Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ты недооцениваешь своё влияние на меня.
— Это со стороны. Будь я рядом — вряд ли бы даже пытался тебя расшевелить. Считал бы, что и так всё хорошо, а если что — жираф большой, ему видней.
— Ещё есть причина?
— По большому счёту я не видел и не вижу особых отличий Рона от меня. Кроме того, что он более открыт и выставлял недостатки напоказ.
— Например?
— Оба вспыльчивые, не слишком шустро соображающие, квиддичисты, лентяи. Хотя по семь СОВ заработали оба. У меня заметно меньше, но мы оба капризничали и оба считали, что нам кто-то что-то должен. Гарри первых курсов не решился бы при выраженном тобой и Роном на шестом курсе пофигизме делиться с вами смертельно опасными секретами, фактически принуждая вас участвовать в моём личном противостоянии с Волдемортом.
— Слишком поверхностно. Дьявол — он в деталях. В тебе — огромный потенциал, который ты постоянно гасил об антипотенциал.Рона.
— Рон... Мы и остальные слишком его опекали, слишком поддавались его прихотям, потому что так было проще. А надо было конфликтовать с ним и даже бить. Бить почаще и за дело. У него создалась иллюзия, будто ему позволено и простительно слишком многое. Даже за бой в отделе тайн он не получил ни малейшего упрёка, а ведь участвовал со мной в опасных приключениях больше Невилла, Джинни и Луны вместе взятых. Но все остальные дрались заметно лучше него.
— Я на втором месте с конца?
— Не дури, мы даже не слышали про боевые невербалки и уж тем более не сталкивались с ними. Про Рона закончу. Вбить в него страх божий и чувство реальности, и он сам бы отказался от свар с тобой. И ты бы в разум вернулась, поняла бы, что ходит тут один со шрамом, неприкаянный и неохваченный правильным женским вниманием.
— Ты не бросал друзей в беде.
— Ой ли? Минимум два раза я бросал тебя в смертельной опасности и не раз просто в неприятной ситуации. Например, когда по моей вине в тебя отрикошетил малфоевский зуборост. На тот момент надеждой и опорой Гарри Поттера являлась только и исключительно Гермиона Грейнджер. Я просто обязан был плюнуть на Снейпа, тем более по правилам турнира имел право не ходить на занятия, и проводить тебя к мадам Помфри.
— Снейпа ты боялся. Но когда ты бросал меня в реальной опасности? Не помню.
— Ты отключилась тогда, но из особняка Малфоев я аппарировал раньше Рона, бросив ему палочку. Ему в одиночку надо было успеть вытащить тебя из-под люстры и аппарировать до появления Волдеморта, отбиваясь от, пусть и без палочек, но вполне боеспособных Беллатрикс и Малфоев. Они могли не особо напрягаясь помешать Рону, просто отвлекая. Бросив ещё один ножик. Или стул. Позвать домовиков или восстановить антиаппарационный барьер. Задержать на полминуты — и вот он, Волдеморт. Сколько, ты думаешь, продержался бы Рон против его легилименции? Через минуту он бы знал про Ракушку, заполучил меня — финита ля комедия для всех нас.
— Как всегда, хочешь оправдать Рона?
— Он дважды бросал меня и тебя, и дважды спасал каждого — счёт равный. Я же спас тебя лишь однажды, да и то на пару с Роном. А ты меня, прямо или косвенно, выручала так много раз, что даже не могу сосчитать.
— А что ты считаешь вторым дезертирством?
— Когда пошёл на добровольное самоубийство от руки Волди. Бросил всех в темноте неведения, как Дамблдор.
— Это всё эпизоды в экстремальных ситуациях.
— Эпизод проигранного сражения совести против эгоизма и желания выжить, в первую очередь, самому?
— Не вини себя. Мы с Роном в тот момент тоже повели себя... эгоистично.
— Неужто проснулся основной инстинкт?
— В-общем — да.
— И вы, в антисанитарнейших условиях...
— Я очистила класс, и даже стол в кровать трансфигурировала.
— Молодец, лучшая ученица!.. Неужто тогда у вас с Роном впервые случилось?
— ...У меня вообще первый раз... Обидно было бы помирать, не попробовав.
— И как прошло, если не секрет?
— Не блестяще. В самый ответственный момент я вспомнила про тебя и ультиматум. Поняла, что не найдя нас, ты можешь посчитать, что тебя в очередной раз бросили и пойти к Волдеморту. Столкнула Рона и бросилась в кабинет директора, тебя искать.
— Без трусов? Бесстыдница. Жестокая притом.
— Смешно? А меня колотило от ужаса, я обещала быть с тобой до конца, а сама, cyка похотливая, бросила в самый страшный миг и даже не попрощалась! Один на один Беллатрикс одолела бы меня сразу. И даже при участии Луны и Джинни всё шло к тому же, не вмешайся Молли и ты. Я так упала в собственных глазах, что долго не смела даже мечтать о тебе.
— Джинни подобное не мешало.
— Я — не Джинни!
— Но какой я негодяй, а? И в любви девушке не признался, и первый раз ей заочно испортил.
— Хватит! Больше не пытайся принизить себя в моих глазах!
— О! Как раз к теме уважения и авторитетов. Не знаю точно когда, но у меня появился внутри эталон, образец. Нет, не так, скорее внутренний голос или моё представление о нём — неважно. Как ты думаешь, кого я представлял, что слышу?
— Дамблдора?
— Нет, тебя.
— Незаметно было, ты обижался на меня, спорил.
— Не отрицаю, было, но только неожиданно, без подготовки. В нормальном состоянии я, не задумываясь, выполнял твои просьбы и указания. Не от тупости — Рон, не фонтан по части сообразительности, ведь спорил — а от безграничного доверия. Для меня существовали как бы две Гермионы: общаясь в жизни с одной, я ощущал, что в тебе есть другая, лучше меня. С любой женщиной попытался, не получилось — ну и что? Можно жить дальше. Но даже если в моей голове проскальзывала тень мысли попробовать с тобой безо всякой уверенности в твоих чувствах, внутри всё вопило: "Не вздумай! У тебя нет права на ошибку!" С кем угодно, но не с тобой! До сих пор не уверен, смог бы я быть достойным той, лучшей Гермионы.
— Здесь — верю. Ох уж эти Дурсли, жаль, что не добралась я до них в своё время.
Глава 2
— Не надо моих дражайших родственничков исчадиями ада выставлять!
— А кто они, образцы доброты что ли?
— Нет, обычные люди, даже лучше большинства волшебников. Единственная внятная претензия к ним — не святые.
— Апологетику затеял?
— Автоматически получается, если взглянуть в зеркало. Помнишь, Финнеган рассказывал, как его мать призналась мужу, что волшебница, только после свадьбы? Переверни ситуацию: маггла, притворившегося волшебником, чтобы жениться на ведьме, маги тут же посчитают преступником, и обливиэйт — самое безобидное, что ему грозит в таком случае. Или ещё лучше, вспомни, слышала ли ты, чтобы волшебники взяли на воспитание сироту-маггла? Пусть и родственника. Даже не вспомни, а просто подумай, возможно ли такое вообще?
— Честно? Не могу вообразить.
— Я тоже. Просто глянь тогда со стороны Дурслей на мою ситуацию. Под угрозой смерти дядю с тётей заставили взять под опеку ребёнка, который, повзрослев, в лучшем случае будет считать их неполноценными. И сможет в любой момент устроить им множество неприятностей. Чтобы наладить нормальные отношения и получить их извинения, мне пришлось сначала доказать, что страх перед магами, по крайней мере в отношении меня, неверен.
— Если так смотреть...
— Это примерно как в негритянскую семью лет сто назад на время отдать куклуксклановского ребёнка. Ведь и Дамблдор, и МакГоннагал, и Хагрид, подбрасывая меня под дверь, были свято уверены, что Дурсли просто обязаны взять меня и, писая кипятком от счастья, облизывать"любимого" родственника. Только представь Гарри Поттера таким же разбалованным, как Дадли. Да я во время скандалов и капризов покалечил бы их выбросами детской магии! А, может быть, убил бы... Как бы Лили и Петуния ни относились друг к другу, они — родственники. МакГоннагал или Дамблдор должны были, но не зашли к тёте, не рассказали ей о смерти единственной сестры, не выразили соболезнования, не пригласили на похороны. Глазевшие на меня в детстве маги тоже могли пару слов сказать. После такого отношения кто они с точки зрения тёти Петунии и дяди Вернона?
— Сволочи бессовестные, нелюди.
— За что винить Дурслей? За то, что они жить хотели?
— С их точки зрения уместнее другая аналогия: преступники и нормальные люди.
— Точнее, рецидивисты против законопослушных. Мы считаем себя вправе презирать магглов, а чуть что — обливиэйтить, но в их законах такого нет. Любой обычный суд признает это непростительным преступлением против личности. Уголовники восторгались бы до слёз, заполучив такие возможности. Мы хуже преступников: они могут исправится или их заставят внести свою лепту принудительным трудом, в отличие от нас. Если бы волшебники жили сами по себе, в своём мире и по своим обычаям, не соприкасаясь с обычными людьми... Но нет, мы паразитируем на них, пользуемся идеями, материальными благами, забираем навсегда, фактически воруем не самых плохих людей, абсолютно ничего не давая остальному миру взамен.
— Не напоминай! Сколько пришлось замаливать грех перед родителями, и то, только после переезда сюда удалось наладить взаимоотношения. Точнее, построить их заново, по-взрослому.
— Гермиона изменилась, ушла из детского мира магии?
— Не ушла, а меня ушли, вышибли, но не из детства, а из идиотизма магической жизни.
— Можно и так взглянуть на нас.
— Если бы только взглянуть... Я подробно рассказывала родителям все наши приключения, — на вопросительный взгляд Гарри пояснила: — Таково одно из условий нашего окончательного примирения.
— И как? Ругали?
— Если бы... Сначала, за первую пару лет, папа даже хвалил. Про третий год спросил:" Разве нельзя было сразу узнать историю Сириуса Блэка из подшивки "Пророка""? Ещё пожурил, что добавленные хроноворотом часы нужно было компенсировать дополнительным сном и едой. Жаль, я тогда им не рассказывала, а то уже тогда они могли бы потихоньку вправлять мне мозги.
— Не надо, твои мозги были самыми лучшими для меня.
— Про четвёртый папа вдруг попросил меня назвать пару-тройку славных имён победителей предыдущих турниров, раз участникам обещали бессмертную славу и память на века.
— Хм, я их никогда не слышал.
— Потом он меня упрекал, что я не читала реально нужное, а по мере изложения эпизодов приключений понижал оценку уровня наших умственных способностей, действий и личностей. Из недалёких и альтернативно разумных мы в его мнении очень быстро "эволюционировали" в везучих дураков. А уж охоту за крестражами папа сразу обозвал "странствиями дебилов в стране непуганых идиотов". "Два дебила — это сила, три дебила — смерть врагам".
— Не в рифму.
— "Стало три — враг, умри".
— Сурово. Но я предпочитаю смотреть на магов, как на детей.
— Что пнём об сову, что совой об пень...
— Не скажи: дети могут повзрослеть, а слабоумие — навсегда.
— А конкретнее?
— У детей и идиотов разный подход к делу. Дурак, как дятел, долбит одно и то же, а ребёнку повторять скучно. Например, послали мы Кикимера искать похитителя крестража — это сработало, он нашёл и притащил его нам. Когда выяснилось про другого похитителя, то вместо повтора работающего подхода — послать Кикимера — сами пошли в Министерство. Надоело молотком гвозди забивать, решили заколотить собственными лбами. Или ещё одна ситуация из той же оперы — один крестраж на шее таскали, а другой — не стали, надоело повторяться.
— Так у него цепочки не было! Не за что его носить! Кроме того, второй не первый, не такой важный, если потеряем. Норму на таскание крестража мы с медальоном перевыполнили.
— Ну вот, сама согласна.
— Вовсе даже нет! Противоположный пример: часовые Ордена. Что может сделать одиночка, без связи, без страховки, фактически в ловушке? Первым попасться, помереть, сбежать с поста. Мы наблюдали постоянные провалы этого подхода, однако, ничтоже сумняшеся, взяли его на вооружение. Часовые бесполезны, а чаще даже вредны, если нет предварительной договорённости о сигналах и реакции остальных. Кстати, не знаешь, кто там из Ордена сторожил проход в Отдел Тайн в день смерти Сириуса и куда он делся?
— Нет, тогда в голову не пришло спросить, а потом никто ничего не сказал. Знаешь, а ведь можно взглянуть и так, что магов с детства готовят в слабоумные старики: любую проблему решают ограниченным набором заклинаний. Очень похоже на шахматы — та же ограниченность чужими правилами и отсутствие других степеней свободы, непредсказуемости, творчества.
— Упёртый был, а слизеринскую изворотливость развил.
— Ладно-ладно, пусть будет по-твоему и по-моему одновременно: помесь детского сада, дурдома и приюта для престарелых. Мы с тобой — Алиса с Шалтай-Болтаем — сидим на стене и строим планы. То ли выбираем с какой стороны ограды власть захватывать, то ли спорим о применимости смирительных рубашек как вечерних нарядов.
— А рядом сидит призрак Дамблдора и, хихикая, заплетает бороду косичками.
— Смешно... Но не верю, что у тебя нет чего-то приличнее страны дураков в качестве объяснения.
— Увы, есть. Поведение людей примитивного социума с точки зрения обитателей более информационно богатого всегда будет казаться детским или недоразвитым. Однако для "дикарей" их образ действий нормален, если позволяет жить, а также существовать их сообществу как целому. От отстающей в развитии общины ожидаешь архаичной структуры. Вот тут-то зарыта самая большая собака, из-за которой возникает большинство проблем.
— Не томи!
— Проще говоря, общество волшебников не патриархальное, а матриархальное, я бы даже сказала "бабское". Это я о превалирующем типаже людей, их реакции на окружающее. Эмоциям, чувствам отдаётся предпочтение перед материей, разумом, логикой.
— А матриархат, амазонки всякие?
— Реальные, не сказочные амазонки появлялись при обстоятельствах, когда мужчины были вынуждены обучать женщин сражаться. Матриархат как исторический этап — сказки. На самом деле он появляется в условиях, когда для выживания отсутствует необходимость в мужчинах, в их силе, агрессивности, воле. Например, если племя попадает в благодатное место — в долину, на остров, где нет врагов и пропитание добывается легко. Мужчины деградируют, женщины поневоле верховодят, явно или неявно. Волшебный мир — идеальная иллюстрация: мы отгорожены от большого мира, а магия позволяет не бороться и не трудиться ради выживания. Кстати, кое в чём ты прав — в подобных тепличных условиях отсутствует реальная необходимость взрослеть.
— Ты забыла добавить — магия уравнивает. Никакой разницы чей — мужской или женский — ступефай отправит тебя в забытьё.
— Какой же умничка ты стал.
— А я ещё крестиком могу — критиковать. Были же правительницы-женщины, королевы, да ещё и правившие подолгу?
— Они вели политику через окружавших их мужчин и в их интересах.
— Хорошо, матриархат. Но и при нём жили и живут люди. В чём проблема-то?
— Для родившихся в другом мире, если понять, постепенно становятся видны множество отличий. Основаны они на генетической приспособленности к разным видам деятельности мужчин и женщин: опасная охота и почти безопасные собирательство с домашними делами, взаимодействие с чужими, вне семьи и со своими, внутри неё и прочее в том же духе.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |