Проснуться собой. Книга первая - Утро.

Сосредотачиваюсь на желании убрать стекло, и вспоминаю то ощущение силы и тепла, рвущегося из меня. В первые мгновения ничего похожего на прошлый выброс, как сказали те маги, я не почувствовал, но испугаться не успел, так как то мягкое тепло пришло на мой зов.

— Охренеть, — выдохнула рядом Гермиона. И тут же смущённо прикрыла рот ладошкой. Всё-таки я был прав на её счёт — правильная девочка, живущая книжками.

— С-с-с-па-с-с-сибо, Говоря-с-с-щий! — прошипел удав, выползая из террариума.

— Охренеть, — повторила Гермиона, но теперь ротик ладошкой не прикрывала, а во все глаза рассматривала рептилию. — Он рас-с-с-говаривает!

— Он-на рас-с-говаривает! — с повторно отпавшей челюстью повторил за ней удав. — Приветс-с-с-твую маленькую Говоря-с-с-щую!

Хихикс. Если говорят правду, что глаза — зеркало души, то что у Гермионы, что у удава, души просто огромные.

— В-с-с-ё! С-с-свобода!!! Благодарю вас-с-с, Говоря-с-с-щие, — прошипела змея, и поползла в сторону выхода.

— Бра-с-с-зилия! Дом, я с-с-пешу к тебе! — донеслось до нас шипение уползающего гада. Как он собрался доползти из Великобритании до Бразилии, мне было непонятно, но уверенность в его шипении чувствовалась нешуточная.

— Гарри, а как он доберётся-то — мы же на острове? — умный вопрос от образованной девочки. После всего пережитого захотелось пошутить.

— Гермиона, он же говорящий. Если что — спросит дорогу.

Судя по всему, Гермиона также была слегка неадекватна, так как такой ответ её вполне удовлетворил.

— Ладно, шутки в сторону — что мы будем делать со всеми этими магами в мантиях и их зубочистками? Мне как-то не хочется, чтобы мне память стирали или считали нарушителем непонятно чего, или и то, и другое сразу. Тем более, что говорить со змеями, заставлять стекло исчезнуть и делать невидимым обычные люди не могут. А это значит, что мы маги.

— Гарри, мы? Причём тут я? Это же ты всё это тут устроил.

— Ты немного неправа, Гермиона. Я много чего желал за свою жизнь, а уж по отношению к родственникам... Только что-то они, как это стекло, исчезать не желают. А вот ты сразу заговорила на змеином... Так что делай выводы.

— Ой, прости, Гарри. — Судя по расширившимся зрачкам и паническому взгляду, она "вспомнила" кое-что из моей жизни. — Я не хотела тебе напоминать об этом. Я теперь знаю, и...

— Не стоит, Гермиона. Ничего страшного.

— Как это ничего! Да разве так с ребёнком можно обращаться?! Ты должен был позвонить в полицию и пожаловаться уже давно. Или в органы опеки. Я знаю, я читала о...

— Гермиона, ты просто ещё не всё "вспомнила" обо мне. Всё это было. Только в итоге меня всегда возвращали обратно. Так что в конце концов я просто старался не высовываться, — с горечью в голосе, обрушил я все её надежды на моё спасение.

— Гарри, скажи пожалуйста, а где ты всему этому научился?

— Чему этому?

— Ну, магии. И так говорить. Тебя интересно слушать, в отличие от моих одноклассников. Ты похож в этом на учителей — спокойно и взвешенно рассуждаешь о том, что с нами недавно случилось. Спокойно говоришь о кошмаре, в котором живёшь... Прости, что опять напоминаю.

— Не извиняйся, я не обижаюсь. А магии я нигде не учился. Сама потом "вспомнишь", наверное. Надеюсь, что не вспомнишь, всё же это личное. — Девочка вскинулась что-то сказать, но я оборвал её порыв взмахом руки. — Я действительно не обижаюсь. Рано или поздно, но я бы на кого-нибудь сорвался, и не факт, что всё бы закончилось даром общения со змеями и удавом в Лондоне.

Мы оба синхронно улыбнулись, вспомнив радость уползшей рептилии.

— Ещё утром я не помнил, что было вчера, а оказалось, что накануне меня избил дядя за... как там маги говорили? Спонтанный выброс? Стихийный?

— Стихийный.

— Вот, он меня сильно избил, а утром я ничего не помнил, и у меня сильно болела голова. Да ещё глаза светились, и я видел в темноте как днём.

— Круто.

— Я решил, что я мутант какой-нибудь. Представляешь мои ощущения от такого утра?

— Не очень, но всё равно круто.

Несмотря на то, что мы так приятно болтали, пусть и на не совсем хорошие темы, мне в голову стукнула не очень хорошая мысль.

— Гермиона, а ты что, одна тут?

— Что ты, Гарри, я тут с родителями, просто они отошли за билетами, а я осталась тут рассматривать змеек.

— Нда, похоже нам обоим влетит за исчезновение. Эти маги явно что-то сделали, раз тут до сих пор никого нет.

— Ой.

— Вот тебе и ой. А вы где живёте? В Лондоне?

— Да, мои родители стоматологи. У них своя практика. Но приехали они сюда пятнадцать лет назад, из США. А я родилась уже в Англии, тут.

— Понятно, значит мы так просто больше не увидимся, — грустно заключил я. — Я не смогу так надолго незаметно исчезнуть.

— Ты можешь мне звонить — телефон моих родителей есть в справочнике. Как, впрочем, и я тоже. Дурсли в Литл-Уингинге, так?

— Да, на Тисовой улице, дом четыре.

— Вот и договорились, — радостно улыбнулась девочка. — А теперь пойдём отсюда, там уже, наверное, все волнуются.

— Пойдём, — грустно согласился я. Приятно, конечно, что кто-то радуется встрече с родственниками, но вот мне на радостную встречу рассчитывать явно не стоит.

— И, Гермиона, давай, как вернёмся домой, обдумаем всё, что с нами случилось, и обговорим потом по телефону?

— Конечно, Гарри. — Она тоже явно была рада поводу поговорить со мной. Видимо, действительно с ней никто не дружит. Это ж насколько надо быть одинокой, чтобы в свои на вид 11 лет читать учебники из университета.

Глава 4. Средства связи

Мне, наверное, стоит начать считать себя пророком, ибо я с полным правом могу бить себя кулаком в грудь и говорить: "Я знал, я знал!". Дурсли были в ярости. Нет. Они были в ЯРОСТИ. Правда, то, что в этом слове буквы заглавные, я ощутил только по возвращению домой.

Там, в зоопарке, мы с Гермионой, выйдя из серпентария, не заметили ничего необычного, но, стоило отойти подальше, как к нам кинулись родственники. И если мои только делали вид, что волнуются... Хотя почему — делали? Они и волновались, но не из-за того, что со мной что-то случится, а из-за того, что я как-то им могу этим навредить. Маньяки холерические.

А вот родители девочки волновались за неё искренне. Мне даже стало завидно и немного обидно. Но от слёз удержаться смог. Правда, Гермиона моё состояние заметила и опять состроила виноватую рожицу, на что я ей чуть кулак не показал за спиной её родителей. Но хватило и взгляда, слава богу. В этот момент она решила познакомить меня со своими родителями, причём на глазах у Дурслей. И им пришлось играть роль любящей семьи. Вы когда-нибудь заедали красный жгучий перец лимоном? Вот и я до такого не доходил, но родственнички явно пробовали что-то похожее — слишком привычно сморщились лица от кислого и вместе с тем покраснели от внутреннего огня, ищущего путь наружу. В общем, хихикс.

И ещё одно. Дальнейший гамбит, разыгранный Гермионой, достоин моих оваций. Я называл её заучкой — был неправ. То, что казалось мне бахвальством, когда она поминала учебники по психологии, оказалось знаниями, готовыми к применению на практике. Я просто наслаждался её постановкой, когда девочка представила меня своим родителям. Кстати, их зовут Скотт и Джина Грейнджеры. Она представила меня по всем правилам этикета, по крайней мере, тем, что я вычитал в "Искусство социальной привлекательности" в школьной библиотеке. От описания, какой я такой хороший, вежливый и галантный, Дурсли потеряли дар речи, а от возмущения из-за подобных эпитетов в отношении меня, стали даже круглее. И пока старшие Грейнджеры гордо и одобрительно улыбались, а Дурсли пытались не взорваться, слушая, как я героически спас заблудшую душу рабы Божьей... в смысле, как не дал заблудиться девочке в здешнем лабиринте, эта девочка невинно сказала, что хочет со мной и дальше общаться, вытянула у Дурслей номер телефона и, состроив матери умильную мордочку, попросила её приехать к нам в гости в ближайший уик-энд.

Как я от такого концерта прямо там не слёг, сам не понимаю.

В общем, Дурсли были в прострации. И меня не желали демонстрировать, и отказать нельзя. Это же ненормально. Что о них подумают. Хихикс. А особый шарм всему придало то, что и я, и Гермиона, и Дурсли понимали, что чулан под лестницей показывать нельзя. Не поймут-с.

Итак, ЯРОСТЬ. И пять дней до следующих выходных, когда приедут Грейнджеры. Но ЯРОСТЬ дяди Вернона... В общем, руки он распускал несильно, сдерживался. И даже не сдох при этом, хотя я желал подобного исхода изо всех сил. Фиговый, видимо, из меня волшебник.

Короче говоря, я живу теперь в маленькой спальне Дадлика, а его старые игрушки в моём чулане. Надеюсь, им там удобно и не одиноко. Чтоб сгорели они в синем пламени, так как я замучился и просто заколебался их перетаскивать.

Вечером дня моего переезда из чулана, мне позвонила Гермиона. Трубку первой взяла тётя. Честно говоря, когда она сама пришла ко мне в комнату, и позвала к телефону, я почувствовал себя тем удавом из зоопарка. Но ступор быстро прошёл, когда она начала озвучивать то, о чём и как я должен говорить. Нет, всё же, почему то стекло убрать получилось, а заставить их себя иначе вести со мной — нет?

Невинное лицо, спуск по лестнице, трубка у уха и наконец-то оборвавшаяся нотация тёти.

— Привет, Гермиона.

— Привет, Гарри. Как у тебя дела? Тебе несильно досталось?

— Не стоит внимания, я по-прежнему жив. А у тебя что случилось? Саму-то несильно наказали?

— Совсем не наказали. Родители привыкли, что я гуляю одна без друзей, и только обрадовались знакомству с тобой. Мне даже не пришлось упрашивать съездить к вам. Так что точно ждите в воскресенье к обеду.

— Ты не представляешь, КАК вас тут ждут. — Выделяю интонацией слово "как". — В воскресенье ты меня не узнаешь.

— Всё настолько плохо?

— Угу. — Горестно вздыхаю в трубку. — Меня выселили из моей предыдущей, обжитой и ставшей такой родной за последние годы, комнаты, заставили убирать игрушки кузена. Теперь вот предстоит жуткий поход по магазинам для обновления гардероба и прочего по мелочи. Аж в дрожь бросает... от предвкушения.

Несмотря на мой обиженный тон, ответом мне из трубки донёсся звонкий смех. На лице сама собой появилась улыбка.

— Значит, моя помощь тебе не пропала даром?

— Ага, как приедешь, я тебе всё перескажу. Слушай, Гермиона, а... ты пробовала что-нибудь сделать?.. Ну, как я показывал...

— Гарри, ты за кого меня принимаешь?! Конечно пыталась. Но ничего не получилось. — Из трубки теперь донёсся грустный вздох. — Но что могло получиться за полдня? Глупо рассчитывать, что всё получится с первого раза.

— Ты, главное, не отчаивайся. Я уверен, что у тебя всё получится.

— Не дождётесь.

Проболтав так ещё немного и подняв друг другу настроение, я положил трубку и пошёл к себе в комнату. Под пристальным взглядом тёти. Кто бы сомневался.

Несмотря на хорошее настроение и ожидание "похода по магазинам", мне не давал покоя вопрос, почему в Лондоне мою магию засекли сразу, а дома на творимые мной мелкие чудеса никто внимания не обращает. Стоп!

Тот командир отряда ругался на наш городишко из-за ложных срабатываний. А что, если они не могут определить меня? Да нет — чушь. В Лондоне определили, а тут — нет? Не поверю. Может, они следят только за пределами домов? Типа личная жизнь и всё такое... Тоже как-то мне не верится — это не секретность получится, а секрет Полишинеля.

Ладно, тут надо проверять опытным путём. Приедут Грейнджеры, будем ставить опыты.

* * *

Пять дней и один поход по магазинам спустя...

Изводя себя в ожидании приезда Гермионы, я совершал периодические акты вандализма в отношении некоторых элементов сада. Иными словами, фигурно стриг кусты садовыми ножницами, размышляя о вечном. Вечное молча сопротивлялось, поэтому борьба шла с переменным успехом — кусты принимали более ухоженный вид (это по мнению Петунии) или скорее обкуцанный (это уже на мой вкус), а вот на мистическом уровне было всё глухо.

Гермиона звонила ещё пару раз, но тоже не спешила делиться новостями по телефону, подогревая моё любопытство своим многообещающим заговорщицким тоном. Вот тоже как-нибудь при случае подвергну её таким пыткам — с её-то любознательностью месть моя будет страшна и ужасна. Хихикс.

За последние дни моя жизнь кое в чём изменилась в лучшую сторону — нормальная спальня и кровать вместо чулана, новая одежда, купленная на меня, вместо донашивания мешков от Дадлика. Правда, это не повлияло на отношение ко мне его самого и его дружков — они по-прежнему пытались меня подкараулить на улице или по пути в городскую библиотеку. Что я могу сказать на это? Худеть им всем надо, это раз. И научиться видеть меня, когда я становлюсь невидимым, это два.

Как "это два" у меня получается, я не понимаю. Никакими ощущениями процессы "исчезновения" не сопровождаются, бригады магов быстрого реагирования тоже не возникают по этому поводу где ни попадя. Правда, когда я в первый раз "исчез" так, в процессе убегания залетев в тупик переулка, то уже ждал их прихода и не ждал ничего хорошего, но по мою душу так никто и не заявился. Не сказать, что я был этому не рад — общение с представителями правопорядка для меня никогда не несло ничего приятного (а вы сами представьте, за кого меня принимали в обносках кузена).

Что ещё сказать про "ненормальность"? Исчезать мне явно проще в тени чего-либо, и, пока есть тень, силы на невидимость почти не тратятся. Но, стоит исчезнуть "на свету", как появляется ощущение мешка на плечах. Собственно, поэтому я и убегал в тёмные переулки, где мало кто может заметить моё исчезновение, а преследователи этого не успевают. Первое время было даже прикольно наблюдать их удивлённые рожи, но сейчас уже приелось. Блин, всего-то три дня ушло на то, чтобы мне это успело надоесть, но у этих... продуктов эволюции, не самых умных приматов, похоже, появился азарт. А раз они не захотели меня оставить в покое сами... мне приходится поддерживать их в форме. По бразильской системе. Улавливаете? Банда подростков, "моя невидимость", кирпич... СТАРТ! Хихикс. Совесть меня, конечно, грызёт, поэтому витрины я не бью... уже, но было бы желание.

Кстати, Гермионе о своей тренерской деятельности (и о невидимости заодно) я по телефону не говорил. Во-первых, а вдруг подслушивают, во-вторых, я обиделся. И если она считает, что слова "когда я приеду, я тебе ТАКОЕ расскажу" меня совершенно не заинтересовали, то она ошибается. Я тоже троллить умею.

Глава 5. Равноценный обмен

Грейнджеры приехали на своём форде, захватив с собой, помимо Гермионы, ещё тортик и какую-то звенящую в пакете стеклянную мелочь. Их приезд ознаменовал для меня не только окончание недельного ожидания встречи нашего дуэта исследователей, но и конец моим мукам из-за прекращения мандража семейства Дурслей. По крайней мере, их старших представителей, ибо Дадли было всё до лампочки, пока его не лишали еды и не ограничивали свободу прогулок. Последнее, правда, его уже не так интересовало моими стараниями.