— Сидите, бля, — задушевно начал разговор самый приблатнённый из них, видимо главный, — пьёте бля, суки городские. Нет, чтоб нас угостить. И девок нам уступите на полчасика, много их у вас тут.

— Придётся драться, — шепнул я Андрею, — этих словами не проймёшь. Бери на себя старшего, а мы остальных разберём, — мигнул я Сане и Виталику.

— У одного нож в руке, — так же шёпотом ответил мне Саня, — надо что-то тяжёлое против него.

— Вот что, девочки, — громко сказал я, игнорируя слова приблатнённого, — сидите здесь и никуда не дёргайтесь, а мы пойдём порешаем вопросы с местным активом.

— Ты чё? — перешёл на повышенные тона главарь. — Ты кого щас активом обозвал? Да мы щас вас всех пассивом сделаем!

— Отойдём в сторонку, — предложил я, — вон там под фонарём удобно будет. А ты бы убрал ножик, — это я адресовал парню с надвинутой на нос фуражкой, так он, видимо, представлял себе знатного авторитета.

— Ну давай отойдём, — сплюнул сквозь редкие передние зубы старший.

Я мимоходом отметил, что зубы у него очень подозрительно разрежены в передней части челюсти — так их выбивают у опущенных на зоне. Но эту тему пока развивать не стал, а попытался выехать на чистый базар.

— Меня Веней зовут, а тебя как? — спросил я у старшего.

— Молоток я, — очередной раз сплюнул старший.

— Так вот, Молоток, чо ты не понятиям наезжаешь?

— А ты кто такой, чтоб про понятия разговаривать?

— Два друга детства отсидели на малолетке, от них и знаю. Сначала ж надо прояснить, с кем дело имеешь, кто где чалился и каких корешей имеет, а уж затем включать третью передачу.

— Да мне пох, кто ты и твои кореша, здесь мы главные! — гордо заявил Молоток, — я говорю, вы делаете, вот и весь наш сказ.

— Походу придётся драться, — сказал я сквозь зубы Андрею, — работаем по нашему плану — твой Молоток, мой тот, что с ножиком, остальное по обстановке.

Андрей согласно кивнул и встал в боксёрскую стойку, сзади подтянулись уступом Саня с Виталиком, а я стоял один чуть левее их.

— Ну ты, сука, — громко выкрикнул я старшему, — умеешь предъявы кидать, умей и отвечать.

И кинул камень, подобранный мной по ходу дела, в парнишку с ножиком. Попал прямо в лоб, оттуда потекла кровь, он пошатнулся, зажал рану рукой, и отчётливо видно было, что из игры он выбыл.

— Ты чо творишь, падла? — взревел старшой, — ты зачем камнями кидаешься?

— По понятиям вид единоборства выбирает тот, кого вызвали, — спокойно объяснил я, — мы выбрали камни, какие блять вопросы?

Тут старшой уже окончательно перестал контролировать себя и с диким рёвом кинулся на нашу группу. Его встретил Андрюха двойкой в челюсть и в печень, и оба удара пришлись вскользь. Я только успел подумать, что мастера спорта ему рановато дали, как он с разворота пробил ещё раз и на этот раз угодил прямиком в нос Молотку. У того обильно потекла кровь и Молоток явно поплыл.

Но долго размышлять на эту тему мне не пришлось, потому что слева налетел один из двух оставшихся непоименованными блатарей. И попытался завалить меня на пол броском в ноги — борец что ли попался... не завалил, я успел отпрыгнуть назад, а в прыжке угодил ногой ему куда-то по черепу, и этот пацан тоже отключился на какое-то время. Виталику с Саней достался последний неповреждённый боец.

— Слышь, ты, — сказал я ему, — терпила — все твои кореша вырубились, так что если хочешь лечь рядом с ними четвёртым, давай. А не хочешь, так мы тебя отпускаем, забирай эту падаль и вали на все четыре стороны.

И парнишка этот не выдержал, двоих он поддерживал с разных сторон, а главарь сам поковылял, так они и скрылись в темноте.

— —

Вся это канитель длилась, как оказалось, не больше двух минут — с нашей стороны рваные раны получили Саня и Андрей

— Наверно пора проводить дам, — сказал я, — прогуляемся до лагеря — есть возражения?

Возражений не последовала, и я галантно предложили дамам руки. Саня прихватил с собой бутылку с остатками спирта, а я Кечкемет, там почти треть осталась.

— Какие вы лихие ребята, — сразу начала восхищаться Лена, когда мы ещё не миновали баню. — За пять минут уделали этих урок!

— На нашем месте, — скромно потупил я очи долу, — так поступил бы каждый... каждый нормальный мужчина, верно, Саня?

— Абсолютно, — моментально откликнулся он.

— Вы наверно единоборствам обучались? — это уже Оля задала вопрос.

— Конечно, — нагло соврал я, — Саня каратэ кёкусинкай, я ушу изучал в формате Тан-лан-цюань, Андрей у нас мастер спорта по боксу, а насчёт Виталика я не в курсе, но куда-то он тоже ходил.

— Ну вы мужчины! — начала восторгаться Таня, — с вами не страшно.

— Само собой, — степенно отвечал Санёк. — Мы такие.

Некоторое время шли молча, огибая высокий холм, а потом Лена вдруг задала неожиданный вопрос:

— А вот насчёт лагерей...

— Да-да, что там насчёт лагерей? — подогнал её мысли я.

— Если бы вот ты, Веня, вдруг перенёсся на 50 лет назад в этот лагерь — ты бы как, сдюжил там за колючей проволокой?

— Сложный вопрос, — попытался собрать мысли я, — я не знаю... для этого надо туда попасть сначала, а там видно будет.

Вопросы у девочек закончились, мы их сдали с рук на руки директрисе лагеря, оставив в качестве бонуса недопитую бутылку вермута, а сами вернулись на свою базу. Тут Виталиу вспомнил одну подробность:

— На дорожку, — сказал он, — этот самый Молоток пообещал, что мы ещё встретимся.

— Ну это явно не сегодня будет, — отвечал Саня, — а сегодня давайте что ли в картишки перекинемся, да и спать пора.

Сели в столовой за стол, сочинили пулечку — Ленинградка, десятерная вистуется, прогрессия в распасах арифметическая ограниченная, первый ход в светлую, за туза из прикупа ничего не пишется, по копейке за вист. По жребию за рамками игры остался Виталий, ему и поручили прибрать остатки ужина, а оставшийся спиртик естественно разлили по стаканам, не пропадать же добру.

И вот сидим мы и режемся в преферанс, и мне постоянно удача подкидывает шикарную карту — ладно бы стандартные шестёрки-семёрки, а то ведь две девятерных подряд сыграл без малейших шансов у соперников. И в качестве венца, так сказать, творения мне приходит абсолютно железный, пуленепробиваемый мизер. Даже и без прикупа... перебивать никто не решился, я посмотрел на прикуп (два короля), сбросил его обратно и мы начали. Но доиграть не успели, потому что Виталик, который сидел в это время на скамеечке и докуривал очередную беломорину, позвал нас взволнованным голосом:

— Ребят, гляньте, что на небе творится!

Отвлеклись от игры и присоединились к Виталику — зрелище и вправду было весьма занимательным, потому что на небе в это время происходил запуск космического корабля. Ей-богу не вру... такое сложно с чем-либо перепутать. Маленькая блестящая жучка медленно, но уверенно ползла по диагонали из левого нижнего угла в правый верхний, а от неё в обе стороны расходилось что-то вроде волн от лодки на реке. Светящихся волн. Примерно на середине этого пути от жучки отвалилась половина и пошла по баллистической траектории вниз, очевидно первая ступень отделилась. А уже на самом верху и вторая ступень вниз пошла, причём в нашу приблизительно сторону. И всё это в абсолютной тишине, которую разбавлял только стрекот кузнечиков.

— Да уж, красота это страшная сила, — это всё, что я смог подобрать. — Однако пойдёмте пулю доигрывать что ли.

Остальные даже и пары слов связать не смогли, прибитые величественным зрелищем. Вернулись к столу, но карты оказались смешаны, так что выиграть тот бетонный мизер мне не было суждено, но я даже и не расстроился ни разу... но это ещё не вся история про ракету — примерно через полминуты после нашего возвращения за карточный стол мы услышали громкий звук типа взрыва.

— А ведь это примерно в той стороне, куда ступень ракеты падала, — заметил я, — где-то на берегу реки.

— Айда посмотрим, — азартно сказал Виталий, — никогда не видел упавших ступеней ракет.

— Притормози, — рассудительно ответил ему начитанный Андрей, — что такое гептил, знаешь?

— Нет, — со вздохом признался тот, — расскажи.

— Так вот, это ходовое название несимметричного диметилгидразина, этой хренью у нас заправляют почти всю космическую технику.

— И что в нём такого плохого?

— Сильный канцероген и вообще очень токсичная штука — умереть не умрёшь конечно, но разных болячек можешь нажить очень много. Так что я бы не советовал соваться на место падения, пусть там ребята из химзащиты поработают сначала.

На этом, собственно, этот длинный и насыщенный день для нас завершился, и мы дружно улеглись спать. Я лично отрубился за секунды, несмотря на гептиловые страшилки...

ИТЛ

А утречком раненько я проснулся самым первым, ещё и шести на часах не было, я всегда поднимаюсь в это время, сам не знаю почему. Растолкал Саню, нас же двоих вчера назначили дежурными по кухне. Мы быстро натаскали воды, затопили печку-буржуйку и поставили котёл греться. Я тут же по-быстрому объяснил Сане технологию варки пшённой каши, а сам взял удочку и поспешил на ветлужский берег — надо ж было проверить, что тут за рыба водится, а проверять это лучше всего на утренней зорьке.

По дороге к реке на меня опустился и застыл густой-прегустой туман, ножом его можно было резать и раскладывать. Но просёлок, ведущий на берег, всё же разглядеть было можно без особых усилий, я и топал по нему без задержки. Обогнул старицу, про себя отметил, что она как будто вдвое шире стала, вышел на бережок, да и закинул свою удочку, поплевав на червя на удачу.

Клевать начало сразу и без перерывов, так что за какие-то полчаса я выудил пяток карасей, двух средних размеров щучек и одного, но очень приличного судака. Во прёт, подумал я, складывая улов в пакет, не наврал ведь Виталик. На вес получилось килограмма четыре, если не пять. Хватит на два обеда как минимум. И я собрался в обратный путь, благо туман начал рассеиваться, но тут моё внимание привлёк странный объект, медленно плывущий мимо меня по реке.

Эге, а ведь это утопленник, подумал я, и тут две половины моего сознания начали интенсивный диалог.

— Вали отсюда, Веничка, со страшной скоростью, — взволнованно сказала одна половина, — ничем хорошим для тебя лично и для всей остальной вашей компании не кончится. Быть свидетелем это очень дурное занятие, и при этом не надо забывать, что из свидетеля тебя запросто в обвиняемые могут переквалифицировать.

— А вдруг он живой ещё? — парировала вторая половина, — ты же советский человек, Веня, как ты можешь бросить другого советского человека в беде?

— Да какой нахер живой, он же раздулся, как дирижабль, — возразила первая половина, — он дохлый уже несколько часов.

— И всё равно негоже убегать, как заяц, от непредвиденных ситуаций, — стояла на своём вторая половина, — карма у тебя испортится напрочь от этого. Будешь потом ходить с кривой кармой.

И убедила таки она меня, вторая позитивная половина, я зашел по колено в воду, зацепил это тело за одежду и вытащил его на песчаную косу. Перевали на спину, попробовал найти пульс на шее и на руке, естественно ничего не нашел, а потом решил проверить, что у него в карманах. Сам не знаю, зачем... ну чтобы координаты какие-то определить, вдруг там документы какие лежат или записная книжка. Проверил фуфайку, он был в неё одет, обычную отечественную фуфайку серого цвета, ничего не нашел, и в этот момент сзади раздался голос, низкий и невежливый:

— Ну ты, чмо — медленно встал и задрал руки кверху!

Я медленно, как и было сказано, обернулся, увидел двух странно одетых граждан, один из которых целился в меня из винтовки тоже очень странного вида, а второй просто стоял рядом и делал суровое лицо. Меня полностью убедила винтовка (Мосинка что ли, всплыло в памяти), а не тон гражданина, поэтому я встал и высоко поднял руки над головой.

— Ты кто такой нах? Что здесь делаешь? — задали одновременно два разных вопроса эти двое.

— Веней меня зовут, студент я, общежитие в Лядах ремонтирую, — ответил я сразу на оба вопроса, но, как видно, нисколько не рассеял опасений суровых граждан.

— Какое общежитие, бля, какие Ляды? — начал тот, что был без винтовки, — сроду там никаких общаг не было.

А второй продолжил: — А утопленника ты нахера шмонал?

— Я не шмонал его, а проверял, есть ли пульс, товарищ... а как вас зовут-то? — решил установить более тесные контакты я.

— Я отделенный командир НКВД Симонов, — представился он, повергнув меня в глубокую прострацию — какое нахрен может быть НКВД в 1986 году? — Документы есть?

Я очень медленно опустил одну руку и проверил карманы, не было там никаких документов.

— Все бумаги в Лядах остались, — сообщил им я, — можно туда пройти и убедиться.

Про НКВД я пока предпочёл ничего не озвучивать, а то ведь эти ребята и шлёпнуть могут меня прямо на берегу Ветлуги, с них станется. Пораскинул мозгами и тут же вспомнил про вчерашнее падение ступени ракеты, может с ним как-то связаны эти странные вещи.

— А какое сегодня число? — задал я наводящий вопрос сразу обоим бойцам.

— Двадцать второе июня, — без задержки сообщил старший.

— А год какой? — продолжил допытываться я.

— Во даёт студент, — развеселился тот, что с винтовкой, — отмечал что ли чего вчера?

— Да, было дело, — признался я, — перебрал чуток.

— 1939 год, — сообщил мне старший. — Ещё вопросы есть?

— Вопросов нет, есть просьба — опустите винтовку, пожалуйста, — обратился я ко второму, — а то нажмёте случайно на спусковой крючок, и не с кем вам больше будет разговаривать.

— Опусти винтовку, — скомандовал старший младшему, — а ты отойди от трупа на два метра и вытаскивай всё из карманов вон на то бревно.

Я сделал, что было сказано, в карманах у меня кроме зажигалки и штопора, которым мы вчера открывали вермут, ничего и не обнаружилось.

— Удочка ещё моя вон там лежит, — показал я на берег, — и банка с червями. Вот и всё.

— Борисов, проверь, что с утопленником, — приказал Симонов, а сам приблизился к моим вещам, взял в руки каждую, а потом продолжил, — значится так, студент Веня, сейчас мы тебя отконвоируем в наш лагерь, дашь там показания под роспись, а дальше на месте решим, что с тобой делать?

— Да почему конвоировать-то, товарищ отделенный командир, — счёл нужным включить слезу в голосе я, — что я сделал-то такого? Нарушил что-нибудь?

— Ты находился в режимной зоне без разрешения, это раз, — начал перечислять Симонов, — и пытался обшарить утонувшего гражданина, а это мародёрство, это два. Борисов, что там у тебя?

— Это Пасечник из четвёртого барака, неживой, — сообщил тот, — далеко не убежал.

— Оттащи его подальше от воды, надо будет телегу прислать, а мы идём в лагерь. Удочку можешь взять с собой.

— Может сразу в Ляды? — предложил я, — там и напарники мои подтвердят все мои слова.

— Поговори ещё у меня, сука, — грубо сказал тот, что с оружием, и я почувствовал довольно сильный тычок в спину, дулом ведь тыкает, гад, подумал я.

Лагерь, как я и предполагал, оказался совсем не таким приветливым, как вчера, а оказался он таким, как его Виталик описывал — колючая проволока, вышки с охранниками, лай собачек и запах чего-то протухшего. Меня остановили около ворот, старший, который отделенный командир Симонов, поговорил вполголоса с дежурным на входе, ворота со страшным скрипом отворились, и я оказался внутри.