Гарри Поттер и рефлексия

Но, главное, компания Дадли стала и впредь его бояться.

6. Мальчик, который выкручивался, как мог

К десяти годам Гарри был образцовым мальчиком.

Он всегда был опрятен, сдержан и вежлив. Все соседки таяли от него и говорили наперебой, какого замечательного ребёнка воспитала Петуния Дурсль. Гарри не лазил по канавам и заборам, не был замечен ни в каких хулиганствах, ходил за покупками и помогал по дому.

Он был одним из лучших учеников в своём потоке. Учителя хвалили юный талант, давали ему дополнительные пособия и пророчили большое будущее.

Он много читал, делал учебные доклады по истории и литературе, посещал технический кружок. Как он всё успевал, оставалось загадкой.

Он уже год как жил в маленькой спальне рядом с комнатой Дадли.

Он перестал ненавидеть Дурслей, стерпелся с их существованием. Жилось ему неплохо, он мог бы и забыть свою цель, но уже привык к самодисциплине и втянулся в распорядок жизни.

Сила в нём успокоилась. Когда он расходовал её, она восстанавливалась, но не переполняла его.

Друзей у него не было.

А начиналось всё нелегко и почти случайно. Дадли тогда опять оговорил Гарри, и тётя оставила его без ужина. Наутро она завернула ему в школу несколько корок и позавчерашний кусочек сыра, не доеденный кузеном.

Прежде Гарри поедал такие завтраки, но теперь у него была сила. Он убрал свёрток в ранец, а после уроков отправился в школьную столовую. Приметив свободную раздатчицу, он подошёл к ней и робко попросил:

— Простите, у вас не найдётся немного объедков? Вы же всё равно их выбрасываете?

Женщина строго уставилась на него и с подозрением спросила:

— Зачем тебе объедки? Хулиганить?

— Нет, для еды, — он отправил в силу просьбу о доброте и сочувствии.

— У тебя зверюшка? — спросила раздатчица, уже заметно мягче.

— Нет, это мне. Тётя дала мне объедки, но ваши лучше.

Пока она потрясённо таращилась на ребёнка, он достал из ранца свёрток и раскрыл перед ней.

— Тётя вчера оставила меня без ужина, а сегодня — вот...

Что тут началось... Раздатчица привела Гарри в подсобку и наложила ему поесть. Пока мальчик ел, она расспрашивала, как он дошёл до жизни такой — и он ничего не скрывал, а кое-что и приукрасил. Своих бы он не выдал, но Дурсли были чужими.

Поевши, Гарри попросил не выдавать его Дурслям, а то они уморят его, и подкрепил просьбу силой. Женщина обещала ничего не говорить родственникам мальчика и сказала, чтобы он приходил сюда после уроков, она его покормит.

Но она не обещала ничего не говорить своим подругам и знакомым, и это осталось вне влияния силы. В считанные дни весь городок узнал, что Дурсли тиранят своего племянника и морят его голодом, и проникся к сироте добротой и сочувствием, о которых просил Гарри. Сверх того, жизнь в Литл-Уингинге была скучная, а это была такая пикантная сплетня, которой могло хватить надолго.

Совершенно незнакомые женщины подходили к Петунии на улице и совали ей свёртки с едой и одеждой для её племянника.

— Миссис Дурсль, возьмите пирожков для сиротки. Как я вам сочувствую, у вас не хватает денег даже на еду для ребёнка.

— Миссис Дурсль, вот брючки для Гарри, еще крепкие. Это правда, что мистеру Дурсль понизили оклад?

— Миссис Дурсль, какой у вашего Гарри размер ботиночек? А то, знаете, сначала детьми пренебрегаем, а потом удивляемся, откуда берутся преступники...

Теперь домохозяйкам было о чём почесать языки. Все они хвастали друг перед дружкой, чем и как облагодетельствовали бедного сиротку, устроив необъявленное состязание "кто больше". И, разумеется, перемывали косточки жестоким и бессердечным родственникам сиротки.

Когда дядя с тётей накинулись на Гарри с допросом, он уже знал, что ответить, потому что успел наслушаться, как встречные женщины жалели его и обсуждали между собой его вид.

— Нет, я никому не жаловался, — он показал на своё тощее тельце и уродливую одежду. — По мне и так всё видно, вот они и увидели.

И пришлось Петунии поднимать со дна полностью уничтоженную репутацию семьи. А Гарри шепнул силе: "Спасибо!"

С Дадли он тоже расправился по-своему. В ответ на каждую подлянку и подставу он подстраивал ситуацию, в которой жирдяй оказывался виноват на глазах у взрослых. Дадли задницей чуял, что это из-за кузена, но оправдаться не мог, ведь злорадную усмешку в доказательство не представишь. Так и отступился.

Зато от работ по хозяйству Гарри никогда не отказывался. Он искренне полюбил чистоту и порядок, а когда Дурсли перестали ущемлять его потребности, с удовольствием обихаживал дом вместе с Петунией. Он наловчился незаметно помогать себе силой, поэтому все дела у него спорились быстро и легко.

Дурсли подозревали, что с приёмышем что-то не чисто, что он наверняка ненормальный, но поводов придраться он не давал.

7. Мальчик, которому приходили письма

Гарри справедливо считал, что своей хорошей жизнью он обязан только себе, несмотря на то, что участие в ней принимали и другие. А конкретнее — своей целеустремлённости и своей ненормальности. Своей особенной силе, которой стало много, когда он стал хорошо питаться. Сила поддерживала его здоровье, его выносливость и работоспособность, она помогала ему там, где у него не хватало сил физических. Она помогала настроить людей благоприятно к нему.

Впрочем, последним её свойством Гарри пользовался редко. Люди были сами по себе неплохи, если правильно вести себя с ними, но иногда и этого бывало недостаточно, и вот тогда их нужно было подтолкнуть. Гораздо чаще ему хватало природного обаяния, вежливости и некоторого артистизма.

Гарри знал, чего хотел. А хотел он того же, что и в шесть лет — независимости от Дурслей и надёжного места в жизни. За школьные годы он насмотрелся на сверстников, которым тоже предстояло повзрослеть, а затем и жить бок о бок с ним. У детей всё открыто, всё на виду, и Гарри стал замечать, что не так уж они и отличаются от взрослых. Он видел, как легко они ссорятся и мирятся, как легко предают друг друга и дружат против кого-то, и не доверял их дружбе.

Еще недавно у него был целый чулан, чтобы поразмыслить над этим.

Когда остался год до средней школы, Гарри забеспокоился о дальнейшей учёбе. Он сознавал, что Дурслям плевать на его образование и что они не выделят на него ни пенса сверх минимально возможного. Это означало, что частная школа ему не светит, но можно было поступить в хорошую государственную по рекомендации от начальной школы. Гарри вплотную занялся этим и обнаружил, что хороших государственных школ в Литл-Уингинге нет. Имелись только рабочие, так называемые "чёрные" школы, готовившие неквалифицированных работников и бытовой персонал.

Ситуацию можно было частично исправить самоподготовкой, но продолжение образования всё равно требовало денег, которых у него не было. Не видя другого выхода, Гарри уговорил тётю подать его документы в лучшую из доступных средних школ. Ей это ничего не стоило, так она и поступила.

В конце учебного года он с блеском сдал выпускные экзамены и отправил табель с оценками в выбранную школу. Теперь оставалось дождаться зачисления — школа пользовалась спросом и была на другом конце городка, могли и не зачислить.

Когда у Дадли наступил день рождения и дядя с тётей стали поздравлять своё солнышко — жирное такое, грубое, наглое, подлое, тупое, капризное солнышко, половину оценок которого Петуния вымолила у директора ради проходного минимума в частную школу "Смелтингс" — Гарри привычно пропустил мимо ушей традиционный подсчёт подарков именинником.

Гарри был далёк от зависти к вещам, особенно если это были игрушки, он со скучающим презрением ждал, когда же это кончится, и размышлял, сколько же денег выброшено впустую. Он не особо скрывал своего отношения к жадности и тупости кузена — ведь за взгляд не наказывают.

Вот частная школа — это настоящий подарок.

Вернон гордился сыночкой, сыночка канючил ещё подарков. Петуния косилась на племянника и думала, что скоро придётся и ему подарить хотя бы один приличный подарок. А то этот дьяволёнок найдёт, как устроить пакость — вон как два года назад. Тогда она подарила мальчишке старые носки Дадли, а тот пошёл в галантерею, встал там с этими носками у двери и стал упрашивать покупателей подарить ему нитку с иголкой, потому что сегодня у него день рождения, родственники впервые в жизни подарили ему подарок и его надо починить. Разговоров в городе было на полгода...

Последним подарком, который потребовал Дадли, было поехать в зоопарк без нахлебника. Гарри только поморщился и пожал плечами. Петуния облегчённо вздохнула, мальчишку можно было оставить одного, он по крайней мере нормальный и дом не разнесёт. Или всё-таки ненормальный?

Гарри охотно побывал бы в зоопарке, но, подумал и решил, что сегодняшняя поездка не заслуживает шантажа. Есть выгоды поважнее, а это он еще припомнит кузену. Спокойный день — тоже неплохо, а зверей и по телевизору показывают.

Это письмо пришло за неделю до дня рождения Гарри. Дадли рубился в аркаду на компьютере у себя в комнате, а Гарри помогал тёте на кухне, поэтому дядя послал за почтой его. Письмо было странным — большой желтоватый конверт из плотной пергаментной бумаги, запечтанный сургучным гербом, с адресом, написанным зелёными чернилами. Но самым странным был сам адрес, утверждавший, что письмо предназначается лично Гарри Поттеру, и написанный с точностью до маленькой спальни.

Гарри спрятал письмо под рубашку, отдал дяде конверт со счетами и открытку от тёти Мардж, дядиной сестры, и поспешил в свою комнату. Там он заперся изнутри на задвижку и аккуратно взломал печать.

"Хогвартс, Школа Чародейства и Волшебства", — Свинарник, значит, ну-ну.

"Директор Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, кавалер ордена Мерлина 1-й степени, Великий волшебник, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной Конфедерации магов", — всего-то, присвистнул Гарри. Нехилый такой командир Свинарника.

Дальше стало ещё бредовее. Письмо извещало — с радостью! — что Гарри Поттер принят в этот Свинарник. К письму прилагался список необходимой литературы и оборудования, выглядевший так, будто его прислали прямо из эпохи средневекового мракобесия.

Но... если подумать... Дадли слишком туп для подобного розыгрыша, а если учесть некую особенность Гарри...

Если это правда, вряд ли это будет много хуже, чем школа для негров и прочих таких же полезных членов общества, в которой ему предстояло учиться.

Письмо следовало показать Дурслям. Всё равно школьное руководство будет договариваться с ними, а не с ним. Гарри уложил листок обратно в конверт и спустился в гостиную. Дядя там, развалившись на диване, смотрел по телевизору утренние новости в ожидании завтрака.

— Мальчишка, ты куда сбежал? А завтрак кто будет готовить? — проворчал он ненастойчиво, только чтобы показать, кто в доме хозяин.

— Дядя Вернон, смотрите, что мне пришло! — Гарри протянул ему конверт.

По мере того, как Вернон читал, его багровое лицо становилось всё бледнее. Когда он оторвался от чтения и уставился на нахлебника, оно было сероватым, как вчерашняя овсянка.

— Так ты... так ты... ненормальный?! — на последнем слове дядин голос дал петуха.

— Не знаю, дядя Вернон, но, по-моему, за нами следят.

— Петуния! Пет! — закричал он в кухню.

— Что случилось, дорогой, — выскочила она в гостиную.

— Смотри...— сказал он умирающим голосом. — Письмо...

Петуния взяла письмо в руки и тоже побледнела.

— Ох... это оно...

— Вы знаете, что это за письмо? — спросил Гарри.

— Забудь, мальчишка! — Вернон выхватил письмо из рук жены и разорвал на несколько частей.

Гарри меланхолично подумал, что не больно-то и хотелось, название школы какое-то слишком уж подозрительное, затем, уже бодрее — не получится ли под это дело выпросить у Дурслей денег на частную школу. Напоследок он вспомнил, что у них всё равно таких денег нет, и разочарованно вздохнул.

— Может, стоило ответить, что меня не будет? — вежливо предположил он.

— Обойдутся, — буркнул дядя, понемногу приходя в себя. — Сами догадаются.

— Угу, — согласился Гарри, вспомнивший кое-что из письма. — Всё равно у нас нет совы.

Но на следующий день пришло ещё одно письмо. Затем ещё три. Затем сразу двенадцать, и почтальон был точно не при чём, потому что они появились сразу в доме, в разных его местах. Вернон пыхтел, краснел и яростно уничтожал назойливую корреспонденцию. Гарри было любопытно, кто и почему так его домогается, и он прикидывал, стоит ли поступать в этот Свинарник. В конце концов, в среднюю школу принимали до тринадцати лет, учиться с неграми — удовольствие небольшое, программу рабочей школы он, если что, и экстерном досдаст, а карьера разносчика пиццы от него по-любому не убежит. На год-другой можно и в Свинарник, а там видно будет.

Когда в субботу молочник через окно доставил им две дюжины писем, засунутые в две дюжины яиц, и вся семья осталась без яичницы, назойливость адресанта стала раздражать даже Гарри. Этот фокус был нисколько не смешной. Это было хуже, чем бродячие маклеры и коммивояжеры.

Но что было делать? У Дурслей по-прежнему не было совы.

8. Мальчик и большое человекообразное

Накануне дня рождения Гарри из камина высыпалась сотня писем. Двумя порциями — по полсотни утром и вечером. Гарри даже решил оставить без последствий, если Дурсли ничего ему не подарят. Он сам видел, что им не до подарка.

В полночь с тридцатого на тридцать первое, когда у Дурслей все уже спали, какая-то сволочь стала выламывать входную дверь. Калитку, надо полагать, она снесла и не заметила. Все четверо жильцов повскакивали с кроватей и поспешили в гостиную — мужчины в пижамах, хозяйка в домашнем халате. Едва Вернон занял стратегическую позицию у телефона, чтобы позвонить в полицию, как наружная дверь упала в холл — и в проём, пригнувшись, шагнуло огромное человекообразное существо, лохматое, убого и неряшливо одетое, до самых глаз заросшее чёрной и косматой, торчащей во все стороны бородой.

— Кто вы такой?! — визгливым, непривычно высоким голосом закричал на него Вернон. — Что вам нужно в моём доме?!

— Мне бы это... — существо, оказывается, умело говорить. Оно перешагнуло упавшую дверь, а ещё через шаг оказалось в гостиной. — Чайку, вот. Замотался, как собака.

У Петунии подкосились ноги, она попятилась и неловко опустилась на диван. Дадли вытаращил на вторженца глаза. Гарри ощутил, как его сила пришла в готовность. Ситуация ему категорически не нравилась.

— Немедленно убирайтесь из моего дома! — взвизгнул Вернон. — Я... я вызову полицию!!!

Не обращая на него ни малейшего внимания, существо в два шага пересекло гостиную и оказалось перед Петунией.

— Ты, эта, магла, подвинься, — довольно-таки дружелюбно сказало оно. Тётя шарахнулась от него на дальний конец дивана. Существо разместило седалище на затрещавшем диване и удовлетворённо перевело дух. — Чайку бы.

Дадли попятился на лестницу. Гарри остался стоять у её подножия. Существо обернулось на шевеление и увидело мальчика.