Александр. Великий поход - 5

— Не беспокойся дорогая, Спитамен всегда выполнял все, что обещал людям.

— Тогда дай мне средство от лихорадки. У моего хозяина начался сильный её приступ и я обещала добыть ему хорошее лекарство.

— Да, этому македонцу еще рано умирать — согласилась знахарка и вскоре разыскала среди своих снадобий, белый порошок.

— Раствори это все в воде и давай по два раза день: в обед и вечером по одному глотку. Через два дня лихорадка спадет, а через пять полностью отпустит его.

Мешочек с порошком исчез в широком рукаве Антигоны, и вновь прикрыв лицо тканью, она выскользнула из дома тайного агента вождя повстанцев.

Судьба войска под предводительством Карана была трагична. Зная о том, где противник собирается его искать, Спитамен сам напал на врага и после короткого боя отступил, позволив воинам Карана повиснуть у себя на хвосте. Македонцы радостно преследовали противника, посчитав притворное бегство за свою победу.

Вождь согдийцев не стремился разубеждать своего преследователя, продолжая планомерно выводить его к берегам Политемета, где македонцев ждал неприятный сюрприз. Едва македонцы приблизились к реке, как на них обрушились шестьсот скифских всадников, которых в свое время нанял еще Бес.

На свежих лошадях, они осыпали врагов стрелами и стремительно исчезали прочь, прежде чем измотанные долгим переходом македонские всадники успевали им ответить. Войско Карана не знало ни минуты покоя, от постоянно атакующего их врага. Среди македонцев и греческих наемников было много раненых и убитых, число которых неуклонно возрастало с каждой новой атакой.

Посовещавшись, Каран и Менедем, решили перейти реку, что бы укрыться от стрел врага под защитой леса. Туда не могла проникнуть вражеская конница и там, от пехотинцев было бы больше пользы.

Как только кавалеристы получили приказ, они сразу ринулись к реке, стремясь как можно скорее оторваться от противника, положив между собой и им водный рубеж. При этом македонцы совершенно не желали думать о греческой пехоте, легко мысленно оставляя их без прикрытия. Менедем принялся проклинать македонцев, но ничего не мог сделать, ибо острые скифские стрелы были более весомым аргументом, чем его громкие проклятья.

Оставшись беззащитными с флангов и тыла, наемники также бросились вброд через реку, торопясь встать под защиту конницы и при этом сломали свой строй. Этим промахом моментально воспользовался Спитамен. Он моментально обрушил всю силу согдийских всадников на отступающего врага. Тесня пехотинцев Менедема с тыла и с флангов, согды попросту сбрасывали гоплитов в воду, где из них многие гибли, оказавшись на глубоком месте.

Одновременно с этим, на переправившуюся конницу Карана ударили ранее отступавшие за реку всадники Спитамена и скифов, стараясь отсечь их от переправляющейся пехоты и от спасительной для них рощи.

Менедем, стремясь, спаси положение, приказал своим воинам укрыться на небольшом островке посреди реки, самоотверженно прикрывая их отход, сражаясь с согдами в приречных зарослях. Подобно раненому секачу, грек яростно крушил всех, до кого только могло дотянуться его тяжелое копье. Ни один согдиец пал в этом бою от руки Менедема пока меткая стрела не пробила ему горло и сразила отважного воина.

Гибель командира послужила своеобразным сигналом для гоплитов, которые в беспорядке разом устремились на остров. Напрасно помощник Менедема Андромах, пытался навести среди беглецов хоть какой-то порядок. Потерявшие от страха голову воины, не слушая командира, спешили к островку, стремились найти там спасение, однако их надежды быстро растаяли.

Когда наемники полностью заполнили остров, стоя на нем плечом к плечу, подошедшие к ним на пролет стрелы согды и скифы принялись хладнокровно расстреливать их из луков. Большая часть гоплитов вместе с Андромахом погибли от стрел противника, тех же, кто сложил оружие согды взяли в плен, но участь их была печальной.

По требованию вождя Скилура Спитамен отдал наемников скифам. Все пленники, как требовал того скифский обычай были принесены в жертву своему богу войны Папаю. Воткнув на одном из прибрежных холмов большой меч, олицетворение своего грозного бога, скифы принялись подводить к его подножью одного за другим пленных. Стоявший там жрец быстрым выверенным движением перерезали горло жертве, после чего кровь заливала подножье холма.

Всего из войска Карана уцелела ничтожно малая часть, которая сумела покинуть поле боя, прорвавшись через вражеские ряды. Это, правда, больше напоминало больше бегство, в результате которого стратег Каран пал под стрелами и клинками азиатов, трусливо оставленный своими воинами. Но великий царь приказал считать это подвигом, что и было записано в походном дневнике войска секретарем Эвменом.

Гнев Александра, получивший известие через два дня, был страшен. В порыве ярости, царь приказал казнить каждого десятого из взятых ранее, а сейчас находившихся в Мараканде заложников из числа знатных согдов, ибо из всего войска спаслось всего сорок конных и ни одного пехотинца. Таких серьезных потерь македонская армия нигде еще не несла за все время своего похода.

Невзирая на протесты стратегов, царь сам лично выступил из столицы на поимку ненавистного Спитамена, но того уже и след простыл. Ободренный победой вождь согдийцев, умело растворился в просторах пустыни, что бы вновь ударить по македонцам в другом месте.

Следствием этой победы стали новые волнения в уже казавшихся замиренных селениях и малых городах Согдианы. Эти стихийные восстания вновь показали македонцам, что борьба далеко не закончена и поэтому возвращение в Мараканд полков Кена, Кратера, Гефестиона и Пердикки было временно отложено.

Лучшим известием в это время стали новости о скором прибытии усмирителя Бактрии Эригния, который сумел добиться полного замирения. Этому способствовало не только полководческий талант стратега, но и отсутствие среди бактрийцев яркой личности подобно Спитамену. Александр с нетерпением ждал своего старого товарища, готовясь отправить его войско на поимку Спитамена.

Сам же вождь согдов в это время праздновал победу над врагом в одном из селений на границе Согдианы и земель массагетов. Используя постоянное передвижение, Спитамен оставался неуловимым человеком для своих преследователей. Имея множество сочувствующих селений, Спитамен готовился к длительной борьбе, конец которой послужила бы смерть грозного двурогого захватчика.

Слушая хвалебные слова в свой адрес, и поднимая праздничную чашу, Спитамен не отдыхал душой, а строил все новые и новые планы своей борьбы.

— Сегодня мы славно оторвали хвост македонской змее, но еще не наступили на ее горло и не отсекли ядовитую голову — вещал опоенный успехом Оксиарт. Ему вторили Датарферн и другие.

— Славно мы всыпали в этот раз македонцам, говорят, они столько не теряли со времен Гавгамел и Исы. Теперь будут седеть испуганно за стенами Мараканда, помирая со страху как трусливые крысы.

Это сравнение вызвало бурю хохота и восторга. Спитамен соглашался с подобными оценками своих товарищей, но неожиданно вспомнил о Хадизат, что передала напоминание фиванки о выполнении данного ей обещания. Властным взмахом руки он подозвал к себе преданного слугу Гобрия, и что-то шепнул ему на ухо. Кривая улыбка осветила его хищное лицо, и слуга поспешил скрыться.

Когда Статира увидела счастливое лицо своего охранника, она инстинктивно поняла, что участь ее решена. Об этом она догадывалась и раньше, но все надеялась на какое-нибудь чудо. Царица радовалась каждому новому дню своей жизни, прекрасно понимая о своей обреченности.

Ворвавшийся в палатку Гобрия и двое подручных действовали решительно и скоро. Отпихнув, прочь служанку и оттеснив в сторону вставшую около Статиры Зарину, палачи моментально скрутили слабые женщине руки и стянули их грубой веревкой. Персиянка отчаянно сопротивлялась, но силы были не равны, и вскоре она очутилась перед главным шатром согдийского вождя. Не имея на себе ни лоскутка одежды, с растрепанными волосами, последняя персидская царица представляла собой жалкое зрелище в глазах собравшихся воинственных мужчин.

— Статира, пришла пора рассчитаться за все твои дела, высокородная персиянка, — громко произнес Спитамен, — я прекрасно знаю, как ты науськивала на меня своего Беса и что ты предала своего мужа моего друга благородного Мегабиза. Твои прекрасные ручки по локоть в крови. Ты влезла в опасное мужское дело, а за это надо платить.

Уловив кивок головы, Гобрия опрокинул свою жертву на спину, в то время как его подручные широко развели женщине ноги. Только сейчас поняла Статира, какая судьба ей уготована и от страха она неистово забилась в руках палачей и закричала звериным криком.

Все это только вызвало громкий хохот, улюлюканье и сальные шутки.

— Гляди царица, ты точно не пробовала такой штуки, — ерничали зрители, — какой он крепкий и большой, — вторили остряки, но большинство собравшихся мужчин, только гоготали от азарта происходящего.

К Статире волокли огромный, начищенный до блеска бронзовый кол. Его хищное острое жало неотвратимо приближалось к трепещущему телу, готовясь жадно вонзиться в него. Мужчины с трудом удерживали неистово бьющуюся в их руках царицу и для усмирения Статиры, Гобрия был вынужден ударить ее камнем по затылку. Потерявшая сознание женщина обмякла и только после этого, палачи смогли спокойно продолжить ритуал казни. Толчок, и острие, войдя в задний проход, легко и неудержимо устремилось дальше, мягко разрывая ткани и внутренности своей жертвы.

Все глубже и глубже входил бронзовое жало в прекрасное тело Статиры, и остановилось только когда специальная перекладина, уперлась в промежность. Теперь оно застыло под самым сердцем, но не двигалось, обрекая тем самым свою жертву на длительные мучения. Под хохот толпы, бесчувственную женщину подтащили к специально приготовленному месту и воткнули шест в землю. Поддерживаемая перекладиной, царица полностью сидела на колу, бессильно свесив с него свои длинные, залиты кровью ноги.

Персиянка очнулась от боли и, осознав свое положение громко и отчаянно, закричала. Взрыв хохота и нового глумления был ей ответом. Собравшиеся скифы и согды с интересом смотрели на ее мучения и непроизвольные попытки соскочить с орудия пытки.

И вдруг, произошли разительные перемены, Статира прекратила свои неуклюжие метания на колу и посмотрела на людей. От ее холодного и презрительного, полного клокочущей ненависти взгляда у многих воинов мороз пошел по коже, и они поспешили отвернуть свои глаза. Ибо на них смотрела не жалкая, насмерть испуганная женщина, а богиня смерти готовящая объявить собравшимся свою суровую волю.

— Спитамен, — громко и внятно вещала умирающая царица, — жестокий дикарь, прими от меня мой прощальный подарок. С этого дня, удача отвернется от тебя и ни одно сражение не закончиться твоей полной победой. Зависть и предательство будут постоянно идти за твоей спиной и не пройдет и года как твоею головою будет куплен мир.

Как завороженные смотрели воины на эту своеобразную птицу Феникс пророчащую их дальнейшую судьбу. Каждое слово давалось Статире с огромным трудом, но она упорно вещала свои предсказания на голову мучителей.

— Все здесь стоящие погибнете от македонского оружия, а селение обратиться в пепел. Спасутся лишь те, кто склонит свою голову перед двурогим Искандером и предаст своего господина.

Этого стоящий сзади Гобрия не смог вынести подобных слов и, схватив палицу, одним ударом раздробил Статире затылок. Персиянка дернулась и затихла, успев проклясть своих палачей.

— Глупец, — гневно воскликнул Спитамен, — именно этого она и добивалась своими речами. Ты подарил ей легкую смерть, лишив меня радости наблюдать, как бы она умирала в течение нескольких дней.

— Но она вещала страшные вещи повелитель и я ...

— Глупец, — еще яростней взревел вождь, — теперь все будут придавать значения ее речам, которые от боли и ярости вещала эта персидская ведьма. Тупая голова, я не боюсь ее проклятий, ибо я выше их и меня защищает сам Ахамуразда.

Крик ужаса был ему ответом, так как в этот момент глаза Статиры открылись и губы шевельнулись. Прошло мгновение, и взор окончательно потух, но этого было достаточно, что бы смутить стоявших рядом воинов. Напрасно Спитамен произносил потом праведные речи и продолжил празднование своего успеха. Многие из согдов запомнили предсмертные слова персиянки, и именно с этого дня в сердцах многих появилось сомнение, и в них закрался страз за свое будущее.

Тело Статиры провисело на колу больше недели, и было похоронено только после многочисленных просьб Зарины. Примерно в это же время в Бактрах по приказу Александра был казнен Бес. Перед смертью его подвергли бичеванию, затем удушили и тело распяли на позорном кресте, выставив его на всеобщее обозрение.

Так закончили свою жизнь последний царь и царица, некогда грозного и могучего персидского царства.

Глава VI. Битва на Яксарте.

Гибель Карана сильно подхлестнула Александра, и едва только Эригний прибыл в Мараканд, полководец поспешил выступить в поход против Спитамена. По данным разведки вождь согдов укрылся у массагетов возле Яксарта, туда и вел свои победоносные войска македонский царь. Забрав почти все войско у Эригния, и оставив старого товарища вместе с Мелеагром в Мараканде, Александр быстрыми переходами двигался на восток, одновременно призывая под свои знамена отряды остальных стратегов.

Вместе с ним в поход отправился и египтянин Нефтех, присутствие, которого царь посчитал обязательным в виду его полного разочарования в своих царских географах. Выслушав их очередные диспуты и логичные аргументы египтянина о месте расположения Кавказа и Танаиса, Александр прогнал ученых прочь и, уединившись с Нефтехом, имел длительную и плодотворную беседу о местной географии. Жрец с удовольствием поведал все что знал, старательно при этом делая вид некоторой недосказанности.

Разведчики не обманули повелителя, Спитамен действительно двигался к реке, планомерно заманивая македонцев в пустыню. От Антигоны он вовремя узнал о выходе Александра и легко позволил обнаружить себя. Теперь монарх двигался точно по желанию согда, сгорая от нетерпения расплатиться с ним.

Спитамен уже успел стянуть к реке свои силы и силы своих союзников массагетов. Со дня на день должны были подойти скифы, и тогда враг получит заслуженное возмездие. Удачно опробовав свою тактику на Каране, согдиец надеялся на повторную удачу. Его войны в полной мере оценили полную беспомощность грозной македонской фаланги под постоянным натиском легкой кавалерии скифов в сочетании с ударами тяжелых согдийских всадников.

На пути Александра оказался небольшой город, честь основания которого географы приписывали великому царю Киру. Но, только взглянув на всю его величину, царь моментально согласился с Нефтехом, сказавшего, что великий персидский царь построил бы большой город.

Местные жители заперли ворота и встретили македонских солдат стрелами и камнями. Александр приказал с ходу атаковать город, имевший невысокие глинобитные стены. Приставив к ним прочные штурмовые лестницы, пехотинцы пошли на приступ, а пращники, стрелки из лука и пельтеки принялись обстреливать крепостные стены, сбивая с них защитников самоназванного Кирополя.