Окончание 3 книги

Скоро все выходы с площади были перекрыты сплошной стеной щитов. В тот же миг на крышах близлежащих домов и строений стали подниматься смутно видимые тени. Заскрипели плечи проверяемых перед битвой луков. В свете многочисленных костров засверкали острыми гранями наконечники стрел. Зашипели рассерженными змеями вынимаемые из ножен мечи. Воины, проверяя плотность строя, тихо позвякивали друг по другу кромками щитов. И именно в этот момент окруженные дружинники, что озирались по сторонам, стоя на площади и пытаясь понять, что происходит, вдруг поняли — их жизни им практически уже не принадлежат.

— Воины Даргаса! — фигура князя в сопровождении небольшой свиты появилась в ста шагах от временного лагеря бунтовщиков как-то сразу и вдруг. По крайней мере, так показалось самим мятежникам, когда его голос, усиленный магией загремел над площадью, привлекая к себе внимание всех и каждого. — Что вы делаете здесь, когда ваши друзья и боевые товарищи льют свою кровь, сражаясь с рузейцами?

Площадь, превращенная во временный военный лагерь, как и полагается при таком размещении воинов была аккуратно разделена на сектора, поэтому была похожа на маленький городок со своими районами и кварталами, разделенными широкими проходами-улицами. Каждый такой квартал обживала дружина того или иного Высокородного, находящаяся со своим соседями в состоянии вооруженного нейтралитета. Сами же герцоги и графы со своими гвардейцами находились сейчас в Королевском дворце — поближе к трону.

— А кто ты такой, чтобы мы отвечали тебе? — послышался выкрик со стороны окруженных на площади воинов.

— Ну как минимум принц-консорт Даргаса, — ухмыльнулся князь.

— Какой еще принц-консорт? — снова раздался из толпы все тот же голос. — Все знают — принцесса мертва, убита бунтовщиками.

— То есть вами, — сделал вывод Призрак.

— Ты что несешь? — возмутилось уже несколько человек. — Наши сюзерены вошли в Карпейн, чтобы не допустить к трону самозванцев и наказать тех, кто посмел сотворить такое с королевской семьей.

— А окруженного в особняке герцогини Джинил Строгой принца Димира ваши сюзерены просто охраняют от возможных покушений, — голос Атея завибрировал, борясь с подступающей яростью.

Изменившиеся интонации не остались не замеченными. Кого-то передернуло от внезапно накатившего ужаса. Кому-то показалось, что на плечи опустилась неподъемная ноша и сил, чтобы при случае поднять еще и меч, уже не осталось. Кого-то обуял просто иррациональный страх, не позволяющий даже прикасаться к рукояти клинка. Многие подобрались, готовые в любой момент вступить в схватку с самой смертью. А кто-то всерьез задумался над словами Атея Призрака.

В любом случае равнодушных не осталось. Но Атей на этом останавливаться не собирался.

— Дарина, Пит, — чуть повернув голову назад, позвал он сестру и ее наставника, — мне нужна ваша помощь.

— Я здесь князь, — встала с ним рядом собранная девушка.

— Ваша Светлость, — склонил голову магистр.

— Я не собираюсь с ними разговоры разговаривать, — кивнул он в сторону заволновавшегося временного бивака. — Покажите им, что мы сюда пришли с серьезными намерениями.

— Наставник, разрешите я сама?

Глаза княжны загорелись живым пламенем, сделав ее в этот момент очень похожей на своего брата. Вот только в отличие от Атея, в ее глазах плясали не черные, а рыжие, почти красные всполохи. Юношеская игривость и бесшабашность, что были ей присущи ранее, исчезли — молодая девушка оставалась абсолютно серьезной. Возможно наставления магистров, наконец, стали давать свои результаты и она поняла, что магия — это далеко не развлечение. Но, скорее всего, Дарина осознала, какой мощью и разрушительной силой обладает. И что именно она несет ответственность за свой Дар. Лавовое озеро под стенами Борса, что остывало не один день, словно отпечаталось в единый миг повзрослевшем разуме совсем еще молодой девушки.

— Что вы собираетесь сделать княжна? — уточнил у нее Пит.

— Феникс, — коротко ответила та.

— Справитесь? — даже не с сомнением, а единственно, чтобы убедиться в ее решительности и собранности, спросил магистр.

— Не сомневайтесь, — кивнула Игла.

— Я подстрахую если что, — одобрительно прикрыл он глаза и встал у нее за спиной.

— Брат? — повернулась к Призраку Дарина.

— Все в твоих руках, — Призрак отступил в сторону и жестом показал, что в настоящий момент "парадом командует она". — Только не убивай никого, — на мгновение замолчал, но потом добавил. — По крайней мере, пока.

Девушка вышла на пару шагов вперед, встряхивая руки и сосредотачиваясь. Вместе с ней вышел десяток "верных", что тут же взяли ее в коробочку из плотно сведенных щитов. А в следующее мгновение разноголосый гомон со стороны разбитого на площади лагеря, словно отрезало.

Под мерный речитатив, над Дариной Иглой, княжной Сайшат вдруг взлетел небольшой сгусток огня, который быстро превратился в пламенный танцующий язычок, отдаленно напоминающий бабочку или небольшую птичку. Но с каждым новым словом, произнесенным уверенным голосом юной магини, с каждым новым пасом ее рук, эта пичужка стала расти, постепенно превращаясь в огромную птицу, сотворенную из живого пламени. Расправив свои огненные крылья и взмахнув ими, она стронула воздух, направляя его горячей волной в сторону потрясенно взиравших на нее дружинников Высокородных. А потом Феникс взмыл вверх и стал мерно кружить над площадью, заставляя волосы на головах воинов потрескивать от испускаемого крыльями жара. Его направленный вниз взгляд словно выискивал в замершей толпе того, кто станет ему пищей. И в этот момент даже последнему скептику, если таковой имелся, стало понятно, что это не фокусы балаганных кудесников, прибывших с бродячим балаганом. Если возникнет надобность, то этот огненный убийца по одному слову или движению своего хозяина ринется вниз, превращая людей в живые, мечущиеся в ужасе факелы.

— Хватит сестренка, — остановил Дарину Атей, потрясенный зрелищем не менее остальных. — Иначе воины превратятся в толпу и она, спасая себя, ринется на нас. А это иногда хуже, чем правильный строй воинов. В тесноте городских улиц уж точно.

Напряженная, не теряющая концентрации Игла, коротко кивнула и в тот же миг огненная птица свечой ушла вверх, а потом словно взорвалась, осыпаясь вниз мириадами быстро затухающих искр. Девушка медленно обвела площадь взглядом. И весь ее вид говорил, даже кричал: "Не заставляйте меня применять ЭТО против вас, но и не сомневайтесь, если в этом будет надобность — я не дрогну". А потом с достоинством развернулась и в окружении "верных", что смотрели на нее не менее преданными взглядами, чем на князя, вернулась за спину своего брата.

— Я понимаю, что вас всех держит здесь клятва вашему сюзерену, — в звенящей тишине раздался голос Атея. Он унял свою ярость, но загонять ее вглубь себя не стал, готовый отпустить ее в разгул в любое мгновение. — Вот только сами сюзерены, в отличие от вас, давно преступили через свою присягу, что давали королю и его семье. Как стая голодных бродячих псов устраивает драку за обглоданную кость, так и они устроили свару за трон. И ладно бы он не имел хозяина, возможно, это было бы и понятно. Но ведь это не так.

— Номинальный хозяин при смерти, — кто-то среди дружинников все же нашел в себе силы ответить. — А возможно и мертв уже.

Потрясенная толпа так и стоявших в напряжении воинов из уже перемешавшихся графских и герцогских дружин заколыхалась и через мгновение выплюнула из себя пожилого, но еще очень крепкого Благородного, который видимо и сказал эти слова. Один его глаз заплыл, правая рука висела на перевязи, на лбу из-под шлема торчала грязная повязка, покрытая бурыми пятнами. И лишь вислые усы, сверкая серебром седины падали ниже подбородка, ярко выделяясь на пыльном лице. Именно по ним Атей и узнал этого разумного. А когда тот снял островерхий шлем, блеснув в свете костров лысиной — исчезли последние сомнения.

— Стейн Ворчливый, барон Спайк надо думать, — скорее утверждая, чем вопрошая, кивнул он.

— Именно так Ваша Светлость, — склонил тот голову.

Ему ли было не знать, кто этот разумный, что стоит перед ним. Не раз барон согласовывал с ним или его командирами вылазки воинов в Лес Приграничья. Да и сам ходил с ними в рейды. Правда, был он тогда всего лишь Вольным Князем и та аура власти, что буквально кружилась сейчас вокруг Атея Призрака, еще не была так явственна.

— Мне кажется или вы, барон, должны сейчас быть со своими воинами далеко на западе?

— Я и был там князь, а появился вновь в Карпейне лишь потому, что привез в столицу принца.

— А здесь, что делаете? — взгляд князя обвел площадь.

— Пытаюсь убедить Благородных, что сначала нужно решить проблемы с рузейцами, и лишь потом решать вопросы престолонаследия.

— И как получается? — усмехнулся Атей.

— Как видите, — показал он сам на себя здоровой рукой. — Меня уже и не трогают, за малахольного считают, наверное. Да и слова убеждения закончились, если честно, — тяжко вздохнул Стейн Ворчдивый.

— У меня их более, чем достаточно, — зловеще улыбнулся князь. — Барон, где-то там за стеной щитов моих воинов находится замечательная девушка. Ее зовут Айлин Лепесток. Обратитесь к ней, а потом я надеюсь, что вы займете свое место в строю.

— Непременно Ваша Светлость, — кончики безвольно висящих усов приподнялись вслед за расплывающимися в улыбке губами.

"Этот точно найдет", — вернул ему улыбку Призрак.

— Ирена, радость моя, — продолжая скалиться в сторону воинов Высокородных, позвал жену князь. — Покажись, пожалуйста, своим бывшим подданным, а то у меня начинает заканчиваться терпение.

Появление принцессы оказалось той самой последней соломинкой, что переламывает спину лошади, несущей на спине тяжелый груз. Ну, или в данном случае, стала той самой последней причиной, что кардинально изменила настроение среди вставших лагерем на Дворцовой площади воинов.

Княжна не стала говорить много слов, лишь с презрением бросила:

— Как вы предкам-то своим в глаза смотреть будете, когда придет время предстать перед ними? Как объяснять будете, что не сохранили землю, что они завещали вам?

И все. И больше ни слова. Лишь по-мужски сплюнула и снова ушла за стену "верных". А воины мятежных Высокородных, вдруг опустили свои головы и пристыженно застыли, понимая, что этот плевок был единственной реальной оценкой и наградой их поступков и действий.

— Я не прошу вас помогать мне и идти против сюзеренов, — прервал тишину голос князя. — Просто не мешайте. Я не хочу превращать Дворцовую площадь в один большой погребальный костер. Как вы уже поняли — это не оборот речи. И еще, — устало добавил он, когда взгляды поднимающих голову воинов, стали скрещиваться на нем. — У меня совсем нет времени на уговоры и справедливые суды. На западе погибают наши товарищи, сдерживая рузейцев — мы нужны именно там. Да и самый справедливый приговор по такому суду для ваших сюзеренов, что решили разорвать свою страну изнутри, когда на ее пороге стоит враг всего лишь один. Смерть.

На следующее утро, еще до восхода Хассаша Атей Призрак уводил на запад в очередной раз увеличившееся войско, оставив наводить окончательный порядок в Карпейне свою вторую жену — Ирену Светлую. А провожали его не только жители города, что шептали охранительные молитвы вслед воинам. Им в спину смотрели мертвые, пока еще не выклеванные стервятниками глаза вздёрнутых на зубцах городской стены мятежных Высокородных.

Слова князя Сайшат никогда не расходились с делами. Его суд был более, чем скорым. И по мнению большинства жителей Карпейна очень даже справедливым.

На запад от Карпейна.

— Да, не трясись ты малой, — подбодрил своего соседа по строю бывалый ветеран, толкнув того плечом. — Умирать не страшно.

— Будто ты умирал уже дядька Лабус, — на бледном лице молодого воина появилась слабая улыбка.

— Не умирал Хтыня, — покачал тот головой. — Только вот я тебе что скажу. Пока мы живы — смерти нет, а когда умрем — нам будет уже все равно какая она, — и себе под нос добавил. — Главное чтоб не мучиться, чтоб сразу.

— Что ты сказал дядька?

— Ничего малец, — ободряюще улыбнулся тот. — А гляди, и как всыплем рузейцам — вернёшься домой, все девки твои будут. Кто ж упустит такого геройского парня, что стоял на Поле Последней Надежды.

— На каком поле?

— Воины прозвали это поле, — стал пояснять ветеран своему более молодому товарищу, — Полем Последней Надежды. Здесь и сегодня решится все малыш, — уже более серьезно проговорил он. — Ты главное стой крепче, наша сила в слитности строя. Покажешь врагу спину — умрешь сразу — это к гадалке не ходи. А вот будешь стоять — есть все шансы внуков на руках подержать, а то и правнуков.

— Рузейцы, рузейцы выходят, — раздались голоса самых востроглазых.

С самого утра небо было затянуто непроницаемой хмарью. Дождя еще не было, но судя по свинцовому цвету туч, они вот-вот готовы были порваться под тяжестью воды, что скопилась в них.

Те даргасские командиры, что остались верными данному однажды слову оберегать эти земли, вывели своих воинов на последнюю битву. Они понимали — все должно решиться здесь и сегодня. Пятнадцать тысяч бойцов, из которых едва треть была обученными ветеранами, а остальные всего лишь вчерашними ополченцами — это все, что осталось от когда-то сильного и боеспособного войска Королевства Даргас.

И вот сейчас на противоположной стороне огромного поля, ограниченного с одной стороны небольшой речушкой, а с другой — молодой рощицей, выстраивалось против них объединенное войско рузейцев и иставцев. Почти сорок тысяч бойцов. Сорок тысяч мечей, носители которых уже видят себя в столице Даргаса, где их ждет великолепная добыча, вино, женщины и слава. На то она и столица.

Первыми на поле появились всадники. Закованные в железо, они не спеша выезжали на своих облаченных в доспехи лошадях вперед, где начинали формироваться в смертоносный всесокрушающий клин, что в скором времени будет готов, как горячий нож масло, разрезать и раскидывать боевые порядки противника. Нанизывать их на острые копья, втаптывать подкованными копытами тяжелых коней в холодную землю и снимать головы мечами.

За кованой конницей ровными коробками организованно выходили на свои позиции и замирали в ожидании команд пешцы. Они знали, что у даргасцев уже нет конных рыцарей, поэтому чувствовали себя уверенно и спокойно, считая, что им останется после прохода конного клина только собрать трофеи. Ну, и добить тех, что будут изломанными куклами лежать перед ними. Из милосердия так сказать.

Едва войско выстроилось в боевые порядки, центр этого построения вдруг раздался в стороны. По освобожденному широкому проходу стало выходить еще одно подразделение, обращая на себя внимание в первую очередь какими-то неживыми механическими движениями каждого отдельного его бойца. Кроме того, сами бойцы были словно оловянные солдатики, которых совсем недавно вытряхнули из коробки ребенка богатых родителей, где он хранит свои игрушки, а потом оживили. Фигуры, жесты, вооружение и форма были абсолютно одинаковы.