Заблудиться я не боялся — каждый орк хорошо ориентируется на местности. Кочевой образ жизни, многочасовые охоты и часто встречающаяся равнинная местность без значимых ориентиров отсеяли страдающих топографическим кретинизмом, потому как бы далеко орк ни отошёл от стойбища, он точно знает, где-то расположено, и найдёт дорогу обратно.
Быстрый бег разбудил аппетит, а потому я, перейдя на шаг, принялся по дороге срывать ростки съедобных трав, приглядываясь, нет ли где чего помясней и посущественней. Вскоре путь мне преградил ручей. Он был достаточно глубоким, чтобы в нём водилась рыба, потому, повесив топор за спину, я перехватил поудобнее кол, приготовившись бить рыбу, но тут же себя одёрнул. Слишком долго, да и кол не дротик, чтобы легко загарпунить вёрткую добычу.
Ни сетей, ни удочек орки не знали, но я, посмотрев на заросли гибкого кустарника, похожего на иву, решил упростить рыбную ловлю. Нарезав прутьев, сел плести решётку. Времени уйдёт хоть и прилично, но куда меньше, чем лови её я старым способом. К решётке сплёл и "сачок", чтобы сподручней было вытаскивать рыбу. Перегородив ручей решёткой, вспугнув при этом стайку мелочи, усилил воткнутыми в дно колами, а сам, выйдя на берег из бодряще-холодной воды, побежал выше по течению.
Баламутя воду, гоню рыбу к преграде, поднимая ил и тину. Мутная вода мешает ей дышать, у решётки скопилось уже больше десятка рыбин, хватающих воздух открытыми ртами, и тычущихся носами в прутья, тщетно надеясь проскользнуть дальше. Азарт при виде такого количества серебристой добычи в одном месте подстегнул мою прыть, с гиканьем стал вышвыривать её сачком на землю, подальше от воды, чтобы не скатилась обратно.
Вкус сырой рыбы был приятен, орки частенько едят сырое, а свежевыловленная, ещё трепещущая рыба вкусней вдвойне. Сытный перекус требовал полежать. Отдохнув, решил забрать с собой и решётку, веса в ней немного, а мастерить каждый раз новую на каждом ручье лень, к тому же она вполне складывалась по диагонали, вытягиваясь острым ромбом, поэтому пристроил её наискосок за спиной и продолжил путь.
День перевалил за половину, а я так и не нашёл следов крупной дичи. Но и волчьих тоже, что радовало. Проходив без толку весь день и ещё пару раз порыбачив, набрал рыбы впрок и решил устраиваться на ночлег. Постели не было, но я, наломав ветки, соорудил себе замену взятой с собой шкуры. Погружаюсь в сон, чутко вслушиваясь в доносящиеся звуки.
Ночь прошла спокойно, а выпотрошенная рыба, укрытая в ложбинке сырой травой, не успела испортиться. Позавтракав, по первой росе отправился дальше. Поиски мои наконец увенчались успехом — спустя час обнаружил свежий талбучий навоз. Разобравшись в следах, определил, что стадо большое, риск погибнуть под копытами или быть поднятым на рога слишком велик. Но среди них может быть подранок, а нет — дождусь ночи и попробую убить кого-нибудь с края табуна. Пустившись следом, догнал пасущихся животных. Насчитал двадцать три взрослых и восемь детёнышей из весеннего приплода. Подранков, как назло, не было, а идти на них днём в атаку — без вариантов, вблизи растопчут, а издалека я сам им ничего не сделаю. Талбуки никуда не спешили, и я следовал за ними, по пути собирая знакомые травы и "охотясь" на жуков.
Вечер вступал в свои права, и табун расположился на ночлег, но отдельно никто не лежал. Самки старательно загоняли резвящихся детёнышей в центр круга, образованный взрослыми особями, и сами не спешили отходить далеко. Досадно, при такой плотности они меня и в кромешной темноте затопчут, шансы, конечно, есть, но играть в рулетку и испытывать судьбу что-то не хочется. Я знал, что попаданцы могут выпутываться из любых ситуаций, "сюжетная броня" всегда на их стороне, но ощущая боль и осознавая опасность, не лез вперёд, серьёзно задумавшись. Можно поискать добычу попроще, но это время, и не факт, что мне улыбнётся удача. Ещё вариант — следовать за талбуками, выжидая удобного случая. Но днём охотиться на них бесполезно, а ночью самки, имея молодых детёнышей, слишком бдительны. Охотничьего опыта в прошлой жизни у меня не было, а местный опыт говорил, что талбучатины мне не видать. Но я ещё помнил учебник биологии, особенно картинки, где размахивающие факелами люди загоняют мамонтов в ямы или заставляют упасть с обрыва. Достоверность такой информации не сто процентов, но все живые существа боятся огня.
Обогнув залёгшее на ночь стадо, подобрался с подветренной стороны. Срезав дёрн, выкопал яму диаметром в две ступни, углубив её по колено, прикрыл вынутым дёрном. Талбуки не мамонты, да и оврагов поблизости нет, а потому такой ловушки, надеюсь, хватит, чтобы кто-то из них подвернул копыто. Вернувшись, стал собирать в густеющей темноте сухую траву. Ночного зрения у меня не было, но орки в сумерках видели определённо лучше людей. Осторожно, чтобы не нашуметь, срезал ножом молодое деревце и стал вязать разветвлённый факел, обвязывая пучки сухой травы узлами вокруг веток.
Запалив нижний пучок, поднимаю свою монструозную конструкцию и направляюсь к лёжке. Дым и огонь всполошили талбуков, с рёвом и шумом стадо побежало прочь, а я пошёл следом, гоня стадо на яму. Результат не заставил себя ждать — табун ускакал от "пожара", оставив мне сломавшего ногу быка, ковыляющего на трёх копытах. Бросаю догорающий факел и подхожу к нему, приготовив топор. Подрубаю вторую переднюю ногу и проламываю череп, обрывая его мучения. Талбук, особенно в полном расцвете сил — шикарная добыча, но столько мяса мне не унести, прикопать тушу тоже не вариант — испортится, а бросать его, взяв только то, что можно унести, не позволит ни человеческая, ни орочья бережливость.
Согласно ритуалу, мне требовалось измазать щёки кровью добычи. Кровь вообще имела особое значение в жизни орков. Они получали её ещё с молоком матери, так как каждая женщина сама надрезала кожу над соском во время кормления — считалось, что такое питание делает ребёнка сильнее. Но и без этого почти все ритуалы орков не обходились без красной влаги. Вот и сейчас я первым делом напился привычной с детства крови и вымазал ею лицо. Потом свернул кульками листья так, чтобы она не выливалась зря, и заполнил получившуюся тару — застыв, этот "гематоген" вполне пригоден в пищу. И только после приступил к разделке.
Провозился больше половины ночи. Набрав дров, развожу костёр и жарю нанизанное на прутья мясо, остальное, по моим расчётам, за пару-тройку дней должно усохнуть достаточно для транспортировки, плюс к тому его количество я сам немного подсокращу, отъедаясь свежатинкой. Решётка для рыбной ловли опять пригодилась, раскладываю на ней остатки мяса и иду спать. Утром вернулся к замоченной шкуре и занялся выделкой, чтобы не задубела.
* * *
Стойбище клана Разящих Топоров.
Сидя в тени дерева, Кайнати плела корзинки с подругами, ведя неспешный разговор. Прошло уже почти пять дней, как Аргнак ушёл на первую охоту. Увидев хмурое выражение лица девушки, Кивиша сказала:
— Не волнуйся так, сейчас ведь лето, а дичь в округе уже повыбили.
— В прошлый раз он был такой смелый, даже смог связать пару слов, а не как обычно по кустам прятался. Глядишь, и с талбуком справится, — "успокоила" подругу Бьюкигра.
Кайнати понимала правоту подруг, но на душе всё равно было неспокойно. Улыбнувшись, она посмотрела вдаль, отгоняя сомнения и тревогу.
— Идёт! Идёт! — крича, пробежал рядом мальчишка, направляясь к центру селения. В клане все всё про всех знают, и они тоже поняли, о ком речь.
Вскочившую было Кайнати схватили подруги, усаживая обратно.
— Ты не должна так сильно выражать свою радость, ты уже не маленькая!
— К тому же он наверняка пройдёт мимо твоего жилья, хвастая добычей! — добавила Бьюкигра.
И вот, наконец, показался Аргнак, входящий в селение как бы случайно со стороны шатра Кайнати, неся за плечами кипу сушёного мяса, на правом плече был подвешен череп с большими рогами, а с левого свисала шкура талбука, сложенная пополам. Увидев подруг, он улыбнулся измазанным запёкшейся кровью лицом и направился к ним.
* * *
Зайдя в гости к сестре, не застал ту дома, оставил целую ногу внутри шатра. После пошёл к жилью родителей Кайнати, собираясь отдариться за сок олембы. Подхожу к неразлучной троице, снимаю с себя мясо и расправляю затёкшие плечи.
— Протяни корзину, о прекрасная Кайнати, я заполню её мясом до краёв! — с нечитаемой улыбкой она протянула ко мне свою поделку, наполнив, кладу мясо и в корзины её подруг, на что сразу следует ехидная реплика:
— Солнце застило глаза великому охотнику, что путает корзины?
— Добычей своей великий охотник и будущий шаман может распорядиться как хочет, я воздал должное красоте подругам такой красивой девушки, да и ты, Бьюкигра, наевшись, может, станешь подобрее! — нахмурившись, та не стала отказываться от мяса, но смолчать тоже не смогла:
— Долго же ты подранка гонял! Или заблудился, раз так долго не шёл назад?
Расправляю шкуру, показывая, что та цела.
— Не был он ни больным, ни раненым, убил его сам, — говорю чистую правду, хоть и не всю. — А ждал, пока мясо высохнет, нельзя бросать дар духов или убивать ради глотка крови. До встречи, красавицы, — кивнув Кайнати с подругами, собираю вещи и иду к шатру учителя.
Хатгаут был как всегда невозмутим. Кивнув, указал мне присаживаться.
— Велика твоя добыча, и я рад, что не поспешил ты домой, природа не любит напрасной смерти. Если взял добычу — бери всю.
Помолчали, я не прерывал учителя, зная его манеру разговора.
— Осенью тебя увидят духи предков, а ты, возможно, увидишь их. Не все, кого они просят привести в священную гору, становятся шаманами, но даже если не станешь — прошу тебя остаться, умелый помощник дорогого стоит.
3
Разложив принесённую добычу, взял кусок мяса и отправился проведать волка Хатгаута — матёрый зверюга с седой шерстью расположился в тени шатра и дремал, чутко поводя ушами. Приоткрыв глаза, чуть приподнял голову, снисходительно разрешив мне себя угостить. Осторожно кладу мясо в его приоткрытую пасть, наблюдая, как гигантские челюсти махом перемололи пласт мяса, после чего он вновь положил голову на лапы и смежил веки, возвещая этим, что аудиенция закончена. Осталось ещё одно срочное дело, на одну десятую добытого, — налоги. Взрослая жизнь наделила меня рядом прав, тут же добавив обязанностей. Не откладывая дела на потом, нанизываю на прут подвяленное мясо и иду к самому большому шатру — жилью вождя. Гултадора на месте не оказалось, но его младшая жена пригласила внутрь, увидев мою поклажу.
Раньше я никогда не бывал внутри, но крутить головой как восторженный ребёнок невместно взрослому охотнику, а потому, умерив пока своё любопытство, сосредотачиваюсь на собеседнице.
— Это с первой охоты? — задаёт мне вопрос Кайрилса.
— Да. Причитающаяся вождю доля.
— Хорошо. Как далеко и в каком направлении было стадо?
— В двух днях пути на север, около двух десятков взрослых и восемь сеголеток.
Достав книгу, стала в ней писать, а я украдкой оглядывал богатую обстановку. Первое отделение большого шатра было увешано изнутри хвостами и полосками меха, были здесь и волчьи клыки, а слева от входа в остальную часть шатра была стопка шкур, на которой полагалось сидеть вождю, принимающему посетителей. Из-за стенки слышались возня и плач маленьких детей, и голос взрослой орчанки, что пыталась их успокоить. В полог просунулась мордашка девочки постарше, с интересом меня разглядывая, после чего шмыгнула обратно.
— Что-нибудь необычное по дороге видел? Встречал ли чужих волков? — принялась опрашивать меня закончившая писать орчанка.
— Нет, — чуть помедлил я с ответом, отвлекаясь от разглядывания кланового знака, сшитого из разноцветных шкур. Основой служила белая шкура копытня, коричневый мех кабанов пошёл на рукоятки, а лезвия были выполнены из чёрных наспинных полос талбука. Вопросов больше не последовало, и я пошёл на выход.
* * *
На обратном пути прикидывал, чем мне заняться в первую очередь. Угроза смерти миновала, знания из другого мира позволили решить проблему с недостатком охотничьих навыков, и я намерен продолжить эту практику. Конечно, я могу присоединиться к другим оркам для совместной охоты, но способных добывать опасных зверей в одиночку больше уважали, орки ценили силу.
Учитель разрешил сегодня побездельничать, но я не устал, а время лучше потратить на что-нибудь полезное. Сейчас мне как раз нужен хороший охотничий доспех, бегать в одной набедренной повязке и обуви не самая удачная мысль, ведь кроме талбуков мне могут повстречаться и хищники, и защита поможет мне пережить эти встречи. Поэтому, вернувшись в шатёр, занялся раскройкой талбучьей шкуры, помечая места и заготавливая ремешки для усиливающих деревянных вставок. В процессе работы вспоминал, как отец чинил своё охотничье снаряжение. Жизнь была отличным учителем, и все происходящие вокруг события, являясь примером, помогали облегчить собственную жизнь. Инструментов у меня было немного: прямой резец, нож с изогнутым почти крюком клинком и игольчато-узкий стилет, напоминающий собой чуть расплющенное шило. В перерывах отрезал куски талбучатины, утоляя голод и отдыхая. Закончив с раскройкой, набрал мяса и, взяв один талбучий рог, решил сходить к кузнецу. Каждую весну наш клан добывал железную руду и выплавлял железо, кроме того, во время праздника у священной горы можно было поторговать с остальными кланами, но объёмы таких сделок по моим меркам были небольшими.
Да и откуда взяться серьёзной торговле, если каждый клан, по сути, был самодостаточен, покрывая собственные потребности, а кочевой образ жизни не располагал к накоплению излишков. Вся жизнь была подчинена заведённому издревле ритму — выбив дичь, орки переезжали на новое место, по пути охотясь и собирая дары природы, прибыв — разбивали шатры.
Отдельной статьёй шли дренеи, торговать с ними можно было в любое время года, но они практически не покидали своих селений, а находиться на одной земле долго клан не мог в свете вышеописанных причин. Зато такая торговля была выгодна обеим сторонам — в обмен на травы и минералы орки получали ткань, стеклянную посуду или украшения, изредка — стальные орудия и ножи. Редкость последних товаров объяснялась высокой ценой, оружие из дренейской стали могли себе позволить только вожди и очень умелые охотники, чаще всего оно переходило по наследству, не так быстро стачиваясь, как железное.
Выстраивая в уме картину быта орков, думал, где бы применить свои прогрессорские знания, и пока не находил точек приложения. Вот и шатёр кузнеца, рядом была палатка, из которой раздавались ритмичные удары молота по наковальне.
— Отец пока занят, — сказал мне орчёнок лет пяти.
— Я подожду, — присаживаюсь на траву, снимая ношу.
— Долго придётся ждать, — продолжает мальчишка. — Но если... — и выразительный взгляд на мясо.
Отрезаю ломоть и кидаю ему. Вмиг подскочив, перехватил угощение и впился зубами, быстро отрывая куски и почти не жуя. Орчата, сколько их ни корми, всегда голодные.
