| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Думаю, Иван Константинович, что и враги наши также решат. Вот и страхуемся как можем.
— А что в экипажах?
— Разговоры разные пошли. В основном ненужные. Я отдал распоряжение чтобы командиры и старшие офицеры, во-первых, максимально загрузили экипажи работой и отработкой различных вводных, включая ночные и минные тревоги, а во-вторых, подробно рассказали личному составу о гибели "Леонардо да Винчи". Чтобы матросы точно представили, что может с ними произойти из-за пренебрежения экипажа требованиями внутреннего корабельного распорядка и нерадивостью или невнимательностью вахтенных при выполнении своих служебных обязанностей. Сама по себе взрывчатка, даже пуд на корабль попасть не может.
— И как обстоят дела сейчас?
— На сегодня, во всех экипажах проведены беседы, офицеры, в основном бывшие жандармы, рассказали нижним чинам и офицерам какими путями и чьими усилиями взрывчатка могла попасть на "Леонардо". Споров было много, даже до потасовок между матросами дошло. Я ведь попросил "лекторов" подробно рассказать о так называемых агитаторах, так ведь почти десяток таких и попали в госпиталь. Матросы сами их вычислили, ну, и провели среди них разъяснительную работу. Теперь, после того, как их выпишут, подчинённые старшего лейтенанта Автономова ими займутся.
Григорович улыбаясь смотрел на меня. Я оглядел свой гардероб — да, вроде, всё в порядке, чего это он развеселился?
— Да, Михаил Коронатович, новые слова из вас так и сыпятся.
Я непонимающе посмотрел на своего шефа. Григорович только рукой махнул, мол, не обращай внимания. Я продолжил.
— Очень важную роль сыграл старший боцман "Императрицы Марии" Абакумов Александр Маркович.
— Дед?
— Он самый, Иван Константинович, он самый.
— Я-то, грешным делом, думал, что он на берег списался, а он, оказывается, ещё служит.
— Да, служит. И пусть ещё послужит. Он, ведь, Иван Константинович, что устроил. Собрал свою палубную команду, да провёл с ними беседу. На понятном им языке, да с подробностями. Вот после неё, мордобой среди команд и начался. Дед, оказывается, очень уж агитаторов не любит. Так после этого мы решили его по всем кораблям отправить, чтобы и там он с экипажами побеседовал. Мало того, они с Тимониным, это с "Синопа" старший боцман, попросили у меня через Кузнецова Ивана Семёновича, дозволения собрание унтер-офицеров устроить. Общее для всех кондукторов, боцманов, боцманматов и квартирмейстеров со всего флота, но просили, чтобы офицеров не было. Сами, мол, всё в лучшем виде порешают.
— И как?
— Ну, у Федосеевича с Марковичем не забалуешь. Собрали всех. Поговорили. Через пару часов все разошлись. Одно скажу, все унтер-офицеры, но особенно боцмана?, после этой беседы просто в зверей превратились. Но среди команд ропота почти нет. Вы же знаете, каким уважением Маркович среди моряков пользуется. На "ты" к нему мало кто и из офицеров обращается. В общем очень хорошо дед помог. И настроения в экипажах изменились, и порядка больше стало.
— Удивляюсь я деду. Ведь девяносто ему уже есть?
— Двенадцатого августа девяносто три исполнилось. Настоящий морской волк хоть и весь белый уже. И несмотря на такой возраст, ещё любому молодому фору даст. Это он доказал в последнем походе. После того злополучного торпедного попадания, он наравне с матросами боролся за живучесть в подбашенном отделении второй башни. Пластыри ставили, мелкие пробоины заделывали. Так он кувалдой орудовал.
— Вот вам и старик! Говорите, он двенадцатого родился, а если мне не изменяет память, через четыре дня у него именины будут.
— Надо бы в святцы заглянуть. Я так, на память, не помню.
— Хорошо бы старику подарок сделать. Может вы напишете, а я подпишу прошение на имя государя о пожаловании подпоручику по адмиралтейству Абакумову ордена Святого Станислава третьей степени.
— Ко мне, Иван Константинович, депутация от матросов приходила, просила Марковича наградить Георгием. Причём и они, и я понимаем, что солдатский Егорий ему, как офицеру не положен, а Святого Георгия, даже 4-ой степени не за что.
— Ну что ж, я думаю, что награждение солдатским Георгием будет в нашей власти. Мы-то знаем, какой он офицер. Чин ему был пожалован из уважения к его, не побоюсь этого слова, подвигу. Не всякий решится зачислиться на действительную, будучи даже на полвека его моложе.
— Тогда я, Иван Константинович, пишу рапо?рт на Егория, а вы своей властью подпишете. Хорошо?
— Согласен, Михаил Коронатович, думаю, что Георгий для него будет намного ценнее, чем какой-то Святой Станислав.
Так вот, раз уж заговорили о наградах. Государь за операцию по уничтожению "Гебена" и пусть невольное, но пленение Сушона, почти все ваши представления на награждение особо отличившихся удовлетворил. Отдельным высочайшим указом, капитан второго ранга Лебедев представлен к ордену Святого Георгия 4-ой степени и произведён в капитаны первого ранга. Посмертно. Весь экипаж эскадренного миноносца "Гневный", и выжившие и погибшие, за свой подвиг представлен к георгиевским наградам. Офицеры представлены к ордену Святого Георгия, нижние чины к знаку отличия. Кроме этого, эсминец "Гневный" награждён кормовым Георгиевским флагом, весь экипаж повышается в звании на одну ступень и корабль навечно зачислен в списки Российского флота. Первый же спущенный на воду боевой корабль будет наречён "Гневным".
— Иван Константинович, так это же будет третий такой корабль, наравне с "Азовом" и "Меркурием"!
— Так и есть, господин вице-адмирал, можете гордиться, что это произошло в то время, когда Командующим флотом являлись именно вы.
— Горжусь, ваше высокопревосходительство. Ведь когда я подавал представление на награждение всего экипажа "Гневного", то очень сомневался, что Его Величество удовлетворит мою просьбу. Хотя, если бы не отчаянная атака "Гневного", и умелые действия подводной лодки "Нерпа", "Гебен", возможно, сумел бы прорваться мимо Новицкого.
— Как видите, зря волновались. Его Величество, услышав про героическую атаку "Гневного", без раздумий удовлетворил эту просьбу. Единственно, он выразил сожаление, что не был лично знаком с таким офицером как Лебедев. И кстати, экипаж "Нерпы" тоже не обделили наградами. Десять нижних чинов из экипажа представлены к знаку отличия Военного ордена, остальные к медалям. Офицеры к орденам. Ну а командир "Нерпы", старший лейтенант Марков, за атаку на германский тяжёлый крейсер представлен к Святому Георгию 4-й степени и произведён в капитаны второго ранга.
— Рад за него, действительно рад. Заслужил Марков следующее звание. За Синоп, Зунгулдак и за потопление "Гебена", к ордену Святого Георгия, мы подавали двадцать пять представлений, не считая офицеров с "Гневного". Сколько было одобрено?
— Кроме уже упомянутых, капитана второго ранга Маркова и вице-адмирала Новицкого, к ордену представлены контр-адмирал Каськов, контр-адмирал Трубецкой и ещё шестнадцать офицеров. Из них шестеро с линкора "Екатерина Великая". Пятеро офицеров награждены Георгиевским золотым оружием "За храбрость". А вы, Михаил Коронатович, каждому бы по кресту хотели вручить?
— Таким людям и двух крестов не жалко, Иван Константинович. Настоящие герои. Особенно простые матросы.
— Государь и так проявил великую щедрость. Я и не помню, когда такой "золотой дождь" на флот сыпался. Может, только при Николае I. Считайте, каждый десятый из нижних чинов, участвовавших в боях на море в последний месяц, получит награду. Когда вы планируете провести церемонию награждения.
— Послезавтра. Сначала построение, потом награждение и торжественный молебен.
— Значит завтра посетим госпиталь, проведаем раненых.
— Неплохо бы было захватить с собой по паре крестов и медалей — в шутку, но с подтекстом предлагаю я.
— А хватит ли по паре-то? — шуткой ответил Григорович.
— А мы сейчас у начштаба выясним, кому, чего и сколько.
— Да будут вам и кресты, и медали, но сильно не обольщайтесь.
— Иван Константинович, насчет крестов у меня есть одна идея.
— Михаил Коронатович, как только я слышу, что у вас очередная идея, то я не знаю даже, радоваться мне или просить отставки по состоянию здоровья.
— Я очень надеюсь, Иван Константинович, что ваше здоровье вас ещё лет двадцать подводить не будет, а идея достаточно простая. В моём времени были учреждены чисто флотские ордена и медали для награждения исключительно военных моряков. Нынешние ордена Империи, безусловно почётны, но награждать мужчину-война за проявленный в бою героизм наградой с женским именем, как-то странновато. Все привыкли, не замечают, а ведь странно.
Или польский святой, Станислав. Награждать этим орденом стали, когда Царство Польское вошло в состав империи. И оставили этот орден лишь бы гонористых пшеков умаслить. И законность власти императора над Польшей показать.
Да и остальные ордена, если вдуматься, не чисто военные, а уж тем более не флотские. И гражданского шпака могут за беспорочное перекладывание бумаг Владимиром отметить, и боевого адмирала или генерала. И мечи оба получат. Единственное отличие — бант.
Вот я и подумал, что может есть смысл помимо единственного военного ордена, которым является "Орден Святого Георгия", не будем говорить о "клюкве", учредить специальные военные награды для награждения только военных.
Для флотских можно учредить ордена в память великих флотоводцев Ушакова Фёдора Фёдоровича и Нахимова Павла Степановича. А для армии...
— Позвольте самому догадаться, Михаил Коронатович. Думаю, что вы предложите орден имени Суворова. Это первый, кто на ум приходит.
— Так точно, Иван Константинович, но хотел ещё имени Кутузова предложить. А кроме орденов, которыми только офицеров будут награждать, можно ещё медали выпустить для нижних чинов. Можно сделать двух или трёх степеней. Статут этих наград и после согласования с государем можно обдумать. Только нужно, чтобы нас армейцы поддержали.
— Сухопутные обязательно поддержат эту идею. Я в этом уверен. Кто же откажется от орденов, да ещё названых в честь таких выдающихся полководцев?!
Григорович замолчал. Определённо, в его голове уже выстраивался план, когда, к кому и с какими словами подойти. Всё-таки "особа, приближённая". Все подковёрные интриги знает. Через несколько минут раздумий Иван Константинович снова задал вопрос.
— Ну что ж Михаил Коронатович, о кораблях, проливах и орденах мы поговорили. Скажите, а каково самочувствие адмирала Сушона? Есть мысль его посетить и перевезти в столицу.
— Как сказал врач, всё худшее позади и если осложнений не будет, то через месяц будет совершенно здоров. Он и сейчас здоров, только иногда его хандра одолевает.
— Ну, так нечего было в плен попадать.
— Согласен с вами, Иван Константинович, хотя адмирала мы подобрали в бессознательном состоянии. Это его несколько оправдывает. А сейчас он уже и на сестёр милосердия посматривает со здоровым, таким, интересом и усы подкручивает.
— Завтра поглядим на этого женского обольстителя. Если здоров, то заберу его с собой.
— А когда вы намерены нас покинуть.
— Планирую сразу, после награждения отправится в обратную дорогу.
— Думаю, что Евгений Кириллович не одобрит ваше желание перевозить своего пациента в обычном, хотя и в адмиральском вагоне.
Григорович удивлённо поднял брови.
— Это главный врач флота Яблонский. Если вы ещё на недельку, конечно, не задержитесь.
— Если не разрешит сейчас, то тогда вам придётся озаботиться перевозкой Сушона в Петроград.
— Я и хотел просить вашего разрешения оставить флот на Пилкина и прибыть в столицу. Если вы мне это разрешите, тогда Сушон поедет со мной. Через одну-две недели.
— А зачем вам в Петроград? И почему именно сейчас?
— Мне необходимо побывать на заводах, которые производят вооружение новых образцов. Постараюсь решить вопросы с поставками нового оружия и обмундирования для морских пехотинцев. Именно сейчас есть на это время. Турки на море нам не опасны. Немцев утопили, подготовка морских пехотинцев отработана и продолжается. Без меня здесь легко обойдутся неделю-две.
— Говорите обойдутся, — и после небольшой паузы, — значит, поговорить, встретиться.
— Так точно.
— Тогда будем считать, что эта поездка будет служебной.
— Спасибо, Иван Константинович.
Ещё через пару минут Григорович отправился отдыхать. Да и я, если честно притомился. Да и Настёна ждёт.
За ужином мы снова встретились с Иваном Константиновичем и его свитой. Ужинали в заранее ангажированном умницей Пилкиным ресторане у Мисинского. Посторонних посетителей не было и господа офицеры несколько расслабились. Когда ужин перешёл в фазу "а давайте без галстуков, господа", мы с министром уединились на террасе, выходящей в сад. Нам принесли коньячка, соответствующей снеди и оставили в покое.
Иван Константинович стал рассказывать основные новости из Питера и с Балтики. Не забыл и про сухопутный фронт.
Питерские новости я, в основном, пропустил мимо ушей. Все эти Великие и обычные князья, фрейлины, "хруст французской булки", кто женился, кто с кем стрелялся, мне совсем неинтересно. Тем более, что основные разговоры в столице шли об императрице, её окружении и бородатом мужике, который сильно мадеру уважает. А вот то что в столице начались перебои с хлебом, меня не обрадовало. Цены на все продукты лезут вверх. А это явно, не просто так, и не само по себе. Кто-то, и я даже предполагаю кто именно, начал активные действия по смещению Николая II. На предприятиях объявились ожидаемые мною "агитаторы", и начали баламутить рабочих. До массовых забастовок и демонстраций протеста пока дело не доходит. Пока бастуют мелкие предприятия. Причём как-то очень "по графику". Похоже, кто-то проводит тренировки, и большевики тут ни при чём. Из известных мне фамилий никто не засветился.
А вот новости с фронтов и с Балтики для меня были не только интересны, но и важны.
Как рассказал Иван Константинович, на Балтике тактическое затишье, и у адмирала Канина наступила передышка. После взятия Шавли и Либавы Северный фронт встал. У генерала Гурко забрали все резервы и отдали Юго-Западному фронту. Войска зарываются в землю с обеих сторон. Западный фронт кое-какие телодвижения своим южным фасом ещё делает. Там 4-я армия генерала Рогоза смогла дойти до Брест-Литовска, обойти его с севера, и при этом освободить Гродно и Белосток. Но, в целом войска генерала Эверта не справились с поставленной задачей. Ковно так и не взяли, остановились в тридцати верстах южнее города, выйдя на берега Немана.
Успешно наступают только войска Юго-Западного фронта. Взяв Львов, Перемышль, Люблин, Брусилов рвётся через Западные Карпаты на Среднедунайскую равнину. А там и до Будапешта рукой подать. Нам бы радоваться по этому поводу, так нет же. Сейчас в Ставке у всех, включая Верховного жуткая головная боль, и всё из-за Румынии. Мамалыжники почувствовали слабость австрияков и теперь желают влезть в драку, но только для того, чтобы поучаствовать в дележе пирога.
— Вот только наш генералитет не в восторге от их желания, — закончил повествование Григорович.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
