что в этот час подруга посещает курсы английского, надеясь получить диплом, который поможет ей найти более достойное занятие, чем должность помощницы в нотариальной студии.

— Я хочу стать менеджером и ездить по миру, — объясняла Дамиана подруге. — Понимаешь, это возможность встретить великолепного мужчину, который станет моим мужем и отцом моих детей. И их у нас будет много, так что я брошу работать и стану зажиточной домашней клушей.

— И тебе обязательно нужно так мучиться, просто для того, чтобы стать счастливой?

— Это неизбежно. У нас с тобой мало возможностей, так что приходится выбирать извилистые пути.

— А я просто хочу выиграть конкурс и стать преподавательницей. Мне хочется встретить хорошего человека, выйти за него замуж. Я буду любить его так же, как он любит меня, как любят друг друга мои родители. Мне не важно, чтобы он был богатым, главное — чтобы был умным. А еще мне хочется, чтобы мой будущий муж был романтиком, чтобы писал мне стихи, и рассказывал о своем идеальном мире, как это делает мой отец.

— Проснись, крошка! В наше время романтичный мужчина свозит тебя летом на море и зимой в термы.

Когда Урсула рассталась с Бруно, Дамиана разозлилась на нее: "Ты дурная! Бруно красавчик, работает на семейном предприятии, он бы гарантировал тебе обеспеченную жизнь!"

Но за годы, проведенные вместе с Бруно, Урсула убедилась, что тот — неподходящий для нее мужчина. Он не читал книг, скучал в театре, в кино ходил только на фантастику, не участвовал в дискуссиях, где хоть как-то мог бы выразить свою точку зрения, и искренне считал женщину неудачным творением из мужского ребра. Когда Урсула заявила ему, что уходит, он с ненавистью заявил ей: "Это я должен был сказать, что бросаю тебя. Тем лучше, ты еще прибежишь, все равно на тебе никто никогда не женится". Даже Дилетта не понимала до конца решения дочери.

— Бруно гарантировал бы тебе спокойную жизнь.

— Так значит, ты выбрала папу из-за спокойного будущего? — поддразнила девушка мать.

Урсула знала, сколько всего Дилетте пришлось пережить из-за Либеро. Сколько ночей она провела в квестуре (*прокуратуре), когда его задерживали только из-за того, что он заявлял полицейским о своих анархических убеждениях. Она была еще ребенком, но очень хорошо помнила такие ночи.

Она возвращалась домой вечером, с дополнительных уроков, а ее ждала Дамиана.

— Пойдем ужинать к нам домой, твоя мама в квестуре, — говорила лучшая подруга.

Вот и сейчас, Урсула спросила:

— А где мама?

— Твой отец отвез ее в больницу, потому что она нехорошо себя почувствовала, а моя мама поехала за компанию. Знаешь же, сердце... Не волнуйся, они скоро приедут.

Урсула вздрогнула от внезапного холода — эйфория от истории с Эдуардо развеялась, ведь если Дилетте стало плохо, в этом частично и ее вина, потому что именно она взбаламутила мать своей историей с ужином с незнакомцем в дорогом ресторане. И почему она повела себя как эгоистка, почему она забыла, что с матерью нужно обращаться очень бережно?

— Я хочу поехать к ней, — заволновалась Урсула.

— Успокойся, это случилось совсем недавно. Хорошо, что моя мама оказалась рядом, когда твоя упала в обморок. Она сразу же сообщила твоему папе, а он уже вызвал скорую. Либеро обещал позвонить, как будут новости. Давай я составлю тебе компанию, пока будем ждать звонка.

9

Ночью Дилетта умерла. Ей было сорок девять лет. Урсула и ее отец, уничтоженные горем, даже через неделю после похорон все никак не могли поверить в постигшую их утрату.

— Я даже не успел свозить ее в Марсель. Она так хотела во Францию, — говорил Либеро рождественским утром, так и не притронувшись к своему капуччино.

— А я не показала ей письмо от Министерства, где меня приглашают преподавать в школе на виа Кузани, — плакала Урсула.

— Она была бы просто счастлива. Без нее мне не хватает воздуха, чтобы дышать.

— Папа, сегодня первое Рождество без мамы. Что мы будем делать? Мы не можем вот так вот просто сидеть за столом и горевать.

— А что ты предлагаешь?

— Ну, не знаю...

— Я знаю. Пойдем на мессу, — сказал отец и добавил:

— Пусть даже она никогда не просила меня об этом, я думаю, мама всегда хотела, чтобы я сходил с ней на рождественскую мессу. А когда вернемся, пойдем есть в заведение Пиола на виале Абруцци, и потом ты доставишь мне радость, приняв приглашение твоей подруги Дамианы, которая ждет тебя дома. Моя Дилетта не была бы рада увидеть нас в таком состоянии.

— Согласна с тобой.

— Давай потопрапливайся, или пропустим одиннадцатичасовую мессу, знай, что я это делаю не сколько для мамы, сколько для себя.

После Мессы, выйдя из церкви, отец с дочерью посмотрели друг другу в глаза, и улыбнулись — религиозная служба будто успокоила их и хоть как-то примирила с горем.

— Если две тысячи лет попы управляют нашей жизнью, значит, не зря, — пробурчал Либеро.

— Папа, неужели ты станешь церковником?

— Никогда, пусть даже Иисус и был в какой-то мере социалистом, как говорил мой отец. Пусть он и выкинул купцов из храма и бунтовал против этих фарисеев — кардиналов, которые мягко стелят, да жестко спать.

— А мне нравится думать, что мама в раю, что с небес она наблюдает за нами.

— Твоя мама в наших сердцах, в нашей памяти, в нашей любви, что мы чувствуем к ней.

— Я чувствую, что мама радуется, что мы говорим о ней, она знает, что мы никогда не забудем ее. Наверное, ты прав, папа: ее рай в наших сердцах, а вечная жизнь — это наши воспоминания, и она будет жить, пока мы ее помним.

У Пиола множество семей праздновали Рождество. По традиции, основой рождественского ужина были равиоли (*вариант пельменей) в курином бульоне, фаршированная курица с овощным гарниром, и панеттоне (*рождественский кулич) со сладким мускатным вином. Каждый столик был маленьким миром любви, включавшим в себя детей, родителей, дядь и теть, бабушек и дедушек. Урсула с отцом, обедая, чувствовали, что Дилетта рядом с ними. Иногда они утирали слезы, а потом смотрели друг на друга и улыбались. Когда они подошли к дому, Либеро пошел во двор, опустил жалюзи мастерской и повесил табличку ЗАКРЫТ ИЗ-ЗА ТРАУРА. Он вернется к работе 27 декабря.

Маленькая квартирка их встретила теплом и беспорядком: грязной посудой в мойке, брошенной одеждой на стуле, слоем пыли на мебели.

— Видно, что мамы нет.

— Да, — согласилась Урсула. — Сейчас я приведу все в порядок.

— Нет, иди к своей подруге, она тебя ждет. Я сам все приберу.

— Ну зайди хотя бы поздороваться к родителям Дамианы.

Урсула боялась, что, оставшись один, Либеро совсем расклеится, а тот объявил:

— Чуть позже я позвоню своему другу Чезаре. В эти дни я совсем не отвечал на его звонки, думаю, схожу к нему. Кстати, посмотри, сколько почты на столе.

Урсула пробежала глазами письма, ее взгляд упал на конверт из Торре дель Греко. Отправителем значился Эдуардо Сольяно.

10

"Дорогая Урсула, твой адрес я взял у Мариани. Я позвонил им, когда вернулся в Торре дель Греко, на следующий день после нашей встречи в магазине. Они рассказали мне об утрате, которая тебя постигла. Представляю, как тебе тяжело, и шлю мои самые сердечные соболезнования. Я вернусь в Милан в феврале, и я очень хотел бы тебя увидеть, прежде всего, чтобы извиниться за мое дурацкое поведение. Я надеюсь, что ты дашь мне еще один шанс. Ты мне очень нравишься, и я думаю, сама судьба свела нас. Обнимаю крепко, Эдуардо".

Урсула прочитала письмо дважды. Она аккуратно его свернула, положила в карман юбки, попрощалась с отцом и позвонила в дверь Банфи. Отец Дамианы достал коробку с Mercante in fiera (разновидность настольной карточной игры, в колоде 80 карт), его жена предложила всем горячего шоколада, и больше пары часов все оживленно играли. Затем пришли родственники Банфи, и Урсула предложила подруге заглянуть к ней домой.

— Мы будем одни, папа пошел в гости к другу.

Либеро, как и обещал, навел порядок, в своем, холостяцком представлении, что очень отличалось от представлений Урсулы. Но сейчас ее устраивала и такая уборка.

— Как грустно без твоей мамы.

— Да...

— Я помню, как ходила девочкой к тебе полдничать. Твоя мама работала за швейной машинкой, слушала радио, а на столе нас всегда ждало что-то вкусненькое. Твоя мама рассказывала последние новости из жизни квартала, она никогда никуда не ходила, но все знала.

— Как мне ее не хватает! — воскликнула Урсула.

— Хочешь, сходим в кино? — попыталась отвлечь подругу Дамиана.

— А если завтра? Я хочу быть дома, когда вернется папа. Я боюсь, что без меня ему будет еще более одиноко.

— Менее чем через пару недель ты начнешь преподавать, это твоя уже сбывшаяся мечта. Затем наступит весна, станет теплее, мы купим примулы и поставим их на подоконники, а может, даже встретим мужчин всей нашей жизни, — говорила Дамиана, стараясь отвлчеь подругу.

— До того, как мама умерла, я познакомилась с парнем, — призналась Урсула.

— Правда? А я почему ничего не знаю? И какой он?

— Красивый, как солнце, и ужасно таинственный.

— Да что ты говоришь! Расскажи!

Урсула рассказала обо всем: об их случайном знакомстве в баре, о приглашении на ужин, о том, как Эдуардо появился в ювелирном с букетом цветов.

— А сегодня я прочитала письмо, которое он мне написал.

Дамиана, прочитав письмо, воскликнула:

— Должна сказать, что Бруно никогда не сможет написать подобное письмо.

— Да он и писать-то толком не умеет, пользовался ручкой как граблями. Глупость я сделала, когда поддалась на его лесть.

— Но ты вовремя ушла от него, даже если в тот момент я была не согласна.

— Моя мама всегда говорила, что ангелы берегут детей, пьяниц и легкомысленных девушек.

— Так почему ты до сих пор не ответила Эдуардо?

— Я напишу ему, только сначала хочу быть уверенной в том, что ему написать. Опыт с Бруно научил меня осторожности.

— У любви не может быть ничего общего с осторожностью, — заметила Дамиана.

— Мне еще нужно зайти к Мариани за зарплатой. Думаю, они будут меня расспрашивать об Эдуардо. Они участвовали в его шоу со всеми этими розами, которые он подарил мне и которые я ему вернула. Именно синьор Мариани и сказал мне, что Эдуардо ужасно богат. И он так красив, мне кажется невозможным, чтобы у него не было невесты. Может быть,у него, как у хорошего моряка, в каждом порту по женщине. Я ничего о нем не знаю, понимаешь?

— Ты стала чересчур подозрительной. Если ты снова с ним не встретишься, ты так и не узнаешь, кто же он такой.

— Ох, как бы я хотела поговорить с мамой.

— Она тебе уже все сказала, и всему научила перед смертью. Ты твердо стоишь на ногах, а теперь тебе нужно идти самой, подружка.

— У меня получится?

— Я в этом уверена, — пообещала Дамиана.

Этим вечером Урсула заснула спокойно и глубоко, когда Либеро зашел в ее комнату пожелать дочке спокойной ночи, девушка уже видела десятый сон. Либеро подумал, что жизнь берет верх над горем, как и должно быть. Он тоже пошел спать, взяв с собой роман Торнтона Уайлдера, и вдруг, среди фраз, которые он когда-то подчеркивал, наткнулся на ту, которая задела его больше всего. Либеро перечитал вслух: "Есть страна мертвых и есть страна живых, а любовь — мост между ними". Он закрыл книгу, выключил свет, и ему приснилось, как он с Дилеттой встречается на мосту. На следующее утро Урсула принесла ему кофе в комнату, как это всегда делала мама.

— Папа, уже десять.

— Но я же только заснул, — сквозь сон запротестовал он.

— Позвонила синьора Мариани, она зайдет к нам в полдень и передаст мне конверт с зарплатой. Они с мужем уезжают в отпуск до самой Бефаны (6го января, праздник, в который, согласно преданию, святая Епифания (она же ведьма Бефана) приносит детям подарки. Чаще всего носки, наполненные всякими вкусностями ?)).

— Уже четверть одиннадцатого, мне надо навести уборку в доме. А ты вставай, умывайся и одевайся.

Либеро подумал, что его дочь повторила ежедневную присказку Дилетты, тем же тоном.

Когда пришла синьора Мариани, Либеро уже не было, он вышел прогуляться, потому что не хотел с ней встречаться.

— Я заплатила тебе, как если бы ты работала до конца года, — сказала женщина, передавая Урсуле конверт с деньгами. — Ты хорошая девушка и заслуживаешь гораздо большего в жизни. Ты могла бы иногда помогать нам в магазине, если не будешь занята в школе весь день?

— С радостью, — ответила Урсула.

— Мы с мужем позволили себе сделать тебе маленький подарок, — сказала синьора Мариани, доставая небольшую коробочку из сумки, — это коралловые сережки.

— Спасибо большое, синьора. Вам не стоило так беспокоиться.

— Это фирма Сольяно, они настоящие мастера, их продукция уже более двухсот лет продается в самых известных салонах мира. Эдуардо — серьезный молодой человек, на его плечах ответственность за предприятие и семью. Я позволила себе дать ему твой адрес, надеюсь, я не совершила ничего плохого.

Урсула подумала, что синьора Мариани все отлично сделала, но ничего не сказала, ограничившись слабой улыбкой.

Дамиана

1.

Потягивая капуччино за столиком в баре, Урсула предавалась воспоминаниям. Она подумала, что прожила тридцать лет в тепле и любви, которые ей щедро дарила семья Сольяно. Свекровь Маргарита, две сестры Эдуардо, Аркетта и Присцилла. Брат отца Эдуардо, дядюшка Ренцино, закоренелый холостяк, большой любитель поесть и выпить, замечательный рассказчик семейных историй. Урсула вспоминала, как в юности, привыкшая к тишине миланского дома, после свадьбы с Эдуардо ей приходилось довольно тяжело — она была вынуждена выносить общество всех этих людей, и могла расслабиться только вечером. Их спальня с Эдуардо была ее убежищем, а сам Эдуардо оказался внимательным и заботливым мужем.

Через год после свадьбы Урсула произвела на свет первенца, а затем вся ее жизнь превратилась в череду беременностей, общественной работы в среде коралловых дельцов, путешествий с Эдуардо, который был внимательным и терпеливым учителем. В этом мире, — призналась Урсула самой себе, — для нее больше не было секретов, а сейчас ей нужно вооружиться, набраться смелости, потому что именно ей предстоит решать множество проблем. Она много времени пыталась быть сильной, не сдаваться перед трудностями, а сейчас ей как никогда хотелось пустить все на самотек и остаться в одиночестве.

— Ты знаешь, что ты опаздываешь и у тебя выключен мобильный? — Дамиана поднялась с диванчика в баре Гранд Отеля.

— Прости меня, — Урсула заняла место рядом с ней.

— Я уже сделала нам заказ, бифштекс с тертым сыром на листьях рукколы *(вид салата). Пойдет?

— Отлично, спасибо.

— Ну вот, твоя подруга здесь, вся в твоем распоряжении, настроенная быть с тобой, пока тебе не станет лучше, — заявила Дамиана.

— Да мне и не плохо, я просто пытаюсь привыкнуть к вдовству. Нелегко, но я справлюсь.

— Я в тебе уверена. Знаешь, о чем я думала, пока тебя ждала? Не имея мужа, я не смогу побыть веселой вдовушкой.

— Ты думаешь, что если бы была замужем, твой муж умер бы раньше тебя? — с улыбкой заметила Урсула.

— Ну конечно! Интеллигентные мужчины всегда умирают раньше жен, а настоящие синьоры вообще учтивы — умирают, когда жена еще достаточно молода, и вполне может устроить свою жизнь, — пошутила Дамиана, а потом добавила уже серьезно:

— Ты знаешь, как я мечтала встретить мужчину всей своей жизни, которого, к сожалению, пока так и не нашла. Я вышла бы замуж за кого угодно, потому что мы, женщины, даже если заявляем о собственном феминизме, без конца на пальце чувствуем себя несчастными старыми девами.

Накалывая на вилку кусочки мяса с салатом и сыром, Урсула продолжила мысль подруги:

— Ты никогда не встречала будущего мужа, потому что не хотела его встретить. И это неправда, что ты вышла бы за кого угодно. Ты всегда была привередливой женщиной, хотела, чтобы мужчина отвечал твоим многочисленным требованиям. А на самом деле, если он был богат, то был уродлив, если был красавцем, то бедным, как церковная мышь, а если был богатым и красивым, то был непроходимым идиотом. Я помню всех твоих женихов, которым ты давала от ворот поворот.

— А когда я встретила богатого умного красавца, то он оказался трусливым женатым лжецом.

— Ты хотела быть с нотариусом Карадонной, потому что не могла его получить. Если бы он вдруг развелся, ты бы сбежала от него, как горная коза.

— Ну это как посмотреть. А сейчас смотри не упади! У меня новый жених. Он мой ровесник, менеджер высокого уровня, один из тех, кто знает про компьютеры все. Он внимателен, нежен и влюблен в меня. И до сих пор холостяк.

— Ура! — воскликнула Урсула, поднимая бокал с вином.

— Единственная проблема, я не знаю, в чем его недостатки. Понимаешь, тот, кто доживает до пятидесяти лет холостым, не может не иметь проблем, — задумчиво проговорила Дамиана.

— Ну вот еще! Почему ты не хочешь признать, что даже идеальный мужчина, которого ты встретила, ограничит твою холостяцкую свободу? Ты просто не хочешь замуж, вот и выдумываешь.

— А ты по-прежнему молчишь, думаешь, я не заметила? Я не буду тебя заставлять, но чувствую, что ты что-то недоговариваешь. Мы знаем друг друга с пеленок, мы как сестры, и с тех самых пор, как ты приехала, меня не покидает ощущение, что ты что-то скрываешь.

Урсула не ответила, мысленно спросив себя, удачный ли это момент рассказать о тайном ребенке мужа.

2

Они вышли из Гранд Отеля и медленно отправились к бутику Дамианы. Урсула молчала. Думала, что если найдет в себе силы поделиться с подругой, то избавится хоть частично от невыносимой тяжести в душе. Даже если тайна давила тяжким грузом не столько из-за измены Эдуардо, сколько из-за того, что в Гонг Конге невинный ребенок не знал о том, что потерял отца. Малыш Стив больше никогда не будет играть в теннис с Эдуардо, который больше никогда не ответит на его письма. Урсула чувствовала, что в ней зарождается нежность к этому ребенку, который, если судить по фотографиям, был очень и очень симпатичным. Эдуардо оставил ей адрес дедушки Стива, чтобы она могла с ним связаться. А почему не оставил адрес матери? Неужели ребенком занимались бабушка с дедушкой?

А Дамиана тем временем все болтала и болтала.

— Ты меня слушаешь вообще? — спросила она, когда они приближались к виа Боргоспессо.

— Да.. нет... не знаю...

— Ты витаешь где-то еще. Прекрати беспокоиться и начни жить.

— Этим я и занимаюсь.

— Нет, моя дорогая. Да, Эдуардо больше нет, но твоя жизнь и жизнь твоих детей продолжаются. А сейчас доставь мне радость и выбери красивое платье в моем магазине.

Дамиана специализировалась на костюмах. С помощью замечательной портнихи и двух помощниц, она разрабатывала классические модели, которые, тем не менее, обладали кокетливой ноткой — наряды Дамианы были уникальными. Она всегда использовала самые дорогие материалы, и ее модели никогда не выходили из моды. Ее клиентками были представительницы среднего класса, женщины, могущие позволить себе дорогие наряды, презирающие раскрученные марки, считая модных стилистов ширпотребом для богатых туристов, у которых, конечно же, отсутствовал чисто миланский вкус.

Продавщица, встретившая двоих подруг, прошептала на ухо Дамиане: "Приходила мама доктора Бандини. Я занималась ею целый час, она все примеряла и примеряла платья, одно за другим, и не нашла ничего, что бы ей подошло. В итоге сказала, что хотела бы, чтобы ею занималась ты, и ушла".

— Она о чем-то спрашивала?

— Как всегда. А где синьорина? Куда это она ушла?

Дамиана объяснила Урсуле:

— Это матушка Эрманно, моего жениха, о котором я тебе говорила. Проныра, которая передо мной лебезит, но на самом деле терпеть меня не может.

Урсула улыбнулась: вот и причина, по которой жених Дамианы до сих пор неженат. Неужели Дамиана так до сих пор и не поняла? Урсула оставила свои мысли при себе.

— Мне нравится этот синий пиджак, — Урсула пробежалась по вешалкам.

— Он из плотного шелка, очень красивый. Примерь-ка.

— А с чем я буду его носить?

— Да с чем хочешь. С джинсами, но если наденешь эту черную юбку с высокой талией, получится элегантный костюм.

В этот момент зазвонил телефон Дамианы.

— Это Эрманно, — объявила та.

Переодеваясь и примеривая вещи, Урсула невольно слышала болтовню подруги.

— Я гуляла с моей подругой, Урсулой. Как, разве мамочка тебе не сказала? Она обожает мои наряды, но хочет, чтобы я лично привезла их ей. Правда? Хочет увидеть кольцо? Ты разве ей не показывал, прежде чем подарить его мне? Как ты мог, милый? Это же такая дорогущая драгоценность, а мамочка хочет держать все под контролем! Конечно... увидимся вечером. А, ну да, вечером ты должен быть с ней, потому что мамуля в депрессии... понимаю. Не волнуйся, милый. Значит, посвящу больше времени подруге. Увидимся, чмоки-чмоки.

Урсула вышла из примерочной.

— Как я?

Дамиана вывалила на стол содержимое сумочки.

— Не знаю, куда я положила кольцо — подарок на помолвку. Если я его потеряла, мне конец.Он мне подарил его позавчера, у меня дома. А на следующий день ты приехала и я совсем забыла про кольцо. Куда я его засунула?

— Единственным местом для кольца должен быть безымянный палец, — пошутила Урсула.

— Я сняла его, потому что оно давило и мешало мне. Я хотела отдать его ювелиру, чтобы тот расширил, я бы ничего не сказала Эрманно. Вот попала!

— Дамиана, посмотри на меня, пожалуйста. Женщина не забывает кольцо на помолвку, и не снимает его почти сразу же. Это же не кольцо тебе мешает, а жених. Понимаешь?

Дамиана подняла на Урсулу полные удивления глаза.

— Ты просто чудо, Урсула! Этот ярко-синий так подчеркивает твою кожу. Позволь сказать, седые пряди в твоих волосах... почему бы тебе не сделать мелирование? Темно-медный бы тебе пошел, и немного макияжа не помешает. В нашем возрасте...а у тебя такие черты лица... кто знает, где же это чертово кольцо. О нет! Неужели я выкинула его вместе с мусором? Чистый сапфир...

Урсула улыбнулась — впервые после смерти мужа.

— Ты не хочешь жениха, я не хочу наряд. Давай дождемся твоей продавщицы, а потом сходим в кино.

В кинотеатре "Аполло" показывали глупую сентиментальную комедию. Фильм закончился в пять вечера.

— Мне нужно обязательно вернуться в магазин, — сказала Дамиана.

— А я хочу в магазин. Но давай сначала я угощу тебя чаем, — предложила Урсула.

— Я угощаю. Ты уже заплатила за кино, — ответила Дамиана, одновременно роясь в сумочке в поисках кошелька. Вдруг она радостно завопила: "Я нашла его!"

В руках у нее было драгоценное кольцо из платины, в середине красовался большой сапфир в бриллиантовой оправе.

— Какое облегчение! Ты не представляешь себе, как бы разозлился Эрманно.

Урсула не стала комментировать, она уже знала, что эта помолвка, с кольцом или без, ничем хорошим не закончится.

Она вернулась на виа Мельзо, села на террасе — чтобы насладиться теплым закатным воздухом, включила телефон и решила связаться с семьей. Саверио сообщил о проблемах со страховкой, связанных с аварией, Джульетта протестовала из-за того, что ей не разрешили ночевать у подруги, Маргарита сообщила, что Онорато, нотариус, ждет всех у себя в студии в следующий понедельник.

— Тебе бы тоже надо присутствовать, доченька.

— Я буду, мама, обещаю Вам. Думаю, вернусь в Торре в воскресенье утром, так что мы проведем вместе целый день. А пока, пожалуйста, не давайте спуску Джульетте и следите за этим бездельником Джанни.

И в семье, и на фирме дела шли как обычно. Присцилла вернулась в Казерту заниматься ювелирным салоном, а Аркетта снова начала выбирать коралловые кругляшки вместе с другими рабочими.Она скрупулезно выполняла свою работу, она гордилась тем единственным делом, которое так хорошо ей давалось. Несмотря на то, что у нее начали слезиться глаза, она не хотела надевать очки: у нее были свои заскоки, она считала, что любая оправа будет ее уродовать.

Урсула выключила мобильный и включила смартфон, с помощью которого она могла получать и принимать электронную почту. Урсула вздохнула и наконец сделала то, о чем думала столько дней: она набрала электронную почту дедушки Стива. Урсула написала длинное письмо на английском, начинавшееся фразой "Я жена Эдуардо Сольяно, отца Вашего внука", которое закончила фразой:"Я бы хотела не только узнать мальчика поближе и сообщить ему о потере отца, но по возможности я бы хотела познакомиться и с его матерью. Жду от Вас ответа".

3.

Ответ пришел почти сразу, начинаясь словами "глубоко скорблю о внезапной кончине глубокоуважаемого синьора Сольяно Эдуардо". Фамилия стояла перед именем, согласно китайским обычаям: дедушка Стива извинялся за свой неправильный английский и выражал соболезнования по поводу кончины отца своего внука. И писал, что никогда бы не нашел в себе смелости сообщить внуку такую тяжелую новость. Стив уехал из Гонг Конга несколько дней назад и вернулся в Женеву, в колледж Ле Розей,где жил и учился благодаря щедрости "глубокоуважаемого отца". А что касается обожаемой дочери, синьоры Кремонези Вей — та переехала в Италию два года назад, став супругой "глубокоуважаемого профессора синьора Кремонези Ренато". Она жила в Милане на виа Конка дель Навильо и ждала ребенка. Мужчина дал ей номер телефона и адрес электронной почты. Письмо заканчивалось просьбой сообщить ему о результате знакомства с внуком. Он также написал Урсуле адрес электронной почты и телефон колледжа.

Урсула подняла глаза к небу. Дневной свет постепенно угасал, из окон ближайших домов доносились аппетитные запахи, звуки включенных телевизоров, повелительные голоса мам, и нежные голосочки детей. Урсула посмотрела вниз, во двор, где у ее отца была когда-то мастерская — сейчас на месте мастерской построили гараж, бывшая кожевенная превратилась в какой-то склад, а о ее старинном ухажере, Ренато, давно ничего не было слышно. Урсула зашла домой. В спальне открыла шкаф, где были аккуратно уложены вещи Эдуардо. В ящиках шкафа не менее аккуратно сложенное, лежало нижнее белье. Из шкафчика в кухне Урсула достала большой пластиковый пакет для мусора и набила его под завязку вещами мужа — потом отнесет в церковь. В этой квартире, где она родилась и выросла, где пережила множество мелких радостей и ударов судьбы, здесь, где она мечтала о будущем — здесь она больше не хотела иметь ни одного следа от таинственного мужа. Сейчас она узнала, что китаянка жила в Милане, была беременна, замужем и стала синьорой Кремонези Вей. Сколько раз ее муж приезжал в Милан один? Сколько раз он с ней встречался? Сын, которого китаянка носила во чреве, был от мужа... или от Эдуардо?

Урсула завязала пакет и выкинула его на лестничную клетку. У него даже не хватило стыда оставить ее в Америке, или в Китае. Нет, он привез ее в Милан, чтобы та всегда была под рукой. В то время как Урсула закрывала дверь, из лифта вышла Дамиана. Подруга увидела черный мешок и спросила:

— Ты сделала уборку?

— Вещи для церкви.

— Ты кажешься разозленной, — заметила Дамиана.

— Может быть.

— Такая ты мне больше нравишься. Когда я вижу тебя в слезах, у меня не хватает смелости оставить тебя одну. Сегодня вечером мы идем ужинать с Эрманно, я не знаю, где проведу ночь, значит, до завтрашнего утра мы точно не увидимся.

Подруги обнялись. Урсула села на диван, с пачкой печенья и алюминиевой банкой персикового чая.Она включила телевизор, и уставилась на экран, не глядя, не вслушиваясь в выпуск новостей. Урсула не заметила, как заснула, и проснулась уже с первыми утренними лучами. Она поднялась, потянулась — затекли спина и шея. После душа ей стало получше. Урсула приготовила себе американский кофе (*с большим количеством воды, прим. А. М.) в большой чашке. Медленно попивая напиток, Урсула включила сотовый. Звонков не было. В смартфоне не было почты. Ей показалось, что весь мир будто забыл о ней. Несмотря на необходимость в одиночестве, Урсула почувствовала себя разочарованной. Когда Эдуардо был жив, он всегда забрасывал ее сообщениями и письмами. Урсула отправила письмо в дирекцию колледжа — она попросила о встрече с маленьким Стивом Танг.Только после того, как она встретится с малышом, она решит, будет ли знакомиться с матерью, с этой глубокоуважаемой синьорой Кремонези Вей.

Чуть позже она отправилась завтракать к радостной Дамиане, которая объявила Урсуле: Этим вечером мы поужинаем дома, познакомишься с Эрманно, его я тоже пригласила.

Урсула согласно что-то буркнула.

— Вижу, что для тебя утро вечера не мудренее. Ты часом, не ревнуешь случайно, что я в пятьдесят лет встретила мужчину всей своей жизни? — попыталась спровоцировать ее Дамиана.

Урсула засмеялась.

— Я счастлива за тебя, и прошу прощения за все, что вчера сказала.

— Объясни мне, почему у тебя такое паршивое настроение.

— Я волнуюсь. В понедельник я должна быть в Торре для оглашения завещания Эдуардо. Мне нужно управлять предприятием, и управлять как можно лучше, а Саверио, как бы хорошо ни учил его отец, взял на себя непомерную для него ответственность. Эдуардо был гораздо моложе его, когда встал во главе фирмы, но от его решений не зависела судьба братьев и сестер. Конечно, у него были две сестры, но Присцилла ушла из семьи, когда вышла замуж за Беппе Руссо, а Аркетта... она такая, какая есть, и от нее никогда не бывает проблем. За тридцать лет мир стал с ног на голову, тогда не было никакого кризиса. Сейчас же, если бы нам пришлось работать только в нашей стране, мы бы быстро разорились. К счастью, мы лидеры на многих рынках развивающихся стран, и мой муж, который это понимал, уже тесно сотрудничал с Китаем, с Россией, с Индией. Но сколько же проблем предстоит решить, — призналась Урсула.

— Я уверена, ты со всем разберешься.

— Думаешь?

— Я уверена, — ответила подруга и протянула Урсуле пакет. — Это тебе.

В пакете лежал пиджак, который Урсула уже примеряла.

— Тебе очень идет. Это подарок, пожалуйста, надень его сегодня вечером.

Урсула вернулась в квартиру и стала собираться. Она хотела сходить за покупками, а еще посетить пять ювелирных салонов, клиентов Сольяно. Урсула решила начать с Мариани.

Она дошла пешком до супермаркета в переулке Реджина Джованна, и в который раз отметила заметную разницу между Севером и Югом. Здесь фрукты и овощи стоили гораздо дороже, и конечно же, были не такими красивыми. Когда она заполняла тележку продуктами, услышала сигнал смартфона — пришло письмо. Швейцарский колледж сообщал, что четверг, то есть завтрашний день, был днем посещений. Она побежала домой, посмотрела расписание поездов, забронировала номер в гостинице на одну ночь, и просунула записку в дверь Дамианы — Урсула сообщила подруге, что ей пришлось срочно уехать.

Урсула увидела, как он зашел в маленькую комнату для встреч. Поверх джинсов на нем был надет синий свитер, из под которого выглядывала белая рубашка. Черная грива, маленькие восточные глаза, темные и глубокие, розовая кожа... а овал лица и губы — от Эдуардо. Он сразу же понравился Урсуле и ее затопило нежностью к нему.

— Привет, Стив, — сказала она по-итальянски, ласково улыбаясь и направилась к нему,чтобы по-матерински погладить по щеке. Урсула села в кресло, она устала, она провела бессонную ночь, и кроме того, ей пришлось целый час беседовать с директрисой, мадам Иветт Дюран.

— Здравствуйте, синьора, — ответил мальчик, чуть наклонив голову.

— Меня зовут Урсула. Хочешь присесть, чтобы мы могли немного поговорить. Урсула показала на кресло перед собой.

— Merci, madame, *(спасибо, мадам (фр.), — ответил мальчик, усаживаясь, а Урсула тем временем изучала его.

— Ты понимаешь итальянский?

Стив кивнул и уточнил:

— Обычно я говорю по-английски, с тех пор, как я здесь, я заставляю себя говорить по-французски. Итальянский — язык моего отца, я очень плохо говорю, зато прекрасно все понимаю.

Его внимание привлекло кольцо на пальце Урсулы:

— Этот коралл — "кожица ангела" из Японского моря.

— Ты знаешь о кораллах?

— Совсем немного.

— Я родом из Торре дель Греко, городка рядом с Неаполем.

— Я никогда там не был. В Торре живет мой отец.

Какое-то бесконечное мгновение они внимательно смотрели друг другу в глаза, глаза Урсулы блестели от невыплаканного сочувствия к малышу, такому гордому и такому одинокому.

— Я — жена твоего отца.

— Очень рад с Вами познакомиться, синьора.

— Твой отец говорил обо мне?

— Однажды он рассказал мне, какая у него прекрасная и чудесная жена. Это правда. Папа никогда не врет. Он сказал, что у него еще пятеро детей, которых он любит так же, как и меня.

— Ты знаешь, почему я здесь? — наконец спросила Урсула.

— Мадам Дюран предупредила, что Вы должны сообщить мне важную новость.

— Очень важную новость, Стив. И тяжелую, — почти прошептала она, взяв его за руку. — Твой отец попал в аварию, неделю назад.

У Урсулы не хватило смелости продолжить, и между ними вновь воцарилось молчание. В итоге мальчик пробормотал еле слышно:

— Il est mort?* (*Он умер? (фр.)

Урсула кивнула, и Стив кинулся в ее объятия. Она крепко прижала его, стала покачивать и гладить по волосам. Женщина подумала о том, как же одинок этот ребенок -ей рассказала директриса — родившийся в Америке, выросший в Китае, и отправленный в Швейцарию в престижный колледж подальше от матери и от деда. Урсула подумала о своих детях, выросших в заботе и любви огромной семьи, которая баловала их тысячью разных способов, готовая всегда высушить их слезы и утешить в их маленьких детских горестях. Подумала о своем муже, у которого, как она говорила Джульетте, было нежное сердце, и спросила себя, как же он, должно быть, страдал от разлуки со своим шестым ребенком, которого вынужден был держать далеко от себя, чтобы не причинить боли родным. Урсула уже поняла, что любит малыша Стива как родного. Инстинктивно что-то почувствовав, она прошептала: "Мы только познакомились, но я уже люблю тебя". Урсула достала платок из сумочки, вытерла ему слезы и улыбнулась.

— Как произошла авария? — спросил малыш, захлебываясь рыданиями.

Урсула рассказала, а он сделал вывод:

— Значит, папа не страдал.

— Так мне сказали и врачи.

Мальчик вернулся на свое кресло, и продолжал вытирать слезы рукавом.

— Думаешь, мы как-нибудь можем немного погулять? Я бы хотела, чтобы мы узнали друг друга получше. А в ближайшем будущем ты сможешь приехать в Торре, и посмотришь, где родился и вырос твой отец.

— Я могу подумать? — серьезно спросил Стив.

— Ну конечно, — уверила Урсула, улыбаясь ему.

Она уехала из Женевы поздним вечером, а приехала в Милан уже глубокой ночью. Эта короткая поездка пошла ей на пользу, как-то примирила ее с усопшим мужем. Урсуле не могла заснуть, несмотря на усталость, за какой-то короткий день она столько пережила... Ранним утром раздался звонок в дверь, и звук поворачивающегося в замке ключа. Это пришла домработница Дамианы, которая собралась наводить порядок — горничная сообщила, что подруга ждет Урсулу завтракать на террасе. Дамиана в одном халате поглощала бутерброды с маслом и медом. Не выдержав, она спросила:

— Где ты была? Почему ты так внезапно уехала?

— Мне пришлось встретиться с несколькими клиентами в Женеве.

— А я думала, ты не будешь работать в эти дни.

— Мне пришлось. Как проходит помолвка?

— Не знаю, говорила ли я тебе, что мы хотим пожениться как можно скорее. Только я не хочу оставлять свой дом, я вложила в него столько сил и средств! И речи не идет о том, чтобы Эрманно переехал сюда, у него квартира просторнее и красивее. Мы поругались, потому что я предложила жить отдельно и после свадьбы. В итоге мы помирились, ночью у нас был дикий секс.

Урсула думала о своем, и ничего не сказала.

Заметила только:

— Я ужасно устала. Сейчас я попрошу уйти твою домработницу и пойду спать.

Дома смартфон пропиликал о получении почты. Танг Вей написала: "Я узнала, что вчера Вы встречались с моим сыном. Если Вам удобно, мы можем увидеться. Вот номер моего мобильного".

Урсула кратко ответила:

"Спасибо, что написали. Я позвоню".

5

Женщина, стоявшая перед ней — в смиренной позе, с круглым лицом, с опущенными глазами, с высокими скулами, тонкими губами, с тихим голосом и в скромном платье...эта женщина только казалась покорной. Ее итальянский был бы совершенным, если бы она смогла произносить "р", которое ей никак не давалось.

— Для меня большая честь познакомиться с Вами, синьора, — сказала она, поднимаясь из-за столика в кондитерской на виа Де Амичис, где они договорились о встрече.

— Прошу Вас, давайте сядем, — ответила Урсула и села за стул перед ней.

Урсула позвонила ей ранним утром, и глубокоуважаемая синьора Танг Вей, ныне Кремонези, сразу же ответила. Женщина объяснила, что утром у нее занятия в школе на виа де Амичис, где она преподает музыку. Последний урок заканчивался в двенадцать, а потом у нее часовой перерыв. Они могли бы встретиться в четверть второго в баре на углу.

Урсула смотрела на эту грациозную женщину с огромным животом — свитер не по размеру никак не мог скрыть его величины.

— Я узнала от отца, что Ваш муж умер. Примите мои соболезнования.

— Спасибо, — ответила Урсула, и помолчав, не выдержала:

— Какие у Вас были отношения с моим мужем?

Китаянка проигнорировала вопрос, и спросила:

— Давайте перекусим?

Женщины заказали бутерброды с ветчиной и по бутылке минеральной воды. Потом Вей начала рассказывать:

— Уже много лет у синьора Сольяно отношения только с моим отцом. Ну и с мальчиком, конечно же. Когда родился Стив, он приехал за нами в Нью-Йорк, чтобы отвезти нас в Гонг Конг. Он купил нам маленький домик в деревне, у Перл Ривер. Он хотел, чтобы малыш знал кантонский, наречие, на котором говорят в Куалуне, и диалект мандаринов, распространенный в Западном Китае. И это не считая английского, разумеется. Эдуардо надеялся, что Стив, когда вырастет, будет заниматься его делами в Китае. Для Эдуардо было очень важно укрепиться на китайском рынке. Так мы с моими родителями растили ребенка в Китае. Когда Стиву исполнилось семь и малыш научился писать, синьор Сольяно отправил его в швейцарский колледж. Он регулярно навещал сына и часто звонил. Мы с Вашим мужем были вместе всего несколько дней, в Нью— Йорке, а потом он уехал. Я стала искать его несколько месяцев спустя, и то только потому, что он должен был узнать, что я ждала от него ребенка.

— Но какими у вас были отношения?

— Какие могут быть отношения у мужчины и женщины, которые проводят вместе несколько часов, чтобы избавиться от одиночества?

— А Вы не находите, что я имею право узнать больше?

— Я могу говорить только о себе, я очень мало времени провела с Вашим мужем.

— Какую роль Эдуардо сыграл в Вашем браке с итальянцем и в Вашем решении жить в Милане?

— Синьор Сольяно не имеет отношения к этой части моей жизни. Я вышла замуж три года назад, когда Стив уехал в колледж, и я люблю своего мужа. Наконец-то я нашла покой и уважение, которое искала много лет. Я благодарю Вас за теплый прием, который Вы оказали моему сыну, и если хотите, можете навещать его. Я понимаю Вашу враждебность по отношению ко мне, время покажет, насколько я искренна. А сейчас простите, мне нужно возвращаться в школу.

— Мы можем еще увидеться? Мне о многом нужно спросить Вас.

— Завтра суббота, и у меня нет уроков. Мой муж увлекается рыбалкой, и поедет в Тичино с другом, я буду одна. Мы можем встретиться с Вами у меня дома, когда хотите.

— Я приду к Вам поздним утром.

Выйдя из бара, Урсула пошла пешком до виа Торина. Она была взволнована и ей было необходимо пройтись, чтобы хоть как-то прийти в себя. Она подумала о Торре, о своей большой семье: никто из них и понятия не имеет, какие эмоции она сейчас испытывает... настолько сильные, что даже трудно дышать.

6.

Урсула пришла к Дамиане в магазин и предложила подруге прогуляться. Несколько минут они шли в молчании, а потом Урсула рассказала ей все:о том, как она узнала о существовании Стива, о своей поездке в Швейцарию, о встрече с китаянкой.

— Завтра я пойду к Вей в гости, чтобы узнать больше об этой истории с Эдуардо.

— Если я правильно поняла, рано или поздно ты расскажешь всем о существовании мальчика, — заметила Дамиана, которая до того слушала Урсулу, затаив дыхание.

— Думаю, да, малыш мне по-настоящему нравится. Но сначала мне нужно рассказать свекрови и детям. Потом надо будет разобраться с завещанием Эдуардо. Включил ли он Стива в число наследников? Или даже не упомянул? У меня сейчас сложный период, подружка.

Они шли медленно, рядышком, гуляли по извилистым улочкам исторического центра. Открывая подруге сердце, Урсула чувствовала, что просыпается, что избавляется от своих кошмаров, что возрождается вновь.

— Я бы хотела остаться в Милане, потому что это мой город. Да, в Торре прошли последние тридцать лет моей жизни, но здесь я родилась и выросла, и мне хочется вернуться к своим миланским корням, ведь Эдуардо больше нет, а дети выросли.

— Осторожнее, Урсула. Это опасное желание — убежать от ответственности.

— Дамиана, я так устала. Я даже не хочу ужинать. А завтра мне еще встречаться с китаянкой. Давай вернемся домой, — предложила Урсула подруге.

Они остановили такси и вместе поехали на виа Мельзо.

7

Выйдя из метро на станции Сант'Амброджо, Урсула дошла пешком до виа Конка дель Навильо. Китаянка жила в буржуазном палаццо шестидесятых годов, с двориком и тенистой аллеей со скамейками. Вовсю цели магнолии. На табличке у домофона Урсула прочитала: Кремонези-Танг, безличный голос сказал: "Пятый этаж". Урсула вдруг почувствовала, что хочет вернуться домой, забыть об этой истории, но любопытство, желание знать все детали все-таки победило. В этот момент открылась дверь лифта — показалась синьора Кремонези Вей, одетая в бесформенный сарафан из блестящего шелка, в китайском стиле.

— Здравствуйте, я пришла поприветствовать Вас. Пойдемте.

Урсула буркнула, оказавшись на пороге квартиры:

— Мне нужно было хотя бы принести Вам цветы. Простите.

— Не извиняйтесь. Я понимаю, у Вас в голове совсем другие мысли, — ответила женщина, показывая Урсуле просторную гостиную, заходя в которую, сразу же бросалось в глаза пианино.Почти ничего не напоминало о Китае, кроме гобеленов на стенах, изображавших рисовые поля, и большого постера с видом на небоскребы Гонг Конга.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — пригласила Вей, указывая Урсуле на диван. Женщина вышла и через несколько минут появилась с огромным подносом, который поставила на стеклянный столик. Хозяйка предложила выпить чаю и попробовать маленькие пирожные из рисовой муки.

— Вчера вечером я разговаривала о нашей встрече с мужем, — сказала китаянка, отхлебнув ароматный чай. — Он посоветовал мне ничего не скрывать от Вас, потому что у Вас есть право узнать мою историю, которая сплелась с историей Вашего мужа лишь на короткий момент и имела продолжение только потому, что родился Стив. Но сначала я бы хотела спросить Вас, каким он был, синьор Сольяно? Да, у меня от него сын, но я никогда не знала его.

— Он никогда не открывал своих мыслей. У Сольяно, как и у многих семей кораллари с вековой историей, еврейские корни — рассудительность, бережливость, скрытность стали врожденными качествами, как и любовь к коммерции и деловая интуиция. Мой муж обладал всеми этими качествами.

— Мне действительно очень жаль, что его больше нет, и Стив очень страдает. Мы вчера разговаривали об этом и договорились, что завтра утром я поеду к нему и мы побудем вместе несколько дней.

— Мне тоже нужно уезжать завтра. Я вернусь в Торре и расскажу о Стиве своим детям, которые пока о нем не знают.

Вдруг раздался какой-то шум из другой комнаты.

— Я думала, мы одни, — заметила Урсула.

— Мы сейчас останемся одни. Если разрешите, я позову супруга, поздороваетесь.

Вдруг в гостиной показался улыбающийся сорокалетний мужчина, внушительный и кажущийся надежным. Его смешанное происхождение выдавали узкие миндалевидные глаза, смотрящие на мир с любопытством за толстыми стеклами очков.

— Знаю, Вам надо поговорить с моей женой, не буду Вам мешать. Я пойду за покупками, мы на последних неделях беременности, и я не хочу утруждать Вей. Потом я пойду к родителям, ну, значит, побудете одни.

— Пожалуйста, не потеряй список покупок, — попросила профессора его жена.

Эта просьба, высказанная с волнением, выдала полнейшую неприспобленность мужчины к быту. И Вей объяснила Урсуле:

— Он ужасно рассеянный.Я как-то попросила купить мне очищающий крем, а он заявился домой с огромной коробкой стирального порошка.

Они услышали, как закрылась дверь. Китаянка расслабилась, устроилась поудобнее в кресле напротив Урсулы, и спросила:

— Синьора Сольяно, мне нелегко рассказывать о том, что случилось много лет назад. Вы уверены, что хотите обо всем услышать?

— Да, пожалуйста, — тихо попросила Урсула.

— Я думаю, мне тоже станет легче, когда я Вам все расскажу. Хотите еще чаю?

Урсула приготовилась слушать.

Танг Вей

1

Танг Вей закончила убирать туалет в номере на последнем этаже Fullon Hotel, в то время как Асако, ее коллега, заканчивала расставлять свежие орхидеи на столике в гостиной. Смена Вей начиналась в шесть утра. Уже пробило два часа дня, и у нее было два часа перерыва — чтоы принять душ, поесть и спуститься на нижние этажи гостиницы для ежедневных упражнений на пианино. Пианино, концертный Берштайн, был подарком миссис Кэрри Харригнтон, юной и меланхоличной английской синьоры, жены синьора Джона Харрингтона, в резиденции которого она жила еще несколько месяцев назад.

Вей исполнилось восемь, когда миссис Кэрри забрала ее, случайно встретив девочку в гостинице, куда англичанка приехала вместе с мужем на несколько дней. Мистер Хэррингтон владел фирмой по экспорту-импорту: китайские товары он импортировал в Англию, а из Англии экспортировал товары для Китая. Он приехал в Тайвань, чтобы договориться о поставке вееров, а жена его сопровождала. Она не занималась делами мужа, а поездкой воспользовалась, чтобы посетить многочисленные оранжереи, купить несколько растений и цветов, и потом посадить их в саду их дома в Гонг Конге. Миссис Кэрри вышла за покупками ранним утром, надеясь избежать полуденного зноя. А возвращалась тогда, когда влажность уже становилась невыносимой. В их многокомнатном номере в Фуллоне женщина с удивлением обнаружила хорошенькую малышку, помогающую матери менять постели. Горничная, китаянка неопределенного возраста, попросила прощения за присутствие дочери и попросила синьору не заявлять в дирекцию, одновременно объясняя, что школы были закрыты, а сама она побоялась оставить дома маленькую Вей одну, ведь девочка — самая младшая и самая любимая из ее пятерых детей. Английский у горничной был очень приблизительным, но Кэрри сразу же поняла ситуацию.

Она наблюдала за грациозной малышкой — казалось, та пыталась спрятаться за массивной фигурой матери, и подумала, как несправедливо обошлась с ней жизнь, ведь она так хотела детей, а теперь вынуждена довольствоваться лицезрением чужих малышей.

— Я бы могла забрать ее в Гонг Конг на каникулы. Мне очень нужна услужливая малышка, которая может помочь моей служанке.

— Мне надо поговорить с синьором Танг Чу, моим мужем, — ответила женщина.

Вей жила у Харрингтонов до пятнадцати лет, и это был один из самых счастливых периодов в ее жизни. Служанка миссис Кэрри совершенно не нуждалась в помощи девочки, в то время как ее меланхоличная хозяйка, проводящая дни за чтением, за заботой о саде и за игрой на пианино, хотела, чтобы малышка разделяла с ней ее ежедневные заботы. Понадобилось немного времени, чтобы понять, что Вей была умненькой и восприимчивой.

Синьора заметила, что девочка внимательно следит за ее игрой на пианино.

— Тебе хотелось бы научиться?

Вей кивнула, она была скромной и говорила мало, но ее глаза говорили сами за себя.

— Я научу тебя играть, я закончила консерваторию в Вене, прекрасном европейском городе, колыбели великих музыкантов, которые прославили свой город на весь мир. Однажды мы съездим туда.

— А много времени понадобится, чтобы научиться играть на пианино?

— Или годы постоянных упражнений, или нужно обладать талантом. Слышать музыку. Иногда пианист ограничивается тем, что правильно воспроизводит произведение, а слушатели не испытывают никаких эмоций. Техника очень важна, но чувства еще важнее.

— Я бы хотела быть такой же умной, как ты, Ну Ши, — выдохнула Вей. Она звала Кэрри Ну Ши, "синьора".

— Я не так уж хороша, как ты думаешь, малышка. Я ушла из музыки, когда вышла замуж за мистера Харрингтона. У него очень важная работа, и я намеревалась быть рядом с ним, очень хотела детей, которых, к сожалению, так и не получилось родить, — грустно ответила женщина.

Когда каникулы закончились, миссис Кэрри смогла убедить родителей Вей, чтобы малышка осталась в Гонг Конге у супругов Харрингтон. Кроме занятий музыкой, Вей посещала частную католическую школу, учила английский, и свой язык, мандаринский диалект, ведь на нем говорили восточные художники восемнадцатого века. Миссис Кэрри часами могла страстно рассказывать о какой-нибудь картине. Малышка Вей начинала понимать и любить искусство. В свободные вечера Ну Ши водила ее по выставкам.

В 12 лет, когда Вей закончила школу, пришла пора выбирать колледж. Вей приехала в Тайвань навестить семью. Ее братья тем временем женились и разъехались. Старший брат, к великому сожалению семьи Танг, женился на японке, переехал в Осаку. Супруги Вей поплакали и предсказали скорый крах этого брака. Вторая дочь вышла замуж за цветочника и переехала на другой остров. Остались два сына — один работал в аэропорту на международных линиях, а второй, переехав в Нью-Йорк, встретил соотечественницу, у родителей которой был магазинчик китайского фарфора в Бруклине, и женился на ней. Он работал на парковке Hotel Marriott Marquis на Times Square.

— "Настоящая диаспора!", — прокомментировала ее мать Асако, продолжающая работать в Фуллоне горничной по этажам, в то время как ее отец Чу работал на кухне того же отеля. Родители не видели Вей четыре года, и теперь плакали от радости, видя, как выросла и похорошела их дочка.

— У нас осталась только ты, — сказал отец, а потом добавил: — Через несколько лет найду тебе хорошего мужа.

Они находились в своей крошечной квартирке на окраине города. Девочка оглядывалась вокруг с горьким чувством разочарования, потому что она забыла, как беден ее собственный дом, как беден ее квартал, похожий на вечно неспящий улей. Вей приехала к родителям провести долгие каникулы. Она находилась дома всего несколько часов, и уже скучала по резиденции Харрингтонов. Предложение отца найти мужа показалось ей угрозой. Ее мать поняла настроение дочери, и прошептала:

— Не бери на веру то, что говорит этот старый ворчун, он всегда беспокоится о будущем своих детей. Ты должна еще вырасти, научиться своей профессии. До того, как он найдет тебе мужа, пройдет много времени.

Танг были родом из деревень, они всегда работали на земле, занимались крестьянским трудом, прежде чем были вынуждены переехать на остров и найти новое дело. Танг Чу свято чтил традиции своего рода, и пытался сохранить их хотя бы в кругу семьи. Он хорошо устроил старшую дочь, и мечтал о той же участи для младшенькой. Вей вернулась в Гонг Конг с облегчением.

2

Это все еще были замечательные годы, за которые Вей расцвела и превратилась в прекрасную девушку, страстно любящую музыку и обожающую компанию своей наставницы. Миссис Кэрри поняла, что просто не может обходиться без компании Вей, и именно она стала учить девушку музыке, обещая ученице, что однажды возьмет ее с собой в Европу. Она отправит ее к своему старому профессору, который все еще управляет консерваторией, а тот подвергнет Вей суровому экзамену. Но когда Вей исполнилось пятнадцать, в их дом вползли страх и тревога. Муж миссис Кэрри становился все мрачнее и неразговорчивее. Он иногда отсутствовал, говоря, что встречается с людьми, которых раньше с радостью принимал у себя дома, а сейчас, казалось, хотел держать домочадцев на расстоянии от рабочих проблем. А с этих встреч он возвращался еще более мрачным, закрывался в своем кабинете с женой, из которого потом и она выходила подавленной.

Однажды миссис Кэрри сказала:

— У моего мужа непреодолимые препятствия в работе. Кажется, случилось что-то такое, как говорите вы, китайцы, что заставило его потерять лицо перед руководителем партии нашего округа.

Вей знала, что потерять лицо — это самое страшное, что могло бы случиться с китайцем.

Как-то утром, на рассвете, ее Ну Ши, вбежала в ее комнату в слезах и разбудила Вей.

— Нам надо немедленно уезжать из этого дома, наш друг сообщил, что придут арестовывать моего мужа.

Вей все еще не проснулась и никак не могла понять, что же происходит.

— Тебя ждет машина, одевайся. Поедем с нами в аэропорт. Там сядешь на рейс до Тайваня, а нас частный самолет отвезет в Токио.

Миссис Харрингтон вложила ей в ручку пухлый конверт, и, понимая, что приходится расставаться, сказала сквозь слезы:

— Я не думаю, что мы еще увидимся. Даже понятия не имею, как это все для нас закончится. Но ты не прекращай заниматься. Тебе отправят мое пианино.

Пианино пришло через месяц на имя ее отца, в гостиницу Фуллон. С помощью коллег по работе, синьор Танг Чу спрятал его в ближайшем пустом помещении на подвальных этажах. Вей приняли горничной в ту же гостиницу на место матери, потому что та в тот период плохо себя чувствовала и лечилась в больнице.

С помощью гостиничного персонала Танг узнали, что роскошную резиденцию Харрингтонов занял секретарь партии, а у фирмы по экспорту-импорту сменился владелец. Те же источники нашептали, что вся эта суета поднялась из-за того, что англичанин отказался платить взятку местному бонзе. Счастливые годы Вей закончились.

Она выживала только благодаря музыке. Так, девушка, закончив смену, спускалась в подвальные этажи гостиницы и садилась за пианино — за ним она забывала об усталости, играя в течение нескольких часов. Она возвращалась домой, готовила горячий ужин и относила его матери в больницу, которая перенесла сложную операцию на желудок.

— Я не смогу больше работать, как раньше.

— Нам больше не нужны деньги. Тех денег, что передала нам Ну Ши, нам хватит и еще останется.

— Не нужно их трогать. Они твои, на счету в банке, когда-нибудь они тебе пригодятся, — ответила мать, а потом попробовала овощи и сморщилась:

— Пусть твой отец научит тебя резать овощи.

Синьор Танг Чу, настоящий крестьянин, занимался резкой овощей на гостиничной кухне. Он всегда говорил: "Сельдерей, лук, апельсин обладают такой же душой, как и все живые создания. Уж коли ты должен убить их, чтобы приготовить, уважай их дух. Если ты покромсаешь их, они потеряют вкус, и станут подобны вареному картону".

Вей говорила, что кухня ее не интересует. Ее едиственной страстью была музыка. Она понимала, что Ну Ши, ее наставница, оставила ее слишком рано и слишком многому надо было научиться. Вей вздыхала, с грустью вспоминая прекрасное время, которое больше никогда не вернется.

— Не стоит плакать по прошлому, думай о настоящем. Скоро у тебя появится муж, ты родишь нам внуков и будешь счастлива, наблюдая, как они растут. С англичанами ты жила будто на облаке, но такая жизнь — иллюзия. Она закончилась, Вей, смирись, — говорила мать.

Но Вей никак не хотела смиряться.Она мечтала о Европе, о Вене, о концертах, вместо которых была вынуждена убирать комнаты и ванные гостиницы. Она очень аккуратно работала, ведь отец порекомендовал ее директору по персоналу, ужасному синьору Вонг Чен, и она ни за что бы не позволила отцу потерять лицо.

— Я делаю все возможное, мамочка. Завтра я постараюсь приготовить тебе ужин получше, но ты поправляйся поскорее.

Когда синьора Танг вернулась домой, она не вышла на работу, потому что в больнице ей сказали, что она просто не выдержит нагрузок. С тех пор прошло много месяцев. Вей, которая превратилась в по-настоящему грациозную молодую женщину, была вынуждена частенько отклонять ухаживания коллег и соседей. После того, как она узнала, сколько чудес может преподнести жизнь, она не хотела оказываться в подчиненной роли жены. В этот день она отнесла заведующей по этажам список выполненной работы, спустилась в подвальные этажи, обменялась шутками с коллегами, которые, как и она, закончили смену, просочилась в дальнюю комнату, где ее ждало молчаливое, накрытое жгутовым холстом, пианино. Она подняла ткань, аккуратно свернула. Чтобы в комнату попало немного света, приоткрыла окна, которые, благодарение богам, выходили в сад, укрытый живой изгородью и интенсивно пахнущими олеандрами. Она открыла крышку пианино и стала разучивать польку Шопена. Несмотря на то, что Вей старалась играть негромко, ее музыкальные упражнения слышались и в саду. Клиенты, которые обедали на открытой террасе, казалось, ничего не замечали, а официанты иногда наклонялись до высоты окон подвальных помещений и здоровались с ней. Для них не было секретом, что именно дочка Танг Чу играет на пианино. В тот день, сконцентрировавшись на сложном отрывке, Вей ничего не замечала, а поэтому испустила крик ужаса, когда почувствовала, как чья-то рука опустилась ей на плечо. Она поднялась со скамеечки, готовая убежать... и увидела перед собой ужасного синьора Вонг Чена.

Этого пятидесятилетнего мужчину боялись все, так как знали, что тот жестоко наказывал за малейшие провинности, и кроме того, у него была ужасная привычка действовать на нервы молоденьким служанкам. Некоторые терпели его, боясь увольнения, другие предпочитали уходить сразу. Вей не боялась, потому что она была дочерью уважаемого Танг Чу, эксперта по резке овощей. Но сейчас и ее коснулся страх, потому что Вонг Чен смотрел на нее с какой-то мерзкой улыбкой, которая не обещала нничего хорошего.

— Ты знаешь, что можешь бряцать на этой штуке только потому, что я тебе разрешаю?

Она опустила взгляд и кивнула, надеясь удрать от него. Он почти нависал над ней, и она почувствовала, что ее начинает тошнить от его дыхания, провонявшего чесноком.

— Умница, ты научена манерам и не осмеливаешься отвечать, именно так себя должны вести порядочные женщины.

Все знали, что синьор Вонг Чен похоронил двух жен, умерших от побоев, от беременностей, от непосильного труда. У него было непонятное количество детей, кто-то уже вырос и стал жить самостоятельно, за малышами следила старая синьора Вонг.

— Так и быть, можешь продолжать шуметь на своей шарманке, пока я тебе разрешаю.

В этот момент Вей почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, расплакалась и побежала домой, рассказать все матери. Мама ее выслушала, и потом сказала: "Тебе надо радоваться, моя малышка Вей, потому что досточтимый синьор Вонг Чен говорил с твоим отцом. Он хочет на тебе жениться."

3.

У Вей никогда не было любимого, да она и не очень-то хотела, ведь для любви ей было достаточно музыки.

— Я не хочу выходить замуж, тем более за этого старого урода, — запротестовала девушка.

— Ты ничего не понимаешь в жизни, и в этом только моя вина, вместо того, чтобы учить тебя, как твоих сестер и братьев, я позволил этим англичашкам оставить тебя у себя, доверив им твое образование. Твоя Ну Ши забила тебе голову дурацкими мечтами, но сейчас ты вернулась домой и служишь горничной в отеле. В лучшем случае, однажды ты выйдешь замуж за кого-нибудь из обслуживающего персонала. Разве тебе недостаточно примера твоих родителей, которые стареют, гробясь на работе? Я обещал тебя богатому человеку, директору по персоналу. Какая тебе разница, стар он или молод? Разве ты не знаешь, что мужчина никогда не стареет? Только женщины стареют, а когда это происходит, их больше никто не хочет. Мы уже старые, однажды нас не станет, и мы не хотим оставить тебя, нашу младшенькую, одну и без защиты, — ответил отец.

Вей не смогла воспротивиться отцовской воле. Она чувствовала, что и матери не очень-то нравился выбор отца, но настоящая китайская женщина никогда не противоречит мужу, и почтительная дочь должна точно так же поступить с отцом. Вей выросла в другом месте, и не впитала в себя эти незыблемые принципы.

— Вы оба знаете, что говорят об этом ... об этом мерзком ... и все равно хотите отдать меня ему на съедение?

— Говори с уважением о достопочтимом синьоре Вонге Чене, потому что он станет твоим мужем, хочешь ли ты того или нет. А что касается людской болтовни, то ему просто завидуют, потом что он важный человек, у него большой дом, много земли, и он занимает важное место в самой большой гостинице города. Так распорядилась судьба, что он потерял двух жен, а ты станешь светом его старости.

Вей провела бессонную ночь, разрабатывая невыполнимые планы побега. Она не могла рассчитывать на сестру, поскольку знала, что та и пальцем не пошевелит, если это противоречит отцовской воле. У нее было много дядь и теть, кузин и кузенов, но она их не знала. Она выросла вдали от семьи и для всех стала почти иностранкой.

Когда она вернулась в Гонг-Конг, то иногда встречала брата Ву, работавшего в международном аэропорту,встречала и невестку. Они жили в том же квартале. Она могла бы попросить его, чтобы тот убедил отца забрать свое слово отдать ее в жены Вонгу Чену. Она так и сделала, постучавшись в его дом на рассвете.

— Ты сумасшедшая, раз думаешь, что я могу так поступить, — сказал Ву. — Ты хочешь, чтобы твой отец потерял лицо? А этот в состоянии уволить его и ославить в глазах людей, выставив бесчестным человеком. И что это за история? Ведь отец нашел тебе богатого мужа.

Вей пошла на работу с заледеневшим сердцем. Участь ее была решена.

В конце лета был заключен брачный контракт, и начался ее ад.

Вей села в машину рядом с мужем, который постоянно кидал на нее похотливые скользкие взгляды, и вошла в его дом. Огромное строение только в один этаж, в середине земля, часть которой использовалась под огород, а часть под фруктовый сад. В патио, раскачиваясь в кресле-качалке, ее ждала неприветливая старуха, окруженная детьми от четырех до двенадцати лет. Все они были отпрысками от второй жены.

— Это новая прислуга? — спросил самый младший, глядя на Вей с капризной улыбкой. Остальные дико захохотали, а самый старший скорчил недовольную гримасу.

— Поцелуй руку свекрови, — приказал Вей муж.

Она послушалась.

— Не очень-то удачный выбор, сын мой. — заметила старуха. — Эта кажется лентяйкой. Ну-ка принеси мне воды, пить хочется.

— Кухня внизу, — сказал муж. — Да поторопись, и лучше приготовь чаю, — добавил он, сопроводив приказ болезненным шлепком по ягодицам.

Вей зашла в загаженную комнату, где между стопками грязной вонючей посуды, засохшими остатками еды на полу, летали мухи, а пауки и тараканы пытались спрятаться за мебелью. Вот он, прекрасный дом, что обещал ей отец. Вот и теплый прием третьей жены, которая станет светом в старости мужа. И почему здесь только нет ее отца, чтобы он мог убедиться, что Вей попала в ад?

— Когда подашь чай матери, наведи порядок и приготовь ужин, — велел ей муж, заглянув в кухню. И выходя, добавил:

— Я продал твое пианино, оно тебе больше не понадобится.

Вей никогда не доставит ему радость своими слезами, даже если это известие оказалось смертельной раной для нее. И с этого момента она действительно начала умирать. Несколько минут назад она сказала себе, что все вынесет, ведь у нее будет пианино, играя на котором, она сможет забыть о разочаровании и боли. Но Вей еще не успела пережить худшего.

Дети ее мужа, шесть неуправляемых мальчишек, нахальных и злобных, как их отец и бабушка, во время ужина начали издеваться над ней, строить ей рожи и плеваться, в то время как Вей быстро перехватывала свой ужин под веселыми взглядами мужа и ведьмы— свекрови. После того, как все ушли отдыхать и Вей начала приводить в порядок кухню, синьор Вонг Чен снизошел до того, чтобы показать ей спальню. И хотела она решила ни на что больше не реагировать, увиденное заставило ее испустить вопль ужаса. На старинной кровати из сандалового дерева, свернувшись клубочком, глубоко спала голая девушка.

— Идиотка! — заверещал ее муж.

Девушка открыла глаза и закрыла лицо руками, пытаясь спрятаться, в то время как Вонг Чен нещадно колотил ее и попутно костерил старую мать, не указавшую девице на дверь. Незнакомка начала плакать и бормотать, что именно "госпожа матушка" разрешила ей оставаться до следующего утра. Вей бесстрастно наблюдала за происходящим. Она увидела, как девушка вскочила, чтобы удрать, а муж пинал и осыпал ее оскорблениями.

Супруг не озаботился какими-либо объяснениями, да и Вей не стала ничего спрашивать. Он просто сказал: "Раздевайся".

Она разделась, он жадно посмотрел на ее еще незрелое тонкое тело и почти запрыгал от нетерпения.

— Почему я должен тебе все объяснять? Ложись! — приказал он, и сразу же прыгнул на нее. В этой темной комнате стояла удушающая жара. От резкого запаха чеснока, которым пахла кожа ее мужа, Вей стало дурно. А Чен изнасиловал ее, повизгивая не хуже довольного кабана. Вей стошнило остатками нехитрого ужина. Она стала менять простыни, и обратила внимание, что на чистых простынях стояли монограммы отеля Фуллон. Достопочтенный синьор Вонг Ченг, великий и ужасный директор по персоналу, всегда готовый обличить, жестоко наказать и уволить служащих за малейшую ошибку, был обыкновенным вором. Вей вышла во двор. Кинула грязные простыни в цементную ванну, которую наполнила водой.

Когда Вей вернулась, муж спал. Вей пошла в ванную и стала мыться под душем. Но сколько бы воды она на себя не лила, она чувствовала себя грязной и униженной. Вей вернулась в комнату, завернувшись в гостиничный халат. Взяла подушку с кровати, положила ее на пол, закрыла глаза и стала горячо молиться, чтобы ее скорее забрала смерть.

4

Так прошли шесть месяцев. Вей была на пятом месяце беременности, и каждую ночь муж насиловал ее. В его руках она чувствовала себя тряпичной куколкой. Она не говорила ничего и не жаловалась, она больше ничего не чувствовала.

— Я схожу по тебе с ума, — истекал Вонг слюной, мучая ее тело. Днем она была служанкой в семье, изводившей ее тысячью способов, а ночью — инертной жертвой мужа, чьим смыслом жизни стала злость на нее. Он бил ее за ее молчание. Вей перестала говорить в день свадьбы, и сколь яростно бы не бил ее муж, пытаясь заставить ее говорить, она не произносила не слова.

Он был достаточно хитер, чтобы не бить ее по лицу, где остальные могли бы увидеть следы его злобы. Раз в месяц он сопровождал Вей к родителям. Но до того заставлял ее идти к парикмахеру, чтобы Вей привели в порядок, и заставлял ее надевать роскошные восточные платья от дорогих дизайнеров.

Вей не разговаривала и с родителями, которые с беспокойством смотрели на нее, догадываясь, что их девочка несчастна, и чувствовали себя виноватыми. Однажды Вей пошла навестить мать без мужа. Она подняла локоть, рукав платья задрался, и мать увидела огромный кровоподтек. Поддавшись эмоциям, Вей закатала рукава и отвернула воротник платья. Мама увидела все остальное.

В доме Танг словесные стычки были частью повседневности, но отец Вей никогда не поднимал руку ни на жену, ни на детей, даже когда они были маленькими и что-то творили.

В ужасе мать спросила:

— Почему ты не говорила нам, что он тебя бьет?

— Потому что он может делать со мной все, что ему угодно. Так и мой отец поступил со мной. Он же вынудил меня выйти за него, — ответила Вей. Она увидела, как глаза матери наполняются слезами.

— Дд -даже с-ссейчас, кк-огда ты жжж-де-шшь ребб-енка?

Вей не ответила. Она вернулась домой и заняла место рядом с мужем, молчаливая и неприступная, как обычно. Она воздвигла барьер между собой и реальностью, чтобы не думать и не страдать, и эта стена помогала ей не испытывать никаких эмоций, но сейчас, терзаемый чувством вины взгляд матери раскрыл ей глаза на ее незавидную участь, участь супруги жестокого мучителя.

Через несколько дней ее муж вернулся с работы разъяренный. Он зашвырнул ее в спальню, грубо взял, а потом стал отвешивать ей пощечины, крича:

— Какую ерунду ты рассказала отцу? Б..дь!

Она не понимала, потому что отцу уж точно ничего не говорила.

Она не знала, что отец ввалился в офис ее мужа, со злостью швырнул ему на стол рабочую форму и заявил:

— С этого момента я увольняюсь, а Вы, синьор начальник по персоналу, немедленно прекратите избивать мою дочь. Если не прекратите, я заявлю на Вас властям.

Синьор Вонг Чен знал, что эти угрозы не будут иметь никаких последствий, потому что у него были связи в полиции, так как обе стороны оказывали друг другу недопустимые услуги. Злоба этого нищего резчика почти не задела его, но такое нахальство следовало наказать.

— Это я тебя увольняю, старый идиот. Твоя дочь — моя жена, и тебя никак не должно касаться то, что я делаю или не делаю. Убирайся отсюда! — заорал он. Сейчас же, упорное молчание жены ожесточало его.

— Отвечай, б..дь! — он продолжал отвешивать ей пощечины. И Вей ответила. Она плюнула ему в лицо, что для глубокоуважаемого директора по персоналу оказалось тягчайшим оскорблением. Вей упала на землю, разрываемая пронизывающей болью, и потеряла сознание. Вонг Чен увидел свою жену в луже крови и позвал мать.

— У нее кровотечение, — сказала старуха.

— И что будет?

— Может умереть от потери крови.

После обиды, нанесенной ему свекром, Вонгу было все равно, умрет ли Вей или останется жива, его беспокоили последствия. Даже если он чувствовал себя защищенным, всегда есть риск, что кто-то слишком ретивый может начать расследование, которое замарает всю его карьеру.

— Помоги мне загрузить ее в машину. Нужно отвезти ее в больницу.

— А что мы скажем врачам?

— Что-нибудь придумаю.

Вей оперировали и переливали плазму. Медики увидели растерзанное тело Вей. Его увидела и хирургическая сестра, которая жила рядом с Тангами и хорошо знала семью. Муж сказал, что Вей пострадала от копыт лошади, но его ложь была очевидной. Медсестра спросила, знала ли о случившемся семья Танг. Когда через несколько часов женщина вышла из операционной, то увидела синьора Чена в компании с комиссаром полиции, и подумала, что мужчина не терял времени и привлек таких же, как он, друзей.

Это не помешало хирургической сестре действовать. Она позвонила семье Танг, поговорила с отцом Вей и все ему рассказала. Она объяснила, что его дочь сейчас борется за жизнь, и ей нужно будет долго пробыть в больнице. И если выживет, то ее смогут выписать не меньше чем через месяц.

— Время мне понадобится, — ничего не объясняя, ответил синьор Танг.

Каждый день к Вей приходили родители, брат с женой, сестра, вышедшая замуж за цветочника и ее муж. Вей узнала, что потеряла ребенка, и так как она мало разговаривала и ничего не рассказывала, девушка отреагировала только фразой: "Господь милосерден. Он спас его".

Постепенно Вей набиралась сил, раны закрывались и кровоподтеки рассасывались. Врач, который оперировал Вей, виновато объяснил, что хотя старался сделать все возможное, Вей больше никогда не сможет иметь детей, на что молодая женщина ответила:

— Как бы я хотела, чтобы у меня было мое пианино...

Врач не понял.

Синьор Вонг Чен иногда навещал ее вечером. Он не знал, что у Вей часто бывают родственники. А как-то сказал: "Ты могла умереть. Надеюсь, ты усвоила урок".

Ни больница, ни семья Танг никуда не заявили. Все знали, что это бесполезно.

Как-то утром к Вей пришли родители. Они принесли ей одежду и конверт с деньгами, которые ей когда-то дала синьора Харрингтон. Отец Вей сказал: " Собирайся побыстрее, мы отвезем тебя в аэропорт. Твой брат Лан ждет тебя в Нью-Йорке".

5

Вей была свободна. Врачи в больнице помогли ей сбежать, а семья Танг сделала все остальное. Огромная "сеть" родственников и друзей обеспечила ей паспорт, документы на дорогу, а также все, что было необходимо для приезда в США. За три недели в госпитале Вей поправилась только телом, но не душой. Сначала она рыдала, что было вызвано гормональным сбоем из-за прервавшейся беременности, как считали медики. Но Вей знала, что эти многочасовые рыдания означали возвращение к реальности: она была мертвой и безразличной ко всему, теперь же ей нужно было продолжать жить. Она просыпалась по ночам, дрожа, снова боялась , что ее будут бить, оглядывалась на дверь, с ужасом ожидая появления мужа, чье чесночное дыхание всегда вызывало у нее рвоту. И только через какое-то время Вей вспоминала, что она в больнице, что рядом с ней, на соседних кроватях — другие женщины, что сама она находилась в зоне неприкосновенности.

Потихоньку Вей набиралась сил, а появляющийся муж казался все веселее, приносил ей сладости — для того, чтобы поразить других больных, и продемонстрировать, какой он щедрый и внимательный.

— Поправляйся, — говорил он громко, так, чтобы все могли услышать. — Твои дети ждут тебя, — он приписывал ей материнство этой дикой стаи, рожденной от ныне покойной второй жены.

Как-то вечером появилась девушка, которую Вей обнаружила спящей в спальне в свою первую брачную ночь. Она была хорошо одета, накрашена и надушена, и принесла Вей орхидеи. Вей с подозрением уставилась на нее, девушка улыбнулась и прошептала:

— Можешь вставать? Пойдем в коридор, поговорим.

— Ты совсем другая, — сказала Вей, когда вышла из палаты.

— Ну да. Я работаю в одном заведении рядом с аэропортом. Сопровождаю и развлекаю одиноких клиентов. Ну, ты понимаешь.

Вей поняла.

— Почему ты пришла?

— Чтобы поблагодарить тебя, ты вытащила меня из кошмара. Если бы он не женился на тебе, я бы уже давно была мертва от издевательств и побоев.

— Неужели работа в том заведении так тебе нравится?

— Это просто рай, поверь мне. Я занимаюсь этим, чтобы подсобрать деньжат. Я хочу вернуться к своим, работать на поле. Ведь Вонг Чен забрал меня из семьи обманом, говоря, что его жена тяжело больна, и ей нужна помощница. Эта бедняжка была еще жива, а он уже насиловал меня. Мне не надо рассказывать тебе остальное. Все знают, что он с тобой сделал, и до меня тоже дошли новости. Да, если бы он на тебе не женился, я бы уже давно была мертва.

Она ушла, пожелав Вей удачи. Сейчас Вей летела навстречу новой судьбе. Сидя в машине между своими родителями, она вспоминала эту девушку, глядя на ночной клуб, мимо которого они проезжали. Именно там она и работала. Вей ничего не сказала, вместо этого попыталась утешить отца, который не прекращал просить прощения за то, что заставил ее сделать выбор, приведший к стольким несчастьям.

— Эту вину я заберу с собой в могилу, — сказал старый Танг.

— Прекрати каяться, все уже закончилось, — отрезала жена.

— Папа, я тебя давно простила. Я не знаю, каким будет мое будущее, но уверена, что ты больше никогда не повлияешь на мой выбор.

И тут Вей поняла, что у нее нет никакого выбора. Она едет в Америку со страхом, что муж ее найдет, а она этого просто не выдержит, скорее всего, он захочет отомстить отцу, и достанет ее отовсюду, чтобы наказать по-своему.

Брат ждал ее у ворот на посадку, Вей поделилась своими страхами.

— ты не должна бояться его, — успокоил он. — Я знаю, о чем говорю. Разве он видел твои документы? Ты никогда не была замужем. Сейчас ты студентка, и отправляешься в учебную поездку.

Именно это следовало из документов и из паспорта. Вей не знала, каким образом ее семья смогла провернуть такое, но думала, что в будущем рядом с ней не будет мужчины.

Когда Вей прилетела в Нью-Йорк, ее ждали еще один брат, Лан, и невестка Ичи, которая сказала, что Вей для них — дар небес. Лан работал в гараже отеля Marriott Marquis, Ичи управляла магазинчиком китайского фарфора, которым владела ее семья. У них было четверо детей, которые нуждались в заботливой тете.

— Не думай о будущем. Ты нам не в тягость, ты — наше спасение, — успокаивала ее невестка.

Жизнь Вей в аду закончилась, и пусть она еще не верила в это. Ланы были шумной и веселой семейкой. Четверо детей, три девочки и мальчик, встретили ее с любопытством, ведь все дети жадны до нового. Они были китайцами, но вели себя как американские сверстники, не знали родного языка, а тетушка приехала из далекого и таинственного места. Дом семьи Лана находился в Бруклине, в спокойном районе, полном двухэтажных коттеджей, построенных в первые десятилетия двадцатого века. Казалось, как и в Китае, все знали все обо всех.

За несколько дней Вей привыкла к новой реальности. Она стала заниматься домом и детьми, но в этот раз Вей была окружена вниманием, любовью и весельем. Утром все завтракали вместе, затем Лан отправлялся на Манхэттен, Ичи шла помогать родителям в магазине, а Вей отвозила в школу двух старших племянниц, а затем отправлялась играть в парке с двумя малышами. Вей ездила за покупками, занималась домом, готовила. Рассказывала малышам китайские сказки, в обед засыпала с ними под бормотание телевизора. А когда выходила куда-то одна, отправлялась к магазину музыкальных инструментов, в витрине которого было выставлено старенькое пианино, которое Вей очень хотела купить. Она никому не рассказывала об этом желании, но все равно присматривалась и прикидывала, в какой комнате можно было поставить инструмент. Но даже производя мысленные перестановки, Вей понимала, что не найдет места для громоздкого инструмента. Через несколько дней дом уже казался ей маленьким, и Вей потихоньку мечтала снять небольшую квартирку, куда она могла бы поставить пианино. Но осуществиться этому желанию мешал страх, что муж найдет ее. Она уже прочувствовала на себе всю его злобу и коварство, знала, что у него длинные руки, которые с легкостью достанут ее даже здесь.

Ужасный синьор Вонг Чен продолжал появляться в ее ночных кошмарах, переходящих в беспокойный сон, пусть даже живя в этом доме, она чувствовала, что семья брата защищает ее.

Будто бы угадав ее мысли, как-то вечером, когда дети уже спали и Ичи заняла свое законное место на кухне, Лан спросил ее:

— Ты не устала работать тетей и вице-мамой? Не хотела бы ты иметь свой собственный дом?

Было ясно, что эту тему они уже обсуждали с женой.

— Мне хотелось бы иметь квартирку, где я могла бы поставить рояль. Мне очень хочется снова начать играть. Но прежде всего мне нужно найти работу, чтобы содержать себя. Но...— замолкла Вей.

— Что "но"?

— Я боюсь оставаться одна.

— Думаешь о Вонге Чене?

Девушка кивнула.

— Тогда мне надо тебе сказать. Синьор Вонг Чен перестал думать о тебе на следующий день после твоего приезда в Нью-Йорк.

— Ты что-то о нем знаешь?

— Он умер. В своем офисе, в гостинице.

— Как он умер? -недоверчиво спросила Вей.

— Повесился. В газетах написали, что он умер от стыда, из-за того, что узнали о том, как он крал деньги из сейфа гостиницы.

Вей не сдержалась и тяжело вздохнула, затем свернулась в кресле и молча заплакала. Это был плач освобождения. Она ни на мгновение не поверила в версию о суициде. Ее родные, пусть кроткие и угнетенные, все-таки добились справедливости.

В эту ночь Вей не снились кошмары, и она наконец-то спала спокойно.

6

После яркого жаркого лета природа погасла теплыми красками осени, а потом нарядилась в снежные зимние одежды. Это была вторая американская зима Вей. Она жила в маленькой квартирке, не так далеко от дома брата. Вей делила свое жилище с Джулией, американкой из Канзаса — девушка хотела стать актрисой и училась актерскому мастерству в Нью-Йорке. Вей играла на пианино, которое у нее больше никогда никто не отберет. У нее была работа и грин-кард. Ее тело расцвело, подобно экзотическому цветку. Она казалась всегда спокойной, прекрасной азиатской девушкой, но воспоминания о пережитых кошмарах прятались глубоко внутри. Вей достигла определенного равновесия в жизни, и ей хотелось бы сохранить такой порядок навсегда. Но как-то вечером, в конце января произошло событие, которое в корне изменило ее существование: Вей встретила Эдуардо Сольяно.

Вей играла на пианино в одном из баров отеля Мариотт Маркиз, с пяти до десяти вечера. Она начинала играть, когда бар заполнялся дамами, решившими сделать перерыв между покупками, и играла классиков и популярную музыку пятидесятых. Продолжала, играя Гершвина, Кола Портера, Ирвинга Берлина, Леонарда Берштайна. Это уже в часы аперитива. А закрывала вечер свингом и известными отрывками из Эллингтона, а клиенты тем временем заканчивали ужинать, и расслаблялись, пропуская по бокальчику виски.

Вечером бар посещали преимущественно бизнесмены, коммерсанты, немолодые пары, которые вдруг решили устроить себе медовый месяц. Зарплата Вей не была очень уж внушительной, но иногда ей перепадали довольно щедрые чаевые. Случалось даже, что какой-то гость отваживался на нечто более интимное, чем заказ любимой песни. Вей отклоняла предложения несколькими вежливыми словами и ледяной улыбкой. А факт, что Лан работал в этой же гостинице, придавал ей уверенности. Иногда вечером, после десяти, брат с сестрой возвращались домой вместе. Вей приходила к родным брата в гости, чтобы пожелать спокойной ночи четырем племянникам, и поболтать с Ичи. В этой семье, которая столь радостно приняла ее и у которой Вей прожила много месяцев, она чувствовала себя защищенной. В воскресенье она ходила к ним обедать, а потом, по интернету все связывались с Китаем, чтобы родные Вей могли убедиться, что у дочери все хорошо. Со временем, постоянно занимаясь, Вей заметила, что стала лучше играть, хотя бы потому, что могла полностью показать свои эмоции в любимых произведениях, чем часто вызывала слезы у слушателей.

Как-то вечером, когда ее нежные прикосновения разносили по залу меланхоличные ноты Rhapsody in Blue, Вей подняла глаза и встретилась взглядом с грустным мужчиной, который был чем-то похож на Роберта Редфорда. Она, ставшая ценительницей американского кино, любила этого актера.

Он в одиночестве сидел за столом, справа от пианино, держал в руках бокал виски и казался очень усталым. Ее поразила его красота. Вей решила, что мужчина — англичанин. Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Когда она закончила играть, тот подошел к ней.

— Ты великолепно играешь.

— Спасибо, — ответила Вей, опустив взгляд.

Из вазы, расположенной в середине своего столика, мужчина взял маленькую белую розу и положил на клавиатуру пианино.

— Спокойной ночи, — попрощался он. — Меня зовут Эдуардо.

— А я — Вей. И тебе спокойной ночи.

Вей заиграла известную мелодию, Smoke Gets in Your Eyes, а мужчина тем временем выходил из бара. Девушка улыбнулась, вспоминая, что почти всегда мужчины оставляли ей хорошие чаевые, а этот — всего лишь взятый напрокат цветок, но с такой элегантностью, будто бы подарил ей бриллиантовое колье. Этим вечером Вей ночевала у Лана, ведь назавтра, в воскресенье, она пообещала Ичи помочь с обедом, на который пригласили друзей и родственников.

Среди приглашенных и в этот раз не обошлось без очередного соотечественника, холостяка в поисках жены. Родные Вей никак не могли смириться с тем, что девушка не хочет заводить семью, и за последний год представили ей как минимум шесть кандидатов в женихи, и каждый обладал замечательной репутацией. Сегодня был черед некоего Хуксиана, владельца процветающего предприятия по уборке. Кандидат в женихи притащил сладости, цветы и калифорнийское вино. Он был довольно симпатичным парнем, остроумным и толковым — он очень занимательно рассказывал о своих проектах по развитию фирмы. И с ним Вей тоже была вежлива, но холодна. Лан и Ичи горестно вздохнули в очередной раз, они не могли понять, насколько Вей отвращала сама идея разделить постель с мужчиной.На месте любого молодого мужчины Вей представляла ныне покойного Вонга Чена, сразу начинала чувствовать его чесночное дыхание и начинала дрожать от ужаса, вспоминая перенесенное насилие, злобные удары, отвратительные оскорбления. Когда гости ушли, .Вей стала собираться на Манхэттен — на работу. Она пробормотала недовольной Ичи: " Вам с моим братом нужно уже успокоиться. У меня нет никакого желания выходить замуж".

Эти вечером,после окончания работы, Вей пришлось бы вернуться домой одной, потому что у Лана был выходной. До десяти оставалось несколько минут, и в баре находилось совсем немного клиентов. Вей отхлебнула фруктового сока и подмигнула Генри, пианисту, занявшему ее место. Генри предстояло работать до двух утра. Она заиграла первые ноты отрывка из Коула Портера, а потом ее коллега уселся за кресло, рядом с ней, играя с ней. Они закончили играть под аплодисменты клиентов. Вей поднялась, и собиралась пойти в подсобку, чтобы сменить одежду. Вдруг ей показалось, что она увидела Эдуардо.

— Привет, — тихо сказал он.

Ей показалось, что она увидела старого друга, и она ответила на приветствие.

— Ты уже поужинала?

— Я всегда ужинаю дома.

— Тогда давай я тебя провожу.

Девушка с недоумением посмотрела на него — в его глазах она увидела отражение собственной грусти.

— Хорошо. Я только переоденусь. Увидимся в холле.

Они вышли на Таймс сквер и пошли к станции метро на Пятой Авеню. Ветер колол, кусал их лица тысячью ледяных иголок, слова превращались в ледяные облачка пара, растворявшиеся в ночной темноте. После того как они вышли на Бруклин, они свернули на узкую улочку с двухэтажными коттеджами.

— Я почему-то думал, что ты живешь в китайском квартале.

— Здесь живут многие италоамериканцы и ирландцы. А это — дом моего брата, он женился на американке с китайскими корнями, а у ее родителей чудесный магазин китайского фарфора на конце улицы.

Улица была пустынной, только какой-то пьяница зигзагообразно брел по мостовой и орал старую ирландскую балладу. Из какого-то освещенного окна доносились отзвуки ссоры между мужчиной и женщиной.

Вей с Эдуардо остановились у лестницы старого дома.

— Мы пришли.

— Хорошо. Спасибо, что позволила тебя проводить.

— Почему ты это сделал?

— Не знаю, обычно я не провожаю домой девушек из музыкального бара.

— Обычно я не позволяю провожать себя до дома.

— Спокойной ночи, Вей, — улыбнулся Эдуардо, наблюдая за тем, как девушка поднимается по ступенькам и вставляет ключ в дверь. Вей открыла входную дверь, и посмотрела на грустного красивого мужчину, который ждал, пока она скроется за дверью. Вдруг, повинуясь какому-то непонятному импульсу, девушка предложила:

— Если ты еще не ужинал, предлагаю тебе разделить со мной ужин.

Обновление от 02.02.15

7

Эдуардо поднялся по ступенькам, остановившись у парадной двери, он долго смотрел на Вей, пока девушка не сказала: "Чего ты ждешь? Сейчас совсем заледенеешь."

Вей шла перед Эдуардо по лестнице. Когда они зашли в маленькую квартирку, их встретила согревающая волна тепла. Жилище Вей было довольно-таки старым, со старенькой мебелью и истертым паркетом, истончившимися от старости коврами, скрипящими форточками.

— Где твоя подруга?

— Поехала к родителям провести праздники и вернется только завтра.

Они сняли верхнюю одежду и повесили ее на стул. Вей пошла в кухню, а Эдуардо последовал за ней.

— Я женат. У меня прекрасная семья в Италии, я никогда не искал компании. Сегодня вечером мне нужно поговорить с кем-нибудь, — признался Эдуардо.

Она кивнула. Вей понимала, что он разрывался между желанием уйти и желанием остаться.

— Мне почти девятнадцать. В Китае у меня был муж. Он умер. Сейчас я счастливо живу одна.

Вей достала из холодильника круглое блюдо с разноцветной едой, которое можно было бы вполне поместить на обложку журнала.

— Что это?

— Рис басмати, цыпленок в миндальном соусе, и тонкие овощи, нарезанные полосками. Мой отец говорит, что повар может считаться поваром, когда, если нужно приготовить блюдо за десять минут, и причем восемь минут он режет овощи. В этом шкафчике посуда и столовые приборы. Накрой на стол, пожалуйста, а я пока сварю кофе.

Они расположились за столом в кухне, друг напротив друга. А ужин начали с кофе.

— Мне так хорошо с тобой. Тепло, — признался Эдуардо.

— У тебя такие грустные глаза.

— И у тебя. Это твое "счастливо живу одна" заставляет меня думать, что с мужем тебе не повезло. Но во сколько же лет ты вышла замуж?

— Меня насильно выдали замуж в шестнадцать, и это был неудачный брак. Но я не хочу говорить об этом.

— Я вчера остановился в отеле после долгого перелета. Я провожу больше времени в воздухе, чем на земле. Иногда я понимаю свою жену, которая не всегда меня сопровождает, особенно когда нужно торчать в самолете много часов.

— Значит, ты часто одинок.

— Больше, чем бы мне хотелось. И я тоже не хочу об этом говорить.

Они сидели у окна, переполненного ночным небом.

— Посмотри на луну, она больше и ярче, чем обычно. Она так близко, что, кажется, мы можем к ней прикоснуться. Она напомнила мне фильм с Шер, рассказывающей о лунной ночи, подобной этой, ночи, заколдовывающей и мужчин, и женщин.

— Я не часто хожу в кино, — признался Эдуардо.

— А я часто. Меня заразила моя соседка Джулия. Знаешь, она до сих пор мечтает, что однажды станет великой актрисой. А пока ей удалось сняться только в рекламе спрея для ног. И правда, показывают только ее пятки, мягкие и блестящие! — засмеялась Вей.

— А кем ты хотела стать, когда была маленькой?

— Девочкой я мечтала давать концерты, но жизнь повернулась совсем по-другому. Сейчас я счастлива уже оттого, что у меня есть работа, и я могу играть на пианино. В ближайшем будущем я бы хотела поступить в консерваторию. А ты?

Они закончили ужинать, и перешли в зал, который, как объяснила Вей, был одновременно и ее спальней. Нужно было только разложить диван, и кровать готова. У стены, конечно же, стояло пианино. Эдуардо покрутился на сиденье и сказал:

— Я работаю в мире кораллов. Эту профессию я унаследовал от своего отца, тот — от деда, дед — от прадеда, ну и так далее. Первый Сольяно, о котором мы знаем, был неаполитанским коммерсантом, который продавал необработанный коралл евреям в Ливорно, в седьмом веке. Мы по происхождению — неапольские евреи, в вечном конфликте с шумной душой южан-итальянцев и тихой бережливой натурой еврейского народа. Но уже в первых десятилетиях восьмого века мы стали христианами, и оставили Неаполь, чтобы переехать в близлежайший городок, Торре дель Греко. Там я живу и работаю. А ты буддистка?

— Мы, китайцы с островов, практикуем культ наших предков и живем согласно правилам великого мастера Конфуция, чьи поучения руководят каждым нашим поступком. Его жемчужины мудрости передаются от отца к сыну. А сейчас я приготовлю тебе чай с нашими травами. Их собирали мои родители, они живут в бедном квартале Тайпея, а у моего отца огород за городом.

Эдуардо последовал за Вей в кухню.

— Так ты из Тайваня, — заметил он.

— Но почти восемь лет я жила в Гонг Конге.

— А я недавно открыл представительство в Star Tower в Гонг Конге.

— Ты проводишь много времени в Китае?

— Нет. Я часто путешествую по миру, но мой дом, моя семья, моя фирма — в Торре дель Греко, в Италии.

— Театр Ла Скала — там же?

— В Милане, на Севере Италии, а я живу на юге.

Вей смешала разные травы в чайнике, залила кипящей водой, отфильтровала и наполнила две чашки.

— Этот чай поможет тебе заснуть и увидеть прекрасные сны.

— Мне обязательно надо это выпить?— спросил Эдуардо, с сомнением покосившись на чашку.

— Нет, если ты так недоверчив. Я не собираюсь тебя опаивать, чтобы обокрасть, — пошутила девушка.

— Я доверяю тебе, и никогда не думал подобного. Может, ты решила воспользоваться мной совсем по-другому, — в свою очередь, пошутил он.

— Хотела бы я... а сейчас тебе пора, потому что я устала и уже почти полночь.

— А Золушка — сегодня ею работаю я — должна возвращаться домой, — заметил Эдуардо, надевая пальто.

Уже в дверях Эдуардо протянул руку, желая приласкать девушку. Вей отпрянула и застыла. Она отреагировала инстинктивно, ей совсем не нужно было защищаться от этого нежного мужчины, который никогда не причинил бы ей вреда.

— Прости, — прошептала она, — любое прикосновение мужчины меня все еще пугает.

Эдуардо не стал ничего спрашивать, и просто собрался уходить. Вей остановила его, положила руку на плечо и пробормотала еле слышно:

— Если хочешь, можешь поцеловать меня.

Он улыбнулся и молча погладил ее по щеке. Вей вернулась в комнату и наблюдала за ним из окна.На следующее утро, когда она открыла дверь, на дверном коврике она увидела букет белого стефанотиса с приколотой запиской:

"Я спал как убитый и видел чудесные сны. Спасибо. Эдуардо".

8.

Девушка поднесла букет к лицу, чтобы вдохнуть запах. Она подумала, что с тех самых пор, как она вышла замуж, Эдуардо был первым мужчиной, которому ей хотелось бы доверять. Вей спросила себя, увидятся ли они снова. Она отправилась за покупками и заглянула в магазин Ичи, чтобы поздороваться с невесткой.

Ичи была в подсобке, открывала коробки, только что пришедшие из Китая.

— Ты вовремя пришла. Сейчас я приготовлю нам чай.

Мать Ичи присоединилась к ним, в то время как ее отец и еще один продавец встречали клиентов.

— Джерволино принесли нам свадебный список, достойный самого короля. Когда эти итальянцы женятся, они совсем не смотрят на расходы, — заметила синьора Донг.

— Утром я отвезла детей в школу, но у старшенькой, по-моему, началась простуда, -заметила Ичи.

— Куда ты сунула прайс на чайные сервизы? — в подсобку заглянул синьор Донг.

— Уже и чай нельзя спокойно попить, — пробормотала матушка Ичи.

— Утром мой муж вопил, не находя пены для бритья, а она была у него в руках, — сказала дочь.

Как только матушка Ичи вышла, та кинулась к Вей:

— Что с тобой происходит, милая?

— А почему вдруг ты меня спрашиваешь?

— Ты такая... другая какая-то.

— Какая?

— Ты кажешься... счастливой.

— Это так заметно?

— Расскажи мне все.

Вей не хотела делиться, но все-таки сказала:

— Вчера вечером, один из клиентов Мариотт-отеля проводил меня, я пригласила его на ужин... а потом он ушел.

— Ты что-то пропустила. Что произошло после ужина и перед его уходом?

— Мы только разговаривали.

— Мне надо в это верить?

— Придется.

— А если это все, то почему ты так покраснела?

Вей допила свой чай и пробормотала:

— Потому что первый раз в жизни, я чувствую что-то такое, что, как я думала, не почувствую никогда. Какое-то легкое головокружение, и мне хочется все время улыбаться.

— Да ты влюбилась!

— Не думаю. Не уверена. Не знаю...Я никогда никого не любила,даже девочкой. Ему чуть больше сорока и он женат. Он итальянец, постоянно в разъездах по миру, и говорит, что у него замечательная семья. Он не обычный самоуверенный мужлан, наоборот, у него огромная грусть в глазах. Через несколько дней он уедет, и я никогда его не увижу. Но вчера вечером я так ждала, что он меня поцелует, а он ничего не сделал. Мне кажется, это чудо. До вчерашнего вечера в каждом мужчине я видела потенциального насильника.

Вей провела день с Ичи и племянниками. Когда она вернулась домой, в свою квартирку, то увидела и Джулию. В прихожей стояли ее раскрытые чемоданы, а в кухне — грязная посуда. Холодильник был заполнен ветчиной и овощами в упаковках. Джулия же крепко спала в своей комнате. А Вей решила навести хотя бы минимальный порядок. Затем она прошла в гостиную, села на диван и стала снова нюхать цветы, что ей подарил Эдуардо. Чуть позже она приняла душ, переоделась и ушла на работу.

Был понедельник, в гостиницу заезжали новые постояльцы, и в баре было гораздо больше народу, чем обычно. Иногда Вей поднимала глаза, но от Эдуардо не было и следа. В десять она ушла в подсобку, переоделась, натянула пальто и стала собираться домой — одна, потому что ее брат этим вечером работал до полуночи. Она дошла до станции метро, села на поезд, который ехал в Бруклин. В это время поезда ходили реже, надо было ждать не меньше 15 минут. Вей посмотрела на огромные плакаты, в вагон все прибывали и прибывали люди. Вдруг ей показалось, что она услышала знакомый запах. На плечо Вей опустилась чья-то рука, она подняла глаза и увидела улыбающегося Эдуардо. Они смотрели друг другу в глаза, пока поезд несся в непроглядную темноту. Эдуардо наклонился и поцеловал Вей.

9.

Вей растянулась на кровати и выключила свет. Эдуардо обнял ее, прижал к себе покрепче, и провалился в сон.

Он проснулся от дневного света, открыл глаза и увидел Вей.

— Доброе утро, — сказала она ему.

— Сколько времени?

— Семь утра.

— И тебе доброе утро, маленькая китаянка. Иди сюда.

Он раскрыл объятия, и она спряталась у него на груди. Он стал покрывать ее лицо необычайно нежными поцелуями. Вей узнала, как это прекрасно — заниматься любовью с мужчиной, которому она бесконечно нравилась. Этот новый волнующий опыт определенно кружил ей голову.

Они заказали завтрак в номер и с аппетитом поели. Вей понимала, что ей нужно будет уходить из номера Эдуардо. Но сейчас она переживала волшебные моменты, которые никто не сможет у нее отнять.

— Я пробуду в Нью-Йорке еще три дня, — сообщил ей Эдуардо.

— Спасибо за эти прекрасные мгновения, что я пережила с тобой.

— У нас будет еще много таких мгновений до пятницы, если хочешь. Давай оставим взаимные благодарности до расставания.

Страшные периоды жизни тянутся бесконечно долго, а счастливые пролетают в одно мгновение. Три дня пролетели со скоростью трех секунд. Вей ни на мгновение не тешила себя иллюзиями, будто Эдуардо — мужчина всей ее жизни, но она всегда будет благодарна ему, за то, что он любил ее с такой нежностью, и за то, что вылечил ее от всех страхов. Эдуардо проводил ее в Бруклин, а оттуда уже ему надо будет отправляться в аэропорт. Перед тем, как Вей вышла из машины, он вложил ей в руку небольшой бархатный футляр.

Вей открыла — и увидела маленькие коралловые сережки в форме цветка с крохотной жемчужинкой в середине.

— Спасибо, моя маленькая китаянка. Я был счастлив с тобой.

— Не знаю, увидимся ли мы еще, но в любой момент, когда тебе только понадобится, позвони или напиши, и я приду на помощь, — попрощался Эдуардо, протягивая Вей визитку.

В последующие дни Вей наслаждалась повседневностью своего существования гораздо больше обычного, потому что теперь она могла надеяться, что где-то существует мужчина, такой же нежный и ласковый, как Эдуардо, и с которым ее обязательно сведет судьба. Она рассказала обо всем родным и подруге, с которой снимала квартиру.

— А теперь пожалуйста, перестаньте приглашать кандидатов в женихи на обед. В свое время я обязательно встречу нужного человека.

В середине марта одна новость привела Вей в состояние ужаса.

Она пошла провериться, чтобы понять, почему у нее дважды не было месячных. Доктор ответила:

— Синьора Танг, вы беременны.

-Это точно?

— Я уверена.

— Но у меня не может быть детей. Мне удалили яичник.

— Но у вас же были менструации каждый месяц, а это значит, что Вы не бесплодны. Какие-то проблемы с отцом? Мы можем поговорить с ним, если хотите.

— Он иностранец. Он женат и у него двое детей. Он вернулся в Италию, я не думаю, что снова его увижу.

— Вы в состоянии вырастить ребенка без помощи партнера?

Вей решила подумать. Ребенок усложнит ей жизнь. Через несколько месяцев ей придется уйти с работы. А с другой стороны сама мысль, что в ее чреве растет жизнь, дарила ей огромную радость. Вместо умершего ребенка судьба дарила ей другого.

Вей бросит работу в баре, начнет учиться, и никого не будет волновать ее растущий живот. Она понадеялась, что Лан ей поможет, но она все-таки написала письмо Эдуардо: " Сообщи мне, куда тебе писать, чтобы никто не смог прочитать твою почту".

Он ответил через час.

"Милая Вей, с тобой все в порядке? Это моя личная почта, которую кроме меня никто не просматривает".

Вей долго думала, что же написать, потому что не хотела взваливать ответственность за беременность только на одного Эдуардо, но она посчитала правильным сообщить ему о ребенке. Вей хотелось, чтобы ее письмо сначала прочитала Ичи.

-Я чувствовала, что твое приключение не закончится так гладко, как ты мне говорила. Сейчас ты беременна! А кто будет содержать ребенка? Ты боишься, что он посчитает тебя вымогательницей? Ты сдурела? Он тоже причастен к этой истории, так же, как и ты. Давай звони, пусть начинается заботиться о ребенке, или прерывай беременность, — отрезала Ичи.

Вей не ожидала такого цинизма от невестки, ведь она считала ее почти сестрой.

— Ты, сама мать, предлагаешь мне избавиться от ребенка? Я думала, ты будешь счастлива за меня, что мой ребенок станет частью семьи. А если ты не хочешь моего малыша, значит, не хочешь и меня.

Она убежала, хлопнув дверью магазина, прибежала домой, кинулась на кровать и заплакала. Сейчас она осталась одна. Ей не хотелось ничего рассказывать и Эдуардо, потому что и он тоже унизит Вей. 10

— Поговори с родителями, — заявила Джулия, когда обнаружила Вей в слезах, а та рассказала ей о реакции Ичи.

— В Китае у нас культ семьи и мы помогаем друг другу, даже самым дальным родственникам.

— Ну, здесь мы не в Китае, а твоя невестка американизировалась уж чересчур быстро. Конечно, ты создаешь себе большие проблемы, у тебя ни цента за душой, и тебе надо будет перестать работать. Вот так и закончилась твоя сказка, парой сережек, и ребенком, который родится через семь месяцев.

— Именно так, — грустно заключила Вей.

Джулия села рядом с ней на диван и стала гладить по волосам.

— Послушай меня, я собиралась сказать тебе что-то такое, что тебе очень понравится. Я возвращаюсь со встречи со своим агентом. Мне подписали контракт на еще два рекламных ролика, и в этот раз я буду красоваться на дорожных плакатах.

— Ты или твои ноги?

— Мои драгоценные ножки, дорогая! И это еще не все, Фред обеспечил мне пробу в популярном сериале на роль медсестры. Не знаю, возьмут ли меня, ведь они будут прослушивать и других девушек, но если возьмут, то у нас с тобой в кармане контракт на двадцать серий! Разве это не фантастика???

— Конечно, и я буду держать за тебя кулаки, — улыбнулась Вей

— За нас, милая моя, за нас. Потому что у нас наконец-то будет хоть немного денег, и у тебя, и у малыша не будет никаких проблем.

— Ты просто чудо, — растроганная Вей обняла Джулию.

Вей все-таки написала объявление: "Китайская студентка дает уроки игры на пианино — для детей и начинающих". Она добавила номер сотового, е-мэйл, сделала пятьдесят фотокопий и расклеила по магазинчикам района — там, где ее знали. Вей много времени занималась музыкой с детьми Лана — одна из племянниц "заразилась" настолько, что теперь готовится поступать в консерваторию. Вей подумала, что с другими детьми у нее тоже получится.

Когда девушка собиралась на работу, позвонила Ичи, и плача, попросила прощения за свое поведение. Малыш Вей станет и их малышом тоже. Они помирились. Вечером, перед тем как уйти домой, Вей открыла электронную почту, надеясь получить запросы на уроки. А ее ждало сообщение Эдуардо:

"Дорогая Вей, у нас сейчас шесть утра. Я собираюсь в Рим, и оттуда вылечу в Гонг Конг. Ты мне так и не ответила. Что ты хотела мне написать?"

Поддавшись эмоциям, Вей напечатала:

"Сегодня утром я была счастлива. А потом, после реакции моей невестки и Джулии, я не была так уж уверена, что собираюсь сообщить тебе хорошую новость. У меня от тебя будет ребенок. Для меня это чудо, потому что медики сказали мне, что у меня никогда больше не будет детей. Я не собираюсь шантажировать тебя никаким образом, просто мне показалось верным сообщить тебе".

На следующее утро Вей ждали три письма от знакомых семей из квартала, желающих брать уроки музыки. И никакого ответа от Эдуардо. Ей стало грустно. Может, ему нужно время, чтобы переварить новость.

Вей провела всю неделю, договариваясь о собеседованиях с родителями детей, а еще договаривалась со своим доктором — та порекомендует программу, которой ей нужно будет следовать во время беременности. Вей строила планы на будущее вместе с Ичи и Ланом и радовалась вместе с Джулией, все-таки получившей роль медсестры в мыльной опере. Она все еще продолжала играть в отеле Мариотт — и мечтала во время игры, видела себя вместе с будущим малышом.Мальчика она назовет Стивом, девочку — Кэрри, в честь синьоры Харрингтон. Кто знает, чем закончилась история англичан, которые много лет растили ее как дочь. Она всегда будет помнить их.

Сама того не замечая, она уже начала разговаривать с малышом, прося его не беспокоиться из-за отсутствия отца, ведь она будет любить его вдвойне. Ее брат Лан уже начал любить ребенка — с чердака он достал детскую колыбельку и игрушки. А ее невестка нашла детские ботиночки, ползунки и кофточки. Вей играла, мечтала и улыбалась. На третьем месяце беременности она получила сообщение от Эдуардо:

"Еду к тебе".

Это заявление взволновало Вей.

— А вдруг он... как-то нарушит мои планы?

— Или женится на тебе? — пошутила невестка.

— У него уже есть семья, и я ни за что не позволю ему разрушить свою жизнь из-за меня. Я ему благодарна, но не уверена, что люблю его.

— Раз говорит, что приедет, значит, у него есть причина.

— Вот это-то меня и волнует, даже и думать не хочется.

Вей поступила правильно, потому что проходили дни, а Эдуардо так и не появлялся.

Он возник совсем внезапно, когда она уже прекратила работать в баре и вовсю давала частные уроки — двум девочкам из района и старому пенсионеру, бывшему полицейскому, решившему отыскать в музыке смысл жизни.

— Беременные женщины — самые красивые, — сказал Эдуардо, когда Вей открыла ему дверь.

Она не ждала его, и не знала, что отвечать.

— Я собирался приехать еще месяц назад, но может, ты меня все-таки пустишь?

— Проходи, пожалуйста. А я заканчивала занятие с ученицей.

— Мери Джейн, надень кофточку и застегнись на все пуговицы. На сегодня мы закончили. Увидимся послезавтра.

— Почему ты не предупредил меня, что приедешь?— спросила Вей, когда они остались одни.

— Потому что я не знал, получится ли мне приехать в Нью-Йорк.

— Расскажи, зачем ты приехал.

— Чтобы помочь, — просто ответил он, и обнял Вей.

Он казался еще более красивым и еще более молодым.

— Нам с малышом всего хватает, — уверила Вей.— Медики, которые меня прооперировали, говорили мне, что у меня не будет детей. Я так счастлива сейчас.

— Я тоже, — прошептал Эдуардо.

— Правда?

— Иначе меня бы здесь не было.

— Я не хочу осложнять тебе жизнь, — улыбнулась Вей. — Мы с родными уже обо всем подумали. Я прекратила играть в отеле. Когда родится малыш, я вернусь жить к Лану, хотя бы в первые месяцы. Срок родов — в конце октября, а до того момента я буду давать уроки музыки. А пока я прошла прослушивание в консерватории, и буду там учиться. Когда малышу исполнится два года, я получу диплом и смогу преподавать в школе.Мне кажется, я будто родилась заново. Я полна энергии и за эти месяцы я сделала гораздо больше, чем за всю свою жизнь. Я ничего не хочу от тебя, и уж тем более не собираюсь сообщать твоей семье о моем малыше.

Эдуардо взял в ладони лицо Вей, нежно посмотрел на нее и ответил:

-За это тебе большое спасибо.Я открою счет на твое имя в банке. И каждый месяц я буду отсылать приличную сумму вам с малышом, кроме того, я хотел бы позаботиться и о его образовании.

Обновление от 04.02.15

Торре дель Греко

1.

Урсула молча слушала рассказ Вей. Она чувствовала боль и горечь, сопереживая несчастьям, которые выпали на долю этой удивительной и отважной женщины. Встреча Эдуардо с Вей произошла более десяти лет назад, и Урсула прекрасно помнила, что происходило у них с мужем в этот период.

Вей продолжила:

— А остальное, синьора Сольяно, Вы уже знаете. Ваш муж запланировал будущее нашего ребенка, он оплатил его колледж и университет, и оставил ему небольшое наследство в Швейцарии.

— Он объяснил Вам, почему выбрал столь... эксклюзивную школу? — Урсула помнила, как Эдуардо настаивал, чтобы все их дети посещали самые обычные школы.

— Синьора Сольяно очень беспокоила судьба предприятия, он объяснил мне, что у всех его детей уже завязаны прочные социальные отношения, а Стиву самому придется строить отношения с людьми, и лучший способ — расти вместе с детьми влиятельных людей. Он хотел доверить Стиву управление предприятием на Востоке.

Этот долгий разговор выбил Урсулу из колеи. Она устала и хотела домой.

В такси она думала об истории Вей и Эдуардо, за которую, как оказалось, и она была частично ответственна. А что касается Стива, то действительно, его будущее, которое запланировал Эдуардо, представляло новые возможности для семьи Сольяно.

— Ну вот и ты наконец-то! — сказала Дамиана, ожидая, пока Урсула расплачивается с таксистом.

— Ты возвращаешься в магазин.

— Да. А ты? Ты поела.

— Сейчас я пойду домой и перекушу что-нибудь, — Урсула совсем не хотела болтать с подругой. — Увидимся вечером за ужином.

— Расскажи мне хотя бы, как все прошло с китаянкой.

— Незабываемо.

Дамиана понимала, что Урсуле совсем не хотелось говорить. Урсула сделала себе яичницу и села на диване в гостиной. Она правильно сделала, что поговорила с китаянкой, пусть даже и чувствовала себя ужасно виноватой — ведь именно она должна была быть с Эдуардо в Нью-Йорке. Но у них тогда и вправду выдался сложный период. Урсула включила мобильный и обнаружила несколько неотвеченных звонков. На автоответчике она прослушала сообщение Джульетты, просившей разрешения переночевать у подруги, сообщение от Джанни, который собирался встречать ее в Неаполе, а потом привезти домой. Ей не хотелось разговаривать с ними, она написала два сообщения в ответ, дав разрешение на ночевку дочери, и ответив сыну,что приедет в полвторого.

Снова зазвонил мобильный, Урсула поговорила с Эмануэлой, женой нотариуса Спинелли, только вернувшейся из клиники. Женщины обменялись взаимными извинениями за то, что не присутствовали в самых трагичных моментах жизни друг друга, а Урсула внезапно удивила собеседницу, сказав: "Мне очень повезло, ведь рядом со мной в течение тридцати лет был потрясающий мужчина, только к сожалению, я не всегда это ценила. Мне так не хватает Эдуардо, я задыхаюсь без него, будто без воздуха".

Вдруг Урсуле страшно захотелось вернуться в Торре, походить по дворцу, где родился, жил и работал ее муж, прикоснуться к его вещам, и побыть вместе с их детьми. Позвонив по телефону, она забронировала билет на неапольский поезд, отправляющийся через час, закрыла квартиру и поехала на вокзал. Она приехала в палаццо Сольяно в пол-одиннадцатого вечера. Уличное освещение было выключено, и все здание встретило ее молчанием. Только несколько любвеобильных котов радовали небеса своими воплями. А Эдуардо, когда он возвращался домой один, как и она сейчас, неужели и он встречал пустынный дом?Он тоже проходил по мастерским, как и она, чтобы убедиться, что все в порядке? Он тоже поднимал коралловые веточки с земли, и решал поговорить с начальником производства о такой безответственности? Урсула продолжала гадать, каких еще мелочей она не замечала в Эдуардо, ведь ей это все казалось таким неважным, а на самом деле эти детали составляли личность мужа. Она поднялась на первый этаж и включила офисный компьютер, поизучала отправление и приход товара, проконтролировала доходы и расходы, заметила, что Саверио запланировал поездку на Тайвань на следующей неделе, а Кристина стала работать над последними идеями отца, сделала список к совещанию на понедельник. Самой интересной была идея производства электронной сигареты — из коралла и малахита. Она посмотрела несколько эскизов и оценила возможную стоимость. Урсула вышла из офиса Эдуардо, который сейчас превратился в офис Саверио, а этим офисом владел когда-то и его дедушка. Тоже Саверио.

Сколько креативности и гениальности живут в этих помещениях! Сколько историй пережили эти сейчас такие молчаливые гостиные! Здесь были созданы драгоценности императриц, королев и некоторых савойских принцесс. Четки, ковчеги, подсвечники, бокалы, игольники, вязальные крючки, колыбельки для наследников трона нескольких королевских фамилий... Сейчас страна переживала кризис, но со сколькими трудностями столкнулись Сольяно раньше, за прошедшие двести лет? И со всеми проблемами справлялись с гордо поднятой головой. Так и Урсула переживет нынешний кризис с помощью детей и Маргариты, продли Господь ее годы. Урсула подумала, каково будет участие Стива во всем этом...

2.

Урсула подымалась на второй этаж, когда услышала хлопанье ворот и открывающуюся дверь в прихожей. Урсула поднялась и вздохнула, ведь походка входившего так напоминала звук шагов ее мужа.

— Кто это? — спросила Урсула, стоя на лестнице.

Она увидела младшенького, Джанни, и рядом с ним Марию Соле де Маджистрис.

— Мама! Что ты здесь делаешь? — спросил молодой человек, поднимаясь.

— Здравствуйте, синьора Сольяно

Мария Соле была девушкой Джанни, и единственной дочерью судовладельца, испытывающего серьезные финансовые проблемы с тех пор, как стоимость проката судов резко упала. Пострадали и торрийские акционеры, решившие вложить средства в его небольшую судоходную компанию.

— Это мне хотелось бы знать, что ты тут делаешь, да еще и в такой час.

— Мама, это же вечер субботы!

— И что? — Урсула строго посмотрела на сына, а потом обратилась к девушке:

— А твои родители знают, что ты ночуешь у Сольяно? Ведь именно этим вы и собрались заниматься.

Джанни молчал, а девушка покраснела. Они находились на первом этаже, и Урсула жестом пригласила всех в кухню.

Они зашли в огромное помещение, Урсула открыла холодильник, взяла бутылку молока и наполнила себе бокал. Джанни был самым чувствительным из ее детей, такой хрупкий внешне, он самом деле обладал способностью чаще всех влипать в неприятности. Мария Соле была все еще несовершеннолетней, и ее отец сразу бы воспользовался возможной беременностью девушки, чтобы сбагрить ее с рук и хоть как-то облегчить финансовое бремя.

— Сколько ночей вы уже провели в моем доме?

— Но я же должен был приехать за тобой завтра! — запротестовал Джанни, избегая ответа.

— А я решила сделать тебе сюрприз, и вот я здесь, и жду ответа.

— Сегодня был бы первый раз, — прошептала девушка, стараясь не расплакаться.

Урсула подумала, что материнский инстинкт помог ей и в этот раз. Сейчас ей одной предстоит заниматься детьми, она больше не может рассчитывать на Эдуардо. Если Саверио, Кристина и Паола, ее старшие, были уже взрослыми и ответственными людьми, то Джанни и Джульетта все еще нуждались в присмотре.

Урсула велела сыну отвезти Марию Соле домой и извиниться перед ее родителями за опоздание.

— Спокойной ночи, синьора. Простите меня.

Урсула улыбнулась девушке, встала из-за стола, и обняла ее.

— Ты чудесная девушка, Мария Соле. У твоих родителей достаточно поводов для беспокойства, постарайся не создавать им новых.

А потом с балкона Урсула наблюдала, как они уезжали. Она вздохнула, вернулась в кухню, допила молоко и пошла к себе. Урсула переодевалась, когда Джанни постучал в дверь спальни. Она быстро надела халат, открыла дверь и обняла сына.

— Я люблю тебя, мой безобразник.

— Ты понимаешь, что опозорила меня?

— А ты подумай, как бы ты опозорился перед ее родителями, если бы я тебя не остановила.

Урсула уселась на кушетку и жестом пригласила сына присесть рядом.

— Конечно, мои братья и сестры, как всегда, совершенны, и только я один гадкий утенок!

— Но когда гадкий утенок вырастет, от превратится в самого красивого лебедя. Помнишь, я часто читала тебе эту сказку, когда ты был маленьким...

— Бла-бла-бла! Правда в том, что я не хочу изучать бизнес, а семейное дело не вызывает у меня энтузиазма. Саверио с этими двумя ведьмами, Кристиной и Паолой, презирают меня, и я не знаю, что мне делать со своей жизнью. Когда мы хулиганили малышами, папа всегда обвинял меня. Сейчас его нет, а ты обращаешься со мной, как с младенцем.

— Из всех моих детей ты самый одаренный. Тебе осталось только воспользоваться своими талантами.

-Это все пустые слова. Каким придурком ты выставила меня перед моей девушкой!

— Мне жаль, — извинилась Урсула.

— А уж мне как жаль! — зло хлопнул дверью Джанни.

Женщина спрятала лицо в ладонях и тяжело вздохнула. Может, ей надо было принять другую стратегию с Джанни и Марией Соле. Но какую? Поздороваться и мило спросить, какие кроссворды они собираются решать? Она вспомнила свою мать, от которой ей передалась импульсивность. Урсула частенько обижалась на нее, но потом понимала, почему та поступала именно так, а не иначе. Ее сын отвергал все доводы разума, и так как его самооценка была низкой, очень беспокоил Урсулу. Урсула легла в постель, и думая об ушедшем муже, прошептала: "Как мне тебя не хватает..."

Урсула уснула, и проснулась еще более уставшей, чем легла. Именно в этот период ей нужно решить много важных проблем, и она сомневалась, удастся ли ей.

Она вспомнила слова монсиньора Бартиромо: "Если тебе нужна духовная поддержка, ты знаешь, где меня найти, если тебе нужна практическая помощь, обратись к своей семье и работникам Эдуардо". Она почувствовала, что пришло время спросить совета у старого пастора. И надо бы еще посоветоваться с Онорато, которому она доверяла почти так же, как и Эдуардо. В этот момент, будто прочитав ее мысли, ей позвонил нотариус.

— Свекровь сообщила тебе, что нам всем нужно встретиться по поводу завещания Эдуардо? Я думал было прийти к вам, чтобы избежать нашествия Сольяно в моей маленькой студии.

— Когда и во сколько?

— Давай завтра вечером в семь, когда все рабочие и служащие уйдут. Как прошел твой миланский отдых?

— Ужасно. Столько событий, столько эмоций... Я расскажу тебе, когда мы останемся одни, мне надо принять столько решений...

3

На следующий день Присцилла приехала в Казерту для чтения завещания Эдуардо. Ровно в семь вся семья собралась в конференц-зале, ожидая, когда нотариус Онорато Спинелли откроет желтый, запечатанный воском конверт. Розария подала напитки, и ушла в кухню, помогать Титине с ужином.

Молодежь нервничала. Джульетта утром попыталась отказаться и не прийти, говоря, что не хочет слышать ни о каком завещании: "Меня не волнует, что там оставил или не оставил мне папа. Он должен был оставить нам прежде всего себя".

Урсула убедила ее присутствовать, и сейчас девушка молча сидела за общим столом. Тетушка Аркетта надушилась и накрасилась, считая, что в этот важный момент она должна выглядеть наилучшим образом. Ее же сестра Присцилла присутствовала лишь по чувству долга. Она ничего и не ожидала.

"Завещание — означает деньги, а у меня все есть, хвала небесам. Когда меня не станет, салон достанется моим племянникам. В моем присуствии нет особой необходимости". Но сейчас и она ждала вместе со всеми.

За день до оглашения завещания, Джанни признался бабушке: "Если папа мне кое-что оставил, я сверну пару рубашек в узел, и уйду. Я хочу уйти и путешествовать по миру, как можно дальше от семьи, которая душит меня".

— Ты можешь объездить весь мир, но никогда не будешь свободен от кораллов. Это как наследственная болезнь, с которой ты примиришься или будешь сражаться всю жизнь, — ответила Маргарита.

— Ну это мы еще посмотрим, я просто хочу быть свободным, как дедушка-сапожник, которого я никогда не знал. Он был бедным и счастливым. А папа, со всей его собственностью, со всем богатством, всю жизнь работал как проклятый. Вот он и был рабом коралла. И в итоге его сердце не выдержало. Какой смысл во всем этом?

— Бедный мой внучек! Ты не знаешь, что такое бедность. В двадцать лет ты все еще веришь в воздушные замки, и если ты не ценишь того, что тебя окружает, этим ты предаешь память своего отца, и обижаешь не только меня, но и всех Сольяно, что существовали до нас. Коралл был их величайшим приключением, авантюрой, красотой, фантазией, искусством. Коралл это не просто вещь, это мечта, что живет в голове и в сердце. Я надеюсь, что твой отец оставил тебе денег, что ты их все потратишь, и только тогда поймешь, что значит жить без денег и без мечты.

Саверио и две сестры, Паола и Кристина, не делали никаких комментариев, они знали, что в любом случае будут уважать решения своего отца, который был их кумиром. Урсула со свекровью расположились во главе стола, по левую сторону — нотариус Онорато между двумя сестрами Эдуардо, на противоположной стороне сидели юные Сольяно. Нотариус Спинелли открыл конверт, достал несколько листов, и списанных крупным почерком, прокашлялся и начал читать.

"Мне исполнилось пятьдесят, и я не знаю, когда погаснет моя жизнь. Учитывая, что члены моей семьи живы, и чтобы поддержать свою супругу Урсулу, на чьи плечи ляжет управление семьей и предприятием, после длительных раздумий, утверждаю:"

В этот момент нотариус сделал паузу — все видели, что и он был растроган. Онорато трубно высморкался и пробормотал:

— Это непрофессионально, я знаю, но мне так тяжело это читать. Эдуардо был мне как брат.

Он отхлебнул горячего чаю и продолжил.

"Моя жена полностью наследует все мое движимое и недвижимое имущество. В подходящее время именно она разделит нашу собственность между нашими детьми. И я желаю, чтобы между моими наследниками не было противоречий.

Когда умер мой дед Эдуардо, его дети пришли к соглашению, и моему отцу Саверио достались дворец и предприятие. Надеюсь, что и мои дети будут столь же разумны. Урсуле надлежит также позаботиться о моей тетушке Аркетте, которой ничего не принадлежит, но в то же время принадлежит все — у нее всегда должно быть достаточно уважения, внимания и любви.

У моей сестры Присциллы нет финансовых проблем, но однажды забота может понадобиться и ей, моим наследникам в таком случае надлежит принять ее в доме, где она родилась и жила много лет.

Моей матери я доверяю задачу быть рядом с Урсулой, ведь именно ее мудрость станет для моей жены большим подспорьем.

Я желаю также, чтобы у моих детей никогда не было ни перед кем долгов, в особенности перед банками. В случае отсутствия наличных им надлежит ждать лучших времен. Сольяно всегда придерживались этого правила и никогда об этом не жалели.

Также желаю, чтобы мои наследники с вниманием и осторожностью давали взаймы. Если дашь в долг другу, рано или поздно он станет врагом. Им следует научиться никогда никому не открывать истинных размеров состояния, не распространяться о коммерческих успехах и никогда ни по какой причине не выставлять их напоказ.

По любым финансовым и юридическим проблемам обращайтесь к Онорато Спинелли, моему нотариусу, и адвокату Антонио Скарпетта — они всегда отлично выполняли свою работу.

Моим сыновьям Саверио и Джанни оставляю наручные часы, а дочерям — запонки, коммерческая стоимость данных предметов одинакова.

Если кто-то из моих детей решит вступить в конфликт с мамой, я достану их и с того света, и у них больше не будет спокойных ночей. Ведь именно вашей маме я обязан так многим, что вы не можете себе даже представить. Она была бесценной опорой, понимающей и любящей меня и мою семью."

Нотариус остановился снова — все плакали, в течение многих лет он встречал разную реакцию на последнюю волю покойных — от слез до яростных ссор и даже поножовщины, и поэтому искренний плач родных Эдуардо был редкостным явлением даже для него.

— Должен сказать, мой друг оставил в наследство огромную любовь.

— Он что-то еще говорит?— спросил Джанни с глазами, полными слез.

— Осталось заключение,сейчас прочитаю.

"Моя дорогая семья, я вас всех люблю. Мама, тетушки, дети, и ты, моя Медведица, я никогда не покину вас, ведь в сердце каждого из вас я занял тепленькое местечко. Вы и кораллы — смысл моей жизни. В ваши руки я вверяю огромное наследие, содержащее бесценную честность, красоту и искусство. Реализовывайте самые амбициозные проекты, уважайте ваших ближних, тех, кто вас любит и кто помогает вам."

4

Воцарилось молчание. Солнце уже зашло, а с моря дул легкий бриз, играющий с тюлевыми занавесками на окнах.

Нотариус поднялся.

— Если у вас нет вопросов, я пойду. Вам надо побыть одним.

— У меня есть вопрос, — сказала Аркетта. — Что же все-таки оставил мне мой брат?

Нотариус посмотрел на семью, и семья посмотрела на него. Урсула ей улыбнулся, поднялась ей навстречу, обняла и сказала:

— Эдуардо тебе оставил одно из самых главных сокровищ семьи, то, что ты всегда хотела и всегда боялась попросить. Знаешь, о чем я говорю?

— Нет!

— Напряги-ка память, дорогая тетушка. Эту вещь ты любишь всего. Я знаю, ты не помнишь, но давай я побуду твоей памятью.Тридцать лет назад, когда я только вошла в семью, ты провела меня по музею. Среди самых бесценных и старинных украшений ты показала мне что-то, говоря: "Не знаю, чтобы я отдала за одну только возможность поносить ее, но это нельзя трогать. Совсем-совсем!"

— Диадема императрицы! — прошептала Аркетта, распахнув глаза.

— Эдуардо оставил ее тебе, и ты можешь носить ее тогда, когда тебе захочется, — пообещала Урсула.

— Какой замечательный подарок! — воскликнула Аркетта, и спрятала лицо в ладонях, пятаясь скрыть эмоции.

Эта диадема из коралов, жемчуга и бриллиантов была создана прадедом, Джузеппе Сольяно, и составляла часть комплекта украшений — кольца, колье и браслета — которые были запечатлены на известном портрете Марии Луизы Австрийской, когда она стала герцогиней Пармы. А сейчас портрет императрицы висит в Лувре. В начале двадцатого века комплект был выставлен на лондонском аукционе, и деду Эдуардо Сольяно удалось заполучить ее. Сегодня диадема хранилась в сокровищнице семьи.

Маргарита, Присцилла и молодежь не осмеливались даже дышать, настолько их поразила инициатива Урсулы: она решила сделать счастливой тетушку Аркетту, которая не знала цены вещам и деньгам, да и деньгами она не умела пользоваться.

— Я не буду надевать ее на улице, потому что такую красоту наверняка украдут. Я надену ее этим вечером на ужин, — заявила Аркетта.

Маргарита объяснила ей со всей возможной нежностью:

— Этим вечером уже включили сигнализацию, и до завтрашнего утра мы не сможем достать твою диадему. Давай ты наденешь ее завтра вечером, хорошо?

— Хорошо. Я так счастлива!

— Завтра вечером ты станешь королевой, и мы устроим праздник, — уверила ее Маргарита, благодарная Урсуле за то, что она сделала счастливой ее дочь.

Все стали расходиться, дети разошлись по комнатам, Паола и Кристина отправились помогать пожилым горничным готовиться к ужину, а Урсула отправилась проводить Онорато.

— Так как все-таки прошла твоя миланская поездка?

— Незабываемо, я же говорила.

— Хочешь увидеться завтра?

— Сначала мне нужно поговорить с монсиньором Бартиромо. И мне нужно знать мнение донны Маргариты.

— Позвони мне сама. Завтра мы ужинаем с друзьями, мне очень хотелось бы, чтобы и ты пришла. Тебе позвонит Эмануэла, в любом случае.

Навстречу Урсуле выбежал Джанни, держа в руках телефон.

— Монсиньор Бартиромо, тебя.

Она взяла переносную трубку, ее сын наклонился, чмокнул ее в щеку и пробормотал: "Я люблю тебя, мамочка".

Урсула улыбнулась, а по телефону попросила священника о встрече.

— Если хочешь, давай увидимся сегодня в десять, у меня дома.

— Я приду.

Семья ждала ее. Она села за стол и огляделась. Все против обыкновения были молчаливы, наверное, каждый размышлял над словами Эдуардо. Урсула исподтишка рассматривала задумчивые лица детей. Саверио казался спокойным, он даже и не сомневался в том, что ему придется управлять предприятием. Уже много времени, еще со студенческой поры, он работал с отцом — как в лаборатории, так и за пределами офисов. Он знал все о ситуации на рынках "сырого" и обработанного коралла. Эдуардо доверял ему, и точно так же ценил креативность Кристины, которая в крохотной коралловой веточке видела будущий предмет искусства.

Паола, изучавшая океанографию, была экспертом по подводным водам, занималась исследованием состояния морей вместе с другими молодыми коллегами из Америки и Японии. Она с радостью участвовала в длительных экспедициях, из-за которых она не бывала дома месяцами. Урсула знала о ее романе с коллегой из Лос-Анджелеса. Однажды они поженятся, и Паола уедет за океан. А вот Джанни и Джульетта волновали ее больше всех. Вместе с остальными они выросли в лабораториях. Джанни в два года обработал коралловую веточку, сделав из нее шарик почти совершенной формы. Потом он постепенно отстранялся от кораллов и сейчас было ясно, что он понятия не имел, как распорядиться своим будущим. Он ужасно ругался со старшими братом и сестрами, обвинял их в том, что у них на глазах шоры, и частенько что-то замышлял с Джульеттой, которую Урсула считала очень легкомысленной.

Оба изображали из себя экспертов metal-музыки, и старались не пропускать ни одного концерта групп, которые Урсула считала развязными бескультурными грубиянами. Оба еле-еле учились и держались на расстоянии от старших брата и сестер, откровенно считавших их бездельниками. И несмотря ни на что, Джанни был ее любимчиком, Урсула прощала ему практически все, и считала его самым гениальным из своих детей. Точно так же бабушка любила Джульетту, потому что та была на нее похожа, и пожилая женщина старалась всячески радовать девушку.

Урсула глубоко вздохнула, и тихо сказала, озвучив тем самым свои опасения: "Тот факт, что папа доверил мне управление семьей, не означает, что я должна делать выбор за вас. Каждый из вас должен научиться нести ответственность за свою жизнь, нравится вам это или нет.

— Что ты хочешь этим сказать? — Джанни решил, что Урсула адресовала свои слова ему одному.

— То, что сказала.

— Вот перед вами, во всем своем великолепии, ледяная северная жещина, — пошутила Джульетта. Было явно, что эмоции, вызванные завещанием, вот-вот взорвутся. Урсула внезапно поднялась, положила салфетку на стол со словами: "Уже почти десять. У меня встреча. Увидимся утром."

5

Дон Джироламо пригласил Урсулу расположиться в кабинете, он сидел за письменным столом, заваленным многочисленными бумагами, и периодически поносил элегантно одетого визитера, стоявшего перед ним.

— Это ты называешь прайсом? Я называю это надувательством!

Он увидел Урсулу на пороге, и внезапно успокоился.

— Заходи, дочь моя. Садись.

А затем он обратился к посетителю и заявил:

— У меня нет иудиных сребреников. Другой поставщик будет поставлять мне скамейки.А с тобой у меня разговор закончен. Проваливай, пока я не выгнал тебя пинками.

— Ищите каких угодно поставщиков, но цены как у меня Вам не даст никто. Со всем моим уважением,Вы просто раздражительный старикашка!

Глядя, как вылетает посетитель, священник улыбнулся Урсуле хитрой улыбкой:

— Будем ждать лучшего предложения, дочь моя.

История с новыми скамейками для церкви длилась месяцами. Прихожане собрали достаточную сумму, они знали, насколько въедлив и честен их святой отец.

— Будешь кофе? — спросил священник. Его злости как не бывало.

Он не стал дожидаться ответа. Нажал на кнопку, и будто бы специально ожидавшая за дверью, появилась Пеппина, вечная и верная служанка, с двумя чашками дымящегося кофе. Монсиньор цедил свой кофе, ожидая, пока Урсула откроет ему душу. А она, пришедшая поговорить о тайнах своего супруга, вдруг сказала: "Сегодня мы читали завещание моего мужа".

— Завещание... О, как мы ошибаемся, думая, что можем навязывать свою волю даже мертвыми...

Урсула, у которой не было настроения вступать в беседы, продолжила:

— Он доверил мне управлять семьей.

— А что еще он должен был сделать? Вас было двое, а теперь всем придется заниматься тебе.

— Я боюсь грядущего разлада между моими детьми. Их пятеро, и каждый, рано или поздно, запросит свое. Кажется, не все сознают свою ответственность. Знаете, монсиньор, когда умер мой свекр и донна Маргарита осталась одна с тремя детьми, у нее не было проблем. Тетушка Аркетта такова, как есть, и управление предприятием легло на плечи моего мужа. У тетушки Присциллы была вилла в Сорренто и магазин в Казерте, а Эдуардо занимался управлением, ни на кого не оглядываясь. Я же осталась с пятью детьми, которые слишком непохожи друг на друга. И Джанни, и Джульетта считают кораллы не важными и не нужными. Как я могу разделить поровну наследство, которое мой муж считал неделимым?

— Милая моя, это все дела законников. Почему ты рассказываешь об этом мне?

— Потому что это и дела душевные. Я думала об этом сегодня вечером: когда мы в полном молчании слушали завещание, я чувствовала, как между некоторыми моими детьми нарастало напряжение. Если бы все зависело только от меня, я бы оставила все Саверио, потому что в его руках фирма будет процветать, так, как это было при его отце. Но что делать с остальными?

— Закон о первородстве отменили несколько веков назад, и ты не можешь отправить остальных в монастырь или в полк, как поступали благородные синьоры средневековья.

— Поэтому я здесь. Саверио и Кристина работают на фирме не покладая рук годами. А что касается остальных — одна погрязла в учебе и поездках по миру, оставшиеся двое — просто парочка бездельников. Но когда придет время, наверняка они будут претендовать на наследство в равных долях. Если честно, монсиньор, как бы я хотела устраниться ото всего этого...

— И пусть дети перессорятся между собой. Умница! Твой муж не просил бы тебя обо всем позаботиться, если бы не был уверен в том, что ты справишься как можно лучше. Я не знаю, сколь велико ваше наследство, но я уверен, что никто из твоих детей не умрет от голода. Научи их смотреть в лицо реальности. Расскажи им о том, что тебя мучает, заставь их почувствовать ответственность. Решение придет само, потому что они сами сделают выбор, пусть постепенно, пусть со временем. Ты беспокойся только о том, чтобы между ними была гармония, отныне и навсегда.

Урсула вспомнила обиду Джанни и Джульетты когда они собрались в Америку, в Вермонт, и попросили у отца ту же сумму, какую Саверио запланировал на поездку на Восток. Эдуардо тогда страшно разозлился и не дал денег никому. Урсула помолчала, и наконец решилась заговорить о самом главном:

— Есть еще один мальчик. Шестой сын моего мужа.

— Маленький китаец.

— Вы знали??? — с удивлением спросила Урсула.

— С тех самых пор, как он родился. До сегодняшнего дня я был единственным хранителем этого секрета, Эдуардо признался мне в этой самой комнате. Сейчас его нет, и узел развязался. А ты как узнала?

— Самым худшим образом. Уже важно, хотя я ждала от него большей откровенности.

— Я не хочу чересчур рьяно защищать его, но знай, что и я приложил руку к этой тайне. Может быть, ты забыла, но ты в тот период была невыносимой. И мы с Эдуардо решили, что лучше будет промолчать.

— А потом? Ради всего святого, у Эдуардо было около десяти лет, чтобы признаться мне в существовании этого ребенка!!!

— Он боялся тебя потерять. Надо ли мне говорить тебе, насколько он тебя любил? Конечно, характер у него был не сахар, закрытый, интроверт, ты знаешь лучше меня, но он любил тебя и боялся причинить тебе боль.

— Да знаю я, и все понимаю. Я познакомилась с малышом и его матерью. Китаянка хорошая женщина, у нее своя жизнь, семья, работа. А мальчик...малыш чудесный. Может, мне и не привелось бы с ним познакомиться, но я полюбила его с первого взгляда. Он очень похож на Эдуардо. Гордый, полный собственного достоинства... и изголодавшийся по любви. Мой долг — помочь моим детям принять его. Они воспримут его как захватчика?

— А как они должны будут его воспринять?

— С радостью. Это просто малыш, в котором течет и их кровь тоже. Но мои дети — эгоисты, каждый погряз в собственных мелких проблемах, да и что они будут думать о собственном отце?

— А это уж будет зависеть от тебя, от того, как ты преподнесешь им новость. Я предлагаю подождать немного, до тех пор, пока они не придут в согласие с самими собой. Когда ты увидишь, что они успокоились, только тогда ты сможешь раскрыть им эту тайну.

Урсула понимала, что священник прав. Ей надо подождать, пока семья привыкнет к новому положению вещей.

— Благодарю Вас, монсиньор. Ваши советы очень ценны для меня.

Когда Урсула вернулась домой, ее ждал Саверио. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

6

Он ждал ее в гостиной, прилегающей к ее спальне, и извинился за вторжение.

— Я не мог заснуть. Завтра я улетаю в Японию, с тех пор как умер отец, нам с тобой так и не удалось поговорить.

Саверио исполнилось двадцать девять, но он казался сорокалетним. С малых лет он вел себя, как взрослый. Иногда Урсула спрашивала себя, был ли ее старший сын счастлив. Как и его отец, он обладал огромным чувством ответственности и по отношению к работе, и по отношению к семье. Эдуардо же, всегда взвешенный и молчаливый, был способен на радостные сюрпризы. В возрасте Саверио Эдуардо уже был женат и был счастливым отцом двоих детей. У Саверио никогда не было девушки, он никогда не был влюблен. Два года назад у него были отношения с дочерью неаполитанского ювелира. Они провели вместе несколько месяцев в Канаде, но когда вернулись домой, объявили о разрыве отношений. Как-то Саверио, переборов замкнутую натуру, признался Урсуле:

— Франческа была вечно недовольна мной, все время говорила, что я больше люблю свою работу и свою семью, а не ее. Если женщина настолько ограниченна, что не понимает моих ценностей, это не моя женщина.

— В таком случае, боюсь, ты никогда не найдешь свою вторую половину.

— Папа же нашел тебя! Я не думаю, что ты такое уникальное исключение. Где-нибудь в этом мире наверняка существует моя суженая.

А сейчас Саверио ждал ее, чтобы поговорить, и как всегда, смотрел на нее своим мрачным взглядом исподлобья, и казался таким смешным в пижаме.

— Слушаю тебя, солнышко.

— Надо решить несколько проблем. Сейчас, когда отца больше нет, мы четко должны определить свои роли. Особенно мою. Я попросил Джанни кое-что сделать, а он ответил, что не собирается получать от меня указаний. С отцом бы он так себя не вел.

Прошел всего месяц, а ее мальчики уже дерутся, как заправские петухи. А потом начнут воевать и девочки...Завтра Саверио отправится в долгую командировку, как знала Урсула, сначала в Японию, потом на Тайвань, ему предстоит заниматься важными сделками по покупке и продаже. И было бы замечательно, чтобы он беспокоился только об этом. Урсула постаралась говорить с ним спокойно, постаралась развеять его волнение.

— Послушай, милый. Джанни — это моя проблема, потому что он не осознает, что родился с кораллами в голове и в сердце. Он ведет себя, будто зверь в клетке, потому что еще не осознал, чего хочет от жизни.

— Он ведет себя как полный придурок.

— Нужно дать ему время.

— Но время не будет его ждать! Например, нам надо срочно закупить коралл, потому что та партия, которая на складах у Монджелло, разойдется неизвестно к кому и куда. Этот проныра Скапече уже рассказал Монджеллоо нашей ситуации, и сделка отложится на неопределенный срок, потому что этот тип готов купить все по стопроцентной предоплате. Завтра я улечу. А Кристину отправить я просто не могу. И кажется, с Монджелло мы пролетели.

Саверио говорил о пожилом коралларо, который, не имея наследников, сворачивал деятельность, и Эдуардо с ним договаривался о закупках.

— Это все? Завтра на рассвете я буду звонить в его дверь, и обещаю тебе, что опустошу не только его склады, но и скуплю у него все самое интересное.

— Но это не твоя задача, мама.

— Моя задача — двигаться дальше, и я займусь этим. Конечно, мне очень не хватает вашего отца, но так как последние тридцать лет своей жизни он учил и меня, и вас всему тому, что знал, пришло время продемонстрировать все наши знания. У нас все получится, и он обязательно гордился бы нами. Езжай спокойно, Саверио, и верь в свою маму, и в Джанни тоже. Придет день, когда вы будете работать плечом к плечу и достигнете многого вместе.

— Да забудь ты о Джанни, моя бы воля — давно бы погнал его из дома пинками.

— Должна тебе признаться, иногда мне тоже очень хочется так сделать.

— Это пошло бы ему на пользу.

— Вряд ли. Ты еще не понял, что он тобой восхищается, что хотел бы быть похожим на тебя? Но ему не хватает веры в самого себя, он считает тебя недостижимым идеалом и поэтому и злится, и влипает в неприятности.

Урсула знала, что ее сын будет думать над этим разговором.

Саверио обнял ее,и поцеловал в щеку.

— Увидимся перед твоим отъездом, завтра утром. Вместе позавтракаем, — пообещала сыну Урсула.

Урсула легла в кровать, зная, что не заснет. Она решила зарядить мобильный, и нашла кучу неотвеченных звонков. От Дамианы в том числе.

На часах была почти полночь, и все-таки Урсула позвонила ей.

— Ну наконец-то! Что с тобой произошло? Ты хоть представляешь себе, как я беспокоилась? Ты уехала, не предупредив меня, и не звонила, и не отвечала на мои звонки!

— Дамиана, я так устала. Я тут столкнулась со столькими проблемами, и честно говоря, мне совсем не хочется о них говорить. Знаешь, о чем я мечтаю? О волшебной палочке, которая бы вернула меня назад в юность, когда я видела будущее только в розовых тонах, когда я торчала в мастерской у отца. Помнишь, пока он чинил обувь, я делала уроки. Или когда я сидела за столом в кухне, мама шила, а я делала банты из обрезков. Или как мы гуляли по корсо Буэнос Айрес и разговаривали о мальчиках. Я тебе вот что скажу: мне снова хочется сбежать. Давай куда-нибудь с тобой отправимся, а?

— Можешь снова вернуться в Милан. Сегодня в магазин приходил Альберто и спрашивал о тебе.

— Альберто? Он?

— Ага. А ты знаешь, что он женился?

-... Женился?

— Ты говоришь таким тоном, будто бы он совершил преступление.

— Могла бы и сказать.

— Помнишь, ты просила о нем не упоминать? Он развелся два года назад. Его жена была, да и сейчас остается, одной из моих клиенток. Красавица, принадлежащая к известной венецианской семье. Врач, как и Альберто. Они познакомились на какой-то конференции. В первые месяцы их брака он сопровождал ее в бутик и будто бы ждал от меня новостей о тебе. Думаю, он женился, надеясь забыть тебя, как видишь, это ему не удалось. Он все еще любит тебя.

— А я люблю своего мужа.

Попрощавшись с Дамианой, Урсула стала вспоминать Альберто, стала вспоминать о том, что произошло десять лет назад.

Урсула и Альберто

1.

Стоял апрель. Урсула с Эдуардо, как, и другие кораллари из Торре дель Греко, приехали в Милан, чтобы поучаствовать в большой выставке ювелирных изделий в Кастелло Сфорцеско. Их дни пролетали, наполненные сумасшедшей работой, встречами с иностранными и местными покупателями, конференциями по кораллу и его длинной истории, документальными фильмами, яркими дискуссиями о будущем рынка кораллов и о будущем всей экономики. Заключались отличные сделки, и самые известные миланские ювелиры организовывали вечера для участников выставки не только в городских домах, но и на виллах. Некоторые жители Торре бронировали гостиницу, кто-то останавливался у друзей. Урсула и Эдуардо жили на виа Мельзо, в доме, где она родилась. Само здание недавно отремонтировали.

Урсула занималась перепланировкой своей квартиры, стараясь превратить ее в комфортабельное и элегантное жилище. Дамиана уже давно отремонтировала квартиру своих родителей. Две сорокалетние подруги частенько находили возможности побыть вместе.

— О чем вы постоянно болтаете? — спрашивал Эдуардо, с улыбкой глядя на шушукающихся подруг.

В этот период у Дамианы был роман с Орландо, радиологом из миланской поликлиники, "страшным, но милым и умным", как его характеризовала сама Дамиана.

Как-то утром, Дамиана объявила Урсуле и Эдуардо — они выходили из дома каждый по своим делам: "Сегодня вечером я сопровождаю Орландо на ужин к профессору Антонелли, главврача отделения акушерства и гинекологии. Мой жених попросил меня пригласить и вас. Кажется, жена профессора просто обожает кораллы. Он рассказал ей о вас, и она горит желанием с вами познакомиться".

— У нас есть какие-то дела на вечер? — спросил Эдуардо у Урсулы.

— Да. Это наш единственный свободный вечер, в который мы решили отдохнуть дома.

Эдуардо обернулся к Урсуле, и посмотрев на нее своим "фирменным" умоляющим и хитрым взглядом, сказал:

— Ну же, милая моя Медведица, давай хотя бы поглядим на другую, отличную от кораллов реальность!

Когда Эдуардо хотел что-то от Урсулы, в его взгляде пропадала привычная жесткость, он улыбался как ребенок и становилось просто невозможно ему отказать. Она терялась перед его обаянием и сдавалась.

— Ну хорошо, мы тоже придем.

— Я сообщу синьоре Антонелли. Она будет просто счастлива познакомиться с Вами! — воскликнула Дамиана.

На этот вечер Урсула надела шелковое платье клубничного цвета , которое ниспадало красивыми складками в пол, а длинные рукава и вырез на спине делали Урсулу еще более притягательной. Наряд подчеркивал стройность ее фигуры. Урсула не стала перебарщивать с драгоценностями, на безымянный палец надела лишь колечко с огромным кораллом Шиакка.

Квартира главврача занимала весь чердачный этаж в здании восемнадцатого века на корсо Порта Романа. Именно здесь Урсула познакомилась с Альберто Соммаскини. Хозяйка дома представила его как помощника своего мужа.

— Он фантастический врач, и всегда идет на шаг впереди других, — прошептала жена профессора, с обожанием глядя на молодого человека с бархатными карими глазами и черной, как смоль, вьющейся шевелюрой. Урсула всегда считала, что красота внешняя отображает красоту внутреннюю: некрасивые или невзрачные люди таковы потому, что их внешность лишь отражение скудных душевных качеств.

Доктор Соммаскини не остался равнодушным перед ее обаянием — когда все сидели за столом, и потом, в гостиной, он пожирал ее таким восхищенным взглядом, что это заметил даже Эдуардо, который, к счастью, не был ревнив, ему всегда нравилось, когда восхищались его женой. Поздним вечером, когда Урсула заметила, что Дамиана куда-то испарилась со своим радиологом, она попросила хозяйку дома вызвать им такси.

— Даже не думайте. Вас отвезет Альберто.

В лифте, спускающемся на первый этаж, Урсула взяла мужа под локоть, чуть подавшись вперед. Это было недобрым знаком, она страдала сильными болями в животе, особенно в приближении месячных.

— Снова болит? — понимающе спросил Эдуардо.

Она кивнула.

Когда все вышли из лифта, Соммаскини спросил:

— Насколько сильны Ваши боли?

— По-разному бывает, — немного раздраженно ответила Урсула.

— Видишь, как она реагирует? А ведь даже и запрещает говорить об этом.

Альберто приблизился к Урсуле и сказал:

— Я понимаю твое смущение. Ни одна женщина не может спокойно рассказывать о своих дамских проблемах мужчине, но учитывай, пожалуйста, я — гинеколог. Думаю, у тебя есть свой лечащий врач, и я спрашиваю себя, почему ты не обратилась к нему, если у тебя такие проблемы?

Они остановились во дворике, у входных ворот, и Урсула объяснила:

— Я и рассказала, еще месяц назад. Он говорил, что это может быть фиброма, но успокоил, сказав, что через несколько месяцев проверимся для верности. А мой муж все время настаивает, что я должна выслушать мнение другого медика.

Эдуардо собирался вмешаться, а Соммаскини ответил:

— Если твой врач, у которого ты давно наблюдаешься, уверен, что все в порядке, то и беспокоиться не о чем. В любом случае, твой муж прав. Раз ты в эти дни в Милане, если хочешь, можем договориться о консультации, сделаем несколько углубленных анализов.

— Спасибо, я подумаю, — ответила Урсула, и добавила, догнав мужа: — Пойдем же домой, милый, мы и так заставляем человека ждать.

Когда они подошли к виа Мельзо, молодой доктор поблагодарил обоих за чудесные истории из мира кораллов. Все пожали друг другу руки и попрощались.

Они остались одни, и Урсула налетела на мужа:

— Ты хоть представляешь себе, в какое неловкое положение меня поставил?

— Почему? Что я сделал?

— Я была готова под землю провалиться от стыда, это был просто дружеский вечер, мы едва познакомились, а ты стал выпрашивать прием у гинеколога, и выставил меня полнейшей дурой!

— Думаешь, зря? Милая моя Медведица, моя вина только в том,что я беспокоюсь о тебе, и даже этот юнец предложил посмотреть тебя, а я бы не оставил без внимания его советы.

Урсула замолчала. Эдуардо был прав.

— Прости меня, милый. Как только мы вернемся домой, я сразу же пойду на прием к другому врачу.

Ночью у Урсулы открылось кровотечение, настолько сильное, что Эдуардо вызвал скорую. Он попросил врачей отвезти жену в отделение акушерства и гинекологии.

2

— Какой кретин решил, что у Вас фиброма? — разорялась доктор, пока медсестра вставляла Урсуле в запястье иглу капельницы. — Вызывайте мужа, Вас надо срочно оперировать.

Урсула видела и слышала, что происходило вокруг, но она была слишком ослаблена, чтобы отвечать. Она односложно отвечала на кучу вопросов и сейчас хотела только одного — провалиться в пустоту. Она понимала, что к ней пришел Эдуардо, сквозь плотную вату слышала вопли докторши: "Она потеряла слишком много крови, нужно сделать еще анализы. Вызовите доктора Шанну или доктора Соммаскини, они оставили свои телефоны".

Откуда-то издалека до нее доносился голос Эдуардо:

— Это так серьезно?

— По результатам анализов решим, насколько срочной будет операция.

Потом она больше ничего не слышала.

Урсула очнулась, когда за окном стоял ясный день. На живот давило что-то холодное и тяжелое. Урсулу запутали в дренирующие трубочки. Она открыла глаза и увидела кого-то знакомого в медицинском халате. Она попыталась сосредоточиться, чтобы яснее увидеть лицо, но так и не могла вспомнить. Она так устала. Урсула снова закрыла глаза, позволив теплой ладони успокаивать себя и гладить по волосам.

— Добро пожаловать обратно, Урсула, — шептал ей мужской голос.

Рядом с ней разговаривали, что-то передвигали, открывали и закрывали дверь. Урсула с трудом открыла глаза. Мужчина в зеленом халате , с волосами, спрятанными в зеленой шапочке, в белой маске показался ей похожим на архангела Гавриила, фреской с изображением которого она так восхищалась в детстве.

— Доктор Соммаскини. Где я? — прошептала Урсула.

— Тебе только что сделали операцию. Мы ждали, когда ты проснешься после наркоза. Сейчас анестезиолог измерит тебе давление, а потом мы переведем тебя в палату, где тебя ждет муж. Он уже весь извелся в ожидании. Как ты себя чувствуешь?

Урсуле не хотелось отвечать, и она просто кивнула, в то время как подошедший анестизиолог проверял ее состояние и объяснял:

— Вы не должны чувствовать боли, я приготовил Вам фантастический коктейль. Увидимся вечером, сегодня и завтра Вы будете много спать, а сон, как известно — лучшее лекарство.

Урсула снова впала в блаженное забытье. Она просыпалась и снова засыпала, она слышала голос Эдуардо, который о чем-то спрашивал, и слышала Соммаскини, который отвечал:

— Мне пришлось все ей удалить. Я удалил внешне здоровый яичник и сейчас мы делаем анализы. Это карцинома. Гистология, тем не менее, подтвердит мой диагноз. Мы еще даем ей плазму, потому что она потеряла много крови.

Она провалилась в сон, иногда просыпалась — кто-то измерял ей давление и мерил температуру, ей меняли на животе ледяной компресс, аккуратно подымали ей спину, чтобы взбить подушку. Она открыла глаза и увидела мужа.

— Привет, Медведица.Как ты? — у Эдуардо было усталое лицо.

— Нормально. А ты?

— Я попросил приготовить мне койку, чтобы провести ночь с тобой, но Соммаскини пригласил ночную сиделку.

— Сколько времени?

— Девять вечера. Ты знаешь, что с тобой произошло?

— Меня оперировали и что-то убрали в животе.

— Именно так, ты скоро поправишься.

— Как дети?

— Очень хотят обнять мамочку. Сейчас тебе придется довольствоваться обществом Саверио и моей мамы. Они прилетели из Неаполя, придут навестить тебя завтра утром.

— Но как же остальные, одни, без бабушки...

— С ними Эмануэла. Сегодня к тебе приходила Дамиана, а ты спала. Завтра она тоже придет. Потом заходил профессор Антонелли, главврач. Он был с Соммаскини. Они оба казались весьма довольными. Говорят, что все идет хорошо, и что тебе больше не будут давать плазму. Завтра начнешь есть нормально.

— Поезжай домой отдохнуть, — прошептала Урсула усталым голосом. Она снова заснула.

Проснулась от звука шагов в палате, кто-то поднимал жалюзи. Она открыла глаза.

Урсулу весело поприветствовала медсестра:

— Здравствуй, дорогая. Сейчас мы с тобой сядем и начнем наводить красоту.

— Сколько времени?

— Шесть утра. Чуть попозже тебе дадут чаю и помогут подняться. Хочешь кушать?

Медсестра обмывала лицо Урсулы теплой водой и наносила увлажняющий крем на ее потрескавшиеся губы.

— Наверное, да.

Медсестра провела необходимые процедуры.

— Ну что я могу сказать? Ты в сознании, температуры нет и давление в норме.

В этот момент в палату зашел доктор Соммаскини. На нем был белый халат, и он широко улыбался. За ним следовали еще две медсестры.

— Добрый день, Урсула! — он присел на край ее кровати. — Я знаю, что ночью ты хорошо спала. А сейчас как ты себя чувствуешь?

— Спина болит.

— Это нормально. Сейчас тебя поднимут и ты посидишь в кресле. А спина скажет тебе спасибо, — затем Альберто обратился к медсестрам:

— Снимите с нее капельницы и катетеры. Скоро придет анестезиолог и мы решим насчет обезболивающего. Думаю, в любом случае мы можем снизить дозу.

Женщины помогли Урсуле освободиться от катетеров.

— Какое счастье — сама возможность двигаться! — заметила Урсула, пытаясь встать на ноги.

— Хотите сбежать, синьора? — медсестра поспешила поддержать ее.

— Голова кружится, — заметила Урсула, падая на матрас.

Доктор Соммаскини помог Урсуле улечься, приподнял ей рубашку и положил руку на забинтованный живот.

-Больно?

— Нет, но ужасно чешется.

— Рана затягивается. Помогите Урсуле усесться в кресле, — попросил он медсестер. — Ну так как, дадим синьоре чего-нибудь попить и печенья?

Медсестры ушли, оставив их одних.

— Вот так мы и стали близкими друзьями. Я покопался в твоих кишках, — пошутил медик.

Он уселся на железный стул напротив нее. В этот момент в комнату заглянул санитар — увидев Альберто, тот сразу же ретировался.

— Я помню, что ты сказал моему мужу. Ты вырезал очень важную часть меня.

— Знаю, но твоим игрушечкам ты совсем не нравилась, и если бы я не вмешался, мы бы с тобой сейчас не вели светские беседы.

— Игрушечки? Теперь это так называется?

— Матка и яичник звучит лучше?

Вернулся санитар с чаем и печеньем.

— Мне нужно в операционную. Я чуть позже навещу тебя.

— Спасибо, — прошептала Урсула, надеясь, что он скоро вернется.

Обновление от 09.02.15

3

Следующие дни стали самыми тоскливыми в ее жизни. Урсуле казалось, что ее затягивает в зыбучие пески отчаяния. В редкие моменты одиночества она плакала, и слезы не приносили ей никакого облегчения. Через три дня после операции к ней потянулась процессия кораллари,которые приносили подарки и цветы. Урсула с радостью отказалась бы от этих посещений, но она не могла устоять перед заботливым нашествием жителей Торре. Старший сын, свекровь и муж сменялись у ее кровати, и окружали ее любовью и заботой. Она просто не могла им сказать, что хочет немного побыть одна, чтобы свыкнуться с уничтожением собственной женственности.

Профессор Антонелли объяснил ей, что Соммаскини совершил чудо, умело вмешавшись в почти безнадежный случай.

Все это не помогало Урсуле настроиться на позитивный лад, и она еще больше скатывалась в депрессию. Только Альберто вызывал у нее доверие. Гинеколог завел привычку навещать ее вечером, после ужина, когда в палате никого не было. Он придвигал стул к ее кровати, садился рядом, и произносил одни и те же слова: "Я тобой очень доволен, ты быстро поправляешься. Но вот твое настроение мне совсем не нравится..."

— Настроение улучшится, когда я больше не буду в больнице.

Однажды вечером он появился с медсестрой.

— Ты выздоровела, Урсула. Сейчас мы снимем повязки.

Медсестра сняла повязки и стала обрабатывать шрамы Урсулы.

Сняв швы, Альберто заявил:

— У тебя прекрасная рана, если чуть поднимешь голову, можешь посмотреть, что я тебе вырезал.

— Не хочу. Мне достаточно и того, что шрам теперь со мной навечно.

— Это не так. Рассосется со временем. Я сделал тебе больно?

— Немного.

— Врешь. У тебя нет чувствительности вокруг раны.

— А почему тогда спрашиваешь?

— Чтобы понять, до каких пор ты будешь страдать и плакать, — Альберто подмигнул Урсуле, а потом обратился к медсестре, заново накладывающей повязку:

— Оборачивайте поплотнее.

Затем он опустил ей ночную рубашку, и велел:

— А сейчас поднимайся и попробуй походить. Скажи мне, как себя чувствуешь без швов.

Урсула натянула халат, и сделала несколько шагов по комнате.

— Мне гораздо лучше.

— Тогда, — обратился Альберто к медсестре, — принесите мне пожалуйста то, что я велел вам поставить в холодильник.

И уже объяснил Урсуле:

— Нам надо отметить твое выздоровление.

— Ты отмечаешь со всеми пациентами?

— Только однажды. С моей мамой. У нее была та же проблема, что и у тебя. Я прооперировал ее пять лет назад. Это было ужасно — ковыряться во внутренностях собственной матери, зная, что именно оттуда она дала мне жизнь. Сейчас мамочка — бойкая старушка семидесяти лет, и наслаждается жизнью, путешествуя по миру.

Медсестра поставила на стол бутылку шампанского и два бокала. Альберто открыл бутылку и наполнил бокалы золотистой жидкостью.

— За твое вернувшееся здоровье.

Они выпили по глотку шампанского, а потом снова уселся на металлический стул — напротив Урсулы.

— Сегодня я дежурю. Если не будет срочных вызовов, я могу ответить на твои вопросы, догадываюсь, что ты еще и очень раздражена.

— Сколько тебе лет, Альберто? — спросила Урсула.

— Ты впервые называешь меня по имени и мне это очень нравится. Мне тридцать пять, я счастливый холостяк, и обожаю свою работу. Мне нравятся животы беременных женщин, мне нравится помогать рождаться их малышам, я страдаю, когда у женщин непредвиденные осложнения, и с жестокостью пирата я расправляюсь со злом. У тебя теперь все будет хорошо. Ты здорова, Урсула.

— Это ты так считаешь. А у меня нет больше ни матки, ни яичников.

— Но у тебя уже пятеро детей. Неужели недостаточно?

— Мне сорок лет, я надеялась еще на десять лет плодородия. Как бы ты отреагировал, если бы у тебя отрезали яички?

Альберто расхохотался.

— Даже и представить себе не могу! Для мужчины это драма, у женщин все по-другому. К счастью, вы совсем по-другому устроены. Пройдет совсем немного времени, и ты сможешь иметь — снова! — отличные интимные отношения, и даже ты забудешь, что у тебя чего-то не хватает.

— Я снова могу заболеть? — спросила Урсула шепотом.

— Я убрал опухоль, которая убивала тебя. Сейчас ты абсолютно здорова, но наука до сих пор не знает, как и почему возникает рак. Чтобы совершенно исключить риск нового возникновения болезни, я пропишу тебе несколько курсов химиотерапии. Медицина шагнуда далеко вперед, и эти процедуры уже не так ужасны...

Урсула прервала его.

— Я потеряю волосы, у меня будет жар, тошнота, и снова вернется депрессия...

Альберто вскочил на ноги и обнял Урсулу:

— Я понимаю, что ты боишься химии. Я думал про другие виды терапии, но я хочу быть уверен, что ты проживешь долгую жизнь. Ты дорога мне, Урсула, я не знаю, я не понимаю, почему, но это именно так.

Химию мы будем делать здесь, в больнице, и я буду рядом.

Урсула рыдала на его плече, и его халат промок от слез. Альберто прижал ее к себе, дожидаясь, пока ее рыдания не прекратятся. Он взял ее лицо в свои ладони, нежно вытер слезы пальцем и ласково поцеловал.

4

Урсула ответила на поцелуй, и прошептала:

— Спасибо тебе.

А потом улыбнулась.

— Возвращайся в кровать и постарайся поспать.

Урсула улеглась на койку и Альберто накрыл ее одеялом.

— У тебя пищит пейджер.

— Слышу, — буркнул он, сунул руку в карман и выключил устройство.

Альберто не хотелось уходить.

— Ты очень нужен кому-то.

— Знаю, сейчас иду.

Он погладил ее по щеке, и уходя, сказал в дверях:

— Спокойной ночи. Завтра я тебя выпишу.

Урсула глубоко вздохнула и закрыла глаза, вдыхая запах вновь обретенного спокойствия. Она призналась самой себе, что никогда еще не чувствовала себя столь умиротворенно. Пусть гинеколог в Торре и успокоил и ее, но Урсула все равно беспокоилась, подсознательно понимала, что заболевает.

— У меня был рак, а этот кретин даже не распознал его. Большая часть нашей жизни зависит не от нас, а от Судьбы.

Урсуле приснился Альберто — ангел, который обнимал ее и укрывал своими крыльями.

На следующее утро к Урсуле пришел Соммаскини вместе с профессором Антонелли. Главврач довольно улыбался.

— Дорогая синьора, знаете ли Вы, что все у Вас хорошо? Я обсудил Ваш случай с доктором Соммаскини, и мы оба согласны, что в целях профилактики Вам следует пройти курс химиотерапии.

— Я знаю, — признала Урсула, усевшись на кровати.

— Это будет более легкий вариант терапии, значит, и последствия не будут настолько серьезными. Вы встретитесь с Альберто через месяц, и он разработает с Вами программу лечения. Кстати, моя супруга шлет Вам наилучшие пожелания. Она до сих пор вспоминает Ваши волшебные рассказы. Когда Вы приедете в Милан в следующий раз, мы ждем Вас в гости.

— Мы обязательно придем.

Альберто добавил:

— Я завел твою медкарту. Звони по любому вопросу, даже по самым незначительным мелочам. Я написал тебе и свой сотовый.

Свекровь и Саверио вернулись домой два дня назад, когда закрыли выставку в Кастелло Сфорцеско и размонтировали стенды.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — проговорил Эдуардо, садясь за стол в их миланской квартире.

Урсула устала, и ограничилась кусочком жаркого и фруктом.

— Мне нужно прилечь, — объявила она.

Дамиана пошла с ней в спальню, оставив Эдуардо убирать со стола.

— Тебе объяснили в больнице, что как минимум месяц ты должна будешь каждый день делать перевязку?

— Ага, а еще запретили душ, пока с раны не спадут корочки.

— Придется мыться по кусочкам какое-то время.

— Как бы я хотела попасть хотя бы в парикмахерскую...

— В твоем состоянии? Даже не думай! Завтра утром я помою тебе голову и причешу тебя.

У меня отлично получается.

— Ты дорога мне, как сестра, — улыбнулась Дамиане Урсула, вытягиваясь на кровати, на простынях, пахнущих свежестью.

— А сейчас отдыхай, увидимся вечером.

Урсула проснулась от нежных прикосновений мужа, гладившего ей волосы.

Она открыла глаза, улыбнулась ему, а он сказал:

— Как же я по тебе скучал, моя Медведица. Я приготовил тебе чай и яблочный пирог.

Сможешь встать?

— Конечно, так кушать хочется.

— Я заказал нам такси с водителем. Я отвезу тебя в Торре через пару дней. Хорошо?

— А твоя машина?

— Порше не очень удобна для выздоравливающей синьоры. Саверио отвез на ней бабушку.

— Как я хочу всех увидеть, особенно малышей. Меня так поддерживали их звонки.

— Дети тебя любят, но я люблю больше.

— Я знаю, милый, спасибо тебе за все.

Вечером они снова поужинали с Дамианой. Уже в кровати Урсула снова насладилась объятиями мужа.

— Ты знаешь, что мы не сможем в течение долгого времени...

— Знаю, и честно говоря, мне это неважно. Важно, чтобы ты была здорова.

Урсула вдруг подумала о докторе Соммаскини, и подумала, каково это — засыпать рядом с ним.

5

— Ты понимаешь, что у меня больше никогда не будет месячных, и всего того, что со всем связано?

— А почему бы тебе не посмотреть на ситуацию с другой стороны? С тех пор, как мы стали девушками, мы мучаемся каждый месяц... это хуже, чем ежедневное бритье для мужчин.

— Тебе не понять, — Урсула со злостью посмотрела на подругу.

В ночной рубашке, в халате, она свернулась на диване в квартире Дамианы, в то время как Эдуардо отправился навестить нескольких клиентов, надеясь извлечь хоть какую-то выгоду из вынужденного пребывания в Милане.

— Прекрати страдать! — рассердилась Дамиана.

— Да как ты можешь что-то говорить, ты здорова, как рыба, ты понятия не имеешь, что я чувствую и чего боюсь!

— Ты обвиняешь меня в том, что я здорова?

— Ты невыносима! — Урсула продолжала злиться.

— Ну хорошо. Знаешь, что я тебе скажу? Я устала от твоего вечного нытья! Как только тебя муж выносит! Ты решила, что весь мир должен крутиться вокруг тебя, а остальные всего лишь жалкие звезды вокруг великой планеты — тебя.

Урсула поднялась с дивана и с видом обиженной королевы ушла: она понимала, что ее лучшая подруга перешла все границы. В дверях она остановилась и обвиняюще указала пальцем на подругу:

— Вот она, женская солидарность. Ты рассуждаешь, как мужчина! Стыдись!

Она вышла из дома подруги, хлопнув дверью.

Она влезла в кровать, включила телевизор и стала смотреть какую-то бесконечную мыльную оперу.Эдуардо позвонил ей на мобильный, чтобы сказать что будет ужинать с клиентом.

— Я принял приглашение только потому, что знаю — Дамиана приготовит тебе что-нибудь вкусненькое. — — Мы поссорились.

— Ну как всегда. Постарайся побыстрее помириться. Целую, моя Медведица.

Но никто никогда не придавал значения их ссорам. В юности между ними часто вспыхивали ссоры — из-за неосторожного слова или жеста, их мамы, развлекаясь, наблюдали за перепалками девочек, а Дилетта частенько говорила: "Ну чисто сестры!"

— В этот раз я перешла черту, — призналась самой себе Урсула.

Она вылезла из кровати, и открыла дверь, чтобы пойти к подруге. Дамиана на пороге своей квартиры делала то же самое.

— Мы с тобой две дуры, — сказали женщины одновременно.

— Идем ко мне, — позвала Урсула.

— Заварим кофе? — предложила Дамиана.

— Давай покрепче. Мне нужно встряхнуться.

Они расположились в спальне с чашечками кофе.

— Где мы остановились?

— Не помню.

— А я хотела рассказать тебе что-то веселое.

— А почему бы тебе не рассказать мне про твоего радиолога?

— Орландо? Отличный парень, дотошный медик, молчун, который становится красноречивым, только если выпьет немного вина. И только тогда он меня немного развлекает. Мы познакомились у Антонелли. Так вот, жена главврача моя хорошая клиентка, и постепенно, покупка за покупкой, мы стали подругами. У нее разные интересы, ей повезло стать домохозяйкой-люкс, но она очень много занимается благотворительностью. Помогает больным детям, у нее здорово получается собирать средства для их семей, зачастую бедных...

— А Орландо?

— Он обожает летать. У него есть маленький личный самолет, чье обслуживание влетает ему в копеечку, и он настаивает, чтобы и я получила лицензию пилота.

— Ты не кажешься особо в него влюбленной.

— Так и есть.

— Так почему ты с ним?

— Он великолепный рыцарь.

— И этого достаточно, чтобы считать его женихом?

— Ты не так меня поняла, он галантный, внимательный, предупредительный. Редко где можно встретить такого мужчину. Он один из тех, кто, увидив лужу на моем пути, подстелет пиджак.

— И мой муж поступает так же, но он вовсе не рыцарь.

— Ты везучая женщина, и не ценишь своего счастья.

— Не поняла?

— Я говорю только о том, что знаю, и что вижу. Тебе сорок, а выглядишь на десять лет моложе. У тебя прекрасная семья, великолепная свекровь, замечательный муж, который не надышится на тебя. с тобой случилась беда, но я знаю, ты выкарабкаешься. Твой гинеколог тебя обожает и воспылал к тебе пламенной страстью...

— Чтоо?

— В больнице все всё знают,знаешь, больница — это как маленькая деревня, где каждый знает все обо всех. Альберто Соммаскини буквально потерял от тебя голову. Эх, со мной никогда такого не происходило...

— Подожди-подожди! Ты говоришь о чем-то невероятном таким спокойным голосом, будто сообщаешь, что идет дождь!

— Я думала, ты знаешь. А что еще можно подумать, если он устраивал сцены, чтобы побыстрее получить результаты твоих анализов, чтобы достать тебе самые сильные медикаменты — чтобы тебе не было больно. Он постоянно беседовал о тебе с коллегами. Он даже звонил в Цинциннати, чтобы обсудить твой рядовой случай с американцами! Он связался с известным диетологом, чтобы разработать для тебя специальную диету. Да ты что, Урсула, не может того быть, чтобы ты ничего не знала!

— Должна признаться, что Альберто мне нравится больше, чем бы мне того хотелось.

— Ну тогда у тебя проблемы, подружка.

6

Урсула взволнованно улыбнулась, глядя на транспарант у ворот, написанный кривыми буквами: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, МАМОЧКА.

— Как я люблю своих разбойников, — взволнованно проговорила она.

— Они и мои тоже, — пошутил Эдуардо.

— Кстати, где они все?

— Гуляют где-то, помнишь, они же думают, что мы приедем только вечером.

Именно Урсула настояла на том, чтобы выехать из Милана ранним утром. Поездка оказалась комфотной, она вытянулась на удобном заднем сидении лимузина, и даже подремала немного. Они с Эдуардо поднялись по лестнице. Урсула все еще чувствовала слабость.

— Пойду полежу немного.

— Я заплачу водителю и буду ждать тебя в гостиной. Постараюсь найти Титину, чтобы она приготовила тебе что-нибудь поесть.

Дом казался пустынным. Урсула с Эдуардо специально выбрали воскресный день для возвращения — чтобы избежать шумного приема многочисленных служащих. Урсула почти забыла, насколько уютна их спальня. Она переоделась,частично помылась — ей приходилось так обмываться вот уже несколько дней, она проверила потихоньку бледнеющую рану, и понадеялась, что скоро ей удастся встать под горячий душ или понежиться в ванной, полной теплой воды. Урсула надела рубашку и прилегла. К ужину она переоделась, она спустилась на первый этаж, прошла в зеленую гостиную, где царило непривычное молчание. Она открыла дверь в желтую гостиную... и увидела своих детей, кричавших "Ура, мамочка!" — а потом детвора отпустила ввысь разноцветные воздушные шары.

Малышка Джульетта протянула ей букетик ландышей, сделала смешной реверанс и прочитала стишок: " Мамочка, мама, где ты была? Я так скучала, я так ждала, будем смеяться, будем играть, будем мы весело...забыла!" — растерянно протянула малышка братьям и сестрам.

— Танцевать! — хором сказали все дети. Свекровь, сидя на диване между своими дочерьми, ласково улыбалась Урсуле. Титина и Розария, стоя в углу гостиной, шумно сморкались и терли покрасневшие глаза. Эдуардо взял Урсулу под локоть и подвел к креслу. Саверио сидел за пианино, Кристина держала гитару, Паола, Джанни и Джульетта пытались в унисон петь популярную песенку о стрекозе и муравье. Пусть их голоса не отличались мелодичностью, но все их пение выражало огромную любовь к матери.

Урсула и смеялась, и плакала.

— Ты все знал, — сказала она мужу.

— Они целыми днями готовились, — обнял ее Эдуардо, и прошептал:

— Наша банда обожает тебя.

Дни боли, потери, страха уже закончились. У Урсулы прекрасная семья и целая вселенная, наполненная любовью. Постепенно она вернулась к привычной жизни, окруженная любящими детьми — Урсула проводила дни в лаборатории, следила за работницами, ужинала с друзьями, болтала с мужем тихими вечерами. Так наступил май. Эдуардо уехал в Америку, Урсула вернулась в Милан, оставив детей на попечение Маргариты и старшего сына, ставшего таким ответственным. Дамиана встретила ее на станции, привезла домой и постаралась успокоить. Она будет с Урсулой все то время, когда подруге будет нужна ее помощь.

На следующее утро Дамиана отвезла Урсулу в поликлинику — у нее должны были брать кровь на анализ. После операции прошло сорок дней, через день Урсуле предстоит первая процедура химио терапии, и медикам нужно оценить ее состояние. Когда Урсула выходила из процедурной, врач ей сказала: "Напоминаю, что у Вас консультация с доктором Соммаскини". Урсула знала об этом, потому что Альберто звонил ей за день до того.

— Доктор попросил передать, чтобы вы спокойно позавтракали, все равно он не сможет с Вами увидеться раньше десяти.

У них с Дамианой был еще целый час. Они пошли в бар на корсо ди Порто Романа — выпить капуччино и съесть круассан. С тех пор, как они увиделись, подруги старались аккуратно не упоминать Альберто. И даже этим утром они не говорили о нем. Как только они вошли в отделение акушерства и гинекологии, подруга расположилась на скамейке в коридоре, а Урсула пошла к Соммаскини. Как только она вошла в кабинет, доктор поднялся из-за стола и встретил ее ослепительной улыбкой.

— Как твои дела?

— Я думала, ты мне скажешь.

Альберто уткнулся в какие-то листы перед собой и заявил:

— Я получил результаты из лаборатории. У тебя отличные анализы.

— И нет никакой надежды, что удастся избежать...

Урсула не смогла даже выговорить слово "химиотерапия".

— Избежать-то ты можешь, только вот я тебе не позволю. Потому что нам надо закончить лечение. Потому что химия — это гарантия в случаях, подобных твоему. Завтра утром ты вернешься в отделение, я приготовил для тебя небольшую уютную палату. Ты ляжешь на кровать и будешь лечиться, а через пару часов уже освободишься. А в эти пару часов я составлю тебе компанию. Проходи в комнату рядом, мне надо тебя осмотреть.

Улыбающаяся медсестра пригласила ее:

— Располагайтесь, синьора Сольяно.

Она помогла ей уложить ноги на гинекологическом кресле, накрыла живот простыней. Альберто зашел почти сразу же, пододвинул скамеечку к краю кресла, а медсестра подкатила столик с инструментами. Надевая резиновые перчатки, он сказал:

— Постарайся не напрягаться и не кричать, потому что расширитель холодный.

Урсула напряглась, но не издала не звука, чувствуя холодное железо в своих внутренностях.

— Пожалуйста, расслабься.

Через несколько томительно долгих секунд Альберто выдал:

— Мы закончили.

Он снял перчатки, приподнял простынку и осмотрел шрам.

— Все замечательно, Урсула. Одевайся, я буду ждать тебя в кабинете.

Медсестра помогла ей встать с кресла, принесла ей одежду и прошептала: "Вы не знаете, как Вам повезло, что Вас лечит доктор Соммаскини. Он лучший. Он творит чудеса".

— Я знаю, — прошептала Урсула.

В голове у нее вдруг прозвучал голос матери, Дилетты: "Господь доверил Архангелу Гавриилу сообщить Деве Марии о рождении Иисуса. Так и ты, если доверишься Гавриилу, он всегда будет охранять тебя, ведь он самый надежный из ангелов".

Женщина ушла, и Урсула прошла в кабинет. Альберто ждал ее у письменного стола.

— Сегодня вечером тебе надо будет сделать укол. Кто-нибудь может тебе его сделать?

— Не знаю, может, Дамиана, надо будет ее спросить. Она ждет меня. В любом случае, это не проблема. Найду медсестру, — взволнованно сказала Урсула. Она говорила, заикаясь, потому что превратилась в сплошной комок нервов.

Альберто раскрыл объятия и улыбнулся ей.

— Иди сюда, Урсула.

Она прижалась к его груди, а он стал гладить ее по плечам. Постепенно напряжение отпустило ее, Урсула подняла голову и посмотрела в глаза Альберто. Он наклонился к ней, и их губы встретились. Он вздохнул и признался: "Я думал о тебе каждый день — все эти длинные недели, когда ты была так далеко. Я безумно влюбился в тебя, Урсула. Я не буду разлучать тебя с семьей, я не буду мешать тебе. Просто знай, что я люблю тебя. Я вечером приду к тебе и сделаю укол. Сам."

7

— Ты как-то странно молчишь, — заметила Дамиана. Они с Урсулой взяли такси и возвращались на виа Мельзо.

— Мне не хочется говорить.

— Бедняжка! Только выкарабкалась из болезни, теперь еще и с настойчивым поклонником разбираться придется, — пошутила подруга.

— Давай сходим в парикмахерскую. Мне хочется побыть красивой хоть немного — перед тем, как я потеряю все волосы. А потом ударимся в разгульный шоппинг. Мне надо купить детям одежду. А вечером сходим в кино? — предложила Урсула.

— Отлично. Тогда после парикмахерской я приглашаю тебя позавтракать в "Дон Лисандер".

— Договорились! — воскликнула Урсула с энтузиазмом, которого на самом деле не чувствовала.

Поздним вечером Эдуардо позвонил из Нью-Йорка — Урсула как раз возвращалась домой, попрощавшись с Дамианой. Муж интересовался, как прошел прием, и спрашивал, когда он может позвонить ей завтра.

— Скажи Дамиане, что я благодарен ей за заботу о моей Медведице.

— Обязательно. Когда ты возвращаешься?

— Через несколько дней. Отсюда я вылечу прямо в Китай, если только не буду тебе нужен.

— Тогда увидимся в Торре, на тот момент я буду уже дома.

— Милая моя, ты какая-то странная. Ты уверена, что все в порядке?

Урсула была взволнована, обеспокоена и смущена, но муж был от нее за тысячи километров и он работал.

— Все отлично, дорогой. Не волнуйся, через день после химии я буду в форме.

— Я люблю тебя.

— И я тоже.

Урсуле вдруг захотелось, чтобы ее муж был рядом с ней, и чтобы смог удержать ее от Альберто. Одна она не могла справиться с болезнью, и с волнением, которое врач вызывал в ней — этот красавец все-таки спас ее жизнь. Неужели только одного этого достаточно, чтобы поддаться ему?

— Достаточно и еще останется, — прошептала Урсула сама себе, разбирая покупки.

Снова зазвонил мобильный. На этот раз звонил Альберто.

— Через полчаса буду у тебя. Сходим куда-нибудь поужинать.

Он отключился, даже не дав ей ответить.

Она надела костюм из черного атласа, выбрала пару элегантных туфелек из матового шелка в тон,взяла сумочку и позвонила в дверь Дамиане, чтобы сказать ей, что они увидятся только завтра. Альберто остановил машину у ворот дома Урсулы.

— Я заказал нам столик в ресторане Гранд Отеля. Я иногда там ужинаю, вместе со своими сестрами. У них отличная кухня.

— Я не знала, что у тебя есть сестры.

— Две. Старшая, Мариза, педиатр, Джованна — гериатр. Я же последовал по стопам своего отца. Он был доцентом и тоже работал в поликлинике.

— Был?

— Умер пятнадцать лет назад.

— Почему ты до сих пор не женат? — вдруг спросила Урсула.

— Хороший вопрос, на который у меня нет ответа. У меня всегда перед глазами мои родители, после тридцати лет брака между ними все еще проскакивали искры, каждый из них был половинкой одного яблока. Когда я встретил тебя, то сразу понял, что ты — моя невстреченная половинка. Я говорю жуткие банальности, но я не знаю, какими словами объяснить, что и почему меня тянет к тебе. Даже если ты никогда не будешь моей.

Швейцар взял у Альберто ключи от машины, они пересекли холл гостиницы и вошли в ресторан.

— Я могу выбрать блюда для тебя? — спросил Альберто, проглядывая меню.

— Скажи, какие.

— Овощи на гриле в качестве закуски, рисовый суп и запеканка со спаржей. На десерт — пирог с яблоками и корицей.

— Но это же больничная диета!

— Завтра у тебя будет тяжелый день, и то, что ты пренебрежительно назвала "диетой", должно стать твоим стилем жизни. Я тебе потом все объясню. И я закажу то же самое.

— Я не могу сопротивляться своему врачу, правда?

— Нет, конечно.

За ужином они болтали, будто старые друзья. Они собирались заказать кофе, как вдруг Альберто сказал:

— Я бы хотел пригласить тебя к себе, но не знаю, как тебя спросить об этом, и не знаю, что ты мне ответишь.

Урсула помолчала, посмотрела ему в глаза и прошептала:

— Я бы ответила тебе "да", если бы твой дом был в стенах отеля, но я знаю, что мое "да" превратится в "нет" по дороге домой.

— Думаешь, нас примут под этой крышей сегодня,Урсула? Я изнемогаю от желания к тебе.

Они поднялись на второй этаж гостиницы в сопровождении служащего, который открыл им двери люкса, и сразу же распрощался. Альберто взял Урсулу под локоть, и они прошли в небольшой номер, который на сегодняшнюю ночь станет их убежищем.

Он нежно уложил ее на кровать, а потом медленно и осторожно стал ее раздевать. Он накрыл ее атласной простыней, стал осыпать ее лицо поцелуями, счастливо шепча: "Как я люблю тебя..."

— Раздевайся, — пробормотала Урсула, пытаясь ослабить его галстук.

Альберто молниеносно разделся и скользнул к Урсуле под прохладный атлас.

Она тихонько спросила его:

— Думаешь, мне правда уже можно...?

Он в смущении посмотрел на нее:

— А разве у тебя еще не было интима?

— Я так боялась испытать боль.

Альберто улыбнулся ей и прошептал, нежно целуя:

— Я надеюсь подарить тебе много радости.

Урсула закрыла глаза и отдалась его надежным объятиям.

8

Эта первая химия оказалась не такой уж и ужасной, как боялась Урсула. Она чувствовала слабость, не чувствовала голода, и только вечером заставила себя выпить чаю и съесть несколько печенек.У нее не было тошноты и не было жара. Альберто приехал после ужина, он прослушал ее стетоскопом, измерил давление и заставил выпить апельсинового сока. Он нежно погладил Урсулу по лицу, подоткнул одеяла и дождавшись, когда она заснет, прошептал: "Я люблю тебя". Он вернулся в гостиную, где его ждала Дамиана.

— Как она?

— Все хорошо. Урсула — сильная женщина. Завтра ей будет лучше, а послезавтра уже можете отправиться на прогулку. Но в эти первые ночи я буду рядом.

— Ты хочешь разрушить жизнь Урсулы? — спросила Дамиана, беспокоясь за подругу. — Она замужем и счастлива, и муж безумно ее любит.

— Я мог бы сесть на самолет, найти ее мужа, где бы он ни находился, сказать ему, что люблю Урсулу, но я совсем не уверен, что она хочет именно этого. Это моя проблема, и я сделаю все, чтобы ее жизнь не покатилась в пропасть. Я слишком люблю ее, чтобы заставить ее страдать.

Дамиана сквозь слезы улыбнулась этому красивому влюбленному мужчине — ее растрогали его слова. Она попрощалась с Альберто и пошла к себе.

Оставшись один, Альберто прошел в спальню к Урсуле. Урсула крепко спала. Он разделся и лег в кровать рядом с ней. Какое-то время он слушал ее дыхание, а потом и сам провалился в сон. Он проснулся, услышав, как встает Урсула.

— Куда ты?

— В ванную.

— Подожди меня. Я пойду с тобой.

Он встал, надел брюки и подошел к Урсуле.

— У тебя кружится голова?

— Немного. Как это здорово — проснуться и обнаружить тебя здесь, со мной. Сколько времени?

— Почти семь. Хочешь, я приготовлю тебе кофе?

— Прямо мысли читаешь, — улыбнулась Урсула, закрывая дверь ванной.

Она умылась, посмотрелась в зеркало — пощипала бледные щеки, надеясь, что ее лицо приобретет тхоть какие-то краски, надела халат и пошла в кухню. Альберто приготовил ей завтрак: обезжиренный йогурт, семена льна, подсолнечника, кунжута и тыквы, ну и конечно, кофе.

— Откуда все эти семена?

— Я принес их вчера вечером. Ты каждый день должна есть их. В них много кальция — они заменят сыры, которые тебе придется исключить из своего рациона. И не делай такую кислую рожицу, лучше съешь их с йогуртом. Это приказ твоего врача.

— А ты разве не будешь завтракать?

— Через полтора часа у меня операция. Я быстренько оденусь и полечу в операционную.

Для Урсулы день тянулся бесконечно. Она была слишком слаба, чтобы читать, сидеть и слушать болтовню Дамианы, которая ни на минуту не оставляла ее одну. Она поговорила по телефону со свекровью, с детьми, с мужем и с подругами из Торре. Альберто звонил ей несколько раз на протяжении всего дня. Он приехал к вечеру и отпустил Дамиану, которая вернулась к себе. Через пару дней Урсуле полегчало и она смогла выходить. Дамиана вернулась с работы и Урсула приготовила ей ужин. Утром седьмого дня Урсула вернулась в больницу — сделать анализы. Альберто позвонил ей, сказал, что все просто чудесно, и вечером заехал за ней — они собирались вместе поужинать в ресторане.

Оба были в отличном настроении. Они гуляли по тихим улочкам центра, и самым громким звуком, который они слышали, был только гулкий отзвук их шагов.

— Ты знаешь, что завтра я возвращаюсь в Торре?

— Я переживу эти две недели, а потом мы снова будем вместе. Если бы я слушался только своей интуиции, я бы вообще тебя не отпустил. Не будем требовать слишком многого у Судьбы, потому что она может и предать нас. Сейчас я отвезу тебя домой. Ты только подумай, любимая, у нас впереди еще целая ночь.

На следующее утро он отвез ее на вокзал, посмотрел, как она располагается в купе, и улыбнулся, увидев, как Урсула прижимается носом к окну вагона.

9

— Саверио, как тебе кажется, с мамой все в порядке? — спросил Эдуардо у сына.

— Все отлично, а почему ты спрашиваешь?

— Она какая-то странная.

— Почему?

— Ты помнишь, какая она была прошлой зимой?

— Не напоминай мне. Совершенно невыносимой. Слава богу, у нее это прошло.

— Да, она плохо себя чувствовала, и никому ничего не говорила. Потом у нее нашли рак. К счастью, она поправилась, но стала, даже не знаю как это сказать, какой-то странной.

— А по-моему, мама стала собой: ласковая, заботливая, внимательная.

— Она постоянно где-то витает. Смотрит на тебя, улыбается тебе, но ее душа за тысячу миль от каждого из нас.

Отец с сыном сидели на террасе и строили догадки. Терраса примыкала к саду, где Урсула улеглась на лежаке, чтобы позагорать. Альберто сказал ей, что не будет ей мешать, а она обещала звонить, если почувствует что-нибудь неладное, и оба соблюдали соглашение. Урсула и Эдуардо вот уже как неделю вернулись в Торре, и она изо всех сил старалась окружить мужа заботой и вниманием. Она с притворным энтузиазмом слушала его бесконечные рассказы об удачных поездках в США и Китай. Она носила маску спокойной счастливой женщины и пыталась убедить прежде всего саму себя в том, что эта маска — ее настоящее лицо. Она говорила себе, что ее влечение к Альберто никак не нарушило равновесие ее семьи, но сама Урсула с трудом сохраняла это самое равновесие и мучилась чувством вины.

Но самым сложным для нее оказался момент, когда она очутилась в постели с Эдуардо, начавшим стремительную осаду, прелюдию к любви, которой между ними не было вот уже очень долгое время.Урсула свернулась в клубок, ощетинилась, как ежик и пробормотала:

— Прости, милый. Я не могу.

Муж посмотрел на нее потерянным взглядом.

— Ты же поправилась. Почему не можешь?

Урсула спрятала лицо в подушку и начала плакать. Эдуардо вскочил, вылетел из спальни и начал мерить широкими шагами примыкающую гостиную — будто лев в клетке. Она очень хотела бы забыться в объятиях Эдуардо, не ради себя, но хотя бы ради него. Но не могла. Урсула безумно любила мужа, а хотела Альберто, прекрасного архангела, спасшего ей жизнь.

Она вытерла слезы и прошла к Эдуардо в гостиную. Он молча курил, глядя во французское окно. Такого лица у него не было даже в самые ужасные моменты.

— Мне очень жаль...

— Забудь, пожалуйста.

Эдуардо потушил сигарету и налил себе виски. Отхлебнул большой глоток.

Урсула молча забилась в угол дивана.

— Поговорю с врачами. Пусть мне объяснят, что происходит с моей женой.

Урсула заледенела. За двадцать лет брака она по пальцам могла пересчитать моменты, когда видела мужа таким разозленным.

Например, он был в ярости, когда поймал рабочего на краже кораллов. Его разозлил не только факт ценности награбленного, но и непонятные причины воровства — Эдуардо очень щедро платил своим служащим. Он не заявил на парня в полицию, чтобы не огорчать его пожилых родителей, но горечь в его сердце осталась на долгие дни. В следующий раз он разозлился, когда узнал, что ненасытные Скапече не соблюдают договор, подписанный всеми кораллари: не снижать цены на красное золото, пусть в тот момент страну и наводняли поставки дешевого и некачественного африканского сырья.

Урсула ответила:

— Удивляюсь, почему ты до сих пор этого не сделал. Только выспрашиваешь Дамиану. Если поговоришь с гинекологом, он подтвердит тебе то, что ты уже знаешь: я поправилась и в качестве профилактики прохожу курс химиотерапии. Но все равно считаю, что муж не должен довольствоваться информацией из вторых рук.

Эдуардо плюхнул на столик пустой стакан.

— Если так обстоят дела, то почему я не могу заняться любовью с моей женой?

— Мои мысли совсем о другом, но если тебе так уж нужно мое тело — пожалуйста, пользуйся. Но знай, что я буду считать это насилием.

Муж кинул на Урсулу быстрый взгляд и прошептал:

— Прости меня, мне нужно просить у тебя прощения за многое. Прежде всего за то, что так до конца и не понял, что происходит. Я не хочу держать тебя в объятиях, будто какую-то вещь. Я подожду, потому что я люблю тебя, моя Медведица.

Он покрыл ее лицо быстрыми поцелуями, которые лучше всяких слов убедили Урсулу в его любви к ней. Урсула расплакалась, желая рассказать Эдуардо о странном притяжении, которое вызывал в ней Альберто, который, спасая ей жизнь, будто завладел ею, и теперь она не может освободиться от него.

Сейчас же, загорая на лежаке в саду, Урсула слышала, насколько растерян ее муж, и его замешательство трогало ее. Ей надо заканчивать эту историю с Альберто, потому что она любит Эдуардо, который и был мужчиной всей ее жизни, уж в этом Урсула была уверена.

.

10

— В понедельник мне нужно вернуться в Милан на вторую процедуру химиотерапии, — объявила Урсула Эдуардо.

— Я поеду с тобой, привезу тебя в больницу на анализы, и так как ты еще будешь в форме, потом мы поедем за покупками. Мне хочется засыпать тебя подарками, моя Медведица. Не говори мне, что не нужно зря тратить деньги, мне хватает и моей природной еврейской скупости.

— Думала, ты собирался в поездку по Европе.

Урсуле становилось дурно только от одной мысли, что Эдуардо собирался беседовать с Альберто.

— Да, из Милана я полечу в Париж, потом в Барсу и Мадрид, а оттуда — в Лондон. Я уеду только в среду, когда тебе будут ставить капельницу. Меня потом заменит Дамиана.

— А когда вернешься?

— Когда ты должна будешь вернуться в Торре.

Вся семья сидела за столом. Маргарита спорила с любимой Аркеттой, принявшейся капризничать. Той хотелось новое вечернее платье, чтобы пойти на день рождения к подруге — а мать тщетно пыталась доказать, что шкаф Аркетты ломился от всяких нарядов. Все знали, что в итоге Аркетта победит, потому что никто никогда не мог ей в чем-либо отказать.

Дети подшучивали друг над другом. Джанни и Паола критили хлебные мякиши и кидались в Джульетту, которая вот-вот была готова расплакаться — у нее не получалось метко метать эти маленькие снаряды. Кристина и Саверио обсуждали поездку с друзьями в Сорренто на выходные. Очередной шарик, который метнул Джанни, попал в тарелку Эдуардо, тот разозлился, пригрозил выгнать из столовой двух младших детей и закричал:

— Я не потерплю за своим столом плутов, забывших о хороших манерах!

Воцарилось молчание. Эдуардо почти никогда не повышал голос, но когда он это делал, в доме, или в лаборатории, все замолкали.

В глазах Джанни мелькнула искра вызова и тот закричал тонким голоском:

— Ты всегда меня ругаешь! Твои любимчики — только Кристина и Саверио!

Урсула прошептала:

— Попроси прощения у отца.

Десятилетний мальчик противоречил всем и каждому по любому поводу. Урсула встала из-за стола, приблизилась к малышу и прошептала ему на ухо:

— Я люблю тебя, мое маленькое сокровище. Попроси прощения у отца, и я буду знать, что ты тоже меня любишь.

Мальчик пробормотал дрожащим голосом:

— Прости, папа.

— Молодец, что осознал свою ошибку, — ответил Эдуардо, а потом обратился к Урсуле:

— Как тебе удалось его успокоить?

— Я сказала ему, что люблю его.

— И все?

— А разве этого мало?

— Ты невероятная женщина, моя Медведица.

В понедельник они приехали в Милан. В дверях они нашли записку от Дамианы, которая сообщала, что вернется поздно, но во вторник утром сопроводит Урсулу в больницу.

— Позвони ей и скажи, пусть не волнуется, в этот раз тебя отвезу я.

— Сейчас же позвоню, — сказала Урсула, входя в дом.

— Тебя будет ждать Альберто, — предупредила подруга.

— Я догадывалась. Ну ладно, увидимся завтра вечером.

Урсула с Эдуардо поужинали дома, запасами из морозилки. Они пошли спать пораньше. Укладываясь в кровать, Урсула вспомнила о ночах, проведенных с Альберто. Чувство вины огромным камнем лежало на ее сердце. Молчание тяготило ее, и в то же время она боялась причинить Эдуардо боль, потому что чувствовала, что история с Альберто не будет иметь продолжения. Из гостиной она слышала голос мужа, беседовавшего с детьми.

— Мама отдыхает, а вы ведите себя хорошо, потому что ей нужен покой.

Урсула почувствовала, что еще сильнее любит мужа. Он так заботился о ней!

Когда Эдуардо зашел в спальню, Урсула уже спала.

На следующее утро, в больнице, после того как у нее взяли кровь на анализ, Урсула с мужем искали место, где бы присесть — их должны были пригласить на другие анализы, Урсула в конце коридора увидела Альберто. И снова, глядя на его развевающийся халат, Урсуле показалось, будто архангел Гавриил летит ей навстречу. Альберто сразу заметил, что она с мужем, и поздоровавшись с ними сказал:

— Пойду узнаю результаты анализа крови, эта пацентка мне очень дорога.

— А уж как мне дорога, доктор! — ответил Эдуардо.

Урсула с бешено бьющимся сердцем переводила взгляд с одного мужчины на другого.

— Надеюсь, анализы в норме, я позвоню вам и сообщу результаты. Думаю, завтра Ваша жена может пойти на вторую химию. Помните, что в течение нескольких дней Урсуле понадобится жидкая диета. Пусть пьет много воды и сока. А что касается укола этим вечером...

Эдуардо прервал доктора.

— Урсула мне сказала, я сделаю ей укол.

— Отлично, — отрезал Альберто, и распрощавшись, ушел.

11

Выйдя из поликлиники, Урсула с мужем направились в кондитерскую Таведжа, где они сьели круассаны с вареньем и выпили по большой чашке кофе. В киоске по дороге они купили газет и журналов, и сейчас, сидя в баре, перелистывали страницы, проглядывая новости дня. Урсула услышала звонок мобильного. Альберто. Выслушав врача, она сказала.

— Хорошо, я все сделаю.

— Ну что там?

— Анализы хорошие. Ты хотел отправиться со мной за покупками, правда? Так давай ударимся в безудержный шоппинг. Только сначала мне нужно в парикмахерскую, я хочу отрезать волосы. Знаешь же, мне нужно это сделать.

— Я боялся тебе сказать.

— А пока я похожу лысой.

— Купим парик. И это все твои планы по трате денег?

— В прошлый раз, когда я была в парикмахерской, я видела парики, выставленные на продажу. Они довольно дороги, и я хотела бы купить как минимум три парика.

— А почему не тридцать? Новый парик на каждый день месяца? — пошутил Эдуардо.

Урсулу пригласили в отдельную кабинку, а когда она вышла, муж не узнал свою жену. Перед ним стояла прекрасная девушка — в белом льняном платье, тонкая талия перехвачена ярко-изумрудным ремнем. На Урсуле был изумрудный парик из гладких волос — в тон ремню, игривая челка закрывала ей лоб, и Урсула хитро улыбалась.

— О мой бог, ты будто сошла со страниц журналов!

— Ты не видел остальные парики. Один клубничного цвета, а второй — небесно-голубой.

Эдуардо решил подарить жене два шелковых костюма — в тон парикам.

Вечером, перед тем как идти спать, Урсула сняла парики. Она посмотрелась в зеркало, сдержала слезы и обернула лысую голову платком, потому что не хотела, чтобы муж видел ее такой... безволосой. На следующее утро Эдуардо отвез ее в поликлинику , и пока он ждал такси, которое отвезло бы его в аэропорт, встретил Альберто Соммаскини.

— Моя жена только что вошла. Позаботься о ней.

— Обязательно, — уверил Альберто.

Дамиана забрала Урсулу из больницы, отвезла ее домой и оставалась с ней до самого вечера — до тех пор, пока врач не зазвонил в дверь.

— Как она?

— Спит, — ответила Дамиана. — Но она совсем без сил. Она не ела и выпила немного сока только потому, что я ее заставила. Оставлю вас, я тоже страшно устала.

Мужчина бодрствовал около Урсулы всю ночь.

— Любимая, просыпайся, пора вставать, — прошептал он.

— Сколько времени?

— Семь. Через полчаса мне нужно уходить, и я хочу увидеть, как ты завтракаешь, — сказал Альберто, надевая пиджак. Урсула открыла глаза и увидела, что за ночь платок все-таки соскользнул с головы.

— Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.

— Ты прекрасна.

Альберто помог ей подняться, помог пройти в ванную и сказал:

— Я подожду тебя в гостиной.

Когда Урсула вошла, врач велел ей:

— Выпей соку и съешь свои семена.

Урсула с отвращением покосилась на еду на столе, с неохотой позавтракала и пробормотала:

— Я вернусь в постель. Я слишком устала.

Альберто накрыл ее одеялом, поцеловал в лоб,вышел, позвонил Дамиане и сказал ей:

— Твоя подруга сегодня не в форме. В этот раз ей давали препараты потяжелее, вечером ей полегчает. Мне надо бежать в больницу, я позвоню тебе узнать, как дела. Заставь ее покушать, она почти ничего не съела.

К концу недели Урсуле стало лучше, она выбрала ярко-клубничный парик и пошла ужинать с Альберто в Барретто, ресторан, который открыли на месте бывшего St Andrews. На ней было ярко-фиолетовое платье. Оба были непривычно молчаливы. Альберто изучал меню, чтобы выбрать подходящие блюда для Урсулы, а Урсула запоминала его лицо.

Во вторник, когда Эдуардо провожал Урсулу на вторую химию, а потом ушел, к ней пришел Альберто, сел рядом с ней на кровать, поставил капельницу и пробормотал:

— Когда я увидел тебя с мужем, думал, что умру.

— Мне было больно за вас обоих. Мы с тобой впутались в невозможную историю, я люблю мужа и свою семью.

— Я знаю. Ты веришь в любовь с первого взгляда?

Тогда Урсула ответила ему грустной улыбкой.

А сейчас Альберто поднял глаза от меню и заметил:

— Через несколько дней вернется твой муж и заберет тебя от меня навсегда. Правда? Придешь ко мне сегодня ночью?

— Думаешь, последняя ночь избавит нас обоих от отчаяния?

Альберто легонько пожал руку Урсулы.

— Ты подарила мне моменты счастья, я буду помнить их всю жизнь, — растроганно прошептал он.

Обновление от 11.02.15

Урсула

1.

С того вечера прошли десять лет. Еще несколько месяцев, после каждой химиотерапии, Урсула ходила на прием к Альберто для периодических проверок. Иногда он принимал ее в своей студии, на виа Бильи, и если она была одна, они отправлялись обедать в ресторан Гранд Отеля, который находился в двух шагах от приемной Альберто.

Однажды она сказал ей:

— Мне становится все сложнее видеть тебя. Думаю, и тебе тоже. Наверное, мне следует подыскать другого врача.

— И мне... обратись к моему коллеге — он работает в клинике Кардарелли в Неаполе. Я поговорю с ним о тебе. А сейчас напишу тебе его контакты.

Они больше не встречались, пусть Урсула так и не прекратила думать об Альберто. А сейчас, повинуясь внезапному импульсу, она набрала на мобильном номер Альберто, и только потом ей пришло в голову, что он давным-давно мог его сменить. Альберто ответил сразу же.

— Здравствуй, Урсула.

— Привет

— Как ты? Я узнал про твоего мужа. Прими мои соболезнования.

— Спасибо. Я узнала о твоем браке, и о разводе.

— Моя судьба — быть холостяком.

— Ты сейчас где?

— В больнице, слежу за очень сложной пациенткой. Видишь, я по-прежнему помогаю рождаться детям других. А ты?

— Я должна справиться с кучей проблем — с семьей, с предприятием, мне тяжело и физически, и морально.

Урсула немного помолчала и добавила:

— Все-таки мы пережили прекрасную историю.

— Да, такие романы оставляют след на всю жизнь. Я даже и надеяться не мог, что ты мне позвонишь. Мы можем как-нибудь увидеться?

— Не знаю. Если бы у нас не было отношений, ты сейчас был бы счастливо женат, и у тебя была бы целая армия маленьких Альберто. Я виновата в твоем одиночестве.

— Но я никогда не был одинок! Ты всегда со мной, в моем сердце. Ты была со мной, даже когда я женился. Моя жена потому со мной и развелась, что не хотела делить меня с призраком другой женщины. Урсула, ты что, плачешь?

— Я так устала, Альберто...

— Приезжай ко мне.

— Не сейчас, мне нужно успокоиться.

— Меня уже ищут, мне нужно идти. Береги себя... и звони.

Урсула сбросила вызов и выключила лампу на тумбочке. Она вытерла слезы краешком простыни, а потом уснула. Урсулу разбудил будильник в пять утра. Она хотела приготовить завтрак для Саверио и попрощаться с ним перед отъездом.

Проснувшийся сын зашел в кухню, когда она накрывала стол на двоих — для завтрака. Горячее молоко, свежезаваренный кофе, булочки с сыром — только что из микроволновки — ждали своего часа на столе. Саверио впился зубами в хрустящую выпечку, в этот момент в кухне появился Джанни. Он, как и старший брат, был выбрит и одет. В своем стиле, конечно. Если Саверио предпочитал удобную классику, то Джанни нацепил рваные джинсы, бесформенную черную майку — с изображением светящегося черепа.

— Я помешаю вашей идиллии?

— Позавтракаешь с нами? — Урсула проигнорировала провокацию.

— Если можно, — Джанни уселся рядом с братом. — Я отвезу тебя в аэропорт, а по пути заеду на таможню, чтобы узнать, прибыла ли партия марокканского коралла.

Саверио и Урсула с удивлением воззрились на него и побоялись отпускать комментарии. Джанни всегда вставал позже всех, а потом болтался по дому, критикуя всех и вся. Что с ним произошло? Урсула налила ему кофе с молоком и не удержавшись, спросила:

— Все нормально, милый?

— Ну да. А ты братец, мог бы и спасибо сказать.

— У тебя уставший вид. Ты плохо спал? — Урсула никак не могла понять, что же случилось с Джанни.

— Ночью я изучал отчетность наших магазинов за рубежом. Кое-какие данные не сходятся. Утром пороюсь в архивах.

— И папе тоже в последнее время не нравились балансы, — согласился Саверио. — Если сможешь прислать мне данные, пока я в командировке, то буду очень тебе благодарен.

— Джанни, я все-таки никак не могу понять. До вчерашнего дня ты терпеть не мог нашу работу и...

— Я продолжаю ненавидеть кораллы, но мой братец не сможет в одиночку со всем справиться, и я решил помочь ему хотя бы на первых порах.

— Добро пожаловать на борт, братик, — с облегчением улыбнулся Саверио.

Сыновья продолжали уничтожать завтрак. Наевшись и попрощавшись с матерью, вышли, обмениваясь дружескими подколками. Урсула закрыла лицо руками. Она не знала, плакать ей или смеяться. Она никогда не верила в чудеса, но то, что случилось этим июньским утром, было очень похоже на чудо. А может быть, ее муж, где бы он ни был, все-таки продолжал незримо направлять домочадцев.

2

Урсула остановила машину у виллы "Розита", одноэтажного строения, спрятанного среди сосен Везувия. Медленно открылись ворота. Урсула прошла по дорожке, которая вела к дому. Цветущие агавы и георгины скрывали пустое здание для служащих. Навстречу Урсуле поспешил дворецкий-индиец.

— Здравствуйте, донна Урсула. Донна Розита ждет Вас под навесом. Пойдемте, я покажу дорогу.

Донна Розита, усевшись на ивовом стуле, тянула холодный кофейный напиток.

— Добро пожаловать, девочка. Хочешь лимонада?

— Если можно, кофе. Вам так идет желтый, Вы просто красавица! — заметила Урсула.

Восьмидесятилетняя кораллара, и правда, красовалась в шелковой рубашке цвета шафрана, вокруг шеи обернула ожерелье из розового японского коралла. Короткие волосы, крашенные в черный, обрамляли усталое грустное лицо.

-Думаешь? Я наряжаюсь, крашусь и прихорашиваюсь, пытаясь убежать от старости. Я так благодарна годам, ослабившим мое зрение — смотрясь в зеркало, я не вижу, в какую развалину я превратилась.

— Тридцать лет назад Вы были самой прекрасной коралларой в Торре. Но Ваша красота не оставила Вас, донна Розита.

Джади, индийский дворецкий, подавая кофе, проговорил:

— Господин разговаривает по телефону. Он просит потерпеть еще пять минут.

— Я терплю его уже шестьдесят лет, — буркнула Розита, а потом остановила слугу жестом:

— Я уверена, он разговаривает со Скапече. А тот, почувствовав выгодное дельце, вцепляется в ляжки всеми зубами, хуже цепного пса. С другой стороны, у него целая армия внуков, и всех надо устроить.

Он хочет все у нас купить — виллу, лабораторию, парк, склад, его содержимое, и даже музей. Как грустно в конце жизни быть окруженным людьми, которые, как голодная свора собак, ищут лишь бы чем поживиться.

— Донна Розита, надеюсь, Вы не включаете в эту свору Сольяно, мой бедный супруг, покойный дон Эдуардо, всегда уважал дона Чиро.

— Девочка, Сольяно — короли в нашем коралловом краю. А остальные, включая и нас, Монджелло, всего лишь богатые вассалы. И пусть некоторые из нас богаче королевского дома, но Сольяно всегда выше, они — напоминание, что богатство — еще не все, а стиль невозможно купить. А мы всегда пытались подражать вам.

Урсула пошла навстречу дону Чиро, опирающемуся на трость и неровно шагающему по направлению к женщинам.

— Тебе не надоело нытье моей жены?

— Я пришла, надеясь заключить с Вами сделку, дон Чиро. На рассвете мой сын Саверио уехал в Японию, и вот...

Он прервал ее:

— Какой замечательный парень твой Саверио. Он послужит примером и для Джанни. Ты выпила кофе? Вот умница. А теперь послушай. На складе у меня девятьсот кило кораллов Шиакка и шестьсот — Барберия. Можешь забирать хоть сейчас. А что до остального...

Урсула перебила:

— Благодарю Вас, дон Чиро. Как мы договоримся насчет оплаты?

— У тебя куча других проблем помимо этого. Я счастлив, что мой коралл попадет в руки Сольяно. Не знаю, сказала ли тебе моя болтушка-жена — все остальное пойдет в фонд Монджелло. Ты удивлена? Мы хотим помочь молодым, которые не знают, что делать со своей жизнью. Мы предлагаем им освоить трудное и прекрасное дело. Зачем им становиться в очередь на пособие по безработице и скатываться на дно жизни? Кому, как не им, мы оставим все накопленное богатство? Пусть работают здесь и создают шедевры, которые потом разлетятся по миру. Может, красота, которую мы производим веками, хоть как-то поможет спасти мир, полный зла и грязи. Джади, мой кофе!

— Даже и не знаю, как благодарить Вас, дон Чиро, — прошептала Урсула.

— Это я должен бесконечно благодарить дона Эдуардо Сольяно за все, что он сделал для нашего общества и лично для меня. Он мало говорил, но много делал. Груз управления предприятием свалился на него в совсем юном возрасте. Он вполне мог бы предпочесть беззаботную студенческую жизнь колючкам жизни предпринимателя. Он обратился ко мне, другу своего отца, и сказал: "Дон Чиро, направьте меня." Конечно, донна Маргарита дала ему хорошее образование, но я учил и гонял его, как своего сына. Мы много поездили вместе, он наблюдал, слушал, учился. Я никогда не забуду наше путешествие в Африку. Два жителя Торре на черном континенте. Никто не дал бы и ломаного гроша за успех нашей авантюры. Но время показало, что чутье нас не подвело.

Урсула снова и снова была готова слушать эти истории, пусть свекровь с Эдуардо и рассказывали ей их тысячу раз. Из этого сумасшедшего путешествия в Африку Эдуардо привез домой античные украшения — бусы и браслеты из коралла и янтаря, ставшие достойными эскпонатами в семейном музее. Был бы дон Чиро столь же заботливым, если бы у Сольяно наследницей осталась дочь, а не сын? А сейчас он практически дарил ей содержимое своего огромного склада, отказываясь заговаривать об оплате. И Урсула сказала:

— Дон Чиро, Вы все говорите и говорите, но цену мне так и не называете. Неужели Вы отказываетесь вести переговоры только потому, что я женщина?

— Ну наконец-то ты поняла! Он невыносимый шовинист! — вмешалась донна Розита.

— Я никогда не брал деньги у женщин, и я горжусь этим. Все вопросы я решу с Саверио. Но это, дорогая Урсула, совсем не значит, что я не ценю тебя. Поспеши договориться о вывозе кораллов.

— Пойдем со мной, девочка. Я не могу больше выносить этого старого ворчуна.

Розита проводила Урсулу до машины, и прошептала:

— Он торопится уехать, да и я тоже. После шестидесяти лет работы мы наконец-то устроим себе каникулы.

3.

Урсула, Джанни и Кристина находились в бронированном складе — они с восхищением смотрели на огромное количество коралла, пришедшее от Монджелло, когда к ним присоединилась Маргарита. Каждый с удовольствием рассматривал по веточке, крутил кораллы между пальцами, почти с религиозным почтением относясь к этому странному дару моря — и из которого получатся потом предметы удивительной красоты. Кристина мечтала о том, какие прекрасные украшения создаст, Джанни оценивал рыночную стоимость коралла, а Урсула думала, с какой радостью смотрел бы на все добро это ее муж. Маргарита же вспоминала, как ей в детстве рассказывали, что ее отец, профессор Джованни Ланцетта, зав. Кафедрой анатомии университета Неаполя, одним из первых изучал морскую биологию и был в числе пионеров, исследовавших месторождения кораллов Шиакка на сицилийских берегах. За несколько лет кораллари выловили больше одиннадцати миллионов тонн кораллов, который, однако посчитали вторсырьем — из-за приглушенного цвета, и только через много лет оценили настоящую ценность и красоту этого творения моря.

— Это мертвый коралл, — любил говорить отец Маргариты. Сейчас, более века спустя, пожилая женщина шептала:

— Эти крохотные ветви пережили извержения подводных вулканов, цунами, и все разрушения, которые обрушило на них наше море. А потом волны потихоньку вынесли их на побережье, где они столетиями ждали своего часа, ждали, пока человек их найдет и превратит в драгоценности.

Никто не стал комментировать. Когды все вышли из склада, Джанни закрыл массивную дверь, включил сигнализацию, и все вместе поднялись в офис. Урсула отправила е-мэйл Саверио, сказать, что с сырьем все в порядке, а потом добавила:

"Монджелло отказался говорить о деньгах. Он говорит, что будет решать этот вопрос с тобой, позже, потому что сейчас уезжает на каникулы с женой. Я ничего не устраивала, именно он настаивал на том, чтобы мы побыстрее забрали кораллы. Он отказался от чека Джанни, который отправился за кораллом с несколькими сотрудниками, и сказал ему буквально следующее: "Не доставай меня, малый. Дон Чиро никогда не обманывал друзей и никогда не сдавал их полицаям. Товар просто меняет склад, из моего едет к Сольяно. Все" Что нам делать? Что бы сделал папа?"

Саверио сразу же ответил:

"Мама, ну ты даешь! Разве ты не поняла, что это подарок?"

"Почему?"

Саверио написал: "Я сейчас занят. Обратись к бабушке, она тебе расскажет".

Донна Маргарита каждый вечер отправлялась на кладбище — пожелать спокойной ночи мужу и сыновьям. Она садилась на скамью, закрывала глаза и начинала рассказывать о семье, о предприятии, вопрошая умерших: "А ты что скажешь? А ты как думаешь?" Конечно, она не ждала ответов, но у нее появлялись идеи о том, как поступать дальше. А потом, признаваясь в невыносимой боли от потери мужа и сыновей, твердила, что не хочет к ним спешить.

— Я здорова, я люблю жизнь.

Сегодня, увидев невестку на пороге капеллы, Маргарита пригласила:

— Посиди со мной. А я, как всегда, разговариваю с нашими мужчинами.

— Я хотела поговорить с Вами, и без лишних ушей. Я хотела спросить Вас, почему Монджелло подарили нам такие ценные кораллы, и такое огромное количество.

— Дон Чиро просто расплатился со старым долгом, тяготившим его вот уже восемьдесят лет. У нас, кораллари, хорошая память, как на доброе, так и на плохое. Без Сольяно Монджиелло бы не стало уже сто лет назад. Разве ты не знала?

— Нет, конечно. Иначе бы не спрашивала...

— Это были годы, когда кораллари, выловив необработанный коралл, мыли его, высушивали и относили в банк. Потому что там кораллы были в безопасности. Покупатели приходили в банк, уплачивали оговоренную цену и забирали коралл. В эти сложные времена цены были очень низкими, потому что из месторождений Шиакка добывали невероятное количество кораллов. Год за годом, кораллы постепенно выходили из моды, теряли свою важность в качестве украшений, и даже как амулеты становились непопулярны.

Египтяне дарили кораллы Изиде и распыляли коралловую пыль, веря, что он спасет от саранчи. Римляне с помошью кораллов останавливали кровотечения, лечили детей от эпилепсии и от болей при прорезывании зубов. В Средние века кораллы защищали от молний и от града, в восемнадцатом веке кораллы дарили кормилицам, считая, что коралловые бусы помогут давать много молока. Сколько коралла мы продали в Лацио, на земле кормилиц! А потом рухнуло все.

Судовладельцы Монджелло понесли убытки от последних поставок, и, чтобы избежать позорного банкротства, продали все, даже баркасы для добычи кораллового мха. Как всегда происходит, многие семьи, чей вклад в общее дело был ничтожно мал, с радостью нажились на несчастьях других. Сольяно, которые также были судовладельцами, почувствовали ненадежность рынков и стали уделять больше внимания обработке коралла и обратили взор на новые перспективные рынки — такие, как Лондон и европейские столицы. Отец моего свекра закупил огромные количества необработанного коралла у Монджелло, помог расплатиться с долгами, помог им открыть первую лабораторию и почти подарил партию коралла. Да и впоследствии покупал кораллы только у них. Он стал спасением Монджелло, которые восстановили свое наследие и нажили еще больше. Сейчас последний из семьи Монджелло, старый чудак Чиро, решил расплатиться с долгами. Понимаешь теперь? Сколько ему осталось? И он не забывал о нас.

— Да... но... через сто лет?

— Повторюсь, у кораллари хорошая память, и лишь немногие благородны как Монджелло.

— Но он же не сказал, что хочет сделать подарок.

— Потому что такой подарок мы бы не приняли, поэтому и отрезал, что его коралл всего лишь меняет склад.

Невестка и свекровь вернулись домой к ужину. Семья садилась за стол, а Аркетта, как и каждый вечер, красовалась в своей диадеме.

— Как ты прекрасна, тетушка Аркетта! — сказала Джульетта, зная, что ее слова порадуют тетю.

— Я знаю. С этой диадемой на голове я чувствую себя королевой. Мой брат сделал мне роскошный подарок, и не вздумай просить меня дать тебе ее поносить, потому что я никому ее не дам.

А потом Аркетта добавила шепотом, привлекая внимание к своим словам:

— Сегодня на складе, в офисах, на производстве работницы были очень довольны.

— Правда, Аркетта? А почему? — ласково спросила ее Маргарита.

— Потому что на склад прибыли кораллы! И мы сейчас богаче Скапече!

— Тетушка, тебе нравится быть богатой? — спросила Кристина.

— Что за дурацкие вопросы ты задаешь! Пусть я и даун, но я не идиотка!

Иногда Аркетта выдавала потрясающие ответы. Этим вечером так остро чувствовалось отсутствие Эдуардо, что Урсула не выдержала и прошептала:

— Папа здесь, с нами, и он так счастлив за нас.

4

Джанни поднял бокал и предложил:

— Давайте выпьем за папу.

— И за длинную и счастливую историю нашей семьи, — предложила Маргарита. — Помните, трудности только сплачивали Сольяно, и успехи никогда не возносили нас. Давайте смотреть вперед, помня о семье и о работе.

— Да будет так, — повторила Урсула, поднимая вслед за всеми бокал.

Доедая кусок лазаньи, Джанни обратился к Кристине:

— Я видел твои эскизы новой коллекции. У тебя уже есть восковые образцы?

— Нет еще, я пока не определилась с застежками для цепочек и браслетов. Я бы хотела выделить их, а Саверио предлагает не подчеркивать. Мне нужны две красивые ветви, одна — черазуоло, вторая — кораллы Шиакка. Хочу сфотографировать.

— Зачем? — спросила Джульетта.

— Из министерства окружающей среды меня попросили написать статью, объяснить разницу между мертвым и живым кораллом.

— Тебе заплатят? — спросил Джанни.

— Не знаю, — беззаботно ответила Кристина.

— Ну раз тебе нужно писать, — вмешалась Джульетта.

— Скажешь, что это мои проблемы, — добавила Кристина.

— Я помогу подыскать тебе подходящие кораллы для фото, — добавил Джанни.

Урсула и Маргарита с улыбкой посмотрели друг на друга: юные Сольяно, несмотря на периодические перепалки, выпадение из реальности, революционные идеи, исключающие кораллы, все-таки занимались одним делом. В конце ужина Аркетта попросила Титину:

— Принеси мне футляр.

Она нежно сняла диадему, аккуратно уложила ее на бархатную подкладку, закрыла коробку на ключ и отдала Титине.

— Отнеси ее в мою комнату.

— Я схожу за мороженым в "Золотую Милю". Кто со мной? — предложила Кристина.

"Золотая Миля" — самый красивый отель городка, вечером в саду гостиницы светились фонтаны и гуляла торрийская молодежь.

— Мамочка, можно и я пойду? — спросила Джульетта.

— Не думаю, что твоя компания интересна старшей сестре, — сказала Урсула.

— И вправду, — отрезала Кристина, выходя из столовой.

— Давай я с тобой побуду, — предложила тетушка Аркетта.

— Спасибо, не стоит тебе так беспокоиться, — Джульетта попыталась улизнуть от тетушкиного общества. — Поиграем в карты? — предложил Джанни сестре.

— Разве ты не идешь на свидание с Марией Соле?

— Сегодня вечером она дома.

— Розария, завари мне травяной чай и отнеси в гостиную.

— Давайте я принесу Вам чай, — предложила Четта, тридцатилетняя горничная, которую наняли совсем недавно в помощь Розарии и Титине. Девушка шепотом объяснила Маргарите, что у Розарии уже давно болят колени, но она не хочет, чтобы об этом знала хозяйка.

— Завтра обязательно позовем врача, пусть даже это ранит ее гордость, — решила Маргарита, направляясь в гостиную.

— И Титина тоже не в лучшей форме, — заметила Урсула. — Я думала, нам стоить нанять еще девушку в помощь Четте. Что скажете, мама? Спросим совета у монсиньора Бартиромо?

Именно падре из базилики Санта Кроче предлагал подходящих людей. Маргарита кивнула в знак согласия.

В палаццо Сольяно работали много людей, но вечером каждый возвращался домой, оставались лишь Розария, Тина и Четта.

Свекровь и невестка расположились в креслах в гостиной, а Четта принесла им чай. Пока Маргарита прихлебывала чай из апельсиновых цветков, Урсула нервно теребила засахаренную лимонную корку. Она понимала, что вот он — подходящий момент рассказать Маргарите о неизвестном внуке, только она не знала, как начать.

— Я собиралась поехать в Женеву на днях.

— Думаю, тебе нужно чаще путешествовать, раз нашего Эдуардо больше нет с нами. Ты не можешь повесить все на Саверио, три четверти нашего производства отправляется зарубеж, и наших агентов в Китае, Японии, Индии и России следует контролировать. Я уж не говорю об американцах.

— В Женеве надо...— попыталась вмешаться Урсула, но свекровь ее перебила.

— А Англия, а Франция, а Германия? Мы не должны создать впечатление, что со смертью Эдуардо готовы потерять территории. Ты только посмотри, как довели страну политики и банкиры, жадный, коррумпированный и некомпетентный народец. Мы, кораллари, знаем, что наша работа связана с поездками по миру, мы изучаем чужую реальность и дарим им свою.

Я рассказывала тебе, как прадед Сольяно поехал в Японию и одновременно объехал полмира, продавал кораллы и покупал жемчужины у японцев? А его сын неделями катался по Востоку на пароходе, и часто впустую. А братья Ливерино, которых пригласили в Рангун, но за свой счет? По этой истории вообще нужно писать книгу...

— Я..., — снова попыталась сказать Урсула. — Мама, я знаю все эти истории. А я хотела рассказать Вам историю, которую Вы еще не слышали, где главный герой — малыш девяти лет по имени Стив.

5

Маргарита молча выслушала рассказ Урсулы.

— Мне надо пройтись. Давай пойдем поедим мороженого. Пойдем к порту, хочется подышать морским воздухом.

— Мама, Вы уверены, что хотите выйти? Вы кажетесь мне очень усталой.

Вскочив с кресла, пожилая женщина попросила:

— Пойдем.

Они уселись за столиком на открытом воздухе — на террасе совсем рядом с морем, с террасы можно было наблюдать, как волны разбиваются о берег. На часах было десять вечера, и бар был практически пуст, через час подтянется гораздо больше народу.

— Клубника и фисташки, — сделала заказ подошедшему официанту Маргарита.

— На двоих, — предложила Урсула, волнуясь за состояние свекрови.

— Когда я была маленькой, вместо всех этих заведений стояли лишь дома бедных рыбаков. Я приезжала сюда из Неаполя, где жила с матерью, двумя сестрами и бабушкой, женским племенем. Нас всех приглашали Сольяно. Торре был всего лишь деревенькой, это сейчас он превратился в город. Я понятия не имела, как сложится моя дальнейшая жизнь, я была всего лишь девчонкой и жила настоящим. Палаццо Сольяно был сказочным королевством, мой дом — королевством гордой нищеты, но тогда я ничего толком не осознавала. Иногда моя мама плакала, и я спрашивала ее о причине этих слез. Я быстро выучила, что жизнь чаще дарит боль, чем радость, и между моментами счастья и моментами беды — повседневная серость, со всеми своими проблемами. Кто-то питает иллюзии, что с возрастом твоя мудрость, будто спасательный круг, спасет тебя от сильных эмоций, плохих ли, хороших, потому что вот он — твой горизонт... Но это не так. Прежде чем достичь берега вечного спокойствия, тебе придется еще пострадать, и узнать много такого, о чем даже и не подозревал, — говорила старая женщина, и было понятно, что она разговаривает скорее с самой собой, чем с невесткой.

— Мама, Вы устали, да и я тоже. Мороженое было вкусным, но и оно закончилось. Поедем домой?

— Посмотри-ка, кто там!

Урсула повернулась, и увидела своих сыновей за столом с Виченцо Скапече. Могущественный коралларо смеялся и о чем-то весело болтал с двумя молодыми людьми.

— Что ему от них нужно? — с беспокойством спросила Урсула.

— Может, и ничего, давай уже пойдем, прежде чем они нас заметят, не волнуйся, дон Виченцо никогда их не обидит.

— А по-моему, он собирается выведать информацию у моих детей. Помните сказку о вороне и сыре? Я надеюсь, мои дети не настолько глупы, чтобы попасться в его сети.

— Подожди, когда они вернутся домой, и тогда мы узнаем больше.

— Однажды Эдуардо рассказал мне историю о старом коралларо, который всегда, укладываясь спать, держал на тумбочке ветку коралла, чтобы касаться ее ночью, — сказала Урсула, пытаясь отвлечься от беспокойных мыслей.

— Дон Доменико Йорио! Помню-помню. Он всегда говорил: кто рано встает, получает коралл. Эти слова даже выгравированы на его могильном камне.

Свекровь с невесткой вернулись в молчаливый палаццо Сольяно. Они подошли к комнате Маргариты, которая упала на кровать. Урсула наклонилась, чтобы помочь женщине снять обувь.

— Спасибо, дорогая. Я справлюсь сама. Когда-нибудь я расскажу тебе свою историю. Я была красивой влюбленной женщиной, но до свадьбы я была между двух огней, и мне пришлось выбирать, с кем оставаться. Это длинная история.

Женщины услышали, как открывается входная дверь. Дети вернулись.

— Иди к детям. У нас еще будет время для признаний. И ... кстати, я очень хочу познакомиться с моим внуком.

— Спасибо, мама. Я так надеялась, что Вы это скажете. Он — чудесный мальчик, и ему нужна Ваша любовь.

— Не говори ничего детям, хотя бы сейчас. У них и так много проблем. И не слишком злись на Скапече, он не такой уж и дьявол, каким его все считают, и он тесно связан с историей нашей семьи.

6.

Саверио прислал восторженное письмо из Тайваня, которое братья и сестры радостно комментировали. Урсула прошла в гостиную. Джанни зачитал матери отрывки: "Кажется, что кончина папы только укрепила отношения Сольяно с клиентами. Обо мне заботятся, по-своему оберегают. Они увеличили число заказов, и сразу же, как кота в мешке, сделали заказ на новую линию Кристины, еще не вышедшую в производство. Я бы хотел, чтобы эту линию назвали "Эдвардианской", в память о папе. Что скажете?"

— Напиши немедленно, скажи, что мы работаем над этим, и завтра у нас будет прототип на воске, — велела Урсула.

— Но меня все еще смущает застежка, если я выполню ее в золоте и бриллиантах, то стоимость резко подскачет. Если же я ее спрячу...

— Не надо прятать. Попробуй выполнить в малахите с красным золотом по бокам, — вмешалась Джульетта.

— Коралл апельсинового цвета, зеленый малахит и красное золото. Отличная идея, — одобрила сестра. — Только вот что вырезать на малахите?

— Наш герб — корону, — снова вмешалась Джульетта.

— Сестричка, ну ты даешь! — восхитился Джанни.

— Завтра мы все сравним с Рино, — продолжила думать вслух Кристина.

Мастер-гравировщик Рино более тридцати лет работал на Сольяно. Урсула молча слушала разговор своих детей и благодарила небеса за их единство и энтузиазм.Она все еще волновалась за Джанни, опасаясь, что интерес к делам семьи испарится при первых же трудностях, ведь недаром же он протестовал столько лет. Ее беспокоила эта встреча с доном Винченцо, а в особенности— слова Маргариты: "И не слишком злись на Скапече, он не такой уж и дьявол, каким его все считают, и тесно связан с историей нашей семьи". Что бы могло значить это признание?

— Я пойду спать. Если вдруг у вас появятся новости, знаете, где меня найти.

На следующее утро Урсула встретила в столовой только Джульетту.

— А твои братья и сестры все еще спят?

— Не знаю. Я только встала.

Четта принесла дымящийся мокко, пакет молока, свежие булочки и апельсиновое варенье.

— А где все? — спросила горничную Урсула.

— Донна Маргарита еще отдыхает, Розария пошла к доктору, а Титина составила ей компанию.

— Я говорю о Джанни и Кристине.

— Не знаю, они устроили настоящее землетрясение в кухне.

— Значит, в лаборатории, — сделала вывод Урсула.

Четта ушла, ворча.

Потягивая кофе, Урсула спросила у Джульетты:

— Что вы делали вчера вечером?

— Мы гуляли, встретили дона Винченцо, который пригласил нас на мороженое.

— Да?

— Он поздравил нас с приобретением склада дона Чиро, и интересовался нашими делами. Он был очень внимателен, даже пригласил к себе домой на вечеринку, говоря, что мы, молодежь, должны чаще бывать у него дома. Джанни сказал, что подумает, но мы не пойдем... помнишь, что говорил папа о доне Винченцо?

— Что Скапече хитрее самого черта, — ответила Урсула.

— Что в нем такого, в доне Винченцо? Я вижу, что остальные с ним прекрасно общаются.

Урсула была согласна с дочерью. Иногда люди, которых мы боимся, оказываются лучше, чем есть на самом деле. Чуть позже она спустилась в офисы и нашла Джанни в кабинете Саверио. Ее младший сын обложился альбомами со старыми фотографиями.

— Что ты делаешь?

— Изучаю историю семьи и фирмы Сольяно, мама. Посмотри, сколько фотографий! А вот эта совсем смешная...

Вечером, после ужина, Маргарита сказала невестке:

— Уже июль. Слава богу, нас миновала ужасная жара в этом году. Я хочу поехать в Швейцарию, познакомиться с внуком.

Урсула решила полететь самолетом. На рейсе Неаполь-Женева она поняла, что этот вид транспорта, которого она всегда так боялась, совсем не так страшен. Во время полета она показала фотографию, которую дал ей Джанни — на фото был изображен ее муж вместе с "мерзавцем" Скапече. Маргарита вздохнула, улыбнулась ей и сказала:

— Пришло время рассказать тебе мою историю.

Маргарита

IL Mattino ("Утро"), достопочтенное ежедневное неаполитанское издание, основанное Эдуардо Скарфольо и Матильдой Серрао, утром этого дня 1926 года пестрело заголовками:

"Известный доцент университета задушен руками сумасшедшего уборщика". Вступление ниже объясняло: "Он бесплатно раздавал студентам книги, за который служитель университета требовал плату".

Сорокалетнего профессора Джованни Ланцетту четырежды пырнули ножом в спину, на глазах множества свидетелей. На процессе адвокат уборщика напирал на умственную неполноценность подопечного, пытаясь избежать смертной казни. Судьи же ограничились выяснением причины преступления, но смертный приговор так и не вынесли. Доцент оставил молодую жену, Антонию, и трех дочерей. Самой младшей, Маргарите, недавно исполнилось два года. Лишившись доходов мужа, вдова оказалась стеснена в средствах, и в определенный момент ей пришлось продать апартаменты на виа Позилипо и перебраться в скромную квартирку на виа Витторио Эммануэле. Однажды Маргарита услышала разговор Антонии и Клотильды Сольяно, которая приехала навестить их из Торре дель Греко, где и жила:

— Они больше не досаждали тебе, ну, те самые?

— Подружка моя, я же женщина, и у меня в семье остались одни женщины. Чем они могут навредить нам? Для них женщины — пустое место. Разве ты не знаешь? Юные красавицы служат им игрушками, а остальные должны лишь рожать детей и подымать руку, выкрикивая "Вива Дуче!"

— Но все же поняли, что процесс над убийцей твоего мужа — лишь пошлый фарс.

— А кто-нибудь из этих "всех" хоть подал голос? Никто из них не осмелился даже прошептать, что профессор Ланцетта был убит, потому что осмелился противиться режиму, и им понадобился несчастный слабоумный уборщик, чтобы лишить глупца жизни...

— А улики? Они же все исчезли. Кто пойдет против партии? Партия играет на страхе и самых низких людских инстиктах. А культура? А пресса? Газеты полны банальностей, ляпсусов и незначительных новостей. Несчастная страна гробит культуру и развивает мускулатуру! Возвращаются спортивные соревнования, но где же гимнастика для ума? А мы, женщины, по-прежнему для них ничего не значим, — поддержала подругу Клотильда.

— Как за вдовой и матерью троих детей, за мной закрепили кафедру письменности. Меня продержали на коротком поводке год, а потом, буквально позавчера, заявили: "Синьора, Вам следует успокоиться. Многим преподавателям рабочие места нужны больше, чем Вам, ведь Вы же землевладелица!" Я знаю, что управляющий нещадно меня обманывает, но он есть власть, он тесно связан с иерархами.

Маргарита, пока две ее сестры играли в куклы, вслушивалась в шепот женщин, не понимая, о чем они говорят, и все же улавливала всю горечь интонации, жалела мать, взвалившую на себя всю домашнюю работу, потому что последняя горничная уволилась — ведь Антония не могла ей платить. Принимая гостей, мама прихорашивалась, надевала белую шелковую блузку, оборачивала вокруг шеи камею с маленькими бриллиантиками, девочке очень нравился бантик-застежка, на который закрывалось колье. Другие же драгоценности постоянно то сдавались, то возвращались из ломбарда.

В прошлый раз, когда мать забрала украшения у ростовщика, она разложила на шелковом покрывале золотые кольца, браслеты и сережки с драгоценными камнями, коралловую парюру, вечернюю сумочку с серебряной застежкой, золотую табакерку... Маргарита с восхищением смотрела на все эти чудные вещицы, которые ее мама никогда не надевала. Женщина кинула грустный взгляд на своих дочерей и промолвила:

— Я так надеялась разделить их между вами, когда вы подрастете и выйдете замуж. Боюсь, мне придется их в итоге продать, как я продала и дом в Позилипо.

Когда Антония получала из Лукании тонкую пачку купюр от управляющего, она сразу же покупала девочкам картонную коробочку "развлекушечек", фундук, арахис, и тыквенные семечки, которые девочки просто обожали, покупала себе пятьдесят грамм кофе, которые она обжаривала на печке и разрешала старшей Розине покрутить ручку кофемолки — оттуда выходила "бурая пыль", превращающаяся в чудесный напиток, панацею от болезней физических и душевных.

Иногда мама наводила блеск и лоск на себя и своих девочек, и они отправлялись с визитом к княгине Эуджении Бельмонте, крестной матери Антонии. Они выстаивали очередь и попадали в салон в стиле рококо, с китайскими шелковыми обоями и большими вазами династии Минь. В одну из таких ваз влезла Маргарита, когда ей было два года, хозяйке дома, несмотря на слезы и сожаление, пришлось разбить ценный сосуд, чтобы вытащить девочку. Эту "ошибку" и мамин недосмотр женщинам Ланцетта не прощали месяцами.

Мама и княгиня между собой разговаривали на неаполитанском диалекте с примесью французских словечек. Наряженная, накрашенная и надушенная аристократка и юная нищая вдова плакали друг у друга на плече. Знатная дама, велев лакею принести изысканное мороженое, приготовленное из настоящих яиц и молока, принялась поносить всех фашистов, называя их современными "каморристами". (Каморра — мафиозная организация на Сицилии, прим. А.М.) Досталось и князю, ее покойному супругу, который имел наглость связаться с певичкой из варьете, вдвое моложе самой Эуджении.

— Вот пример, который подает нам новый правящий класс: они плюют на наши ценности, на все самое святое. Если бы в Италии не было фашизма, дорогой покойничек никогда бы меня не оставил.

Княгиня Эуджения, знающая положение женщин Ланцетта как никто другой, сказала Антонии:

— Девочка моя, тебе снова нужно выйти замуж. И я даже знаю за кого.

— Кого? — с любопытством спросила Антония.

— Его зовут так же, как и тебя — Антонио. Антонио Пископо, морской офицер. Сорок лет, холостяк, приличный доход и хорооший характер. Вот качества, которые по-настоящему важны.

— А какие же качества считаются неважными?

— У него немного пахнет изо рта, но кто будет обращать на это внимание? Он почти всегда в море, а когда он будет возвращаться, заставь его жевать шалфей, лимонные корки и анисовые пастилки, — отрезала принцесса.

— Если ему сорок и он до сих пор не нашел женщину, желающую выйти за него, значит, от него должно вонять.

— Нет, можешь мне поверить. Пахнет совсем немножко. Он не женат совсем не поэтому... ну, ты понимаешь.

— Нет.

— Антония, да он никогда не трахался! Если он не женится, то не сделает карьеру в Морском полку Ее Величества. Не забывай, что наш глава правительства кичится своей мужественностью, будто медалью, и призывает к этому всех мужчин. В первый раз ты вышла замуж по любви, во второй — выйдешь замуж по любви к детям. Это честная сделка, поверь мне.

Так у Маргариты появился отчим. Хороший человек, почти всегда в море, а когда он был дома, то старался стать незаметным.

2

В этом году произошли три важных события. Вдова Ланцетта стала синьорой Пископо. Вместе с супругом, которому дали чин капитана фрегата, и тремя дочерьми, Антония пережила новый переезд и переселилась со всем семейством в новую квартиру. У нее снова появилась горничная для домашней работы, и кофе, большая слабость Антонии, снова стал наполнять своим ароматом дом. Второе событие — Италия стала воевать вместе с нацистской Германией. Содружество, в которое решил вступить Муссолини, почти привело к гибели страну. Третье событие оказалось самым волнующим. Розина, старшая сестра Маргариты, вышла замуж за богатого бразильца, которого встретила на одном из приемов в доме княгини Бельмонте.

Даже спустя много лет,Маргарита помнила, будто вчерашний день, пышное празднество во дворце, помнила и долгие приготовления. Вечерние платья были обязательным условием, но целых четыре платья, для себя и для дочерей — непосильная ноша, которую синьора Пископо не решилась взвалить на плечи супруга. В шкафу Антония отыскала старые бархатные занавески цвета выдержанного вина, и решила сшить из них вечерние платья, а старшая дочь помогла раскроить и отделать наряды. отделкой.

Когда женская часть семейства Пископо появилась в бальной зале князей Бельмонте, хозяйка поплыла им навстречу с распростертыми объятиями, и прошептала своей крестнице: "Вы прекрасны, все четверо. А ваши платья! Расскажешь потом, где это ты нашла такую чудную портниху".

Антония покраснела и пробормотала:

— Дорогая крестная, нужда помогает гениям.

— Девочки, отправляйтесь — ка вон к той группе, к молодежи. Антония и Розина, идемте со мной, хочу вас представить кое-кому.

Среди различных гостей, приехавших издалека, был и синьор Руиз Коста Валенте, бразильский коммерсант, поставщик кофе, игнорирующий хорошие манеры неаполитанского сообщества, но тем не менее, всегда знающий, чего же ему хочется от жизни. В конце приема бразилец сделал Розине предложение:

— Выйдешь за меня?

Девушка застыла в изумлении, и собравшись с мыслями, ответила:

— Синьор, я совсем не знаю Вас.

— Узнаешь, когда мы поженимся, — ответил темпераментный бразилец. За разговором он незаметно вывел девушку на террассу, прижал к себе, поцеловал и расхохотался.

— Ты совсем не умеешь целоваться. В моей стране девушки более шустрые, так что мне придется научить тебя. Учеба окажется приятной и пусть не совсем легкой, за хрупкостью фарфоровой куколки я чувствую огонь.

Девушка вырвалась из его объятий, и в слезах побежала искать мать. Антония вела неспешный светский разговор с дамами в гостиной. Увидев дочь, она попрощалась с синьорами, и воскликнула:

— Что с тобой случилось?

— Случилось то, что я хочу жениться на Вашей дочери, — бразилец следовал за девушкой и сейчас стоял за ее спиной.

— У нас не принято так себя вести, — ответила Антония, желая защитить дочь.

— Простите меня, синьора. Я прямой человек, и не знаю традиций старого континента, — извинился Руиз Коста Валенте, который, однако, не выглядел сконфуженным.

— У нас хорошим тоном считается попросить руки девушки у родителей — моей дочери недавно исполнилось восемнадцать, и она еще несовершеннолетняя.

Бразилец отвесил глубокий поклон, положил руку на сердце и продолжил, сверкнув обаятельнейшей улыбкой:

— Синьора, я прошу у Вас чести жениться на синьорине Розине.

— Я удовлетворю Вашу просьбу только в том случае, если согласна сама синьорина Розина.

Естественно, княгиня Бельмонте уже обо всем знала, и загадочно улыбалась, когда увидела парочку на террасе. Она дала Валенте отличные рекомендации:

— Ну, не будем говорить о его образовании. Он наполовину индиец, наполовину португалец, и в его краю все еще водятся дикари. Что до всего остального, у него много солнечных земель и он судовладелец.

— Он положил глаз на мою Розину, — сказала Антония.

— Хвала небесам! Она удобно устроится на денежной горе. Бразилец приехал в Италию исключительно по делам, — рассказала крестная.

А сейчас, когда четверо женщин возвращались домой, Антония спросила у дочери:

— Ну что, тебе нравится этот тип?

— Нет, — покраснела Розина, опустив глаза.

— Я твоя мать и хочу услышать правду. Так он тебе нравится?

— Да, — девушка опустила взгляд и начала плакать.

— Да уж, он тебе страшно нравится, — прошептала женщина, ласково поглаживая дочку по плечам. Затем она обратилась к двум другим дочерям и заявила: "Девочки, Розина устроилась, и как мне кажется, замечательно. Жаль, что ваш отец не сможет разделить с нами радость".

Через месяц, старшая из сестер Ланцетта села в Неаполе на пароход, отправляющийся в Рио-де-Жанейро. Княгиня Эуджения, принявшая непосредственное участие в расходах на свадьбу, прошедшую без излишней пышности, но с изящной элегантностью, сказала Антонии, как только ее увидела: "Одна уехала. Теперь нужно позаботиться об остальных".

— Еще есть время, крестная.

— Насчет твоей второй дочери я не питаю особых надежд. Она какая-то пресная, бедняжка. Ты уверена, что она дочь своего отца?

— Принцесса, да о чем вы? — возмутилась женщина.

— Ну, твоя первая и третья дочери удивительны, средняя же, прости меня за эти слова, совершенно ничего из себя не представляет. Нужно посмотреть среди учеников ее отца — они все стали профессорами, и наверняка среди них можно отыскать мужчинку без претензий, пусть даже зануду, ну какая разница.

Откровенность княгини оказалась довольно обидной, но как бы ни страдала гордость Антонии, женщина вынуждена была признать, что Матильда, ее вторая кровиночка, и правда ничего из себя не представляет.

— А рыжая Маргарита... за нее я волнуюсь больше всего. Она хитра и неугомонна как хорек, и совершенно не соблюдает этикета. Она выросла без отцовского надзора и думает, что ей все позволено. Она вот-вот вспыхнет и взорвется, осталось только поджечь фитиль,

— Да что Вы говорите, крестная? Она же еще совсем ребенок!

— Правду говорят, что матери слепы по отношению к собственным детям. Этому ребенку, как ты говоришь, уже 16 лет, ее формы так и выпирают из тесных платьев, которые ты тщетно пытаешься удлинить и расширить. Она ни перед кем не опускает глаз, особенно перед мужчинами, а встреться ей какой красавец, начинает стрелять глазами хуже кошки. Найди ей мужа, и побыстрее, моя дорогая.

— Лето мы проведем в Торре, у Сольяно. У Клотильды двое парней, всего на несколько лет старше Маргариты, кто знает...

Антония подумала о восенадцатилетнем Ренцино, неспокойном, как штормовое море, и решила, что не представляет себе лучшей партии для дочери.

Через два дня, с балкона палаццо Венеция, в Риме, Муссолини объявил, что Италия вступает в войну. Капитан Антонио Пископо, бывший дома в 30-дневном увольнении, подлежал призыву. Антония с девочками уехали в Торре.

3

— Этим летом мы будем купаться в Марина ди Кьяйя. К счастью, они пока не в том возрасте, чтобы идти в армию. Этот говорит, что нас ожидает молниеносная война, и хоть раньше мы никогда ему не верили, на сей раз хотим поверить всеми фибрами души, — заявила Клотильде Сольяно, принимая Антонию в Торре.

— А разве мы не поедем на Капри? — разочарованно спросила Маргарита.

— Маргарита! Веди себя прилично!

— Она всего лишь непосредственна. И мои парни протестовали, но их отец решил так. Сказал, что когда страна воюет, грешно развлекаться, даже если на сегодняшний день ничего не изменилось. Они были в саду палаццо Сольяно, пока Клотильде вязала свитер, Антония умело облагораживала крохотными кусочками коралла вечернее платье подруги. Молодежь отправилась на экскурсию в Помпеи вместе с учителем истории.

— Ты слышала радио? Франция и Италия подписали перемирие.

— Ты думаешь, война закончилась? — скептически заметила Клотильде.

— Кстати, окольными путями мне пришло письмо от Пископо. Он уверен, что итальянцы скоро займут Сомали. А с британцами мы еще воюем.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, я не могу больше выносить эти разговоры. Я бы хотела дать тебе книгу, поразившую меня. Это Буццати.

— Татарская пустыня? Я прочитала, и у меня осталось ощущение бесконечной грусти. Предпочитаю Вудхауса с истинно английским юмором — он всегда поднимает мне настроение. Посмотри, как тебе такая вышивка?

— Чудесно! Ты умница и у тебя хорошие глаза, к счастью. Давай отдохнем немного и закажем нам граниту (*освежающий фруктовый напиток).

Возвращаясь, женщины услышали веселые голоса молодежи.

— Вот и кончилось наше спокойствие, — буркнула Клотильде.

— Мамочка, мы голодны, — закричал Ренцино.

— По-моему, учебный год заканчивается слишком рано — им надо бы учиться до октября, как раз до начала следующего года, — прошептала Клотильде Антонии.

В сад ворвались ребята, разгоряченные и счастливые.

— Заказать граниту и вам тоже? — спросила синьора Сольяно.

— Уж лучше мороженое, — ответил Саверио.

Молодые люди уселись в тени, а девушки отправились в кухню помогать горничным готовить мороженое.

— Вы повеселились? — спросила Антония у дочерей.

— Очень, мамочка, — ответила Маргарита и продолжила. — Проф Джавароне нам объяснял столько всего интересного о жизни наших предков много тысяч лет назад. Ты знала, мамочка, что римлянки мылись в лифчике и трусах — да еще и из плотной шерсти?

— У этих бесстыжих совсем не было совести, — вмешалась сестра.

— Какая ты нудная! — разозлилась Маргарита.

— Уж не такая дурочка как ты! — ответила та.

— Нам нужно будет поговорить с тобой вечером, — прошептала Антония младшей дочери.

— Мама! Ты опять за мной следишь и веришь этой зануде! — запротестовала девушка, имея в виду сестру. Женщины вернулись в сад, неся коробку с печеньем, а горничная расставляла на столе вазочки с мороженым. Маргарита уселась между Винченцо Скапече и Саверио Сольяно, "моими рыцарями", как их называла сама девушка. Она была в их компании самой юной, самой обольстительной и самой красивой — с нежной кожей, рыжей косой, тонкими чертами лица и хитрыми глазами. За ней ухаживали многие, но Маргарита уже сделала свой выбор, хотя Ренцино и пытался безуспешно разбить сплоченное трио.

— У меня два билета в летний кинотеатр, сегодня вечером показывают фильм с Освальдо Валенти и Луизой Ферида. Кто со мной? — спрашивал Ренцино, надеясь, что ему ответит Маргарита. Девушка же молчала, и вместо нее подала голос сестра:

— Мама не разрешает нам выходить вечером. И после ужина мы будем заниматься.

— И нам надо заниматься, — подали голос рыцари Маргариты, довольные, что принцесса предпочла их общество.

— Значит, придется идти с мамой. Ей нравятся сопливые истории, — подытожил Ренцино.

— Увидимся завтра, у моря, — Маргарита поднялась из-за стола, и, ни с кем не попрощавшись, отправилась домой.

Вечером, когда девушки были в своих комнатах, Антония отправилась к младшей дочери.

— Милая, мне всегда казалось, что ты старше, чем хочешь казаться. Матильде считает тебя легкомысленной. Почему?

— Ты меня спрашиваешь. Поинтересуйся лучше у синьорины заучки, — зло ответила девушка.

— Я хочу узнать от тебя, — стала настаивать Антония.

— Ну я же ничего не сделала!

— А мне так не кажется, ты все лето кокетничаешь с Винченцо и Саверио, с обоими! — вмешалась средняя сестра.

— Ты просто завидуешь, потому что пускаешь слюни на Винченцо, а он и замечать тебя не хочет! — отбила выпад Маргарита.

Антония подумала, что ее крестная была права. Ей как можно скорее нужно найти мужа для Матильде и не упустить Маргариту.

— Ну-ка перестаньте ругаться! Сегодня написала Розина, я прочитаю вам ее письмо. Оно и вас касается. Слушайте.

"Дорогая мамочка и сестрички, так прекрасно быть супругой моего Руиза. Вы даже представить себе не можете, насколько он ласков со мной, и не только он, но и вся его семья внимательна и заботлива. Кстати, сейчас я ношу брюки. Я очень странно себя чувствую, но мне кажется, что в брюках я нравлюсь супругу еще больше. Я учусь ездить верхом, изучаю португальский — довольно тяжелый язык. Руиз говорит, что Муссолини сделал ошибку, ввязавшись в войну. Я вспоминаю несчастного команданте Пископо, который всегда считал, что мы вообще не должны были сражаться. Я очень скучаю по всем троим, но особенно по тебе, дорогая мамочка. Если война закончится быстро, следующей весной мы с мужем приедем в Неаполь. Я уже даже запланировала нашу поездку по Бразилии, я хочу, чтобы вы увидели, как прекрасна эта страна."

— И постскриптум, — добавила Антония, — Розина сообщает, что шлет нам кучу подарков. А мне перепал целый мешок кофе!

Подарки пришли в Неаполь через пять лет, когда город, как и вся страна, превратился всего лишь в груду развалин.

Команданте Пископо, достойный супруг и вечно отсутствующий отец потерпел крушение и погиб вместе с командой у берегов Греции. Антонии, как вдове героя войны, назначили приличную пенсию. Саверио Сольяно и Винченцо Скапече записались в полк, но так как учащихся пока не призывали, свое оружие они использовали только один раз, стреляя во славу приехавших в город американцев.

4.

Война не пощадила и дворец, в котором жили Антония с дочерьми. Однако женщины не остались без жилья — Клотильде их приютила на Капри, на вилле Сольяно. Там Матильде познакомилась с инженером-кораблестроителем, который участвуя в военной компании в России, подхватил туберкулез, и сейчас поправлял здоровье у моря.

Старого князя Бельмонте позвали свидетелем на свадьбу. А принцесса метко откомментировала: "Рыбак рыбака видит издалека, я никогда еще не встречала такую тоскливую пару, и даже не могу себе представить, какие у них получатся дети".

Антония же возразила:

— Мой зять — замечательный олодой человек, моя дочь его любит, и я надеюсь,что они будут счастливы.

Никто из них и представить себе не мог,что по окончании войны, эта чопорная невеста оставит своего добропорядочного мужа и сбежит с моряком-американцем, сыном династии свиноводов из Монтаны, и потом с огромным удовольствием займется свиноводством. В дальнейшем Антония будет получать от своей средней дочери множество писем с вырезками из газет, где Матильде постоянно будут присуждать призы за "самых красивых свиней".

"Здесь я чувствую себя на своем месте, — писала Матильде. — Нет надоедливых салонных сплетен, которые я всегда так ненавидела. Я обожаю своего Джека, он дарит мне все, что нужно: уважение, нежность, труд и много радости. Наверное, я была рождена, чтобы жить в Монтане и просто не знала об этом. Я всегда чувствовала себя уродливой рядом с сестрой, за которой гоняются такие красавцы, мечтающие о настоящей итальянской жене, хотя бы потому, что мы умеем готовить, в отличие от американок. Пусть Маргарита скорее приезжает ко мне".

— К дикарям? Моя сестра, как всегда, такая дурочка, — отрезала Маргарита.

Антония грустно вздохнула и призналась сама себе, что не может справиться с неуправляемой дочерью. Когда освободили юг Италии, Маргарите исполнилось девятнадцать. Ее красота расцвела, и она по-прежнему делила свою привязанность между двумя рыцарями, Винченцо и Саверио. Этот скандальный союз не был секретом ни для Антонии, ни для Клотильде, которые делали все возможное, чтобы скрыть отношения троицы от окружающих.

Клотильде же переживала за своего Ренцино, который ушел в Африку — воевать бок о бок с немцами. Он пережил ливийскую компанию, пережил Черинаику, потом его захватили в плен англичане, и семья перестала получать от него известия.

Клотильде попросила Антонию приехать в Торре вместе с дочерью — женщина нуждалась в поддержке подруги, да и красавица Маргарита будет подальше от Неаполя.

Антония проверила и закрыла маленькую квартирку — съемное жилище, которое они нашли по возвращении из Капри, и уехала вместе с дочерью, не устраивавшей в этот раз никаких сцен.

Они приехали в палаццо Сольяно, где производство уже вновь было запущено. Наконец стала известна судьба Ренцино — его освободили, перевели в Тобрук, в Ливии. Ренцино открыл маленькое дело еще с одним итальянцем и совсем не собирался возвращаться на родину. Он прислал несколько фотографий — вместе с другом и женами-туземками.

-Антония, у него негритянка! — негодовала Клотильде. — Как я наберусь смелости рассказать обо всем мужу?

— Действительно, эта война изменила мир, — ограничилась замечанием Антония.

— Мало того, что между мужчинами и женщинами творится непотребство! Сейчас еще и негритянки! Со всеми их срамными болячками!

— В действительности, это белые принесли им заразу. Не будем уже говорить о позорной резне, учиненной и немцами, и итальянцами. Не хочу даже говорить об отвращении, когда слышу об "избранной расе" Гитлера — еще со времен крестовых походов мы сеем ужас. А однажды эти презренные нам отомстят, — заявила Антония.

— Я схожу с ума от отчания из-за того, что сын не хочет возвращаться, а тут ты еще подливаешь масла в огонь со своими заключениями!

— Твой сын вернется. Пусть развлечется, наберется опыта, а потом вернется.

— А ты, у тебя как получается справляться с Маргаритой?

Антония вдруг ударилась в слезы:

— Разве мы можем что-то изменить?

Вдали от своих "рыцарей" Маргарита дневала в лаборатории. Она тесно работала с мужем Клотильде, завела подробную переписку со своими сестрами. Как-то за столом девушка заявила:

— Когда война закончится, откроются новые рынки: США, Южная Америка — повсюду ценятся итальянские товары. Американцы в Неаполе сошли с ума из-за коралловых сувениров. Может, имеет смысл поехать за границу и посмотреть, какова ситуация на месте?

— Об этом тебе пишут сестры? — спросила Антония.

— Именно об этом.

— Я бы не стал недооценивать твою девочку, — заметил глава семьи Сольяно.

— Об этом вы все время шушукаетесь? — спросила Клотильде у мужа.

— Именно. Думаю, пришел момент открывать представительство в Нью-Йорке. Скоро поедем с тобой в Америку, — заявил коралларо супруге.

Клотильде и Антония обменялись понимающими взглядами. Они просто не должны упускать эту возможность, чтобы окончательно разлучить Маргариту с Саверио и Винченцо.

— Вы с дочерью поедете с нами, — заявила Клотильде.

Антония и Маргарита вернулись в Неаполь, чтобы подготовить документы для поездки за границу. Девушка отправилась навестить своих рыцарей, в их квартирку в Кьяйе — и конечно, молодые люди были осведомлены о том, что их сердечная подруга уезжает.

— Почему ты не воспротивилась этому решению? — спросил Саверио.

— Мы не хотим, чтобы ты попала в лапы какому-нибудь американцу, наверняка за границей тебя будет ждать толпа ухажеров, — запротестовал Винченцо.

— А для меня это прекрасная возможность наконец определиться, с кем из вас двоих я захочу остаться, — подытожила девушка.

— Я устал делить тебя с ним. Выходи за меня, Маргарита. Я стану прекрасным мужем, — заявил Винченцо.

Они впервые заговорили о браке.

— Хорош дружок! — буркнул Саверио.

Это был первый раз, и когда парни оценили друг в друге возможного соперника. Винченцо сделал первый шаг. Маргарита вопросительно посмотрела на Саверио — пусть и не такого импульсивного, но такого же собственника. И Саверио заявил:

— Я еще не готов жениться, но если ты дашь мне пару лет — чтобы встать на ноги, я попрошу твоей руки, и ты знаешь, Маргарита, я выполняю свои обещания.

— Я подумаю. До моего отъезда еще целых две недели.

— А между тем в Америке у нас появится третий соперник, который украдет тебя у нас, — взволнованно выдал Винченцо.

— Мне не нравится, когда вы ругаетесь из-за меня. Я должна выбрать кого-то из вас, так не может продолжаться вечно.

— Почему нет, если мы с ним согласны? Неделю ты будешь с ним, неделю — со мной, — пошутил Винченцо.

— Ты правда так думаешь? — спросила разозленная Маргарита.

— Не говори ерунды! — разозлился Саверио, и хлопнув дверью, выбежал из дома.

— Он просто взбесился, — прокомментировал действия друга Винченцо.

— А что еще ему было делать?

— Заняться с тобой любовью, например. Ну раз наш друг ушел, может быть, пойдем в спальню? — Винченцо попытался обнять девушку. Маргарита вырвалась из его объятий и тоже ушла.

На следующий день, Саверио подарил девушке букет желтых роз.

— Я банален, но я просто не знаю, как сказать тебе, что люблю и что ужасно ревную.

— Хорошо, что ты не застал маму. Проходи, — расчувствовалась Маргарита.

Саверио крепко прижал к себе девушку. Они воспользовались отсутствием Антонии, и в этот жаркий полдень Маргарита рассталась с невинностью.

5.

В Нью— Йорке Сольяно сняли маленькую квартирку в огромном палаццо на Мэдисон-авеню. Там же поселились и Антония с Маргаритой. Розина с мужем и детьми остановились в отеле Пьер. Сначала все были охвачены эйфорией. Американские друзья повсюду приглашали Сольяно.

Сольяно гуляли в Центральном парке, в его окрестностях, ходили в кино, в театр, делали покупки в больших шопинг-центрах. Еще нужно было подобрать место для открытия ювелирного магазина. Дон Сольяно должен был решиться на это обременительное вложение, если хотел расширять рынок. Тем временем съемная квартира превратилась в своеобразный штаб — сюда прибывали и отсюда отправлялись каблограммы в Торре дель Греко, в Тобрук, в Японию, сюда звонили со всего мира, и даже из Монтаны, где два свиновода постоянно откладывали свой приезд, потому что у беременной дочери Антонии были проблемы со здоровьем.

— Я поеду к Матильде, — наконец решилась Антония, не знавшая ни слова по английски и никогда ранее не совершавшая подобных путешествий. Однако, когда это было необходимо, Антония становилась легка на подьем.

Маргарита развлекалась с детьми Розины, и подружилась с обаятельным тестем, который по-прежнему был все тем же внимательным и обожающим супругу мужем. А в остальном предприимчивый бразилец, так же как и Сольяно, стремился выгодно использовать свое пребывание в городе. Детей доверили английской гувернантке, за "хозяйством" приглядывала бразильская домоправительница, и у двух сестер оказалось предостаточно времени для себя.

Прошел почти месяц с их прибытия в Нью-Йорк, и как-то утром, за чашкой чая в баре Пьер, Маргарита призналась сестре: "Боюсь, я беременна".

— Ты же шутишь, правда, — встрепенулась Розина.

ОБНОВЛЕНИЕ ОТ 11.02.15 — 23.02.15

— Я еще никогда не была столь серьезна и никогда так не волновалась. У меня двадцатидневная задержка, и ты знаешь, что мой цикл всегда был точен, как часы.

— Кто отец?

— Саверио Сольяно, — прошептала Маргарита.

— А Винченцо?

— Я даже не знаю, как он может среагировать.

— Я знала, я чувствовала, что эта дурацкая история плохо кончится! Я тебе сто раз писала, но ты, ты когда-нибудь кого-нибудь слушала? А мама, что скажет мама, когда узнает?

— Не читай мне мораль, это не тот случай. Если бы не Винченцо и не весь мир, сплетничающий обо мне, я была бы даже счастлива.

— Ты идиотка, — отрезала сестра. Остальные посетители заведения вдруг все обернулись на звуки ссоры и стали смотреть на девушек, а Розина почти кричала.

Маргарита стала беззвучно плакать, Розина, поднявшись из-за столика и направляясь к выходу, сказала:

— Послушай меня. Езжай в больницу на чистку. Это единственный способ сохранить доброе имя.

— Мне безразлична моя репутация! Маму только жаль, как она все воспримет? Но если она пережила трагическую кончину отца, то переживет и рождение внука у незамужней дочери.

— Ты не просто идиотка, ты клиническая идиотка! И даже не надейся, что я буду помогать тебе с этим ребенком.

— Бедняжка, он только начал расти во мне, и ты уже хочешь его убить. Никогда, никогда, никогда! — раскричалась Маргарита.

— Маргарита, я уверена, что ты вызовешь войну между Сольяно и Скапече, в итоге обе семьи от тебя отвернутся, и ты останешься одна-одинешенька, с нашей несчастной матушкой, и будешь растить безотцовщину, — предрекла Розина.

Дома Маргарита постаралась спрятать красные и опухшие глаза.

— Что случилось? — спросила донна Клотильде.

— Ничего. Я поругалась с Розиной.

— Вечно ты с кем-нибудь сцепишься, — обреченно махнула рукой женщина.

— Хотите знать, почему?

— Нет, я ничего не хочу знать. Звонила твоя мать. Ты стала теткой в четвертый раз. У твоей сестры мальчик, и она неплохо себя чувствует. Антония предлагает тебе приехать в Монтану как можно скорее, потому что тебя там ждет парочка неженатых свиноводов.

Маргарита проводила Клотильде, осталась одна и заказала междугородный разговор с Неаполем.

Ожидая соединения, девушка нервно бродила по квартире. Розина права, абсолютно права — Маргарита только вызовет войну между Скапече и Сольяно, и в итоге останется одна с ребенком. Хотя, если выбирать из двух вечных соперников и ее вечных кавалеров, именно Саверио всегда внушал ей больше доверия.

Зазвонил телефон.

— Неаполь на линии, — предупредительно сообщила телефонистка.

Маргарита услышала голос Винченцо Скапече.

— Когда ты вернешься?

— Скоро. Прилечу самолетом. Я бы хотела поговорить с Саверио.

— Он в Торре. А почему ты не хочешь разговаривать со мной?

— Потому что именно за него я выйду замуж.

Воцарилось молчание, настолько долгое, что Маргарита подумала, будто связь прервалась.

— И ты так спокойно мне об этом говоришь?

— Не думай, что выбор был легким. Я всегда буду любить тебя, Винченцо, но моего решения это не изменит. Пожалуйста, скажи Саверио, что я скоро прилечу.

Маргарита полетела домой одна, она дрожала от страха, но в то же время была преисполнена решимости расставить все точки над "и". Саверио встречал девушку в аэропорту Рима с огромным букетом роз.

— Я столько свечей поставил Мадонне дель Арко, я так долго молился ей, и она услышала мои молитвы, — воскликнул счастливый Саверио, прижав к себе Маргариту.

Когда они возвращались в Торре на машине, Маргарита спросила его:

— Как отреагировал Винченцо?

— Он уехал на острова Фиджи.

— Где это?

— Где-то между Китаем и Австралией. А перед тем как уехать, он заявил, что объявляет мне войну.

— Что?

— Коралловую войну. " Я скуплю не только весь жемчуг и кораллы, я скуплю все мидии и всех черепах. Я заставлю тебя заплатить за это, Саверио, и заплатить дорого".

Однако юный Сольяно выглядел триумфатором — одной рукой он крутил руль Альфа Ромео, а второй рукой обнимал дрожащую девушку.

— Не будь таким самоуверенным, ты не знаешь всего, — прошептала Маргарита.

— Что еще я должен знать? Ты сделала свой выбор, и мне этого достаточно. Через два года, как я и запланировал, мы поженимся, и счастью моему не будет предела.

— Я не думаю, что у нас есть столько времени, потому что я жду ребенка. Ты помнишь, что случилось перед мои отъездом в Нью-Йорк? — прошептала Маргарита.

Рука Саверио сползла с ее плеч, он припарковал машину у обочины, повернулся к девушке и сказал:

— Это значит, что мы должны пожениться как можно скорее, потому что я привык нести ответственность за свои поступки.

— Конечно, я знаю об этом, и именно поэтому я выбрала тебя. Ты любовь всей моей жизни, — заявила Маргарита.

Саверио крепко прижал ее к себе и прошептал:

— Я люблю тебя, я буду счастлив на тебе жениться, и я рад нашему ребенку.

6.

Саверио стоял над колыбелькой маленького Микеле и счастливо ему улыбался. Маргарита подошла к колыбельке и вынула малыша, села с ребенком у окна и стала кормить его грудью. Саверио устроился рядом и заявил:

— Я люблю нашего малыша и его прекрасную мамочку, жду не дождусь, когда можно будет дать жизнь второму.

— Милый, дай мне вздохнуть. Может, в следующем году.

— Может? Ты в чем-то не уверена?

— Беременность — это довольно утомительное состояние, меня пугают и боли в родах. Мне нужно больше времени, чтобы забыть об этом.

— Не заставляй меня чувствовать себя виноватым, — пошутил Саверио.

— Что мы будем делать сегодня вечером? — спросила Маргарита.

Они должны были присутствовать на благотворительном вечере в Яхт-клубе, молодая женщина с нетерпением ждала первого выхода в свет после утомительных месяцев материнства.

— А разве ты не знаешь? — удивился Саверио.

Маргарита все прекрасно знала и даже долго готовилась. В Неаполе она приобрела пышную шуршащую юбку из черной тафты и изящную белую шелковую блузку — этот скромный, но элегантный наряд только подчеркивал ее красоту. Маргарита знала, что обязательно встретит Винченцо Скапече, она не видела его больше года, и хотела выглядеть наилучшим образом, даже если боялась этой встречи.

Девушки, благосклонно принимающей ухаживания "двух рыцарей", больше не существовало — зато появилась юная новобрачная, обожающая мужа и своего малыша.

Винченцо все еще был в отъезде, когда она вышла замуж за Саверио. Новость настигла его на австралийском берегу — куда он переехал после островов Фиджи. Через два месяца после бракосочетания Саверио получил подарок от бывшего друга: гарпун для рыбалки с коралловым наконечником, и письмо.

"Я знаю, что именно Маргарита выбрала тебя, и я не буду нарушать вашу семейную идиллию, потому что люблю вас обоих. Но ты меня прекрасно изучил, и догадываешься, что я этого так не оставлю — и я отомщу тебе в бизнесе. Я стану самым богатым коралларо и ты будешь умолять меня о помощи. Счастья тебе, и сыновей побольше.".

Винченцо приехал через шесть месяцев — когда до рождения малыша оставалось несколько недель Ребенок официально считался бы семимесячным. Двое бывших друзей встретились в официальной обстановке — по случаю открытия американской Торгово-промышленной палаты в Италии. Они искренне обнялись, Винченцо поприветствовал родителей Саверио, представил свою японскую невесту и по совместительству дочь посла Японии в Риме. Девушка казалась воздушным созданием, сошедшим с акварели на пергаментной бумаге.

За столом японка чистила виноград, ягодку за ягодкой — перед тем, как съесть. Она разговаривала вполголоса и почти не улыбалась.

— Вы поженитесь? — спросил Саверио у Винченцо.

— Благоволение посла мне понадобится.

— Значит, это будет коммерческий союз.

— Конечно, и мои цели ты прекрасно знаешь, — злорадно улыбнулся Винченцо, хлопнув друга по плечу.

Он женился на японке, сыграв свадьбу в Италии, а потом и в Японии. Из Токио молодожены поездом отправились в Кобо — супруга Винченцо погибла в железнодорожной катастрофе. Он стал вдовцом, но все-таки успел завести необходимые связи со страной Восходящего солнца. А этим вечером, как и все, Винченцо появился в Яхт-клубе.

— Все я знаю, — шептала Маргарита, накидывая на плечи полотенце — малышу Микеле надо было срыгнуть, и он мог испачкать мамин наряд.

— Вот только не уверена, что мне хочется быть на этом вечере.

Пришла кормилица и занялась ребенком. Маргарита дала няньке наставления, и вышла вместе с мужем. Сначала они отправятся на производство, Саверио что-то нужно было найти в кабинете.

— Скажи лучше, что ты не хочешь видеть Винченцо.

— И да, и нет. Не знаю.

— Ты чего-то боишься?

— Я не боюсь, милый. Я просто не знаю, что ему сказать.

— Ничего ему не говори.

— Почему вы, мужчины, такие примитивные?

— Почему вы, женщины, так привыкли усложнять жизнь себе и другим?

— Потому что мы чувствительнее, и видим не только черное и белое, но и серые оттенки. Я знаю, что мы живем и будем жить в Торре, где рано или поздно с ним столкнемся. Но сейчас, на официальном вечере, где все за всеми наблюдают, все видят, и видят даже то, чего нет, я бы предпочла избежать общения с ним. То, что было между нами тремя, до нашей свадьбы...

— Этого уже нет. Более того, я рад, что женился на женщине, которая предпочла меня другому мужчине, ухаживавшему за ней. Тебе не о чем переживать, любимая.

— Иисус Мария, как Вы прекрасны, донна Маргарита, будто сошли с картины, — воскликнула горничная, принимающая у Маргариты пальто.

— Неправда, у меня огромная грудь и живот, — признала Маргарита, смотрясь в зеркало. Ей не нравились комплименты, она с радостью принимала их только от мужа.

Маргарита была готова встретиться с друзьями и знакомыми, включая и Винченцо Скапече.

Они с мужем находились в холле Яхт-клуба, когда увидели бывшего друга. Тот докуривал сигарету — увидев чету Сольяно, он приблизился к супругам, одарив их широкой улыбкой.

— Твоя жена стала еще прекраснее после вашей свадьбы.

Винченцо обратился и к Маргарите:

— Брак и материнство превратили тебя в шедевр.

— И ты в форме, я думала, ты еще не пришел в себя после утраты, — заметила Маргарита, намекая на недавно случившееся.

— Я еще скорблю, но не хочу огорчать моих друзей, — ответил Винченцо.

Маргарите хотелось сказать, что она не видит особой скорби. Троица поднялась по ступенькам в ресторан, наполняющийся гостями. Появились и родители Саверио. Все устроились за одним столом — среди гама, шума, веселой музыки и радостных приветствий.

Директор ресторана приблизился к их столику и проговорил:

— Дон Саверио, Ваша горничная на проводе. Говорит, это важно.

Сольяно-старший немедленно отошел, и вернувшись к родным, сообщил:

— Ренцино вернулся и не один. С ним какая-то... женщина.

7.

— Мы с твоим отцом немедленно возвращаемся домой, извинись за нас перед остальными, — велела Клотильда сыну.

— И мы с вами, — поднялась Маргарита.

— Даже не вздумайте, — заявил дон Сольяно.

В те годы Ренцино приобрел и расширил гостиницу в Аддис Абеба, он же и дал своему отелю новое название — "Отель Европа". Иногда Сольяно неплохо зарабатывал, но чаще всего влачил жалкое существование. Отца с братом Ренцино считал скрягами, потому что те отказывались ему помогать в трудные периоды — Ренцино вместо коммерческой жилки обладал характером мечтателя. С тех пор как отец отказал старшему сыну в очередном кредите, мотивируя отказ тем, что семья вложила все в нью-йоркские производства, Ренцино больше не давал о себе знать. Дон Сольяно тщетно надеялся, что первенец взялся за ум и перестал строить воздушные замки. Сейчас же Ренцино вернулся совершенно внезапно, да еще и с женщиной.

Когда родители возвращались в палаццо, Саверио сообщил гостям о неожиданном приезде брата. А потом обратился к жене.

— Маргарита, речь все-таки о моем брате, и я бы очень хотел понять, что же происходит, — Саверио объяснил необходимость пойти за родителями.

— Я с тобой. Что я тут буду делать одна?

— Останься, пожалуйста. Это очень важное мероприятие, и хотя бы один Сольяно должен на нем присутствовать.

Маргарита кивнула в знак согласия. А потом негромко спросила:

— Как же я вернусь домой?

Саверио серьезно посмотрел на друга:

— Винченцо, когда все закончится, окажи мне услугу — пожалуйста, отвези домой мою супругу.

— Спасибо за доверие, — буркнул вечный соперник.

— А я тебе и не доверяю, гадкий ты змей. Я верю в Маргариту.

— Он специально так сделал, — прошептал Винченцо Маргарите, когда Саверио ушел.

Она задумчиво посмотрела на бывшего ухажера: быть может, Саверио и правда захотел оставить их одних.

— Все это время я чувствовала себя страшно виноватой, за то, что не позвонила тебе, не попрощалась с тобой, как будто бы между нами совсем ничего не было. Я столько раз хотела объяснить тебе, почему выбрала Саверио, хотела сказать тебе, что любила тебя, даже если выбрала его. И я благодарна тебе за все прекрасные моменты, что мы пережили втроем — ты, я и Саверио. Ты мой самый лучший друг.

Винченцо выслушал ее, а потом спросил:

— Так почему ты все-таки предпочла его — мне?

— Я вдруг поняла, что ты всегда хотел иметь то, чем обладал Саверио. Думаю, и любил ты меня только потому, что меня любил он. Я хотела сказать тебе все это еще год назад, но у меня не было возможности, потому что ты уехал.

Винченцо грустно посмотрел на Маргариту и пробормотал:

— Я знал, что потерял особенную женщину, и я больше не могу ненавидеть Саверио за то, что он тебя завоевал.

Двери ресторана распахнулись, впустив армию метрдотелей и официантов с подносами, полными самой разнообразной еды. Шумная эйфория сотен гостей вдруг позволила Маргарите и Винченцо почувствовать себя наедине друг с другом.

— Что мы здесь с тобой забыли? — спросил Винченцо Маргариту.

— Это наш долг. Мы — кораллари, как и все остальные гости.

В этот момент к столику подсели президент общества по добыче кораллов, начальник полиции и старый прелат дон Пеппино Приоре, знавший как облупленных почти каждого из присутствующих.

— Где твой муж и твои свекры? — сразу же обратился священник к Маргарите.

— Ренцино вернулся из Африки.

— Вот так вдруг?

— Вот так вдруг.

— Почему я из тебя будто щипцами должен вытягивать слова? — нетерпеливо воскликнул прелат.

— Дон Пеппино, да если бы я хоть что-то знала, то сразу бы Вам все рассказала. Если придете к нам домой завтра утром, донна Клотильде Вам все поведает.

— Вели этому сыну Божию, прожигателю жизни, как можно скорее явиться ко мне и покаяться во всех грехах, — закрыл тему священник.

— Не правда ли, этот морской лещ восхитителен? — обратился к присутствующим начальник полиции.

— С тех пор, как страна начала приходить в себя после войны, мы забыли о "рыбе для бедняков", сразу накинулись на изысканные сорта. Сейчас в ресторанах народ заказывает лосося и лангуста, и если попросишь простого леща, на тебя смотрят как на умалишенного, потому что эта рыба стоит недорого.

— пробурчал священник.

— Кстати, о новых веяниях: вы знаете, что сейчас продают одноразовые носовые платки? — спросил Скапече.

— Как это — одноразовые? — удивилась супруга начальника полиции.

Маргарите быстро надоели разговоры на банальные темы.

— Я бы хотела вернуться домой, — прошептала молодая женщина. Она наконец выяснила все с Винченцо и чувствовала себя умиротворенной.

В действительности Маргарите хотелось знать, что же происходит дома.

— Я отвезу тебя.

— И не думай, — вмешался дон Пеппино. — Я позабочусь о донне Маргарите.

На самом деле священник уже назубок знал разговоры всей этой публики и ужасно скучал.

— Скажи своему мужу, что я нарушил его приказ, но не ослушался вышестоящего начальства, -пошутил Винченцо, и, наклонившись к Маргарите, прошептал:

— Я тебя никогда не забуду.

8

Дворец казался погруженным в тишину. На часах пробило одиннадцать вечера, и все разошлись по своим комнатам. Только Саверио не спал — ждал Маргариту в гостиной, пытаясь убить время за раскладыванием пасьянсов.

— Ты быстро.

— Как раз успею покормить Микеле.

— Почему Винченцо не поднялся?

— Меня привез дон Пеппино. Ужин еще не закончился, но я хотела вернуться домой.

— Ты, как всегда, беспокоишься на ровном месте. Знаешь же, что этот прелат водит хуже самого распоследнего пьяницы.

— И именно поэтому, вы, прихожане, подарили ему автомобиль? — пошутила Маргарита.

Некоторое время назад, самые богатые семьи Торре преподнесли в дар курии Фиат — тем самым решив облегчить перемещения священника, колесившего с утешениями по всему Неаполю. До того дон Приоре разъезжал на дряхлом мотоциклете еще довоенного производства, и его средство передвижения постоянно приходило в негодность. После долгих бесплодных попыток священник наконец получил права у экзаменатора, который закрыл оба глаза и выдал прелату права, понадеявшись на милость Господню.

— Я тебя обожаю, — улыбнулся Саверио.

— Я переоденусь и потом спущусь к тебе, потому что хочу обо всем знать, — сказала Маргарита, выходя из гостиной.

Через несколько минут она появилась с малышом на руках — ребенок капризничал, так как хотел есть. Маргарита удобно устроилась в кресле и стала кормить малыша грудью.

— Ренцино привез с собой певичку из варьете, как утверждает он сам. На самом деле, как я думаю, он притащил с собой прости господи, занимающуюся самой древней профессией. Мама и папа вне себя, так как мой братец представил эту, эту... как свою невесту. Он уступил отель какому-то французу за мизерную цену, умудрился набрать долгов, и как я понял, хочеть связать свою судьбу с этой путаной.

Маргарита посмотрела на озабоченного супруга. Роль отца семейства здорово изменила его. Он внезапно посерьезнел и повзрослел, от того беспечного студента, которого она знала несколько лет назад, и следа не осталось.

— Мы женаты с тобой меньше года, и уже похожи на старых ворчливых супругов, которые знают друг друга всю жизнь. Может, он ее любит, эту женщину, которую ты так опрометчиво обозвал проституткой. Неужели твой брат не заслужил хоть немного понимания?

— Если бы я показал тебе ту кипу документов, что он привез, вместо понимания тебе бы захотелось прибить этого несчастного. Я не говорю уже о том, что старшие братья должны служить примером младшим. А мама, как и всегда, его жалеет, потому что бедняжка Ренцино так страдал в Африке, так страдал, страдал солдатом, страдал заключенным. И владельцем отеля тоже страдал.

Сытый малыш заснул на руках у Маргариты — молодая женщина позвонила в колокольчик, пришла кормилица и забрала ребенка.

— Ты принесла мне его чистенького и благоухающего, но он опять испачкался, — сказала Маргарита няньке.

— Сейчас я его переодену, и будет спать как ангелок. Я еще никогда не видела ребенка с таким спокойным нравом, — кормилица взяла мальчика на руки.

Оставшись в одиночестве, Маргарита прошептала мужу:

— Мне тоже очень жаль твоего брата. Ты хоть раз подумал о том, какие ужасы он пережил во время войны? Ты думаешь, можно так легко забыть об этом? Я помню его с юности, он всегда был чувствительнее всех нас.

— Но годы идут, и люди взрослеют! А он так и остался мальчишкой! А теперь пытается ввести в семью эту... Веселую Жоржетт.

— Она француженка?

— Австралийка из Сиднея, как утверждает она сама. У нее грубый английский, и зовут ее Мэри МакДональд. Утверждает, что ее семья родом из Ирландии. Отец — электрик в глухой деревне, а мать — портниха.

— Честные труженики, в общем. Расскажи мне, она красивая? — полюбопытствовала Маргарита. Девушка находила всю историю очень захватывающей.

— Не знаю. Я не присматривался. Мама плакала, папа безуспешно пытался сдержать ярость. Этой... не место в нашем доме. Завтра наше имя будут полоскать все! — возмущался Саверио.

— Милый, пойдем в кровать. Мы оба устали. Утром вся эта ситуация покажется менее драматичной.

Уже в постели Саверио обнял супругу.

— Спасибо, милая. Ты всегда меня успокаиваешь. Ты настоящее сокровище, и я очень везучий муж.

Они погасили свет, но Саверио продолжал ворочаться в кровати.

Маргарита включила торшер и спросила:

— Сделать тебе ромашковый чай?

— Зачем? Я спокоен.

— Я вижу.

— Я очень хочу знать, как прошла твоя встреча с Винченцо, — внезапно выпалил Саверио, раскрыв тем самым причину своего беспокойства.

Маргарита погладила его по щеке.

— Никогда не сомневайся во мне. Я рада, что ты предоставил мне возможность все выяснить, думаю, Винченцо все понял, как и я поняла то, что он твердо намерен обыграть тебя на ниве бизнеса. Он упрямый осел, и ты знаешь это лучше меня. Он дорожит тобой, но страшно не любит проигрывать, и потерпев поражение со мной, наш друг твердо решил победить на профессиональном поприще. Имей это в виду.

— Знаешь что, история Сольяно насчитывает столетия, и никто не отнимет у нас пальму первенства.

Давай уже спать, — успокоившийся Саверио стал зевать.

На следующй день, когда вся семья позавтракала в напряженном молчании, и после того, как все разошлись по дворцу, Ренцино появился в гостиной, где Маргарита находилась только в обществе кормилицы и малыша.

— Я могу поговорить с тобой? — тихо спросил он.

Маргарита с грустью отметила, что годы превратили красивого мужчину в неряшливого толстяка. Ренцино показался ей неудачником, потерявшим окончательную надежду.

— Конечно, мы можем поговорить, даже должны.

Маргарита обняла незадачиливого родственника, потом кивком отпустила кормилицу.

— Ну хоть кто-то мне рад в этом доме. Я так несчастлив. Помнишь, я постоянно шутил и смеялся? А сейчас я чувствую себя нежеланным гостем в своем же доме.

— Давай-ка мы сейчас закажем кофе, и ты все-все мне расскажешь, — Маргарита устроилась в кресле напротив Ренцино.

— Ты хочешь услышать о моих двух сомалийских женах? В обмен на коралловый рог мне подарил их вождь африканского племени, я могу рассказать тебе о Египте и о красоте берберок, о захватывающем очаровании сфинксов, о таинственных рисунках на пирамидах, о том, насколько близко ты чувствуешь Бога — всеми покинутый в бескрайней пустыне, ты так не чувствуешь Его в нарочитой помпезности наших церквей, я могу рассказать тебе, насколько невинны и чисты африканки, насколько ласковы они к незнакомцам, и насколько наши непорочные девы полны злых умыслов. Я не хочу рассказывать тебе о голоде, о жажде, что мне довелось испытать, обо всех кошмарах, обо всех ужасах, о болезнях, что мне пришлось пережить. Я никогда не расскажу тебе об этом.

Горничная принесла кофе. Подождав, пока прислуга уйдет, Маргарита спросила:

— А почему ты не хочешь рассказать мне об этой Мэри МакДональд?

— Бедняжка спряталась в моей комнате, и боится даже высунуть нос — после того холодного приема, что ей оказали. Она хорошая девушка, поверь мне. Только невезучая и несчастная, как и я.

— Тебя нельзя назвать невезучим, Ренцино.

Маргарита даже не притронулась к своему кофе.

— У тебя есть семья, которая тебя любит. Несмотря ни на что.

9

Сольяно никогда не бросали друзей и близких в беде. Маргарита прекрасно помнила об этом, как помнила и о далеких временах, когда Сольяно помогали ее маме и сестрам. И конечно же, они обязательно помогут и сыну, пусть даже его спутница и вызвала столько неприязни. Донна Клотильде охарактеризовала девушку как "ничтожную певичку варьете".

— Она здесь уже шесть месяцев и до сих пор не выучила ни одного слова по-итальянски, — жаловалась свекровь. Тем временем дон Сольяно обеспечил сына деньгами, чтобы тот мог приобрести себе приличный гардероб, посетить стоматолога и даже купить рояль,чтобы возобновить музыкальные экзерсисы.

Маргарита брала девушку с собой в лабораторию и учила различать кораллы — по каратности, учила всем тонкостям мастерства, она пыталась сделать из Мэри добросовестную работницу. Саверио нехотя согласился брать Ренцино с собой в поездки, а потом долго выговаривал отцу:

— Ренцино далеко не глуп, но у него есть один ужасный недостаток: он верит абсолютно всем. Так мошенники лишили его гостиницы. Хорошо, что, не давая ему денег в долг, мы вынудили его закрыть отель и вернуться домой.

— Именно поэтому я и опасаюсь привлекать его к значительным сделкам. А если мы доверим Ренцино управлять небольшим магазинчиком, что скажешь? — спрашивал дон Сольяно.

— Ты — босс, тебе решать, — расплывчато отвечал сын.

— Пусть он поучится у тебя еще полгодика. А потом отправим его в Нью-Йорк. Что думаешь?

— Лучше уже пусть сначала поработает в магазинчике в Неаполе. Это рядом, и мы сможем лучше его контролировать.

— Вот от девицы я бы его освободил, — ворчал отец. — Совершенно ненужный балласт. Хорошо еще, что он не женится на ней.

— Папа, эта Мэри ему тоже в тягость, но Ренцино всегда был настолько мягкотелым и чересчур вежливым, что и по сей день боится отправить ее восвояси.

— Интуиция меня никогда не подводила. Пусть уезжает с ней в Америку. А там будь что будет, — отрезал дон Сольяно.

В Нью-Йорке Ренцино с несвойственным ему ранее рвением принялся управлять престижным ювелирным магазином, а Веселую Жоржетт пригласили вести программу спортивного танца на телевидении, где в нее влюбился хореограф. Ренцино с радостью пожелал девушке более счастливой жизни.

В Торре семья отмечала вторую беременность Маргариты, когда до них дошло известие об "освобождении" далекого сына.

— Папа, ты был прав, — признал Саверио.

— Слушай свою интуицию, сын мой. Она никогда тебя не обманет.

Наступили спокойные годы. Маргарита родила девочку, которую назвали Присциллой. Третья дочка, Аркетта, родилась с синдромом Дауна. Дон Саверио Сольяно любил малышку больше остальных детей — он находил для нее самых лучших учителей, превратил ее в ловкую пловчиху, и всегда давал ей только самое лучшее. Сокрушался лишь о том, что Аркетта никак не могла запомнить цифры, значит, она не сможет понять и стоимость денег.

Затем родился Эдуардо. Роды были тяжелыми, и Маргарита заявила Саверио:

— Это наш последний ребенок.

Дети росли в счастливой и спокойной обстановке. Лаборатория стала их игровой комнатой, пока Маргарита сидела за скамьей вместе с работницами, помогая им, когда нужно было поспешить с отгрузкой. Малыши наблюдали и учились. Как и все малыши, ребята обожали слушать истории о далеких временах и первых кораллари больше, чем сказки братьев Гримм.

— Только представьте себе, дети, что в девятом веке в Торре дель Греко было всего восемь тысяч жителей, треть из которых бороздила по морю в поисках коралла, а три сотни женщин занимались его обработкой. Многие из них пробивали дырки и нанизали кораллы на тонкую нить не хуже новомодных дыропробивных станков, — рассказывала Маргарита.

Самым жадным слушателем был Микеле. Он был самым старшим и самым восприимчивым. Если Саверио любил малышку Аркетту, как самую обделенную, то Маргарита просто обожала своего первенца.

В Неаполе Сольяно владели квартиркой на виа Кьяйя, в том же здании, где располагался их престижный ювелирный магазин, в котором продавались жемчуг и кораллы. После того, как Микеле закончил среднюю школу, Маргарита решила отдать его в престижный колледж, где раньше учился и Саверио. Она переехала вместе со старшим сыном и малышом Эдуардо в Неаполь — на пять дней в неделю, а дочери остались с отцом в Торре. В эти годы Саверио сократил поездки, он уже создал сеть распространителей и агентов, которые разъезжали по миру вместо него.

Микеле был замечательным студентом, мальчик обладал феноменальной памятью. Пока его однокашники проводили вечера за домашними заданиями, Микеле разделывался с уроками менее чем за час, и сразу же спускался в магазин, работать. Магазином на виа Кьяйя управляла родственница донны Клотильде, опытная кораллара, обладающая первоклассным чувством стиля. Хозяйке помогали две верные ловкие продавщицы и одна юная ученица. Микеле вел себя довольно невозмутимо в присутствии покупателей. Оставшись один на один с персоналом, он начинал интересоваться всем, а в конце недели, когда мальчик с мамой и малышом Эдуардо возвращался в Торре, Микеле приставал с заранее заготовленными вопросами к отцу.

Саверио с радостью проводил с сыном выходные, объясняя тому сложные механизмы продаж. Когда Микеле исполнилось восемнадцать лет, дон Саверио отправился вместе с сыном в Нью-Йорк.

В Америке Саверио решил, что восемнадцатилетний Микеле, обладающий здравым смыслом и наследственной хваткой Сольяно, останется управлять американским магазином вместо Ренцино, в последние годы все чаще жалующегося и на без того неважное здоровье.

10.

Вечером отец и сын пошли на шпионский фильм, рекламируемый по всему Нью-Йорку. После просмотра они решили вернуться домой пешком — и всю дорогу болтали, скорее как добрые друзья, чем как отец с сыном.

— Ты знаешь, что дядя плохо себя чувствует? — спросил Микеле.

— Я хочу забрать его с собой, в Италию. Ему нужно лечиться, ему нужна семья, которая позаботится о нем, — признал Саверио.

— Согласен. Но кто из нас останется управлять магазином? Этот безупречный мистер Гарри Далтон не кажется мне такой уж хорошей кандидатурой, — заметил парень.

— Мог бы ты заняться магазином на какое-то время?

Молодой Сольяно протер глаза.

— Ты серьезно?

— Я еще никогда не был так серьезен.

— А как же университет? Учеба?

— Ты мог бы взять академический отпуск на год. Много лет назад я тоже брал академ, но я в те годы был далеко не так умен, как ты.

— А мама согласится?

— Она будет ругаться. Помнишь, как ты в детстве научился плавать?

— Ты приплыл со мной на лодке к морю и выкинул меня в воду. Но я уже и до того знал, как барахтаться в воде.

— Ты барахтаешься среди кораллов с рождения. И если ты согласен, я выкину тебя в море бизнеса — я уверен, что ты выплывешь.

На следующий день отец с сыном сообщили Маргарите по телефону о принятом решении — та, конечно же, пришла в ярость.

— Ты ненормальный, на тебя надо надеть смирительную рубашку и сдать в желтый дом! Дай мне поговорить с моим ребенком!

— Конечно, сейчас я передам тебе трубку, но не забывай, что твой ребенок — еще и мой ребенок. Он значительно повзрослел за эти месяцы — ему больше не нужно цепляться за твою юбку. Он уже достаточно был подле тебя, а сейчас, в Нью-Йорке, Микеле показал, что он взрослый, что он не младенец, с которым нужно сюсюкаться, он решительный, смелый, напористый. Нью-Йорк станет его пробным полигоном. И потом, речь идет всего о нескольких месяцах, пока Ренцино не подлечится и не придет в себя.

— Я хочу поговорить с моим сыном! — кричала Маргарита.

Микеле, гордый тем, что отец верит в него, доверяет ему семейное дело, сумел успокоить мать.

Зимой начались проблемы — дядюшка Ренцино медлил с возвращением в Нью-Йорк, а Микеле подхватил бронхопольмонит. Пока Микеле тщетно пытался встать на ноги, магазином управляли преданные друзья семьи. В звонках и письмах отец просил потерпеть — он пытался найти выход, устраивающий всех, чтобы и сын мог вернуться домой, и чтобы дело не оказалось заброшено. В марте Саверио приехал в Нью-Йорк, и обнаружил исхудавшего мальчишку, с остервенением продолжающего работать.

— Бухгалтерская отчетность в порядке. За последние четыре месяца мы увеличили оборот более чем на сорок процентов, — сообщил сын.

— Ты чемпион! Но твоя мать тебя заждалась, выезжаем немедленно.

Микеле улыбнулся. В Торре врачебный уход, материнские любовь и забота не принесли ожидаемого эффекта. Микеле страдал отсутствием аппетита, из-за постоянного жара он все больше и больше слабел.

В больнице, куда отправили Микеле, врачи сообщили, что у парня — врожденная гипертрофия сердца, которая, вместе с так и невылеченным бронхопольмонитом, значительно ухудшила состояние юноши. Микеле умер в конце апреля, ровно через месяц после того, как вернулся из Америки.

Маргарита прокляла мужа, который вернулся в Нью-Йорк, чтобы закрыть магазин и поручить провереннному агенту продать квартиру, где Микеле жил несколько месяцев. Саверио больше никогда не приезжал в Америку. Мучимый чувством вины, через несколько месяцев он сам заболел.

— Рак простаты, — поставили диагноз медики. — Мы сделаем операцию, но я не гарантирую, что нам удастся его спасти. Болезнь на последней стадии.

Маргарита подумала, что Господь так наказал Саверио за то, что отдалил сына, что не позаботился о нем должным образом. Женщина никому не сказала о своих мыслях. Наступили годы, полные изнурительного, болезненного и безрезультатного лечения. И только поняв, что умирает, Саверио решил попросить прощения у жены.

— Ни ты, ни я, мы оба не знали, что наш Микеле родился с дефектом сердца, — говорила Маргарита, которая за эти годы смирилась с потерей первенца, и была готова к тому, что скоро уйдет и муж.

— Наш сын не умер бы таким юным, если бы остался с семьей, — горестно заключал Саверио.

— Кто знает, милый, кто знает. Древние греки говорили, что юных забирают боги. Саверио, жизнь была благосклонна к нам, и столько нам подарила, так что неудивительно, что часть своих даров она забрала назад. И от нас ничего не зависело.

— Жизнь подарила мне тебя. Ты удивительная женщина, Маргарита Сольяно. Мы прожили прекрасные годы. Помни о нашем счастье, потому что эти воспоминания помогут выдержать тебе все трудности. Позаботься о наших девочках, особенно о моем сокровище, об Аркетте. Будь рядом с Эдуардо. Именно он унаследует семейное достояние, а пока ему следует учиться и работать. Он прекрасно понимает, что его ждет, он знает, что будут препятствия, трудности, разочарования. Я обещал ему, что ты всегда поддержишь его.

— Так и будет, мой милый.

— Знаешь, несколько дней назад приходил Винченцо. Мы говорили о многом. Он пират, разбойник и разгильдяй, но он наш друг, самый близкий друг, который когда-либо у меня был. Мы соперничали все эти годы, но я знаю, если возникнет необходимость, он вам поможет.

— Он поможет утопить нас? — иронично спросила Маргарита.

— Он поможет не утонуть. Он дал мне слово, и я верю ему.

Стив

1.

— Несмотря на свою славу "кораллового хищника", Винченцо Скапече — человек слова, и он дорог мне. Через два года после смерти супруги-японки, он женился на добропорядочной женщине, и напропалую ей изменял. Говорил: "Я гоняюсь за призраками". Я думаю, он искал ту, которая могла бы вызвать в нем хотя бы отголоски юношеской страсти. Но он никогда не нарушал наше с Саверио семейное благополучие, и за это я благодарна ему, — закончила рассказ Маргарита.

Самолет шел на посадку в аэропорту Женевы.

— Милая моя, да ты плачешь, — удивилась пожилая женщина.

— Ваша история меня так растрогала! И помогла многое понять обо мне самой.

Самолет приземлился, пассажиры стали собираться на выход. Такси, которое заказала Урсула, привезло их к отелю "Президент Вилсон" — здесь всегда останавливался Эдуардо.

— Каждый раз, когда я приезжаю в Швейцарию, мне кажется, что я попадаю в диснеевский мультфильм. Все в строжайшем порядке, чистенькое, причесанное, вымытое — даже кажется игрушечным, не находишь? А мы с тобой принадлежим к шумному народу, наша земля плодородна, а люди большей частью бедны, и цвета природы, равно как и наши чувства, не знают полумер — ты плавишься на жарком солнце, буквально коченеешь от холода на морозе, да и нашим эмоциям нет границ, — задумчиво проговорила Маргарита.

— А Швейцария похожа на обитый ватой уютный мирок, — продолжила мысль свекрови Урсула.

— И хоть этот мирок богат, чувства здесь незначительны.

— Вы волнуетесь? — спросила невестка.

— Это так заметно? Вот и болтаю всякую ерунду, — призналась Маргарита.

Носильщик выгрузил из такси две небольшие дорожные сумки.

— Добро пожаловать, синьоры Сольяно, — дружелюбно улыбнулся портье, а потом вдруг принял серьезное выражение лица, прокашлялся и грустно сказал:

— Весть о кончине синьора Сольяно добралась и до нас. Позвольте мне выразить соболезнования от лица всего персонала.

— Благодарю, — величаво кивнула Маргарита.

— Дирекция отеля забронировала для синьор наш лучший люкс, по цене стандартного номера, который всегда заказывал дон Сольяно, — уточнил старательный портье.

Люкс представлял собой две просторные спальни, две ванные, общую гостиную, в которой женщины обнаружили цветы, фрукты и пирожные. А также два абонемента на бесплатное посещение СПА.

— Думаешь, у нас останется время на эти глупости? — спросила Маргарита.

— Думаю, завтра нам с Вами будет о чем думать. Стив останется с нами до ужина, я даже не знаю, чем занимать ребенка весь день.

— Может, и этот малыш не знает, как себя с нами вести? А для начала я привезла ему подарок. Считаешь, понравится? Мне посоветовал ее продавец.— Маргарита продемонстрировала Урсуле книгу — "Дневник щепки".

Женщины волновались, почти не притронулись к легкому ужину. Они рано легли спать и на следующее утро, в десять, уже ждали директрису колледжа в приемной.

Руководительница колледжа освободила мальчика на весь день от занятий, и при первых же признаках неудобства, неприятия с обеих сторон, предложила сразу же привезти мальчика в колледж.

— Стив с нетерпением ждал вашего приезда, он в саду. — женщина проводила синьор Сольяно к заднему двору.

— Мама, пожалуйста, подождите меня здесь. Лучше я одна его встречу, — попросила Урсула, спускаясь по лестнице, ведущей в старый парк, деревья в котором разменяли не одну сотню веков. Стив играл с двумя мальчиками, маленьким индийцем и светлым норвежцем. Урсула смотрела на троицу со странным чувством вины. Слишком богатые и слишком занятые родители закрыли своих детей в позолоченнной клетке, будто малыши — ценный груз, а не маленькие создания, о которых надо заботиться и которых надо любить. Конечно, дети заводили международные связи, учились красиво плавать, с изяществом кататься на лошади, не менее элегантно играть в гольф, говорить на одном языке со всем миром. Дети изобретали свой, уникальный язык общения. Но прежде всего они учились молчать о своих чувствах. Они станут высококлассными менеджерами, озабоченными прежде всего результатами финансовой деятельности предприятий, которыми их позвали управлять. Некоторые превратятся в мажоров, транжирящих жизнь вместе с семейными капиталами. Другие кинутся в омут дозволенных и недозволенных удовольствией. Эти дети никогда не узнают уюта семейного очага, заботы и ласки — на каникулах домочадцы осыпают их ненужными дорогостоящими подарками, вместо того, чтобы всего лишь подарить чуть-чуть любви. А дети, обладающие острым чувством интуиции, понимают, что их близкие ждут не дождутся, чтобы избавиться от них.

И Эдуардо, спрятавший малыша сюда, лишил малыша Стива любви китайских бабушки и дедушки, и матери, с таким трудом наладившей существование. Урсула понимала, что малышу нужно как можно скорее подарить мир любви и заботы, мир эмоций и ласки, вне зависимости от реакции ее собственных детей. Мальчик увидел Урсулу, попрощался с товарищами, и побежал ей навстречу.

— Привет, Урсула, — замялся Стив.

— Привет, Стив. Я могу тебя обнять?

Урсула заметила, что товарищи мальчика удалились, поддразнивая друг друга дружескими тычками. Урсула крепко прижала к себе малыша. Они сели на каменную скамью, Стив постарался устроиться поближе к Урсуле.

— Как ты?

— Я закончил учебный год лучше всех.

— Я уже знаю и поздравляю тебя. Но я бы хотела узнать, как твои дела, как ты сам.

— В конце месяца за мной приедет отчим, синьор Кремонези, и на каникулах мы посмотрим Италию — вместе с мамой и маленькой сестренкой. Они назвали ее Кэрри. Мама объяснила мне, что дала это имя малышке в честь Ну Ши, английской пианистки, у которой мама выросла. Она сдержала данное тебе обещание и приехала навестить меня. У меня все хорошо, спасибо. А твои дела как?

— Я потерпела поражение по многим фронтам, мой маленький друг. Неожиданная смерть твоего отца повлекла за собой множество проблем. Мне одной сложно воспитывать детей. Самый старший, Саверио, взвалил на себя ответственность за семейное дело, а двое самых младших наконец-то начали понимать, как важна и их поддержка. Я думаю, и тебе мы тоже найдем занятие, мой малыш. А еще, сегодня со мной пришел один человек.

— Я знаю, это мама моего отца.

— Пойдем к ней, — предложила Урсула.

Маргарита сидела в вестибюле колледжа, ее руки нервно теребили сумочку, как только она увидела мальчика, выпрямилась и как-то напряглась. Пожилая женщина искала в ребенке черты умершего сына.

— Bonjour, madame, — поздоровался Стив.

— Bonjour, Steve. Je suis ta grand-maman, — прошептала Маргарита, наконец расслабившись.

(* — Здравствуйте, мадам. — Здравствуй,Стив. Я твоя бабушка (фр.))

2.

Катер вез женщин и мальчика в ресторан, находящийся в окрестностях Женевы.

— Знаешь, почему я выбрала именно это заведение? Владельцы тоже родом из Торре, и мы знаем друг друга много лет. В субботу ресторан частенько посещают семьи с детьми, хозяева приглашают клоунов и мимов из неаполитанского театра, которые равлекают публику в саду, — объясняла Маргарита Стиву, усевшемуся рядом с бабушкой. Урсула держала малыша за руку.

— Ты знаешь, кто такой Пульчинелла?

Маргарита болтала без остановки, пытаясь разговорить молчаливого Стива.

А тот о чем-то размышлял, задумавшись.

— Если взрослые что-то прячут, значит, то, что они спрятали, нехорошее? — вдруг спросил мальчик.

— Объясни, пожалуйста, я что-то не очень понимаю, — попросила бабушка.

— Неважно, — прошептал ребенок, и развернувшись к окну, стал наблюдать за летающими чайками. Потом добавил:

— Мой отец всегда прятал меня. И только сейчас, когда он умер, я узнал тебя и Урсулу. Это значит, что я плохой для вас.

Женщины застыли в молчании, а малыш продолжил:

— И моя мама всегда мне говорила: "Не задавай слишком много вопросов своему отцу, потому что он не всегда сможет на них ответить." А если я плохой, то почему папа меня любил?

— Все дети, включая тебя, это лучший подарок, который твой отец получил от жизни. Ему было очень сложно признаться Урсуле, что у него ребенок от другой женщины. Твой отец не хотел никому страданий, а особенно Урсуле, потому что он очень любил ее. Именно поэтому он боялся заговаривать с ней о тебе. Незадолго до смерти он написал ей письмо, в котором рассказал о тебе, просил беречь тебя и заботиться о тебе. Я тоже здесь, и я люблю тебя, потому что ты — мой внук, такой же, как и остальные дети Эдуарда, — Маргарита старалась сдержать слезы.

— Мы хотим, чтобы ты стал частью нашей семьи, если и ты этого хочешь, но сначала нам нужно поговорить с твоей мамой, — добавила Урсула.

— Все так сложно! — улыбнувшись, воскликнул Стив.

— А пока у нас есть время, давайте узнаем друг друга получше, а все остальное решится, — заявила Маргарита.

Они сошли с лодки, прошли по деревянному мостику и оказались в саду, радующем глаз изумрудной зеленью. Одни дети играли в догонялки, другие малыши с удовольствием смотрели представление — акробаты выполняли сложные трюки, а забавные клоуны нарочно пародировали их. Остановшись, Стив стал наблюдать за развернувшимся спектаклем.

На терассе поодаль посетители поглощали пиццу и жареную рыбу. Хозяин ресторана, переодетый неаполитанским крестьянином, поздоровался с женщинами и мальчиком и отвесил всей компании шутливый поклон.

— Донна Маргарита, так это Вы! Я увидел среди заявок фамилию Сольяно, но думать не думал, что это именно Вы! А молодой человек? Мы не знакомы.

— Здравствуйте, меня зовут Стив, — сказал мальчик, протягивая руку.

— Аньелло, рад служить, — владелец ресторана провел всю компанию к удобно расположенному столику — малыш сможет и есть, и наблюдать за представлением.

— Как идут дела, Аньелло? — спросила Маргарита.

— С Божьей помощью, донна Маргарита, не жалуемся. Что желаете?

— Пиццу! — воскликнул мальчик, к которому, казалось, вернулась вся детская беззаботность. Проглотив свою пиццу, малыш побежал играть с другими детьми.

— Мой Бог, я думала, его ужасные вопросы никогда не кончатся! Хорошо, что Стив повеселел, — прошептала Урсула свекрови.

— Он рано повзрослел, и будет сложно наладить с ним отношения.

— А мне кажется, все гораздо проще, чем Вы думаете. Стив похож на открытую книгу.

— Это точно, он не скрывает своих страхов и сомнений, задает вопросы.

— Нам нужно найти способ стать ближе к мальчику. В конце месяца он едет на каникулы с матерью, а потом ему нужно будет вернуться в колледж, — сообщила Урсула свекрови.

— Я чувствую себя такой неловкой. Тащу с собой книгу, которую купила ему в подарок, и до сих пор не отдала ее. Поговори с его матерью, может, мы можем провести со Стивом хотя бы несколько дней, — сказала Маргарита.

— Завтра же позвоню ей, как только мы вернемся домой.

— Почему бы тебе не остановиться в Милане, и не поговорить напрямую с мамой Стива?

— И что я ей скажу? Я предложу ей отказаться от каникул с ребенком, чтобы мы могли побыть с ним? Или ребенок проведет половину каникул с нами, половину каникул с ней, как принято в семьях у разведенных?

— А почему бы тебе не присоединиться к ним? Мать Стива будет с новорожденной малышкой, наверняка она скажет "спасибо" за твою помощь.

— Даже и не думайте. Наша встреча с ней оказалась очень нелегкой. Тут замешаны и мои чувства, мама.

— И чувства малыша, не забывай. А они важнее твоих и моих сантиментов.

После обеда представление закончилось, и малыш вернулся к столику.

— Мне очень все понравилось, спасибо! Я был несколько раз в цирке, но мог только сидеть и смотреть, а не участвовать.

— Милый, нам нужно уже уходить, — сказала бабушка Стива.

— Мы можем вернуться сюда еще раз?

— Конечно, — добавила Урсула.

— Вечером, когда позвонит мама, я все-все расскажу ей.

Когда лодка отплыла от берегов, Маргарита открыла сумку и достала книгу.

— Я привезла тебе кое-что почитать.

— Спасибо. Надеюсь, что на итальянском, потому что я хочу как следует язык своего отца! О, "Дневник щепки"! Мне говорил об этой книге одноклассник из Торина!

— Будем надеяться, продавец в книжном знал, что советует, — растрогалась Маргарита. И вдруг, повинуясь внезапному импульсу, добавила:

— Послушай, Стив, я решила остаться в Женеве до следующей субботы. Если хочешь, мы можем вернуться сюда и поучаствовать в представлении. А если в ближайшие дни ты захочешь прогуляться со мной, тебе достаточно будет только позвонить в отель.

— А Урсула?

— Ей надо возвращаться в Милан, но очень скоро ты сможешь с ней увидеться.

Урсула прекрасно понимала, что свекровь хочет побыть наедине с новообретенным внуком.

3

Урсула решила остановиться в Милане. Перевалило далеко за полдень, когда она заглянула в магазин к Дамиане.

— Вот уж не думала, что в городе осталось столько людей! — воскликнула Урсула, после того, как поздоровалась с подругой.

— Да что ты, очень многие уже уехали, я тоже закроюсь через пару недель. Ты выглядишь гораздо лучше, чем два месяца назад.

— Расскажи-ка лучше, как поживает твой ненаглядный жених и его вездесущая мамочка, — Урсула решила сменить тему и уселась на мягкий пуф.

Дамиана обратилась к продавщице — девушка вернулась после того, как отнесла парочку заказов в ближайшую гостиницу.

-Завтра утром я приду попозже. Пригласи портниху и не забудь, что надо будет укоротить два платья.

Потом подруга обратилась у Урсуле:

— Расскажи мне лучше, как твои дела.

— Моя свекровь практически выгнала меня из Женевы, ей хотелось побыть с малышом без меня. А сейчас меня волнует возможная реакция детей, которые еще ничего не знают. Я боюсь, что они будут осуждать отца. Джанни, самый сумасшедший из всех детей, теперь играет в респектабельного коралларо. И я не знаю, надолго ли все это.

— Прекрати волноваться по поводу и без повода. Детям не нужна беспокойная мать.

— Дамиана, у тебя нет детей, ты не знаешь, что значит жить с пятью разными людьми, каждый из которых с разной степенью зрелости и чувствительности. Они любят друг друга, но очень часто ругаются без причины, и они одинаково дороги мне.

— Я могу только позавидовать тебе, знаешь же, как я переживаю из-за того, что у меня нет детей, и помни, что помимо семьи у тебя есть ты сама, со своими потребностями, — посоветовала подруге Дамиана. — Уже почти полвосьмого, я сейчас закрою магазин и давай пойдем где-нибудь поедим, у меня дома совсем ничего нет.

В городе царила духота и вечерняя прохлада запаздывала. Две подруги заняли столик в летнем ресторане "Дон Лисандер", заказали салат, и игристое вино Берлукки.

— Знаешь, мой последний жених бросил меня самым худшим образом — он послал мне смс-ку.

— Почему ты не признаешься самой себе, что ты сделала все возможное, чтобы он тебя бросил?

— Ну да, я потеряла его чертово кольцо с сапфиром, и я сказала ему, что не выношу его мамашу. Если бы он любил меня по-настоящему, то обязательно понял бы. И подарил бы новое кольцо, приструнил бы свою мамочку, чтобы она не смела вмешиваться в нашу жизнь.

— Давай закажем десерт с лесными ягодами, — предложила Урсула, желая сменить тему. Она видела, что Дамиана страдает.

— Ну уж нет, я хочу большой кусок торта с заварным кремом и со сливками, так мне удастся заместить недостаток внимания и ласки.

— Я составлю тебе компанию, — улыбнулась Урсула. — Мне тоже не хватает любви.

Урсула добавила:

— Несколько дней назад звонил Альберто.

— И что вы друг другу сказали?

— Немного. Он дежурил и его вызвали в родзал. Он рассказал мне, что его брак распался из-за того, что его жена не могала выносить мой призрак. И может, мы увидимся.

— Как чудесно!

— Чудесно для кого? Для меня? Для него? Или для тебя — может, через меня ты "проживешь" "чудесную историю" любви?

— Как говорила твоя мама, иногда ты бываешь невыносимой. Я не знаю, что ты решишь, что ты будешь делать, но что касается меня, то признаюсь тебе откровенно — мне кажется абсурдной даже мысль о том, что я в своем возрасте могу испытывать пылкую страсть к своему одногодке. Оставим эти эмоции молодежи, у них вся жизнь впереди. У них стройные упругие тела, они прекрасны, когда занимаются любовью , ведь любовь — это то, что подарил нам Бог. Наши тела устали, они демонстрируют возраст, увядание, и совсем мне не нравятся, пусть психологи на всех углах кричат, что секс в пожилом возрасте — это здорово. Но я не одинока, знаешь ли. У меня есть друзья, книги, увлечения. Если бы в двадцать лет я повстречала безумную любовь, как это случилось с тобой, то я была бы счастлива провести всю жизнь рядом с моим мужчиной. Но мне не повезло встретить свою половинку, значит, я должна принять свою судьбу: я должна достойно состариться, сохранить немногочисленных добрых друзей, должна успешно заниматься любимым делом, и продолжать радоваться этой жизни, полной удивительных и добрых событий.

— Я согласна с тобой! — воскликнула Урсула. — А вечером все-таки позвоню Альберто.

Обновление от 23.02.15

4.

Этим вечером, оставшись в одиночестве своей квартирке на виа Мельзо, Урсула стала вспоминать рассказ свекрови — Маргарита была свободнее, независимее ее. И даже сейчас, когда неожиданно нашелся еще один внук, Маргарита предпочитала идти своим путем — она практически выставила Урсулу из Женевы, потому что решила наладить отношения с мальчиком, стать ему поддержкой, помочь пережить потерю отца. Маргарита — великолепный пример женственности и жизненной силы. Под внешней мягкостью спряталась львица, и львица все еще сильная, несмотря на прожитые годы.

Урсула решила, что нашла пример для подражания, а еще собралась привести себя в порядок — заняться внешним видом и гардеробом. Полная благих намерений, Урсула провалилась в сон.

Ее разбудил стук в дверь. Урсула вскочила с кровати — мимолетный взгляд на часы подтвердил, что она проспала более одиннадцати часов.

В кухне домработница Дамианы накрывала стол к завтраку.

— Откуда все эти вкусности? — Урсула с удовольствием втянула запах свежесваренного кофе, сглотнув слюну, посмотрела на фруктовый салат и пирожные с кремом.

— От Вашей подруги.

— Я поняла, она придет ко мне позавтракать.

Через полчаса подруги с удовольствием уплетали вкусный завтрак.

— Эта духота невыносима. Наверное, я старею, но сегодня мне даже не хочется идти в магазин.

— Ты просто устала, работаешь год без отпусков и праздников. Тебе нужно отдохнуть, — посочувствовала Дамиане Урсула.

— А ты почему-то свежа, как майская роза. И у тебя хитрющий взгляд, как будто ты что-то натворила или собираешься натворить.

— Скорее второе. Я собираюсь несколько дней баловать себя любимую — сходить в салон красоты, прогуляться по магазинам.

— А меня ты включила в свою программу?

— В ту ее часть, что касается обновления гардероба. Я собираюсь разграбить твой магазин, и поужинать с тобой вечером.

— Идет! Я еще не говорила тебе — в конце месяца уезжаю с двумя подругами. Собираемся поколесить по Франции на машине. Может, доберемся и до Англии. Хочешь с нами?

— Мне надо организоваться. В августе на пятнадцать дней мы закрываем производство. Дети куда-то поедут, наверняка, а свекровь отправится на виллу в Позитано — там к ней присоединятся родственники из Бразилии. В общем, я согласна.

Зазвонил мобильный.

— Не успела включить телефон, как меня ищет дочь, — разворчалась Урсула. — Слушаю тебя, Кристина.

— Можно узнать, что вы вытворяете вместе с бабушкой???

— Тебе просто интересно, или ты волнуешься за нас?

— Просто вы обе так внезапно уехали, и от вас никаких новостей. Бабушка говорит, что ты в Милане.

— Да, я у себя дома. А бабушке нужно просто немного побыть одной. Вы что-то имеете против?

— Мы скучаем, — призналась девушка.

— Скоро буду. Звони, если возникнут какие-то проблемы.

Дамиана, внимательно слушавшая разговор подруги, заметила:

— Никогда я еще не видела тебя такой решительной.

— Я пытаюсь начать жить для себя. Не ты ли мне об этом говорила еще вчера вечером?

— И ты решила последовать моему совету, — улыбнулась Дамиана. — Буквально.

Как и собиралась, Урсула посвятила несколько дней себе самой. Вечером, когда закрывались магазины, она отправлялась к Дамиане, и подруги где-нибудь ужинали.

— Из-за этой удущающей жары я превращаюсь в тряпку, а ты, что приводит меня в негодование, похожа на свежий, полный росы цветок.

— Прости, если мой вид раздражает тебя.

— Да не очень-то и раздражает, но я была бы счастлива, если бы и ты выглядела хоть немного плотной и морщинистой, как я.

— Спасибо, милая. Ты настоящая подруга, — иронично улыбнулась Урсула.

— Так чем же ты занимаешься дни напролет?

— Сплю, читаю, хожу на массаж, хожу по магазинам, но прежде всего, я обрела спокойствие, и теперь в ладу сама с собой.

Дамиана расплылась в улыбке:

— Ну наконец-то! Так ты поедешь со мной навстречу приключениям?

— Конечно.

Подруги распрощались, покинули ресторан и отправились по домам. Оказавшись в квартире, Урсула стала готовиться ко сну. Но перед тем, как лечь спать, она решила позвонить Альберто.

Он сразу же ответил.

— Где ты? — спросила Урсула.

— Я в Милане. Давай увидимся?

— Может, завтра вечером? Поужинаем где-нибудь?

— В "Барретто" в восемь?

— Приеду туда к восьми.

Урсула улыбнулась, подавила зевок и отправилась спать.

5

Альберто ждал у входа ресторана, когда он увидел Урсулу, то пошел ей навстречу. Они улыбнулись друг другу и обнялись. Он взял ее за руку и провел внутрь, где проворный официант пригласил пару к их столику.

— Будете заказывать аперитив?

— Игристое на двоих, — ответил врач.

Когда официант отошел, Альберто взял Урсулу за руку и спросил:

— Так где же мы с тобой остановились?

— Здесь, в этом самом ресторане 10 лет назад, — ответила Урсула.

Он кивнул.

— Ты еще прекраснее, чем раньше.

— Если не считать седых волос.

— Урсула, — прошептал Альберто, — так все-таки — как ты?

— Я взволнована.

Урсула огляделась: все столики в заведении были заняты респектабельными завсегдатаями. Суперзагорелые синьоры красовались в элегантных платьях, их белокожие собеседники со скучающим видом поедали деликатесы.

— Ты действительно развелся или вы просто разъехались?

— Моя жена ушла от меня пару лет назад. Я пытался быть хорошим мужем, но в итоге оказался не очень внимательным спутником.

— Может, она была не так уж и неправа.

— Она была абсолютно права.

— Ты скучаешь по своей жене?

— Я все еще скучаю по тебе, — ответил Альберто.

Официант принес два бокала дорогого шампанского и маленькие горячие тартинки.

— Мне уже пятьдесят лет, я синьора почти бальзаковского возраста. Ты про сравнению со мной юноша.

— Меня так злят подобные слова! Если мужчина любит по-настоящему, его не интересует, сколько лет его женщине. Я до сих пор болен тобой, как ты не поймешь? Чтобы я не делал, я постоянно ловлю себя на мысли, что хотел бы рассказать об этом тебе. А когда я пытался разделить с моей женой счастливые мгновения, то попросту не мог, потому что она — это не ты. И находясь рядом с ней, я думал о тебе. В итоге она это поняла, и ушла от меня. Ты знаешь, сколько раз я пытался ненавидеть тебя?

— Мне жаль. Ты прекрасно понимаешь, что наша история не могла продолжаться. Мне жаль, что твой брак не удался, но я не чувствую себя виноватой в этом. Ты немного похож на Дамиану, предпочитаешь призраков, потому что боишься реальной жизни. Я думаю, что в семейной жизни быт гасит огонь страстей, выявляет недостатки партнера, появляется непонимание, начинаются ссоры. И если этот период не преодолеть, семья не выживает. Ты не переставал думать обо мне, потому что нас разделяют километры, потому что...

— Не надо сыпать заумными банальностями — в этом плане ты все равно дашь мне сто очков вперед. Я знаю только то, что люблю тебя. И я надеюсь, что ты меня еще не забыла.

Они даже не заметили, что вот уже несколько минут официант безуспешно пытался привлечь их внимание к меню, Альберто и Урсула заказали пасту с цветами тыквы, и креветок с овощами, жареных на гриле.

— Неужели я ошибся? — спросил Альберто, когда официант унес заказ.

Урсула ответила улыбкой. Альберто погладил ее по руке и прошептал:

— Годы идут, но ты по-прежнему непоколебима, как скала. Отпусти чувства на волю, прошу тебя.

— Однажды я так и сделала, и чуть не испортила нам обоим жизнь...

В этот момент Альберто приветственно помахал рукой четырем мужчинам, только что вошедшим в небольшое помещение ресторана. Группа приблизилась к их столику, Альберто привстал, чтобы поздороваться.

— Доктор Галли, доктор Сквинци, доктор Аллегри...

Урсула удивленно посмотрела на четвертого — она совсем не ожидала встретить здесь именно этого человека.

— Серджо! — радостно воскликнула она. Потом Урсула повернулась к Альберто и сказала: — Это доктор Серджо де Сантис, наш семейный врач, он живет в Торре. Де Сантис с подозрением разглядывал Урсулу и Альберто, хотя знал, что Соммаскини — гинеколог, и именно Альберто оперировал Урсулу много лет назад. Урсула же стало интересно, что де Сантис делает в Милане.

В этот момент медик обьяснил:

— Мы все вместе учились в университете. Я не стал заниматься кораллами, как много поколений моей семьи, а подался в медицину. После окончания учебы вдруг ощутил чувство вины, и захотел вернуться к корням.

В этот момент Альберто уточнил:

— А Милан потерял великолепного врача. — И уже обратился к присутствующим: — Я бы с радостью присоединился к вам, но мы уже поужинали, и мне надо проводить мою дорогую пациентку.

— Завтра я возвращаюсь в Торре, — сказала Урсула Серджио.

— И я, десятичасовым поездом, — ответил де Сантис.

— Отлично, я тоже еду этим поездом. Поедем домой вместе, — сказала Урсула.

Все распрощались, официант предложил медикам выбрать столик, а Альберто и Урсула закончили ужин чашечкой кофе.

— Серджио — хороший парень, — заметил Альберто.

— Он — замечательный доктор и добрый друг. Семья де Сантис много веков связана с кораллами, как и Сольяно. А он, самый младший из восьмерых детей, предпочел заняться медициной, и вот уже более двадцати лет лечит горожан.

— И к тому же он редкостный красавец, — не унимался Альберто.

— Я никогда не думала о Серджио с этой точки зрения. Но должна признать, что ты прав. Знаешь, у де Сантиса много лет были отношения с одной болтливой разведенкой, продавщицей кораллов. Она уехала в Америку и думать о нем забыла. А Серджио продолжает жить один. Ты проводишь меня?

Уже в такси Альберто грустно спросил Урсулу:

— Я правильно понял, что мы больше никогда не увидимся?

— Но мы будем с нежностью помнить нашу прекрасную историю, — ласково ответила Урсула.

Расплатившись с водителем, Альберто проводил Урсулу до двери. Они обнялись, как старые друзья, и грустно посмотрели друг на друга.

— Я всегда буду любить тебя, — пробормотал Альберто.

— И я никогда тебя не забуду, — нежно ответила Урсула.

6

Урсула позвонила в дверь Дамиане. Подруга ответила сразу, будто бы ждала ее.

— Проходи же, — нетерпеливо сказала подруга. На Дамиане была надета белая пижама из легкого хлопка, ее лицо блестело от крема, а волосы были завиты в бигуди.

— Ты собиралась идти спать?

— Ужинать.

— В такое время.

— Сначала я занялась реставрацией: сделала эпиляцию на ногах, удалила волосы над губой, помазалась кремом, сделала тонизирующую маску, и приняла контрастный душ. Так приятно заниматься собой, — говорила Дамиана, провожая Урсулу в кухню к накрытому столу.

— А еще я чувствую новый приятный запах, — заметила та.

— Нравится? Это мой новый крем для тела — Soir de lune от Sisley. А сейчас буду ужинать. Что будешь?

— Стакан воды, если можно.

За столом Урсула рассказала подруге об Альберто.

— Мы с Альберто поужинали вместо у Барретто.

— И? — нетерпеливо воскликнула Дамиана.

— И ничего. Мы просто добрые друзья.

— Поняла. Ах, если бы мне повезло встретить кого-то, хотя бы отдаленно похожего на Альберто! Из нас двоих всегда везло только тебе.

— Я не буду отвечать тебе и не буду ссориться. Знаешь, завтра я возвращаюсь в Торре.

— А как же твой новый осенний гардероб? Я отложила тебе платья, пальто...

— Сохрани все до следующего раза, пожалуйста. — Урсула поднялась из-за стола. — Завтра утром мне нужно сделать кучу дел, поэтому давай попрощаемся сейчас.

Подруги обнялись.

— Увидимся в конце месяца? — спросила Дамиана.

— Конечно! Я ждусь не дождусь, когда мы с тобой устроим себе веселые каникулы!

Урсула зашла домой, сняла босоножки на высоком каблуке — красивые и ужасно неудобные, стянула шелковое синее платье и надела удобную ночную рубашку. Урсула достала сотовый из сумочки и включила его. Увидела две неотвеченных вызова от Маргариты. Урсула перезвонила свекрови.

— У меня ничего срочного, только хотела сказать, что завтра утром вылетаю из Женевы.

— А я приеду в Торре десятичасовым поездом. Как Стив? Как все прошло?

— У меня чудесный внук! Мы проводили вместе много времени каждый день. Кстати, как прошел разговор с его матерью?

— Знаете, мама, я подумала, что с ней должны поговорить Вы. Ведь Вы — мама Эдуардо и бабушка Стива.

Маргарита ничего не ответила.

Урсула приготовила на завтра дорожную сумку, отключила кондиционер и укрылась в спальне. Села за трюмо, прекрасным столиком образца девятого века, с трехсторонним зеркалом — Урсуле столик достался от мамы, а Дилетта в свою очередь унаследовала его от бабушки. Трюмо давно уже не хранило милых сердцу вещиц, а наоборот, на столике красовался современный антивозрастной крем — бесполезный и дорогой, тоники, лосьоны, ватные тампоны, маникюрные ножнички. Урсула открыла баночку с увлажняющим кремом, нанесла нежно пахнущую смесь на лицо и стала смотрела на воткнутое в зеркало черно-белое фото своих родителей. Молодых Либеро и Дилетту наверняка сняли на каком-либо семейном празднике — фото получилось размытым, но улыбки молодой пары светились счастьем. Папа красовался в жилетке, белой рубашке с засученными рукавами, его лицо горело одухотворенным огнем.

— Уверена, что он слушал с друзьями Орфея Монтеверди, — прошептала Урсула самой себе сквозь слезы. Это была единственная опера, которую Либеро любил, и частенько говорил Дилетте, что все остальные оперы были написаны значительно позже. На снимке мама, сидя за столом, улыбалась папе в ответ. Классикам Дилетта предпочитала миланскую музыку, повествующую о жизни бедняков. Урсула подумала, что ее родители прожили счастливую жизнь — честно трудились, мечтали о несбыточном, любили друг друга и верили в лучшую жизнь.Урсула засунула фотографию за рамку зеркала, и вытащила еще один выцветший снимок — где она и Эдуардо в пляжных костюмах были сняты на пляже в Сардинии. Урсула растянулась на полотенце — пока она загорала, ветер взлохмачивал ей волосы. А муж, наклонившись над ней, втирал ей в спину крем от загара.

Как бы Урсуле хотелось вернуться на тридцать лет назад, чтобы снова пережить их свадебное путешествие, полное ничем не замутненного счастья и обещаний великой любви. В этот день Эдуардо сказал ей:

— Я самый счастливый человек на земле. У меня есть любимая женщина, с которой мы нарожаем кучу детей, и есть любимое дело.

— Это все, что тебе нужно для счастья? — пошутила тогда Урсула.

— Разве тебе нужно что-то еще? — спросил Эдуардо и стал щекотать Урсуле пятки.

Урсула улыбнулась воспоминанию, и подумала, что сейчас, в пятьдесят, ей очень хочется покоя.

7.

На Центральном вокзале Урсула быстро нашла поезд, шедший в Неаполь. А еще она увидела Серджио — тот шел ей навстречу.

— Ты в каком вагоне? — спросил он ее.

— В третьем.

— И я. Надо же, какое совпадение!

Они расцеловались в обе щеки и пошли садиться на поезд. Серджио пристроил сумку Урсулы в отделение для багажа, разместил свой тяжелый чемодан между соседними чемоданами, и вытащив из наплечной сумки кипу газет и журналов, кинул прессу на столик, а потом спросил Урсулу:

— Ты уже позавтракала?

— Я стараюсь завтракать сразу, как встаю. А ты?

— И я. Если человек встает голодным, то значит, он здоров, — улыбнулся медик.

— Я хотел бы спросить тебя кое о чем. Несмотря на то, что мы знакомы более двадцати лет, я всегда больше откровенничал с Эдуардо.

— Начинай, — улыбнулась Урсула, вслушиваясь в мерный стук колес.

— Ты очень дружна с доктором Соммаскини?

— Да, мы очень хорошие друзья, несмотря на то, что мы не виделись более десяти лет — с тех самых пор, как я поправилась.

— Ты хочешь сказать, что вы встретились из-за того, что ты снова заболела? — взволнованно спросил Серджио.

— Ты бы сразу узнал об этом. Нет-нет, со мной все хорошо.

— Какое облегчение слышать об этом! Я не мог успокоиться со вчерашнего вечера — с того момента, как увидел вас в ресторане, — признался Серджио, и промолчал, никак не решаясь задать следующий вопрос.

Проводница с подносом стала разносить напитки, и еще один служащий, работающий в вагоне-ресторане, стал принимать заказы на обед.

— Может, теперь моя очередь спрашивать? — поинтересовалась Урсула.

Серджио улыбнулся и кивнул.

— Почему мы так редко виделись?

Серджио посещал семейства кораллари, когда кому-то из членов семейств нездоровилось. У Сольяно де Сантис был редким гостем, и еще реже семейный врач принимал приглашения пообедать, но когда Серджио все-таки оставался ужинать или обедать, Урсула очень часто ловила на себе его добрый улыбающийся взгляд.

Серджио навестил Урсулу дома, после того как ее прооперировали. Урсула в деталях рассказала ему о случившемся, хотя Серджио, конечно, уже знал обо всем.

— Врачи говорят, что я буду прекрасно жить и без свох женских органов. Не верю. Без гормонов у меня вырастет борода, как минимум. Или еще что похуже.

Серджио принял серьезный вид и добавил:

— У тебя охрипнет и огрубеет голос, исчезнет грудь и вырастет пиписька. И ты оставишь семью, чтобы гоняться за юбками.

— Как ты можешь быть таким циником? Почему ты не воспринимаешь меня всерьез?

Серджио ласково ответил Урсуле:

— Ты прекрасна, и останешься таковой до конца своих дней. Случившееся никак не повляет на твою женственность. Тебе надо радоваться, Урсула, что врачи спасли твою жизнь.

Сейчас поезд нес их в Неаполь, и Серджио ответил на вопрос Урсулы:

— А если я скажу тебе, что держался от тебя подальше, просто потому, что ты мне нравилась?

Ему было нелегко признаваться в своих чувствах — Урсула с каким-то удовлетворением отметила, как красавец Серджио покраснел.

-...Ты шутишь?

— Я никогда еще не был так серьезен. Пошли есть, — пробурчал Серджио.

— Подожди, я не понимаю.

— Нечего тут понимать. Ты можешь просто принять мое признание, или сделать вид, что ничего не слышала. Пойдем же! — Серджио потащил Урсулу в вагон-ресторан.

Серджио и Урсула заказали пасту и легкий салат. Они весело болтали за едой, а когда принесли кофе, Серджио решил продолжить наболевшую тему:

— Ты даже представишь себе не можешь, насколько болтливо медицинское сообщество. Десять лет назад весь Милан судачил о том, что "звездный доктор" Соммаскини потерял голову из-за пациентки. Эту историю рассказал мне коллега, с которым мы вчера ужинали.

— Я была довольно молода тогда, и талантливый врач просто уделил мне немного больше внимания, чем остальным пациенткам. Все. А сейчас я — вдова средних лет...

— И довольно привлекательная вдовушка, — вставил Серджио.

-... которую совершенно не интересуют романтические истории, — поспешила добавить Урсула.

8.

— Это от Стива, — Маргарита протянула Урсуле запакованный конверт. — Я так устала. Не возражаешь, если я немного прилягу?

Урсула только что вернулась в Торре — дома не было никого, кроме горничных и недавно вернувшейся из Женевы свекрови.

— Я оставлю Вас?

— Нет, не уходи, посиди со мной, пожалуйста.

Урсула разорвала конверт — и увидела рисунок: в нежных пастельных тонах Стив изобразил их женевский обед, на первом плане Урсулу и Маргариту, и клоунов поодаль.

— У этого ребенка настоящий талант!

— Я тоже так считаю. Весь в дедушку пошел. Мой муж рисовал с той же легкостью, что и писал, как и Кристина, впрочем, — заметила Маргарита.

— Стив покорил и Вас.

— Конечно. Сегодня я звонила его матери, Стив сказал мне, что хотел бы узнать поближе братьев и сестер. Китаянка говорит, что ее муж, профессор Кремонези, привезет Стива к нам.

— Вам все-таки надо отдохнуть. Увидимся за ужином, — Урсула поднялась с кровати и собралась уходить.

— Мне так хочется поговорить, если конечно, у тебя есть время.

Урсула снова села на кровать.

— Я вся внимание.

— Ты собираешься вдовствовать всю жизнь? — спросила Маргарита.

— Мне все еще больно. И потом, нелегко найти кого-то, хотя бы отдаленно похожего на Эдуардо. Он настоящий мужчина, и с каждым днем я все больше скучаю по нему.

— Ты говоришь это мне, его матери? Я думаю о том, что тебе только что исполнилось пятьдесят, и вспоминаю, как сама осталась вдовой. Я точно так же любила мужа, но мне не хватало мужского плеча, потому что я была еще молода. Не смотри на меня такими глазами, дети и работа — это еще не все.

— Мама, Вы исключительная женщина, и я счастлива, что Вы расположены ко мне.

— Ты не получила от меня больше, чем заслуживаешь. Я просто пытаюсь тебе сказать, что ты еще молода, и если встретишь человека, который тебе нравится, у тебя есть время построить новую жизнь. Не тяни с этим, и лучше выбирай среди нашего окружения, потому что незнакомцы способны на неприятные сюрпризы.

— Я подумаю над этим. Спасибо за Ваши советы. А сейчас Вам все-таки нужно отдохнуть. — Урсула поцеловала свекровь в лоб, и отправилась к себе.

Она разобрала дорожную сумку, освежилась под душем, надела легкое хлопковое платье и спустилась к столу. Молодежь над чем-то смеялась, и Урсула вдруг подумала, что она с детьми принадлежат к двум разным галактикам. Через несколько лет, один за другим, они начнут уходить. Лет через десять Урсула станет свекровью, а сейчас, может, и правда ей нужно попробовать начать жить для себя?

— Мамочка! — закричала Джульетта. Девушка побежала навстречу Урсуле, обняла ее.

Остальные дети тепло поприветствовали ее, и Урсула подумала, что у них с Эдуардо прекрасная семья.

— Можно узнать, где пропадали вы с бабушкой? — не выдержал Саверио.

— Мы поговорим об этом после ужина, в моей гостиной, — сказала Маргарита, входя в столовую.

— Мы о чем-то не знаем? — спросил Джанни, кинувшись обнимать бабушку. Его примеру последовали и остальные.

— Все потом, — отрезала Маргарита и обратившись к Четте, ожидавшей знака, велела:

— Можешь подавать на стол.

После ужина все прошли в спальню Маргариты. Не было только Аркетты — сославшись на недомогание, та ушла к себе.

Маргарита села на диван, Урсула устроилась рядом, дети расположились напротив.

— Послушайте меня внимательно, и не перебивайте, — велела бабушка. — Ваша мама поехала со мной в Женеву, чтобы я могла встретиться с одним мальчиком. Ему девять лет, его зовут Стив Танг, его мама — китаянка родом из Тайваня, а его папа — мой сын Эдуардо и ваш отец.

9

Маргарита и Урсула рассказали детям историю Стива, не упуская ни малейшей детали, рассказали они и его маме-китаянке, и о роли Эдуардо. Когда женщины смолкли, в гостиной наступило тяжелое молчание.

Первым не выдержал Джанни.

— Значит, Стив — наш брат.

— И папин незаконорожденный сын, да? — агрессивно спросила Кристина.

— Не верю! Папа даже и думать не мог о подобном! — выпалила Джульетта в слезах.

— Я даже не допускаю, что кто-то из вас может позволить себе осуждать отца, — строго сказала Маргарита. — Мы с вашей матерью познакомились с мальчиком — это очень одинокий ребенок, которому нужно семейное тепло. Вас в его возрасте всячески холили и баловали, вы росли шумными и счастливыми. Ему же совершенно не с кем разделить свою жизнь.

Урсула показала детям рисунок, который нарисовал Стив.

— Посмотрите, что этот малыш нарисовал для меня.

— Как красиво, — прошептала Кристина.

— Вас с бабушкой легко узнать, — признал Джанни.

— Он хорошо подобрал цвета, — сказала Джульетта.

— А вот Стив с вашим отцом, — Урсула показала детям фотографии, на которых малыш был запечатлен с Эдуардо. — Если хотите, почитайте, что ребенок написал на обороте — и вы поймете, что ваш отец очень любил мальчика, и пожертвовал своими отношениями с ним, чтобы не волновать вас.

Снова воцарилось молчание.

— Вам что, совсем нечего сказать? — поинтересовалась бабушка, и посмотрела на Саверио:

— Особенно тебе, ты вообще рта не раскрыл.

Саверио сохранил безразличное выражение лица — парень лишь покачал головой и буркнул: — Я бы хотел узнать больше, но не сейчас, мне нужно "переварить" все это.

Он взял фотографию отца со Стивом.

— Я могу оставить ее себе?

Урсула кивнула.

— Где сейчас этот малыш? — спросила Джульетта.

— В Женеве, он посещает колледж Ле Розе — папа позаботился о его образовании. Эдуардо знал, что его мать живет в Милане со своим новым мужем, у мамы Стива недавно родилась дочка. Стив — самый лучший ученик. А когда малыш жил в Тайване с бабушкой и дедушкой, папа навещал его...

— Ничего себе! Однако он выбрал самый крутой колледж Европы! — выпалила Кристина.

— И конечно, все оплатил, — сказал Джанни.

— Тебе что-то не нравится? — поддела сына Урсула.

— Да Бога ради! Просто подумал, что ребенок-бастард обошелся нашему папе слишом дорого!

— Джанни, а ну заткнись! — велел Саверио. Старший сын поднялся и вышел из гостиной. Остальные последовали за ним.

— Лед тронулся, — заметила Маргарита.

— Думала, будет хуже, — сказала Урсула.

— Я так устала, пойду спать, — вздохнула свекровь. "

Урсула поднялась к себе — она тоже порядком выдохлась. Этой ночью она крепко спала, проснулась рано, спустилась в столовую, и неожиданно увидела Джанни, который широко ей улыбнулся.

— Ты что, все время так рано встаешь?

— Понимаешь, я слишком много затеял..., — ответил сын, и впился зубами в неаполитанское пирожное, горясее, только что из духовки.

— Чем ты сейчас занимаешься? — спросила мать, наливая себе капуччино.

— Я привожу в порядок весь архив предприятия. В старых бумагах большой бардак: семейные документы перепутаны с отчетностью фирмы, эскизы украшений смешались с кадастровыми журналами. Кажется, папе было совсем не до того, но кому-то же нужно привести все в порядок.

— Почему бы тебе не попросить бабушку помочь тебе?

— Я думал об этом. И знаешь, возвращаясь к вчерашнему разговору, я думал о нашем братике, и очень хотел бы с ним познакомиться.

— Я так рада. Думаю, и твой отец был бы тебе благодарен.

— Мама, ты великая женщина. Другая жена на твоем месте закатила бы грандиозный скандал.

— Десять лет назад мы с твоим отцом пережили непростой период, он чувствовал себя одиноким и несчастным.

— Это тогда тебя прооперировали?

— Да, и я была просто невозможной. А твой отец очень страдал.

— Мам, а сейчас тебе нужно разобраться с Джульеттой — она закрылась, выпустила иголки как маленький ежик, и ничего не хочет слушать.

— Может, это просто ревность. Отец всегда был для нее кумиром.

Урсула закончила завтракать, поднялась, погладила сына по волосам, и прошептала:

— Спасибо.

10.

В обед Урсула с Маргаритой отправились к нотариусу. Онорато Спинелли предложил дамам сесть в кресла перед его письменным столом, секретарша принесла всем кофе и прикрыла за собой звуконепроницаемую дверь.

— Донна Маргарита, над Вами не властно и само время! Не говорите окружающим, сколько Вам лет — не поверят.

— Онорато, оставим комплименты, груз лет тяжел, и я многое бы отдала, чтобы быть на двадцать лет моложе, особенно сейчас, когда у меня появился внук, и мне так хочется наблюдать, как он растет!

— Вы все-таки с ним познакомились?

— Она просто в него влюбилась, — вмешалась в беседу Урсула.

Пожилая синьора просто кивнула.

— А с детьми вы уже разговаривали? — спросил нотариус.

— Да, и они приняли новость довольно хорошо. Сейчас нам нужно определиться, как вести себя с его матерью — до каких пределов мы можем вмешиваться в будущее моего внука.

Урсула объяснила, что имела в виду свекровь:

— Нам не нравится, что малыш там совсем один, в Швейцарии. Эта школа — всего лишь позолоченная клетка, сколько бы она ни предлагала детям. Разговоры с матерью Стива дали понять, что матери не до него — женщина занята мужем и новорожденной малышкой. И потом, мать мальчика питает необъяснимое уважение к решениям Эдуардо, именно он оторвал ребенка от его бабушки и дедушки в Китае и определил Стива в этот сверхпрестижный колледж.

— Вы думаете об усыновлении? — полюбопытствовал друг.

— Как вариант, — ответила Урсула.

— И вас совсем не волнуют слухи, которые обязательно возникнут?

— Онорато, ты меня прекрасно знаешь, — заявила Маргарита. — Когда это людское мнение волновало меня? Этот малыш — не первый и не последний из незаконных детей Торре. Я знаю, что люди любят чесать языками, особенно если дела касаются известных семей. Меня прежде всего волнует моя семья, к которой принадлежит и Стив.

Нотариус кивнул.

— Мать малыша разрешила нам пригласить мальчика на несколько дней, — продолжила Урсула.— Мы хотим посмотреть, как малыш будет чувствовать себя в новой шумной обстановке. Мы думаем, что все-таки Стив должен решать, оставаться ли в колледже или приехать учиться в Торре, как учились его братья и сестры. Все остальное разрешится со временем, и мы бы хотели, чтобы Стив носил фамилию Сольяно.

— Я не знаток семейного права, но если хотите, могу порекомендовать вам отличного специалиста из Неаполя, знаю только, что эти бюрократические процедуры отнимают много сил и времени, особенно если ребенок — не итальянский гражданин. Кстати, у него китайское или американское гражданство?

Урсула и Маргарита не знали.

— Эта история вдохнула в вас жизнь, — расчувствовался нотариус.

Вечером Серджио позвонил Урсуле и пригласил ее прогуляться.

11

Легкий морской бриз уносил с собой духоту, Урсула и Серджио гуляли по пляжу.

— Я помню, что точно так же гуляла с отцом, когда он приехал на нашу с Эдуардо свадьбу. Мне было двадцать, а он был в нашем с тобой возрасте. Отец не очень-то радовался моему браку, и до последнего повторял: "Ты уверена? Ты точно уверена? Смотри, еще не поздно передумать". Милый папа... Знаешь, и дня не проходит, чтобы я не думала о них, я до сих пор скучаю по ним с мамой, — призналась Урсула.

— А еще ты любила Эдуардо.

— До безумия. Он сходил с ума по мне, я сходила с ума по нему. Нас объединяла не только страсть, но и любовь.

Они уселись на каменных ступеньках пирса и Серджио закурил.

— Я могу часами рассказывать о своей жизни с Эдуардо. Я была с ним так счастлива....

— Не замыкайся в воспоминаниях, иначе ты заболеешь от ностальгии, — прошептал Серджио, погладив Урсулу по лицу.

— Ты прав. Со временем я стала идеализировать Эдуардо. Но мне становится так хорошо, когда я думаю о нем, и я не понимаю, что в этом плохого?

Серджио протянул руку и помог Урсуле подняться. Она неудачно поднялась, едва не упала и оказалась в обьятиях Серджио. Урсула почувствовала запах его парфюма, и ответила на его едва заметный поцелуй. На набережной гуляли горожане, осторожно освободившись из его объятий, Урсула сказала

— Нас видели. Теперь пойдут слухи.

— Тебя волнуют сплетни?

— Нисколечко, хотя бы потом, что скоро людям будет о чем поговорить.

Урсула рассказала Серджио историю малыша Стива.

— Если все получится так, как ты задумала, понимаешь ли ты, что растить малыша придется именно тебе?

— У меня есть опыт. Как-никак, вырастила пятерых.

— Но с тобой был муж, а сейчас ты будешь одна. Неправда, что ребенку достаточно только матери, отец тоже очень важен.

— У меня есть Саверио и Джанни.

Урсула и Серджио стали возвращаться домой, а Серджио продолжал настаивать:

— У твоих сыновей своя жизнь, учеба, работа, девушки...

— Ты продолжаешь лить воду на своб мельницу? — улыбнулась Урсула.

— Не только. Подумай о моих словах.

Они дошли до палаццо Сольяно и остановились у ворот. Серджио поцеловал Урсуле руку.

Когда Урсула зашла в свои апартаменты, она увидела в спальне Джульетту.

— Я думала, что ты вообще не вернешься. Уже почти полночь!

— Но я, как и Золушка, вернулась.

— Где ты была? С кем?

— Мы что, поменялись ролями?

Урсула пошла в ванную, где переоделась, надела пижаму, умылась и вернулась к дочери.

— Я видела тебя с доктором, — отрезала Джульетта.

Урсула легла в кровать, и обернулась к дочери.

— И что?

— Он всегда был к тебе неравнодушен!

— Правда?

— Только не говори мне, что ты этого не замечала!

— Никогда, клянусь тебе.

— Мне не нравится твое поведение. Ты должна быть с нами, дома.

Урсула прижала дочку к себе.

— Я просто прогулялась в порту. Я до сих пор не пришла в себя после кончины твоего папы, эта трагедия изменила все наше существование. Не забудь еще от твоем брате Стиве.

— Сводном брате, — буркнула Джульетта, вырвавшись из обьятий матери.

— Называй как хочешь. Малышу Стиву не повезло в жизни так, как тебе и твоим братьям. Он одинок и несчастен. Твой отец очень любил его, и мы тоже будем любить, хотя бы в память о нем. Разве ты не согласна?

— Но я всегда была малышкой, самой младшей в доме, — прошептала Джульетта.

— И до каких пор ты хотела ею оставаться, милая? Тебе почти семнадцать, ты взрослая девушка, и наверняка у тебя есть молодой человек.

— И не один. Я нравлюсь многим, призналась Джульетта.

— Конечно, тебя любят все, так почему бы тебе не подарить Стиву хоть немного любви?

— Я подумаю, — ответила девушка. Она поднялась с кровати, чмокнула мать в щеку и прошептала. — Я люблю тебя, мамочка. Кстати, наш новоявленный братец тоже будет звать тебя мамой?

— У него уже есть мама. Но ему нужна любовь братьев и сестер.

— Сколько внимания, — недовольно поморщилась Джульетта, и уже в дверях добавила:

— Но все-таки твоя ночная прогулка с Серджио де Сантисом наводит на определенные подозрения.

Урсула улыбнулась, выключила свет, и в гулкой тишине спальни к ней пришел сон, лицо Серджио расплылось, и перед ней возник Эдуардо, шептавший:

— Ты выйдешь за меня?

Урсула и Эдуардо

1

— Мир меняется, мода меняется, но вы, южане, остаетесь такими же на протяжении столетий — дремучими ревнивцами, — злилась Урсула, кидая яростные взгляды на Эдуардо. Потом она отправилась в ванную.

— И ничего я не ревнивый, — Эдуардо обернул простыню вокруг бедер, поднялся с кровати и присоединился к Урсуле в душевой кабинке. Он обнял жену, и нежно глядя на нее, повторил:

— Я вовсе не ревнивый, просто, как и все мужчины, я не уверен в себе. Я боюсь, что ты сбежишь с первым же парнем, который окажется лучше меня.

— Эдуардо, я прошу тебя! Я была совсем девчонкой, хотела побыстрее повзрослеть и узнать, каково это — заниматься любовью, и я сразу же понял, что секс становится обычной скучной гимнастикой, если нет любви. А он был всего лишь нахальным парнем, гордившимся своим богатством, считающим женщину хуже мужчины, он постоянно удивлялся, почему это я не обожала его и осмеливалась его критиковать.

Эдуардо нежно поцеловал девушку в щеку, ласково посмотрел на нее и прошептал:

— Что-то я проголодался, собирайся быстрее, пойдем ужинать.

На календаре были первые дни марта. Урсула решила позвонить Эдуардо спустя два месяца после смерти матери, и спустя множество сообщений, которые он слал ей на сотовый.

— Я так боялся, что ты никогда мне не позвонишь, — сказал он ей тогда.

— У меня был очень сложный период. Я начала преподавать, мне доверили пятый класс начальной школы — это настоящее стихийное бедствие. Я пытаюсь начать жить.

— Я очень хочу увидеть тебя снова, но мне нужно лететь в Японию, я вернусь дней через десять. Я сразу же прилечу в Милан и позвоню тебе.

Урсула рассказала об Эдуардо своему отцу, Либеро разрывался между домом и мастерской, хандрил и страдал по Дилетте. Он притащил в мастерскую патефон и все слушал Орфея — любимую оперу, но больше не изображал дирижера, и каждый раз плакал, слушая о том, как Орфей в поисках Эвридики бросил вызов всему миру.

Урсула, возвращаясь домой из школы, спускалась в мастерскую, чтобы позвать его — склонившись над рабочим столом, Либеро напевал страдальческую арию Монтеверди.

— Папа, перестань, пожалуйста.

Отец утирал слезы, улыбался Урсуле и говорил: Твоя мать была всей моей жизнью. Как бы я хотел, чтобы Аид действительно существовал, я бы спустился туда, чтобы забрать его.

— Аид — это мифы, и мне ты очень нужен, — всегда говорила ему дочь.

Однажды Урсула сообщила:

— Папа, помнишь я говорила тебе об Эдуардо? Он приезжает в Милан, чтобы встретиться со мной.

— Это тот самый, у которого не нашлось жалких несколько лир, чтобы заплатить за ужин в ресторане, а потом он оказался презренным капиталистом?

— Я не знаю, капиталист ли он, его семья действительно богата, и он много работает.

— Ну-ну! А на обувь ты хоть смотрела?

— Обувь ручной выделки, отличная кожа.

— Мокасины или туфли на шнурках?

— На шнурках, конечно.

— Хоть что-то в его пользу, — буркнул Либеро.— Тебе нравится этот южанин?

— Очень, папочка.

— Удачи, дочка, — проворчал отец — он предпочел бы, чтобы Урсула выбрала работягу, лавочника, или еще лучше, анархиста, борющегося с коррумпированной властью.

Тем утром в школе Урсула думала об Эдуардо — а сам Эдуардо в это время подлетал к миланскому аэропорту. После уроков Урсула вернулась домой, поужинала с отцом, и сразу же после ужина Либеро поднялся к себе, чтобы немного вздремнуть. А Урсула осталась наводить порядок на кухне. В этот момент зазвонил телефон.

— Я в Милане, и только что зашел в свой номер. Приму душ, приведу себя в порядок и сразу же приеду к тебе, — сообщал Эдуардо.

Урсула, которая никогда еще не была настолько взволнована, ответила:

— Я дома, мою посуду. Увидимся в пять на виа Манзони, во французской чайной.

— До встречи, — попрощался Эдуардо.

Урсула закончила приводить в порядок дом, переоделась, причесалась, приготовила кофе и пошла будить Либеро.

Отец выпил кофе, и стал собираться в мастерскую, и Урсула сообщила:

— В пять я встречаюсь с Эдуардо. Я не знаю, во сколько вернусь домой, мы вместе поужинаем. Тебе будет грустно, если я оставлю тебя одного?

— Мне будет грустно, если ты не будешь счастлива, — ответил Либеро.

Урсула обняла отца.

Урсуле казалось, что у нее выросли крылья. Эдуардо ждал ее у дверей заведения, нетерпеливо смотрел по сторонам. Он побежал ей навстречу, обнял, а Урсуле казалось, что она всю жизнь знает этого человека, что Эдуардо — ее судьба, девушка счастливо засмеялась, пообещав самой себе, что удержит его любой ценой.

Беспечная пара совсем не обращала внимания на еду.

— Помнишь тот день, когда я встретил тебя в баре на углу виа Верри?— спрашивал Эдуардо. — Я спешил на деловую встречу, а ты заплатила за меня. Когда ты ушла, я понял, что хочу прожить с тобой всю жизнь. Я влюбился в тебя с первого взгляда, но в ресторане ты была настолько сурова со мной, что я чувствовал себя последним дураком. И натворил дел. Ну, ты помнишь.

После ужина Эдуардо пошел провожать Урсулу домой.

— Где ты остановился?

— В "Князе Пьемонтском".

— И когда улетаешь?

— Я думал побыть с тобой и завтра, то есть субботу. В воскресенье мне нужно возвращаться.

— У меня завтра нет занятий. Я буду с тобой до отъезда.

Урсула с Эдуардо поднялись к нему в номер, и болтали не переставая. Уставшая от занятий любовью, Урсула позвонила отцу.

— Я с Эдуардо, останусь с ним сегодня. Папочка, пожалуйста, не говори мне ничего, я все знаю, пожалуйста, не волнуйся за меня. Я очень-очень счастлива.

Либеро, помолчав какое-то мгновение спросил:

— Ты что, собираешься замуж за этого южанина?

— Если он позовет меня замуж, я выйду за него. Я так люблю его, папа, пусть он и неотесанный южанин.

Вечером в ресторане отеля Урсула наслаждалась рисом по-милански. Эдуардо спросил:

— Ты выйдешь за меня?

2

— Конечно, — ответила Урсула. — Я не надеялась, что ты спросишь меня об этом, и теперь твое предложение всегда будет пахнуть для меня ризотто. Девочкой я мечтала о романтической сцене — об огромных букетах цветов, и прекрасном принце, на коленях умоляющем меня выйти за него. Мой принц обязательно протягивал мне бархатную коробочку с огромным сверкающим кольцом, а музыканты рядом играют вальс Штрауса.

Эдуардо весело засмеялся.

— Ты неподражаема, моя Медведица! Завтра будет кольцо — я выберу самую прекрасную драгоценность для тебя, позову музыкантов и надену тебе кольцо на палец, а если ты вдруг снимешь его, я скончаюсь от любви.

— Я тоже хочу сделать тебе подарок, — прошептала Урсула. — Когда вернемся в отель.

— Доедай побыстрее свой десерт, любимая, нас ждет большая мягкая кровать.

На следующий день, счастливые, держась за руку, они завернули в переулочек в центре.

— Мой отец не будет рад нашему браку.

— Во мне что-то не так? — заволновался Эдуардо.

— Он старый анархист, и считает богатых недостойной партией для его обожаемой крошки.

— Если честно, и моя семья не очень-то будет рада моему выбору.

— Из-за того, что я дочь пролетария?

— Из-за того, что ты — северянка, и не принадлежишь к нашему миру. Наши семьи стараются породниться друг с другом. Но я знаю, что моя мама верит мне, и обязательно поймет, что я выбрал правильную женщину.

(здесь идет речь о Севере и Юге, традиционно южане — жители Сицилии, Сардинии, Лигурии и т.д. считаются неотесанными деревенщинами, поглощенными крестьянским трудом, а северяне, как например, жители Болоньи и Милана, считаются холодными снобами. — прим. А.М.)

— А твоя невеста, с которой ты встречался до меня?

— Она хорошая девушка, но я никогда не собирался на ней жениться, и она об этом знала.

Эдуардо подарил Урсуле дорогое кольцо из желтого золота, с бриллиантами Top Wesselton — кольцо, однако, не бросалось в глаза.

Либеро сразу же заметил золотой ободок на пальчике Урсулы и скорчил недовольную гримасу.

— Папочка, я люблю его, — сказала Урсула, представив Эдуардо.

Либеро пожал руку молодому человеку и буркнул:

— Поднимайтесь наверх, я присоединюсь к вам.

Эдуардо поднялся в небольшую квартирку, сразу обратил внимание на чистоту и порядок, царящие в скромном жилище.

— Твой папа не очень-то и рад мне, — заметил Эдуардо.

— К сожалению, — грустно признала Урсула.— Я приготовлю ризотто с цветами тыквы, поужинаем все вместе.

Когда Либеро зашел в кухню, то заметил как дочь заканчивала готовить ризотто, смешивая рис с маслом и пармезаном, а жених накрывал за стол.

— Так ты и есть жених моей девочки?

— Я Вам не нравлюсь, правда?

— Сынок, я не имею ничего против тебя. Ты мог бы быть сыном анархиста, и точно так же мог бы мне не нравиться, просто потому, что ты забираешь у меня дочку. Я мог бы смириться, если бы ты жил рядом, но ты увезешь ее далеко, и я не буду ее видеть. Вот почему мне горько.

— Мне жаль, — прошептал Эдуардо. — Я очень люблю Вашу дочь.

Урсула, расплакавшись, обняла отца. Все сели за стол и стали ужинать. Глядя на счастливую парочку, Либеро буркнул:

— Вы все равно будете делать, что хотите, с моим одобрением или без него, так что мне все равно придется вас благословить.

— Спасибо, — кивнул Эдуардо.

— Я надеюсь, что помолвка будет долгой, — пошутил Либеро, прекрасно понимая, что молодой коралларо горит желанием жениться на Урсуле и увезти ее подальше.

Урсула понимала, что ее отец все еще страдает по маме, и теперь, когда она уедет, он останется в одиночестве. 3.

Урсула вышла из миланского поезда на вокзале Неаполя, и сразу же увидела Эдуардо, который ее ждал. С ним был улыбающийся толстячок.

— Это дядюшка Ренцино, папин брат, — представил родственника молодой человек, и забрал у девушки багаж. Ренцино крепко обнял Урсулу, смачно расцеловал в обе щеки и громогласно заявил:

— Я твой новый дядюшка — старый холостяк по жизни. Добро пожаловать в наш жаркий край, девушка из края туманов. Я был в Милане всего раз, в январе, едва не отморозил уши и не мог видеть дальше своего носа из-за тумана.

Эдуардо прошептал:

— Мы, южане, открыто выражаем свои чувства, кажется, ты очень понравилась дядюшке.

Когда компания уселась в машину, припаркованную на стоянке, Урсула еле слышно прошептала:

— Я думала, ты приедешь за мной один.

— Привыкай, мои родственники захватят тебя и будут удерживать все время, пока ты будешь с нами, — пошутил Эдуардо.

— Ты не говорил мне об этом.

— Тогда бы ты испугалась и не приехала. Это не конец света.

В палаццо Сольяно Урсуле показалось, что наступил самый настоящий конец света. Как только распахнулись ворота, Урсула, крепко державшая за руку Эдуардо, увидела множество любопытных лиц, выглядывавших из рабочих помещений, и услышала шепотки: "Миланка приехала! Она такая красивая! Будто с картины сошла!"

Эдуардо сделал неопределенный жест рукой, и лица исчезли, дядюшка Ренцино важно прошествовал с чемоданами Урсулы в палаццо.

— Я чувствую себя редким зверем, выставленным в зоопарке — Урсула еле сдерживала слезы.

Эдуардо нежно обнял ее.

— Ты же на юге. Ждала чего-то другого?

— Немножко уважения, — буркнула Урсула.

— В обед я отвезу тебя в Эрколано. Там мы будем одни.

Эдуардо с Урсулой поднялись на первый этаж — их ждала горничная, одетая в веселую униформу — форменное платье с бело-розовыми квадратиками и белый кружевной фартук.

— Добро пожаловать, синьорина. Я — Розария, рада служить Вам, — поклонилась служанка. — Пойдемте, я покажу Вам Ваши апартаменты.

Урсула на автомате собиралась проследовать за ней, но тут ее остановил Эдуардо.

— Моя мама в гостиной.

— А наверху кто-то живет? — полюбопытствовала Урсула.

— Там две квартиры. Одна моя, вторую нужно обставить.

— Мы будем с тобой одни в твоей квартире?

— Ты будешь одна. Я поживу пока в комнате рядом с Аркеттой. Нужно соблюдать приличия. Пойдем, нас ждет моя мама. Ее зовут Маргарита.

Урсула с Эдуардо зашли в гостиную, и Урсула увидела высокую, гордо стоящую женщину — ее медные волосы были собраны на затылке в тугой узел и прихвачены черепаховыми гребнями, шелковое платье глубокого изумрудного цвета цвета подчеркивало тонкие линии фигуры. Женщина расставляла желтые розы и синие ирисы в вазе, стоящей на круглом столе эпохи Наполеона. Она обернулась и улыбнулась им, улыбкой, так похожей на улыбку Эдуардо.

— Здравствуй, Урсула.

— Здравствуйте,синьора. — Маргарита крепко обняла Урсулу, и девушка почувствовала исходящее от нее тепло.

— Добро пожаловать в мой дом, — свекровь пригласила Урсулу устроиться в удобном кресле, а потом обратилась уже к сыну:

— Милый, пожалуйста, вели в кухне подавать на стол через десять минут.

Эдуардо вышел, а Маргарита устроилась напротив и спросила девушку:

— Ты устала? Я знаю, что путешествие было долгим, и что ты не любишь самолеты. Тебя уже успела утомить наша семья? После ужина вы сможете побыть наедине с женихом.

— Я устала и растеряна, но ради любви к Эдуардо постараюсь не заплакать.

Маргарита снова дружески улыбнулась Урсуле.

— Я снова хочу уверить тебя в том, что мы любим тебя. Я никогда не думала, что мой сын предпочтет северянку, но если он выбрал тебя, значит, ты достойный человек. Соберись, и пойдем продолжать общение с семейством Сольяно.

Урсуле представили тетушку Аркетту, тетушку Присциллу с супругом. Конечно же, на ужине присутствовал и дядюшка Ренцино, а Титина и Розария подавали лазанью. Все были очень веселы, а Эдуардо взглядом умолял Урсулу держаться. Вечером они уехали в Эрколано.

Урсула отворила скрипящую калитку и попала в буйно цветущий сад, Эдуардо остановился перед небольшим античным зданием, выходящим на море.

— Когда здесь находилось тайное гнездышко Бурбонов, оно станет и нашим убежищем.

Эдуардо провел Урсулу в небольшую изящно обставленную комнату — девушке сразу бросилась в глаза кровать, застеленная тонким шелковым покрывалом. Эдуардо снял с девушки обувь, расстегнул на ней пиджак, наклонился и прошептал:

— Ты точно хочешь спать?

— Я так устала.

Урсула заснула в объятиях Эдуардо.

Утром Эдуардо стал нежно целовать Урсулу, а та разозлилась и высвободилась из его обьятий:

— Эдуардо, я прекрасно понимаю, что это любовное гнездышко? Со сколькими женщинами ты спал здесь до меня?

— Разве это так важно, ведь женюсь я на тебе? Только не говори мне, что ты ревнуешь, ты же не южанка!

— Твоя семья хотела сохранить видимость приличий, так вот, если ты все еще хочешь на мне жениться, знай,что все будет по правилам, и что я намерена сохранить свое достоинство. И я никогда не потерплю измен.

— В тебя невозможно не влюбиться, моя темпераментная Медведица! Я никогда не предам тебя, моя любимая. Слово чести.

Палаццо Сольяно

1

Сейчас же, растянувшись на кровати, Урсула думала, что Эдуардо все-таки изменил ей с китаянкой, а она предала его с гинекологом, спасшим ей жизнь. Эдуардо предал ее, когда уже не чувствовал себя любимым, а Урсула оказалась в обьятиях Альберто под влиянием болезни. Но никто из них не признался друг другу в совершенных грехах — оба они боялись разрушить свой брак.

Милый Эдуардо, — подумала Урсула. Ему дорого обошлась его тайна.

Утром Урсула спустилась позавтракать, и встретила только Джанни и Маргариту, остальные разошлись по делам. Попрощавшись с домашними, Урсула решила навестить монсиньора Бартиромо:

— Я хотела сказать Вам, что вся семья знает о существовании тайного ребенка моего мужа.

— Как они восприняли новость? — поинтересовался падре.

— Моя свекровь просто влюбилась в мальчика, а дети согласились познакомиться с ним.

— Я и не ожидал ничего другого от Сольяно, — заулыбался священник. — Я слышал, что дела у Вас идут неплохо.

— Так закажите побыстрее новые скамьи для церкви, монсиньор, иначе семья Сольяно не сможет участвовать в реставрации любимых Вами фресок.

— Ты мне угрожаешь, — засмеялся Бартиромо. Он пригласил горничную и попросил принести кофе. — Кстати, ты знаешь о Джанни и Марии Соле?

— Неужели они...? — Урсула красноречиво посмотрела на собеседника.

— И уже давно, уверяю тебя, — священник переплел пальцы в красноречивом жесте.

— Матери всегда узнают последними обо всем, — буркнула Урсула.

— Перестань причитать и поблагодари лучше юную Марию Соле за несвойственное молодости здравомыслие.

— Не понимаю Вас.

— Сначала она довела парня до ручки, а потом поставила условие, что останется с ним, только если тот возьмется за ум и начнет работать.

— Теперь я понимаю, почему мой ветреный малыш Джанни так внезапно изменился, — Урсула поднялась, чтобы попрощаться со священником.

— Я не стал отпускать грехи этой парочки, потому что, как мне кажется, они полны серьезных намерений.

Урсула уходила от священника с легким сердцем.

2

Малыш Стив прибыл в Торре два дня назад — его привез отчим, профессор Кремонези. Сольяно договорились, что мальчик пробудет у них неделю — а потом его отвезут к морю, где его будет ждать мать с маленькой сестренкой. За несколько часов малыш завоевал сразу всех.

А сейчас Стив сидел за каменным столом, и играл в шашки с Джульеттой. Делая ход за ходом, ребята разговаривали и потихоньку узнавали друг друга получше.

— Что тебе больше всего запомнилось в нашем отце?

— Его величина.

— Не понимаю.

— Он такой же, как и дедушка Танг. У него были большие руки, большие глаза, длинные ноги. Я с трудом успевал за ним, когда мы с ним гуляли. Он научил меня кувыркаться, плавать и играть в теннис, он научил меня говорить по-итальянски, различать японский белый коралл и средиземноморский коралл, маленький и очень ценный.

— А еще он, наверное, научил тебя играть в шашки, потому что ты постоянно выигрываешь. Меня он не учил.

— И меня не учил. Я играл в шашки с дедушкой Тангом.

— Давай поиграем во что-нибудь, во что я могу выиграть. Может, сыграем в теннис?

— Это будет непросто, потому что я играю очень хорошо.

— Я всегда ненавидела отличников. А сейчас мне нужно вернуться в лабораторию, потому что работа не ждет.

Поиграй во что-нибудь один.

— Давай я в следующий раз тебе поддамся, — прошептал мальчик.

Джульетта улыбнулась и обняла Стива.

— Пойдем со мной в лабораторию, поможешь тетушке Аркетте разбирать коралл.

— А почему тетушка Аркетта каждый раз, когда мы ужинаем, надевает на голову коралловую диадему?

— Спроси лучше у нее.

— Я спросил, а она говорит, что это папин подарок. Она такая смешная, тетушка.

— Она старушка, но ее душа осталась юной.

В этот момент Маргарита вместе с Розитой Монджиелло выходили из лаборатории. Маргарита показывала Розите производство, а этйо привилегии удостаивались ну очень немногие.

— Ты слышала? Кажется, эти двое знают друг друга всю жизнь. Я так рада видеть, что Стив становится частью нашей семьи.

Донне Розите не терпелось узнать побольше подробностей о тайном сыне Эдуардо Сольяно. Женщины устроились за столиком в тени жасмина, и Маргарита сказала:

— Знаешь, почему мне захотелось, чтобы малыш приехал сюда? Я сделала это не из чувства долга, но из эгоистических соображений. Малыш заставляет меня забывать о старости. Он живой, как ящерица, ему все интересно и он нежнее свежей моцареллы. Через несколько дней нам придется отвезти его к матери. Но мы надеемся, что Стив окончательно переедет к нам. Я думаю, из него получится хороший коралларо.

Женщины принялись за мороженое, которое подала расторопная Четта.

— А как твоя невестка восприняла ситуацию?

— Именно она первой нашла Стива и полюбила его. Так что скажи сплетникам, что Сольяно получили от умершего Эдуардо чудесный подарок.

— Бог отнимает и Бог дает, а сейчас он подарил вам малыша, нуждающегося в любви, — сделала вывод донна Розита, и стала прощаться.

К женщинам подбежала расстроенная Джульетта с криком:

— Стиву нездоровится, я уложила его в кровать!

— Что с ним? — спросила Маргарита.

— У него жар, он весь горит и жалуется на больное горло!

Маргарита принесла мальчику укрепляющее питье, и велела Джульетте вызвать доктора.

— У тебя болит горло? — обратилась она к малышу.

Стив кивнул.

— И раньше болело?

Ребенок снова кивнул.

— Твои братья и сестры в детстве болели точно так же. Сейчас к тебе придет врач, а я пока побуду с тобой.

Серджио де Сантис вошел в комнату Стива в сопровождении Джульетты, Кристины и Саверио.

— В этой комнате слишком много народу. Уходите все, кроме донны Маргариты.

Врач осмотрел больного мальчика.

— Ты здоров, разве что подхватил небольшую простуду. Сейчас я дам тебе лекарство, к вечеру полегчает, а через пару дней совсем поправишься.

К Стиву зашли взволнованные Урсула и Джанни.

— Не волнуйтесь, он просто простыл, — обьяснила Маргарита.

Джанни наклонился над мальчиком и поцеловал Стива в лоб.

— Привет, чемпион, что-то ты расклеился.

Урсула взяла Стива за руку:

— Хочешь, мы позвоним маме?

Мальчик отрицательно покачал головой, и Серджио сказал:

— Незачем волновать мать из-за банальной простуды. Через несколько дней он поправится.

Серджио сложил инструменты в сумку, попрощался с Маргаритой, оставшейся сидеть у постели Стива, и обратился к Урсуле.

— Я никогда не видел, чтобы ты так волновалась из-за своих детей.

— Но я отвечаю за Стива, — запротестовала Урсула.

— Давай оставим их.

Урсула с Серджио прошли в гостиную, он жестом предложил Урсуле сесть.

— Давай я измерю тебе давление. Я не проверял тебя с тех пор, как скончался Эдуардо. Со здоровьем шутки плохи.

— Сто тридцать на семьдесят, — сделал вывод врач. — Я так боялся, что ты отойдешь в мир иной вслед за мужем.

— Меня выбило из колеи известие о внебрачном ребенке, — призналась Урсула. — Я так скучаю по Эдуардо.

— Эдуардо был удивительным человеком, — признал Серджио. — Но пожалуйста, перестань проводить свои дни в воспоминаниях о нем. Вспомни сумасшедшую Иоанну Испанскую...

— Я не собираюсь сходить с ума. Друг мой, мысли об Эдуардо приносят мне радость. Я никогда еще не была так спокойна, никогда еще не была так полна сил, так влюблена в жизнь. Эдуардо жив, жив во мне, в моих воспоминаниях, и я все еще люблю его.

— У тебя был тяжелый период. Ты собираешься отдыхать? — продолжал настаивать на своем Серджио.

Урсула проводила его до ворот.

— В конце месяца мы с Дамианой и ее подругами поедем покорять Европу, я никогда не делала ничего подобного раньше, и жду не дождусь, когда же мы начнем веселиться.

— А о нас ты думала? — не выдержал Серджио.

— О нас? — поддразнила его Урсула.

— Ты чудесный друг, и я не хочу потерять тебя. Жизнь уже подарила мне прекрасное чувство.

— Кстати, — неунывающий Серджио лукаво улыбнулся Урсуле, — в конце месяца мы с двумя коллегами-холостяками отправляемся в путешествие по Европе. Кто знает, может, мы встретимся в Нормандии или на берегах Дувра.

— Все может быть, — ответила улыбкой Урсула.

Она проводила взглядом исчезающий автомобиль Серджио и пошла наверх. К Стиву.

Конец.

2014-2015