Спаситель глава 24

— А кто изобрел?

— Какой-то американец. Я не помню его фамилии. Ещё у него были большие такие гуттаперчевые пули — показываю пальцами какие, — для помпового дробовика. Как рассказывали для разгона демонстрантов без жертв. Бьет очень больно, но не убивает. И не надо вступать в саму драку, как с дубинками.

— Да уж... — протянул комиссар. — Гастон Утиный нос до сих пор в сознание прийти не может после такой пульки. Шишка на лбу с кулак, к допросу не пригоден, но живой.

— Вот именно. Живой, — поддакнул я. — И готовый предстать перед судом за разбой в отличие от своих подельников.

— Зачем вы в нашем городе, мсье Ковальский?

— Я купил у мсье Демулена партию охотничьих ружей. И уже заплатил за них.

— Что вы собирались делать с этим оружием?

— Увезти в Россию.

— Вы торговец оружием?

— Скорее организатор промысловой охоты, — отвечаю гордо. И ведь ни словом не соврал. Хоть на полиграфе проверяй.

— Так зачем вам не убивать? Вашему спутнику ничего не помешало уложить троих наповал. И пули у него были самые настоящие, как и ''парабеллум''. Только вот калибр странный. Армейский. На гражданском рынке такие пистолеты только под пулю 7,65 миллиметра продают.

— Считайте, что таковы мои личные религиозные взгляды, — ответил я на это, пропустив мимо ушей сентенцию при армейский калибр ''парабеллума'' Мертваго.

— И для этого вы носите в трости шпагу? — ухмыляются.

— Шпага тоже может нанести только ранение человеку вооруженному ножом и заставить отказаться от злого намерения и отступить.

— Однако вы сразу стали стрелять.

— Они обещали нас зарезать. А я этого не люблю. Я купец, а мне предложили невыгодную сделку. Пришлось защищаться.

— Но ваш спутник не столь щепетилен был к человеческий жизни.

— Он дворянин древнего рода, — отвечаю. — Для него честь важнее меркантильных соображений.

— Ладно, подумайте пока в камере. Может ещё чего вспомните. Нельзя просто так убивать людей на улицах Льежа.

— Бандиты — не люди, — выдал я убеждённо.

— Даже бандиты подданные нашего короля. Плохие подданные, но уж какие есть. И смертную казнь в нашем государстве может утвердить только король. Впрочем, может и помиловать.

И комиссар довольно пригладил свои пышные усы.

— Я не успел купить папирос, — пожаловался я.

— Дадите денег дежурному сержанту. Вам принесут. — Разрешил комиссар.

Когда в камеру привели Мертваго, тот только спросил меня:

— Не били?

— Нет, — отвечаю. — Вполне даже вежливо разговаривали.

— Ну да, мы же чистая публика, -покивал он в ответ.

Тут мне принесли фирменный полуфунтовый кисет сигаретного голландского табака ''Самсон'', пачку уже нарезанной папиросной бумаги, спички и — что поразило меня до печёнок — всю сдачу с золотой монеты до сантима.

Но сержант остался стоять у раскрытой двери и пристально смотрел на меня. Молча.

— Да... Извините, -проблеял я и выдал ему большую серебряную монету из сдачи, которая сразу исчезла в кармане полицейского.

— Ужинать будете нашей баландой или из ресторана закажете?

— Конечно из ресторана, — ответил Мертваго за меня.

— Там приехал адвокат фабриканта Демулена, — подмигнул нам сержант. — Я видел, как он заходит в кабинет комиссара. Наверное вас отпустят под залог.

— Почему вы так решили?

— Такова практика. Мсье Демулен ваш контрагент, так что на время пока вы здесь с ним в деловых отношениях, его адвокат — ваш адвокат. Как захотите ужинать — постучите в дверь.

С этим камера закрылась. Проскрежетал засов.

— С одесского кичмана сбежали два уркана... — замурлыкал я.

— Что-то вас потянуло на жиганскую лирику, — заметил Мертваго с осуждением.

— Место располагает, — ответил я, вытягиваясь на шконке. — Как думаете, нас выпустят до ужина или тут придётся ночевать?

— Видно будет. А пока давай, командир, закурим. Умеете цигарки крутить?

$

Ничего не произошло, хотя я и ожидал каких-то подвижек от визита адвоката мсье Демулена в комиссариат полиции.

Нас покормили хорошим ужином из ближайшего ресторана за что сержант удостоился ещё одной большой серебряной монеты.

Причём ужин приносил не полицейский, а ресторанный официант в корзине. В серебряной посуде. Подождал нашего насыщения в коридоре и забрал грязную посуду вместе с льняной скатертью, которую принёс собой же.

После этого мы курили и наслаждались хорошим розовым вином. Из горла. Бутылку нам оставили, а вот стаканы нет.

— Как думаешь, твоё высокородие, Тарабрин домой свалил или тут остался? — поинтересовался я.

— Насколько я его знаю, он нас тут не бросит, — ответил ветеринар. — Так что для нас лучше всего отдыхать и набираться сил. И ждать.

— Вы на губе сидели?

— На чём? — не понял меня статский советник.

— На гауптвахте, — пояснил я.

— Сиживал по молодости в Петербурге когда служил в черных гусарах. Было дело. Но там всё совсем по другому было. Кровати нормальные. Постельное бельё, а не голые доски. А в провинции офицеров и классных чиновников всегда сажали под домашний арест. Допивать будете?

— Нет, допивайте сами. Я — пас. А я сидел на губе в армии. Примерно в такой же. Только для офицеров камера была одиночная в половину этой. А солдаты ютились в большой камере как селёдки в бочке. И их если не гоняли на работы то заставляли целый день маршировать на плацу. А мы офицеры сидели в камере безвылазно полный назначенный срок наказания. Помню, что заключение в узилище страшно своей скукой.

— А нас на гвардейской гауптвахте в Петербурге постоянно приятели навещали. С вином, иногда и барышнями. У барышень мы имели вид романтический героев. Они нас жалели.

— Вот зачем вы революцию сделали? Никак не пойму. — Пожал я плечами.

— Кто мы? — удивился Мертваго.

— Вы. Интеллигенция России. Образованный класс. Чего вам не хватало? Или булка французская не так сильно хрустела, как вам желалось?

— Мы её не делали — эту революцию. — Буркнул статский советник. — Мы служили и честно воевали. Делали революцию тыловые думцы и прочие приват-доценты — они власти хотели.

Мертваго на минуту замолчал, а потом продолжил с плохо скрываемым раздражением.

— Командир, давайте оставим эту тему. Я понимаю, что вы разочаровавшийся большевик, а я убеждённый сторонник белой идеи. Мы не найдём общего языка в этой теме. Давайте так и останемся тем кем встретились: вы владелец конезавода, а я у вас ветеринар на службе. Я, кстати, хотел часть своего жалования у вас здесь в Льеже потратить, коли подвернулась такая оказия. Но...

— Оказия подвернулась вам в тюрьме посидеть, — захохотал я.

Мертваго сначала посмотрел на меня странно, но потом захохотал вместе со мной.

Потом, успокоившись, Мертваго сказал.

— Давайте покурим напоследок и спать укладываться. Завтра всё решиться с нами, не раньше. Так что не будем судьбу пугать раньше времени.

$

Ночь прошла спокойно. С утра нас никто не будил, дали выспаться всласть и выпустили нас без каких-либо объяснений ближе к обеду.

Просто открыли дверь и полицейский сержант буднично сказал.

— Вы свободны, господа. За вас внесли залог.

Внёс залог Тарабрин. По 500 франков за каждого. Большая сумма. От таких денег местные не сбегают.

Осталось нам только расписаться в какой-то амбарной книге и на выход. Трость мне вернули, а вот пистолеты наши полицейские зажали.

— Вещественное доказательство, — заявил дежурный офицер. — Кстати, не меняйте место жительства и не выезжайте из города до суда.

Вот-вот, предстояло нам ещё предстать перед королевским судьёй Льежа, который и решит нашу участь окончательно. Но адвокат надеялся на суд присяжных, так как рассматривается дело об убийстве трёх человек. И для этого он уже предпринял необходимые шаги, чтобы склонить общественное мнение на нашу сторону.

Утренняя газета вышла с передовицей полностью посвященной нашему инциденту. Большими буквами было заявлено что ''Русские путешественники расправились с бандой Гастона Утиный нос''. С интернациональной франко-немецкой бандой которая уже пару лет терроризировала город и была неуловима для городской полиции.

— Твоя работа, Иван Степанович? — спросил я, складывая газету.

— Нет. Это адвокат мсье Демулена подсуетился в преддверии процесса, -ответил проводник.

— Пиар — страшная сила. Особенно перед собранием жюри присяжных, — усмехнулся я. — Но свой профит наш гостеприимный хозяин блюдёт чётко. В статье трижды упоминается, что мы приехали за крупной партией охотничьих ружей специально на фабрику мсье Демулена. И дважды, что русский купец Биткофф покупает у него же ежегодно ружья тысячами. Реклама — двигатель торговли. Особенно бесплатная. Ле Паж и Пипер, наверное, обзавидовались уже.

— Ладно, у нас будет ещё время всё обсудить. Пожелания какие есть? — спросил проводник.

— Баню бы, — пожевал губами Мертваго. — С веничком. Да где её тут взять?

Баня нашлась в нашем же постоялом дворе. Нечто вроде европейского перепева японского сидения в подобии современной фитобочки. Удобно. Особенно с папиросой и бокалом местного выдержанного кальвадоса отмокать в кипятке с добавлением отваров целебных трав.

Одновременно местные прачки приводили в порядок нашу одежду. Нам же в ней спать на нарах пришлось.

— Думаю нам надо купить новую одежду. Побогаче, — предположил Мертваго. — Надо произвести впечатление на присяжных заседателей.

— Боитесь выглядеть перед ними диким казаком? — усмехнулся я.

— Нет, не это, -резонно заметил ветеринар. — Сейчас двенадцатый год. В феврале этого года я стал надворным советником. Чин равный армейскому подполковнику. Нужно выглядеть соответственно ожиданиям публики. Хотя, чёрт дери, черкеску я действительно люблю. Удобно в ней.

— А где вы были в этом году?

— Сейчас припомню. На дворе июнь. Проводил отпуск в Италии. С женой. Вояж во Флоренцию и Венецию через Пизу. На Рим времени не хватило. Из Венеции пароходом в Одессу ушли с заходом в Пирей и Истамбул.

— Угу... — прикинул я в уме. — Значит можно запросить телеграфом подтверждение вашей личности. А я, в отличие от вас, в этом времени человек ниоткуда.

— Да уж... — довольно улыбнулся Мертваго. — И паспорт у меня настоящий сохранился именно с того вояжа. Но вы, Дмитрий Дмитриевич, не бойтесь, я возьму грех на душу подтвердить вашу личность. Ваш паспорт где официально выдан?

— В Тобольске. Но вы же знаете, что это липа.

— Не успеют до суда справки навести, — успокоил меня ветеринар. Железной дороги туда нет, значит, нет и надёжного телеграфа.