Неудачная реинкарнация-3. Андроид

— Вперед, ребята! — рявкнул головной. — Замыкаем колечко и не выпускаем! На этот раз они попались! 6613, смотришь за спинами!

Бронированные бойцы с топотом развернулись в цепь, экономной трусцой двинулись на баррикаду, перекрывающую улицу. Передовые вели огонь на ходу, ящики по верху баррикады разлетались с грохотом... Профсоюзная война во всем своем жестоком великолепии. Если верить опыту предыдущих жизней — завершающая ее фаза. Если дошло до баррикад — значит, рабочие не добились своего, и сейчас их убивают. А там, за баррикадой, профсоюзные боевики сейчас ценой собственных жизней дают возможность уйти рядовым бойцам, скрыться в необъятном муравейнике плавней... бойцам и профсоюзным лидерам. Чтоб не угасла традиция, чтоб было кому в следующий раз поднять людей на борьбу.

Из-за баррикады вылетели, кувыркаясь в воздухе, дымовые гранаты и разорвались, парочка в рядах бронированных армейцев, но остальные почему-то намного дальше, почти у летающей платформы, как будто не рассчитали расстояния невидимые метатели. Бойцы заперхали, с руганью надвигая воздушные фильтры, он же задержал шаг, а потом и вовсе двинулся обратно. Знал он этот фокус, и даже сам применял, когда был с той стороны. Не промахнулись профсоюзные метатели, все правильно сделали. Дают последний шанс лидерам ускользнуть из западни. Тут они где-то притаились, рядом с платформой. И сейчас под прикрытием дыма лидеры попробуют исчезнуть в человеческом океане плавней. Наверняка и все подгляд-камеры в округе заранее расколочены. Только не получится у профсоюзных лидеров. Учли военные прошлые ошибки, подстраховались...

Они прятались за легкой ширмой уличной кафешки, по-местному пробегаловки. Несколько женщин и мужчин, по-разному одетых и вооруженных. Наверняка профсоюзные лидеры, некому больше. Дождались удобного момента. Сорвали ширму, чтоб бежать за дымом... и обреченно замерли. Потому что вдруг опустился дым, и выступила из него страшная фигура бойца в сплошной броне, с метателем под правой подмышкой. И прицельное забрало уже активировано. Но не боец их заставил замереть. Профсоюзные лидеры — отчаянные люди, им нечего терять, на бойца-одиночку могли и с голыми руками броситься. Но за его спиной бесшумно развернулась боевая башня летающей платформы, и спаренные стволы зенитной пушки дрогнули, шевельнулись и уставились точно на группу беглецов. Сюрприз, боевики! Охранный стрелок! Наверняка высунулся из башни, закусил от напряжения нагубник воздушного фильтра, хищно уставился на беззащитные цели сощуренными глазами!

Он вдруг захотел увидеть, что происходит за спиной. Захотел, и все тут. Мучительно напряг непонятно какие мышцы... и перед глазами словно зеркало заднего вида засветилось. Точно, торчит в башне стрелок, лицо искажено от напряжения, шевельнись — и полоснет свинцовым ливнем, разнесет на клочья и боевиков, и пробегаловку всю!

Он плавно, плавно-плавно развернул метатель. Так же под мышку, но — раструбом назад, за спину. Навел прицел — странно было целиться через зеркало заднего вида, но возможно, почему нет — и нажал на спуск. Успел увидеть, как полыхнула и скрылась в огне боевая башня, мгновенно развернулся, припал на колено и отправил вдогон еще заряд для верности, но уже с правильным прицелом, глазами. Потом отпрыгнул назад, втолкнул беглецов обратно в пробегаловку. И уставился на заднюю сплошную стену. Сплошную. А должны быть по правилам проходы. По старым, еще от начала профсоюзного движения, правилам. Чтоб можно было бунтующим рабочим с одной улицы-кишки на другую перебежать незаметно и скрыться в необъятном районе плавней. И портовым контрабандистам проходы требовались, и продавцам нелегальной малой информтехники... Однако их нет. И что делать? По улице профсоюзным лидерам не уйти, потому что уже разворачивается-замыкается второе кольцо окружения. По этой — нет, а вот соседняя, кажется, ведет к порту... Он вызвал на забрало план-распорядиловку операции... точно, к порту. А стенка? Понятно, что сплошная, но что за ней? Хватит ли детализации посмотреть? О, хватает. Хе. С той стороны — спортзал школы боевых искусств! Замуровались гаденыши-рукопашники, на старые профсоюзные традиции наплевали с шипением! Ну, сейчас увидят мастера, чего стоит их искусство против армейского метателя!

— Оружие отдай, быстро! — прошипели у него за спиной и даже ткнули чем-то твердым в шею.

Он развернул голову посмотреть, кто там такая дурочка. Зеленоглазая малышка яростно целилась в него из, смешно сказать, игломета.

— Игломет броню не берет, — заметил он. — И у меня оружие — именное. Я выстрелю, ты нет.

— Проверю! — кровожадно пообещала малышка.

— У тебя нет зарядов, — безжалостно сказал он. — Были бы — сразу б выстрелила. Профсоюзные боевики не разговаривают, они стреляют, так у вас говорят?

Развернулся к взбешенной нюйке спиной, выбрал правильный заряд и шарахнул по стене. Образовался внушительный проем и дополнительной опцией — клуб едкой пыли. Он вопросительно посмотрел на боевиков. Те быстро переглянулись.

— Принимаем помощь, — согласно качнул пальцами здоровяк самого простецкого вида. — Принимаем всю. Идем, Робкая Весна потом пошипит, в безопасности. В безопасности шипеть удобнее, да-нет?

По лицам боевиков скользнули мимолетные улыбки, зеленоглазая Робкая Весна возмущенно запищала... и в следующее мгновение первой нырнула в пролом. Ладная фигурка в серебристом комбинезоне скользнула в пыль стремительно и уверенно, он даже мимолетно удивился, что молоденькой девчонке позволили идти первой, никто не возразил. Значит — не так проста зеленоглазая красотка, доверяют ей. Жизни, между прочим, доверяют. Зря он к ней спиной поворачивался, выходит, необдуманно...

Учеников в спортзале не было. Понятно, кто станет проводить занятия с элитным составом, когда в плавнях баррикадные бои? Так что учеников не было, а тренеры были, потому что жили они тут, при школе. Ну, так называемые тренеры. Тренеры-соблазнители, если уж честно. Знавал он эту школу в прежних реинкарнациях. Арктур, конечно, меняется, но в частностях, а в целом — куда б она делась, школа, если есть спрос? А спрос был, и немалый, потому что обучали в ней тех, кто не обладал от природы силой. Подростков-транссексуалов, тощих узколицых островитян... но в основном женщин, конечно. Юных женщин. Стройных, гибких нюек. И не все из них — бедные. Соответственно и тренер не всегда — только тренер... Вон они стоят, все пятеро, смазливые как на подбор, полураздеты вызывающе, готовы к бою. Тренеры-поглаживатели, чень-члень... Официально — школа танца, да, но — боевого танца. Такого, в котором и отравленным шипом могут поцарапать, и едальной палочкой в горло ткнуть. А тренеры вообще стрелять приготовились. В плавнях, конечно, запрещено иметь стрелялки, но кто бы его соблюдал, запрет? Как говорится, запреты — оружие власти. Потому в плавнях стрелялку могли запросто сделать из кухонного комбайна и поломоечной машины, еще и стрелять будет не хуже заводской. Вот из таких и собрались тренеры стрелять по непрошеным гостям. Может, и пальнули бы, но быстро передумали, когда шагнула в проем усыпанная пылью бронированная фигура армейца-штурмовика. Посмотрели на раструб метателя и передумали. Впрочем, и поклониться, пальцами приветливо шевельнуть тоже не соизволили. На пролом обиделись? А не надо было тайные проходы заделывать, профсоюзным боевикам пути перекрывать!

Он протопал мимо, даже не удостоив взглядом. Не любил он боевые школы, во всех реинкарнациях не любил. Первые поставщики бандитов, вот кто они. И держатся всегда в стороне от профсоюзных интересов, закрытой общиной. А мир — он суров, от него в общине не скроешься! Не встал на сторону профсоюзов — значит, помог полицаям-дознавателям! Хоть на Арктуре, хоть на той же Земле.

Робкая Весна — вот же подходящее имя для зеленоглазки! — метнулась серебристой молнией к входной двери. Он бы на ее месте не спешил, опасно спешить в плавнях. Улица — значит, подгляд-глазки полицайские на каждом углу, программа опознания лиц профсоюзных боевиков сразу зацепит, и потом не скрыться! Но Робкая Весна на своем месте тоже не стала спешить, умница, приникла к ширме, замерла. Он торопливо загрохотал к ней. Спешить не стоило, но и стоять смертельно опасно, сейчас на баррикаде затопчут штурмовики-армейцы профсоюзных бойцов, развернутся и увидят, что горит боевая платформа. И побегут выяснять, кто поджег, как и куда посмел скрыться. Может, уже бегут.

Он быстро оглядел профсоюзных лидеров. Они ответно — его. Три женщины и двое мужчин. Робкая Весна — ну, зеленоглазая нюйка уже знакома, почти подруга; высокая, поразительно красивая женщина с суровым скуластым лицом; безобидный толстяк, похожий на грузчика из какой-нибудь пище-сидельни; высокий маскулин с военной выправкой, лицо обезображено страшными шрамами; и невозможная для такой компании тихая, неприметная бабушка, коридоры в гостиницах такие протирают за еду из самой дешевой пробегаловки... Опа, а ведь не Толстяк тут главный. Вон как прикрывают все высокую красавицу, незаметно даже от нее, но прикрывают, следят, берегут взглядами. Он пристально всмотрелся в такое строгое, высокоскулое, такое странно знакомое лицо...

— Куда поведешь нас, киборг? — спросила женщина настороженно.

Он даже не удивился. Видимо, чего-то такого гадкого внутренне от жизни и ожидал.

— Я не киборг, — все же сказал он.

— У тебя глаз на затылке! — злобно заметила Робкая Весна.

— У меня глаз, у всех глаз, — хладнокровно возразил он. — Камера называется. Только у тебя в брехальнике, у меня в голову вмонтирована. Разница в чем?

— И кожу не разрезать, и кости ничем не поломать!

— И не надо кожу резать, мне целой больше нравится, — рассудительно заметил он. — Подумаешь, кожа. Впрыснули химию-гадость, и стала твердой кожа. Накачали препаратами, и окрепли кости. Разница — в чем?

Робкая Весна чуть не задохнулась от возмущения.

— Злить зеленоглазку — веселое занятие, всем нравится, — с неуловимой улыбкой сказала высокоскулая красавица. — Но — потом. Сейчас убегать быстро-быстро. Куда поведешь нас, киборг? Без тебя не пройдем по плавням, зажали нас армейцы.

— К порту, — вдруг подал голос толстяк. — Братья там. Укроют от беды.

— К порту ведешь, мастер Мень! — тут же решила женщина. — Киборг рядом, вместо пропуска!

— Лицо закрой, Кошка Мэй! — вырвалось у него вдруг. — Приметное лицо, программа издалека зацепит!

Женщина еле заметно дрогнула, уставилась пристально.

— Знаешь меня?

— Знаю, — вздохнул он. — Не помню, но знаю. Так странно...

Кошка Мэй подарила ему сочувственный взгляд, кивнула своим мыслям, словно поняла что-то, огляделась в поисках подходящей тряпки... Время ощутимо поджимало, он снял прицельный щиток, переключил его в затемненный вариант и осторожно надел женщине на голову. И первым вышел на пустынную улицу.

Глава третья, в которой выясняется, что бабушка — очень непростая бабушка, и еще что голубоглазые блондинки — не всегда дурочки

Он предполагал — не пройти им свободно до порта. Армейцы — сила! И много их. И леталок у них много, запросто все улицы перекроют. Оказалось — вполне возможно двигаться. Опасно, очень опасно, но можно. Странная группа в сопровождении бронированного штурмовика сильно бросалась в глаза всем, а значит, и операторам станций слежения в плавнях тоже. Но — не только они шли по улицам. Плавни обширные, и когда в одном квартале бьются на баррикаде профсоюзные боевики, в других продолжают работать цеха, маскулины торопятся на смену, в пробегаловках быстро кормят неприхотливых едоков, нюйки куда-то спешат яркими стайками, продавщицы-уговорщицы выступают из многочисленных магазинчиков чуть ли не под ноги... Большие они, плавни, очень разные, и интересы жителей тоже очень разные, не всегда с профсоюзными целями совпадающие.

Но что заметил он — им помогали. Неприметно, опасливо, но помогали. Иначе не прошли бы к порту без затруднений. Тем помогали, что многие вышли на улицы с прикрытыми лицами. Вроде как случайно лица прикрыты, ни в чем не обвинишь, а системы слежения уже путаются, перегружаются ложными целями. И камеры через одну заляпаны. Может, подростки пакостили, может, еще кто безобидный, а идти неузнанным уже проще. И смотрящие за кварталами как бы в упор странных пешеходов не видели. Стояли на углах внимательные маскулины, все из себя уличные бойцы, следили за прохожими подозрительными взглядами — но странную группу как бы не замечали. И внимания не обращали, как они укрывались в пробегаловках, когда на улице показывались бронированные армейские колымажки патрулей. А ведь могли пальцами незаметно патрулям указать, и конец тогда беглецам. Но не указывали. Это при том, что смотрящие в целом жителей своего квартала знали в лицо. Со стороны кажется, что плавни переполнены людьми, так оно и есть, только все они — местные, и всех смотрящие за кварталом знают. Дорого ездить на работу, дорого и неразумно, потому в плавнях рядом с работой живут, здесь же в пробегаловках кушают, в пище-сидельнях отдыхают... как бы отдельные, довольно замкнутые мирки в городе-планете. И никто из этих мирков не вступит в сотрудничество с властями. Плавни живут по традициям, не по сговору с властями, то всем известно. Господари с одной стороны, белхалаш с другой, и не пересечься этим мирам... в отличие от Земли. Там почему-то всякий белхало мечтает в господарях оказаться, мечтает, подражает и сотрудничает.

Шли долго, больше часа. Плавни большие, а порт далеко. Но вот пошли один за другим ангары-склады, охранник портовый безразлично отвернулся, словно не увидел никого, поднялись в небо серебристые манипуляторы быстроразгрузчиков, и йодом пахнуло в лицо, водорослями и соленой водой... и тут толстяк Мень остановился. И беглецы остановились мгновенно, сдвинулись в тень склада и замерли.

— Братья, — сказал странным голосом мастер Мень, словно плакал. — Братья... как же так...

У дальнего склада за погрузочной площадью сновали штурмовики, вытаскивали тела и бросали на полимерку. Много тел. В основном — штурмовиков. Но отдельно, в стороне — несколько обожженных, изуродованных гражданских. Братья загадочного толстяка Меня заставили штурмовиков заплатить за свою смерть небывало высокую цену.

Они молча смотрели на свою погибшую надежду. Следовало уходить, пока штурмовики не обратили на них свое вооруженное внимание.

— Вот и нет у нас воинов ордена динго, — тихо сказала Кошка Мэй. — Ведь нет, мастер Мень? И с профсоюзами связи нет, разгромлены профсоюзы... Проиграли мы, братья. Без помощи — недолго продержимся.

— Я еще здесь стою! — глухо сказал толстяк. — И еще как стою! Не пройдут армейцы!

— Пройдут, мастер Мень, — возразила Кошка Мэй по-прежнему тихо. — У них — леталки, огонь-заряды, и много их. А у нас даже иглы кончились. Еще как пройдут.

Толстяк открыл рот, чтоб ответить... и вдруг прыгнул, неожиданно легко и проворно прыгнул, сбил с ног Кошку Мэй, а за ней следом и Робкую Весну. А потом поднялся грозным воином. Но за мгновение до прыжка толстяка он заметил странное текучее движение на стене склада и не задумываясь всадил туда пакет игл. Видывал он подобное в прошлых реинкарнациях, ну совсем не меняется Арктур! Взвизгнула рикошетами твердая сталь, и выпали в видимость несколько фигур... балахонники! Убийцы на службе господарей, мастера боя в почти невидимых костюмах, карающая смерть для профсоюзных лидеров! Но сбил Кошку Мэй толстяк с ног, и Робкую Весну сбил, и промахнулись балахонники! А потом бабушка Нико неразличимо махнула рукой, и упал балахонник. И другой упал тоже. И двоих еще он забил из метателя, не пожалел зарядов. Последнего балахонника поломал толстяк Мень, голыми руками поломал. А урод Чень как встал над Кошкой Мэй, так и не двинулся с места. И лишь когда закончился скоротечный бой, убрал призрачный полог, защищающий скуластую красавицу. Получается, берегли Кошку Мэй беглецы, больше своих жизней берегли. И кто она тогда? Понятно, что Кошка Мэй, но — кто еще? Он, как ни напрягался, так и не вспомнил, откуда ее знает. И кто она такая, тоже не вспомнил.