Александр. Великий поход - 5

— Если моим словам здесь нет веры, тогда позовите Нафрасеба, который скачет сюда и спросите его об этом.

Столь бесстрашное поведение египтянина сильно поколебало уверенность географов, но они продолжали оставаться на своем мнении. Александр недовольный столь затянувшимся спором уже был готов разогнать всех, как заметил группу персидских всадников приближающихся к ним по дороге.

— Нафрасеб, Нафрасеб — обрадовано заговорили географы, предвкушая скорый позор наглой египетской выскочки. Царь повелительно махнул всадникам рукой, и персы покорно подскакали к своему новому владыке.

— Скажи Нафрасеб, что это за река и куда текут его воды? — вопросил монарх.

Перс внимательно оглядел текущие воды и уверенно произнес: — Это Окс государь и он несет свои воды во владения хорезмийцев, где впадает в огромное пресное озеро.

Вздох разочарования вырвался их груди собравшихся ученых мужей, несносный выскочка обошел их. Александр скептически глянул на ученую братию, которая с этого дня значительно потеряла свой вес в его глазах.

— Нефтех, я приглашаю тебя зайти вечером в мою палатку для беседы — громко произнес полководец, специально не смотря в сторону опозоренных географов. Бритоголовый выскочка с достоинством поклонился, сегодня он явно не упустит шанс отличиться в глазах великого завоевателя.

Македонские воины долго не задержались на берегу Окса. Уже на следующий день они начали скорую переправу через реку, демонстрируя азиатам свое умение форсировать водные преграды, часто встречающиеся на их победоносном пути. Всадники на приученных к этому лошадях смело устремились в водную пучину и быстро, одна ала за другой, преодолели воды Окса. Вначале шли легковооруженные конные лучники, затем конные сариссофоры и союзная конница. Царь во главе со своими катафрактами гетайрами переправлялся через реку последним.

Вслед за этим в воду ринулись пехотинцы, каждый из которых имел с собой надувной козий мех, помогавший его владельцу свободно плыть по реке. Все тяжелое вооружение было погружено на разборные плоты, которые усиленно сновали вдоль берегов подобно утку ткацкого станка.

Солнце еще не клонилось к закату, когда основные силы македонского войска уже твердо стояли на земле Согдианы. Столь быстрое форсирование водной преграды, без долгой разведки удобных бродов и в большом количестве воинов, произвело на согдийцев сильное впечатление, и никто из них не посмел оказать какого-либо сопротивления македонцам.

Однако вскоре царь ощутил, что не все так спокойно в этой знойной сатрапии. Через два дня после переправы спящий македонский лагерь был атакован дерзким набегом Спитамена. Согдиец давно выжидал своего момента и, получив добро у Беса, стремительно напал на порядком обленившихся македонцев. Убаюканные полным отсутствием сопротивления, часовые плохо несли свою службу, за что и жестоко поплатились.

Обвязав копыта своих коней тряпками, согдийцы подошли как можно ближе к передовым постам и быстрым броском прорвали цепь стражников, не дав им возможность поднять тревогу. Темным вихрем они пронеслись от постов до самого лагеря македонского царя, ворвавшись в который принялись рубить и крошить всех, до кого дотягивались их мечи и копья.

Появление врага, внутренняя стража заметила только когда, они находились в самом лагере и потому их тревожные крики слились в одно с криком боли и отчаяния тех, кто гиб под ударами нападавших.

Используя эффект полного замешательства и неожиданности, Спитамен смело рвался в центр лагеря, стремясь достичь царскую палатку и уничтожить Александра. Для этого у него были все основания, кроме одного, македонского царя в ней не было. В эту ночь Мойры хранили Александра, и он допоздна засиделся с Эвменом, обсуждая с секретарем различные дела в своей огромной империи.

Поэтому напрасно пробивались храбрые согдийцы сквозь частокол копий царской стражи, с легкостью отдавая свои жизни, тараня лошадьми эту колючую крепость. Порубив в кровавую кашу последних защитников царского шатра и ворвавшись внутрь, Спитамен обнаружил только испуганных слуг, которых тут же убил под горячую руку.

Александра в шатре не оказалось и теперь следовало как можно скорее покинуть, этот смертельно опасный улей, который уже начал усилено просыпаться. Проклиная Оримана, сыгравшего над ним злую шутку, Спитамен опрокинул горящие светильники на ковры шатра и дал приказ уходить. Развернув коней, согдийцы разделились на несколько отрядов, которые стали прорываться из лагеря пользуясь возникшей суматохой.

Македонцы очень быстро сумели отойти от шока, и теперь сами пытались атаковать неизвестного неприятеля. Поэтому согдийцы устремились в противоположную сторону, справедливо полагая, что прежний путь для них теперь закрыт.

Застигнутый нападением в скромной палатке Эвмена, Александр, вместе с её хозяином, сразу выскочил наружу, едва только до их ушей долетели крики часовых. Вместе с царем находилось всего пять телохранителей, но это не остановило македонца, который едва уяснив суть происходившего смело, ринулся в бой. Подхватив стоявший у палатки чей-то щит и обнажив клинок, Александр громким голосом стал сзывать к себе солдат.

Этого оказалось достаточным, чтобы за короткий промежуток образовался сильный отряд, который устремился к центру лагеря, откуда доносились звуки яростной схватки. Когда вспыхнул шатер, Александр уже был вблизи него и громко крича от ярости, обрушился на отступающих согдийцев.

По воле Мойр, Спитамен все-таки встретился с македонским царем, когда его отряд прорывался к спасительной темноте. Встреча была скоротечной и сложилась не в пользу согдов. Ободренные присутствием любимого ими полководца, македонцы горя жаждой мести, самоотверженно ударили по врагу сначала копьями, а затем и мечами устроив целый завал на пути скачущих врагов. Всадники оказались прочно зажатыми в лабиринте палаток македонского лагеря.

Возникшая заминка оказалась для многих из них роковой. Потеряв скорость и маневр, согдийцы стали легкой добычей ревущих от ярости македонцев. Мало кому из нападавших удалось вырваться из этой смертельной ловушки. В числе тех немногих счастливчиков был и Спитамен, прикрываемый двумя телохранителями и персом Фертесом, сумевший вовремя развернуть в бок коней и укрыться в спасительной темноте.

Фертес был верный слуга Беса, которого царь приставил к согдийскому сатрапу перед набегом с тайным заданием. Воспользовавшись подходящим моментом, он решил исполнить волю своего хозяина. Уходя от погони в тесноте палаток, перс грубо толкнул своей лошадью одного из воинов Спитамена, отчего тот вылетел из седла и ударился головой о землю. Не останавливаясь, Фертес ударил своим мечом в бок второго телохранителя, сильно ранив его подлым ударом. Шум схватки привлек внимание Спитамена и тем самым спас ему жизнь. Вовремя поняв намерение перса, согдийский предводитель попытался развернуть коня, подставляя тем самым своего товарища под саблю Фертеса. Просвистев мимо Спитамена, клинок поразил лошадь, и та рухнула, завалившись на бок. Сзади послышались крику догонявших македонцев, и перс решил ретироваться, посчитав, что упавшего Спитамена добьют и без него. Мгновение и коварный слуга умчался прочь, оставив согдийца лежавшим на земле.

Горячий нрав и молодость свершили чудо. Хотя тело лошади сильно придавила ногу воина, но согдиец смог быстро вылезти из-под упавшего коня и вступить в бой с одним гоплитом вырвавшегося далеко вперед от основной массы преследователей.

Схватка была яростной и короткой, и вскоре македонец был повержен согдийцем, выигравший, таким образом, у смерти несколько минут жизни. Спитамен прекрасно понимал, что со своей хромотой он обречен на скорую смерть от мечей преследователей, но собирался достойно встретить свой конец. Однако судьба сулила ему иное.

Неожиданно полог ближайшей палатки распахнулся, и чья-то женская рука быстро поманила согдийца внутрь. Поколебавшись секунду, Спитамен стремительно, насколько это позволяло его состояние, юркнул внутрь и полого тут же закрылся.

— Сюда — прошептал голос, и тонкая рука, ухватив воина за запястье, повлекла его вглубь шатра. Прихрамывая на ушибленную ногу, сатрап покорно шел за своей спасительницей, которая спрятала его за горой покрывал и женской одеждой сваленной в самом дальнем углу палатки.

Снаружи между тем уже был слышен крик македонцев нашедших убитого гоплита, и старавшихся обнаружить след беглеца.

— Сюда, сюда, он не мог далеко уйти! — кричали разгоряченные кровью и смертью солдаты.

Полог палатки властно откинулся, и в проеме возникли несколько человек с факелами и оружием. Спитамен притаился в своем укрытии, готовый выпрыгнуть на врага в любой момент.

— Отвечай женщина, куда убежал убийца наших солдат!?— грозно рявкнул простат потрясая перед хозяйкой шатра окровавленным мечом, однако он напрасно пытался напугать её своим грозным видом.

Сидевшая посреди ковра на мягкой подушке женщина презрительно фыркнула в сторону македонца и громко произнесла:

— Здесь никого нет простат, а тот, кого ты ищешь, бежал в сторону выхода из лагеря. Беги, если ты поспеешь, то наверняка сможешь его догнать.

— А ты не врешь!? Думаю, нам стоит обыскать твои покои дерзкая женщина! — пророкотал начальник стражи, обозленный тем независимым тоном, которым ему ответила обитательница шатра.

— Что ж попробуй, — с откровенным пренебрежением произнесла женщина, — но только боюсь этим утром быть тебе битым храбрый простат, ибо это палатка царского стратега Мелеагра, а я его любимая наложница фиванка Антигона.

Гнев клокотал в груди македонца, но рискнуть ворошить палатку стратега он не стал. Осветив еще раз факелом помещение, он процедил извинение и опустил полог. Было слышно, как простат дал команду, и македонцы возобновили поиск Спитамена в других местах.

— Выходи, — спокойно произнесла танцовщица, не поворачивая головы в сторону притаившегося согдийца. — Скоро они успокоятся, и ты сможешь покинуть лагерь.

Спитамен с интересом стал разглядывать при слабом огне свою спасительницу.

— Почему ты спасла меня?

— Потому что ты враг моих врагов, а значит — мой друг. Я ненавижу македонцев, и готова помочь всякому кто сражается с ними.

Спитамен с интересом посмотрел на богатое убранство палатки, которое было явно из персидских трофеев. Антигона почувствовала его взгляд:

— Я пленница стратега Мелеагра с прошлого года, когда пал Персиполь и погиб мой славный господин сатрапа Мегабиз.

— Ты знала сатрапа Мегабиза?

— Да и даже слишком хорошо, ибо каждое упоминание о нем режет мне сердце и душу.

— Я тоже знал этого достойного человека и даже был дружен с ним.

Фиванка скользнула взглядом по лицу Спитамена, и тот ощутил силу его пламенности.

— Уйдем вместе, — предложил согдиец, — я сумею вывести тебя из этого осиного гнезда.

— Нет, — покачала головой танцовщица, — находясь здесь, я смогу больше нанести вреда македонцам, чем с тобой на свободе и, кроме того, я поклялась убить Александра, разорителя моего родного города.

— Да ты права, здесь от тебя гораздо больше пользы. Давай поможем друг другу. Македонец, несомненно, придет к Мараканду там, на улочке горшечников живет Хадизат, моя старая кормилица. Покажи ей этот перстень и передай все важное, что узнаешь о планах Александра. Скоро начнется восстание, и я обязательно напою кровью его голову, как это сделали массагеты с головой Кира.

Перстень быстро исчез в складках одежды Антигоны, и она согласно кивнула головой.

— Но у меня есть свое условие, без которого мне нет смысла оказывать тебе помощь.

— Говори, я на все согласен, клянусь Ахумураздой и его священным огнем — твердо пообещал сатрап.

— Тогда тебе придется найти жену Беса Статиру и жестоко наказать её. Это подлая тварь виновна в гибели моего господина и голос его пролитой крови постоянно взывает во мне к мести за него.

— Может, что-либо еще, — вкрадчиво спросил Спитамен и ожегся от испепеляющего взгляда фиванки, — хорошо, я обещаю тебе голову этой самоназванной царицы.

— Нет не голову, ты сделаешь — и Антигона тихо прошептала на ухо желание своей мести.

Согдиец содрогнулся, но твердо пообещал выполнить, все как того пожелала танцовщица.

— Запомни Спитамен свою клятву — твердо произнесла Антигона, пристально глядя в глаза сатрапа.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— У меня хорошее зрение и память сатрап, и я прекрасно помню тот день, когда вы вдвоем с моим господином Мегабизом, покидали его дом, в Сузах идя на битву под Гавгамелами.

А теперь прощай, македонцы ушли и скоро взойдет солнце и придет хозяин шатра Мелеагр.

— Прощай — произнес согдиец и змеей тихо выскользнул наружу. Ушибленная нога уже отошла, и Спитамен двигался, совершено свободно. Крадучись он добрался до прохода и обернулся назад посмотреть на Антигону, но танцовщица уже ушла, закрыв полог своей палатки. Усмехнувшись, Спитамен развернулся и тихо заскользил по лагерю врага навстречу своей свободе.

Глава III. Богиня Фортуна и ее железное колесо.

В большом шатре персидского царя Артаксеркса Беса было собранно большое количество согдийских воинов. Ожидающие торжественного выхода царя люди, приглушенными голосами обсуждали последние новости о неудачном набеге на врага и гибель при этом славного воителя Спитамена.

Он сам стремился к этому, не слушая просьб царя о несвоевременности набега — уверенно заявляли сторонники Беса. В ответ согдийцы только хмурили брови и пылко доказывали правильность поступка храброго Спитамена, которому не повезло при возвращении.

Все знали со слов чудом спасшегося Фертеса, что при отступлении у воителя пала лошадь, и гнавшиеся македонцы подняли его на копья, прежде чем перс смог оказать ему помощь. При этом согдийцы выказывали полное презрение к спасшемуся бегством персу, говоря, что настоящий воин, несомненно, погиб вместе с их сатрапом.

Прозвеневший золотой гонг прервал эти разговоры, извещая о выходе великого персидского царя. Присутствующие склонили головы в знак почтения, когда внутренние пологи шатра распахнулись, и появился Бес. Лицо царя был полно скорби от понесенной им потери, одного из самых способных его военачальников.

— Великое горе постигло нас — громко возвестил перс, окидывая собравшихся своим пронзительным пытливым взглядом.

— Во время ночного набега на Александра, пал наш самый лучший из полководцев, согдийский сатрап Спитамен. Эту новость принес наш верный слуга Фертес вместе с ним отступавший и видевший все своими глазами.

— Ты лжешь негодяй! — прервал речь царя чей-то гневный голос из-за спин собравшихся.

Поперхнувшись на полуслове, Бес с негодованием и испугом вытаращил глаза стремясь разглядеть нахала, столь бесцеремонно сорвавшего всю заранее подготовленную скорбную речь. Испуганные люди моментально отшатнулись в сторону от обличителя, открывая высокую фигуру, чье лицо не позволяла разглядеть походная накидка. Он стоял, не выказывая ни малейшего страха, но при этом не торопился, продолжил свою обличительную речь.