Сердце пропустило удар, и грудь, будто иглой кольнуло. Резко развернувшись и заозиравшись, никого не увидел, но от этого стало ещё страшней.
— Кто здесь? — тихо спросил я, продолжая насторожено озираться. Отбросив арбалет и перехватив удобнее копьё, уже более требовательно крикнул. — Кто здесь, выходи.
Не дождавшись ни какого ответа, осмотрелся магическим взором; но рядом было только две небольшие ауры, не больше крысы или ежа. Бесовщина какая-то — пронеслась мысль. И тут меня прошиб холодный пот — магия. Я ведь кучу магических вещичек нахватал в пещере, но я же ничего не трогал голыми руками, всё ножом или тряпкой, только меч да кольцо, но в них магии не было видно.
Задумавшись, что делать, глянул на кольцо, и удивленно уставился на него. В магическом зрении, кольцо, прежде видевшееся, будто из плотной белой дымки, теперь было серым, мигающим радужным переливом вместе с ударами моего сердца.
Тупо смотря на него, я подумал. — Это кольцо со мной разговаривало?
И снова вздрогнул, от звука голоса звучавшего непонятно откуда.
"Нет. Кольцо Привязки служит материальным якорем для каналов связи постоянного контакта, и имеет ряд соответствующих функции с интерфейсом ментального типа. Функций поддерживавших общение не имеет".
— А ты кто? — спросил я, думая, что делать, снять то кольцо не получилось, слишком узкое — усохло что ли?
"Центральный Координатор собора Озёрный".
Несмотря на то, что было неясно, что мне делать — на сердце отлегло; теперь хотя бы ясно, что со мной говорит кольцо, а не бестелесный воздух. Палец рубить не хочется, да и вреда вроде нет, болтает — ну и пусть болтает, душу ведь продать не просит. А может что полезное скажет, вроде того как кольцо снять. Тут же задав этот вопрос, я получил ответ.
"Кольцо Привязки управляется ментально непосредственно оператором"
Ментально — это мыслями значит. Тут же не откладывая решил попробовать, мысленно приказал кольцу сняться, и потянул его, но кольцо уперлось и не слезало. Почесав тыковку, всё же догадался, что надо приказать расширится; и как только я это приказал, кольцо, мигнув радужным переливом, за одно мгновение расширилось раза в полтора. Сняв кольцо, и облегченно вздохнув, посмотрел на него; и, передумав выбрасывать, одел обратно, — чтоб не потерялось. Вреда вроде никакого, а если что то будет не так то и снять можно, а уж то, что с ним говорить можно, вообще чудеса. А может оно ещё что умеет или знает, так ведь оно только что про какое-то наследство заикалось — это уже интересно.
— А что ты про наследство говорил? — спросил я, усевшись на подвернувшуюся корягу и уставившись на кольцо. Не то чтобы мне это было так уж интересно, просто хотелось хоть что-то спросить, — на душу легла тягостная усталость вперемежку с таким же тягостным облегчением, надоело за три дня вздрагивать от каждого непонятного звука.
" Должен сообщить, что вы являетесь потенциальным наследником, иерарха третьего ранга, Исполняющего Обязанности Координатора Колонии Неогея, ария Римура орНитара. Должен сообщить, что в связи с тем, что вы не являетесь верумом, в праве наследования вам отказано".
Ответил голос. Половину слов я не понял, но то, что наследства мне не видать ясно как день. Ведь в конце чётко было сказано — "в праве наследования отказано".
— А что кроме как разговаривать может кольцо? — спросил я.
"Кольцо Привязки имеет: функцию поддержки постоянных астральных и энерго-эфирно-линейных каналов связи, функцию шифровки-дешифровки, функцию контроля уведомления и зашиты, функцию ментального ретранслятора-преобразователя слуховых и зрительных образов".
Белиберда какая-то — подумал я, и задумался, о чём ещё можно его спросить. Да именно его, так как о кольце он говорил как о чём-то отдельном, а о себе как о мужчине, точнее голос у него был мужской.
— А ты в магии разбираешься, может заклинания какие знаешь? — задал я волнующий меня вопрос, и даже дыханье затаил.
"Информация по магическому искусству и алгоритмам расчетов энергоплетений имеется. Должен предупредить, с вашим статусом вам доступна лишь общедоступная информация. Значение слова "заклинания" — мне неизвестно".
А следом раздался женский голос. "Предупреждение — ваш манозапас минимален; рекомендация — прекратить сеанс связи".
Чудненько, оно ещё и о магии рассказать может, а то, что не все расскажет, так мне и чуть-чуть в радость будет. Не знает слово, наверно древние по-другому заклинания называли, надо у бабы Вары спросить, может она знает. А о чем женский голос предупреждал, не понял, но раз сказал прекратить, значит зачем-то надо.
Решив идти дальше — подумать и на ходу можно — встал. В глазах у меня потемнело, и я сел обратно да головой потряс. Тело как ватное, а усталости нет, — знакомое уже мне магическое истощение. Ничего, скоро пройдёт, чуток посидеть только надо. Бабка Вара показала один раз, как это бывает, велев напитать силой все отвращающие знаки вокруг деревни. Хм, наверно об этом и предупреждал женский голос.
Про кольцо не следует никому говорить, мать магов и все магическое почему-то не любит, да и остальные магические штучки наверняка потребует продать. Жалко будет, если всё продадут, хотя и похвалится, тоже хочется. Надо бы припрятать вещичку другую поинтересней, и похвалится тогда можно будет, и самое интересное у меня останется. Сняв мешок, развязал его и, не вынимая развязал узелок из плаща, в котором были ценности. Подумав, вытащил холстину в которую ранее был завёрнут хлеб, и отложил в неё браслет из серебра да два амулета, — серебряный и костяную трубочку, — а остальное завернул обратно. Холстинку с отделенным тоже завязал, и уложил в мешок поверх всего остального.
Посидев чуток, я попробовал привстать, темноты в глазах не появилось. Встав в полный рост и надев мешок, подхватил копьё с арбалетом и пошёл дальше. Вскоре стали встречаться вырубки и поляны, а вместе с ними и кусты с подлеском, и идти стало труднее, приходилось петлять, обходя подозрительные места.
Глава вторая "Триумфальная".
Выйдя из леса, поднялся на большой вытянутый в длину плоский холм, с которого наше село — стоявшее на небольшом взгорке в извилине реки Извилики — было видно как на ладони.
Село было не маленьким, но и большим его было не назвать, с сотню дворов или чуть больше. По околице его окружал двух маховый(3,2м) тын с единственными воротами, у которых стояла вышка для ночного сторожа. Дома в основном пятистенки крытые дранкой — как-никак свободное село — но были и простые избы крытые соломой. Почти в каждом дворе была мазанка из самана и пара сараев с конюшней, так что село с небольшой натяжкой можно было назвать зажиточным.
К селу подошёл после полудня. С радостным предвкушением своего триумфального возвращения пройдя ворота в огораживающем село тыне, поздоровался с дедом Мироном сидящем на страже.
— Дарвел, ты где шлялся, тебя все обыскались, ох и попадет тебе от отца,— ответил дед, осуждающе качая головой.
— На заимке у кривой осины ночевал, — ответил я. Хоть и хотелось похвалиться удачной охотой, но сперва надо чтоб баба Вара яйцо осмотрела, да подтвердила что с ним всё хорошо.
Как только я вошел на двор, раздался крик Лады. — Мама, Дарвел вернулся.
— Вернулся поганец, — раздался из сарая голос деда. — А ну-ка внучок, иди сюда подсоби малость.
— Де-еда-а, а может не-ена-адо-о, — протянул я, думая — что делать. То, что дед просто зовет помочь, я не верил ни капельки, скорее заманивает в сараи, чтобы сбежать не мог. Но и не пойти нельзя, будет только хуже, два раза накажут: и за проступок, и за неподчинение. Посему пошел я так, чтобы сначала заглянуть в сараи и увидеть — что делает дед — а лишь потом зайти, — как будто это могло меня спасти.
Но тут на крыльце появилась мать и, подбежав, стала щупать и осматривать меня, — не ранен ли я, иль болен, — приговаривая. — С тобой все в порядке, не болен, ничего нигде не болит.
В груди аж кольнуло от стыда, — она ведь за меня беспокоилась, вон под раскрасневшимися глазами тёмные тени пролегли.
Убедившись, что со мной всё в порядке, мать осмотрелась и, подобрав тряпку которую Лада стирала перед моим приходом, стала ею меня лупить, со всхлипами приговаривая. — Ты где шлялся тварь, ты почему без спросу ушёл, сколько я слез выплакала скотина, вот вернется отец велю выпороть так чтоб декаду сесть не мог.
Обернувшись н посмотрев на ворота, я увидел стоящего в них деда опирающегося на свой посох, и понял — сбежать не удастся. Отступая от матери и оглядываясь назад — не дай боги запнусь за что — увидел стоящую у крыльца Ладу. Шагнув к ней, поставил скинутый на ходу мешок между ней и крыльцом; бросив тут же арбалет и копьё.
Не опасаясь больше за яйцо, я стал шустрее отступать, попутно пытаясь оправдаться. — Мам прости, я не подумал. Мам прости, дурака свалял. Ну дурак мам, дурак, прости меня пожалуйста. Прости дурака.
По правде все я думал, и так я оправдывался после каждой шалости, так что вряд ли кто мне поверил — я ведь сам себе не верил. Только было очень стыдно, и хотелось хоть как-то оправдаться, хоть самую малость. Наконец выпустив пар, мать села на чурбан, стоявший возле дровяного сарая, и опустив голову на руки заплакала; ну а я — повинно опустив голову — встал там, где и остановился.
— Рано обрадовался внучок, а ну ка поведай ка мне, откуда у тебя меч и арбалет, и где ты пропадал, — проговорил дед, не спеша подходя к нам. Поняв по голосу деда, что и правда — ничего ещё не кончилось, я — стараясь отвлечь деда от мысли проверить на мне прочность его посоха — быстро проговорил. — В горах нашёл, там ещё кинжалы были и монеты серебряные. Про золото и амулеты я на дворе не стал говорить, всё-таки немного разумения у меня имеется, чай не ребенок малый.
— А ну-ка все в дом, — резко скомандовал дед, и первым стал подниматься на крыльцо.
— Ну, рассказывай, — велел дед, усевшись на красную лавку у стола и положив на нее левую покалеченную ногу. И я стал рассказывать, кидая время от времени взгляды то на деда, то на мать, севшую на середину большой лавки.
Дед, бывший легионер, после ранения служил у местного барона сэра Беримира, теперь староста нашего села — Красная горка. Хотя село считалось свободным, деда в старосты сунул сэр Беримир, как говорит дед — дабы иметь своего человека на прилегающей земле. Несмотря на хромоту крепкий ещё пожилой мужчина с наполовину седой бородой. Смотря на него, сразу понимаешь, что перед тобой не простой крестьянин, а бывший воин. Обеденный нож к поясу не верёвочкой привязан как у большинства крестьян, а жёстко закреплён ремешком, карие выцветшие глаза с добрыми морщинками по углам кажется, прямо таки ощупывают тебя — выискивая уязвимое место. Больше всего дед походил на старого больного волка уже неспособного задрать косулю и вынужденного промышлять мышами, но всё ещё способного постоять за себя.
Мать, русоволосая, среднего роста с хорошей фигурой, как говорят — женщина в самом соку. Отношение у неё ко мне было несколько странным. Всегда строгая, когда что случится, то первым виноватым у неё был я, и если для сестер и Савы всё могло обойтись выговором и стращанием всякими карами, то я получал эти кары всегда и сразу. И если сестры и Сава могли надеяться выпросить что-то, перекусить там или добавки из остатков, я же получал только причитающуюся мне долю и не кусочка больше. Тем не менее, сказать — что мать меня не любит, я тоже не мог. Когда я болел, мать хлопотала возле меня как клушка вокруг цыпленка, и выглядела как человек, чувствующий за собой какую-то вину.
Правда заметил я это в то благословенное и проклятое лето, когда бабка Вара в очередной раз, как и положено, в седьмую декаду лета, собрала нас детей с восьми до шестнадцати лет для проверки на магическую одаренность, и стало известно — что я стану сильным магом. Возвращаясь тогда домой, я надеялся на праздник, и даже может быть сладкий пирог. Всё было: и праздник, и пирог; правда, лучше бы ничего не было. Мать весь ужин сидела молча с закаменевшим лицом, и ни разу не улыбнулась. Было очень больно от обиды и непонимания, — за что она так со мной, чем я перед ней провинился.
А потом началось, — мать наваливала горы работы, постоянно была недовольна мной, и не была дня, когда она меня не ругала за что-то. Бабушка тогда объяснила, что мать не любит магов, правда не сказала за что, — только что я мог с этим сделать. Ну а в конце второй декады осени, на целую декаду зарядили осенние дожди, и я простудился. Поршни которые я носил по слякоти прохудились, а новые у матери — которая ими наверняка меня будет попрекать — просить не хотелось. Вот я и одел старые, а поверх них старые отцовские летние лапти; думал пару дней как-нибудь прохожу, пока отец с дедом не вернутся из города. Когда немоготу почувствовал, сразу матери сказать побоялся, — вдруг обознался, тогда точно получу; а на следующий день просто не смог встать. Матери тогда выговорили и обвиняли её все: бабка Вара, дед, бабушка, даже Лада; а та и не оправдывалась, только возле меня крутилась, ухаживала, да тихо плакала в уголке за печкой. Я сперва обрадовался, даже позлорадствовал про себя, а потом мне стало её жалко. Она ведь правда жалела, что так ко мне относилась, и даже прошение просила. Я, конечно, простил, и понял — что мать меня всё-таки любит.
Под конец рассказа я вытащил из мешка свою добычу и разложил её на столе перед дедом, кроме утаённой за пазухой. После чего стал с предвкушением ждать похвалы, как-никак даже если считать только золото то самое настоящие богатство получается.
— Так, яйцо значит живое, но неплохо бы лекарке показать, верно, — сказал дед, поглаживая бороду, и когда я кивнул, крикнул. — Ладка зайди.
В переднюю зашла Лада старшая из моих сестёр всего на год младше меня, оставленная в задней присматривать за младшими, и бабушке помогать.
— Слушай, пойдёшь сейчас до лекарки Варвары, и скажешь. Чтоб как сможет к нам пришла, дело у меня к ней есть важное и неотложное. Поняла? — сказал дед Ладе, что по-гусиному вытягивала шею, и пыталась рассмотреть разложенные на столе вещи. А когда та кивнула, махнул рукой. — Ступай.
— Так, а про магические штуки что скажешь, непопорченные случаем, вон ножи то ржой побиты? — поинтересовался дед, кивком головы указав на ножи. Не спеша хватать эти самые штуки руками, и рассматривая всё как есть, — видел, что и я их, не касаясь, раскладывал, когда нужно аккуратно поправляя ножнами кинжала.
— Ну, вот этот амулет и эти кольца — всю магию потеряли. В этих четырёх кольцах хоть и есть магия, но больно мало, да и выглядит как старая рыбачья сеть. Похоже, поломано в них все, — стал я пояснять деду, что видел и понял, попутно тыкая пальцем указывая на вещи.
— А вот браслет и эти два амулета вроде целы, только в амулетах силы совсем мало. Но ты же знаешь, не знаю я ничего, бабка Вара меня только взору, да как силу вливать научила, — сказал я, опустив голову сожалея, что ничего больше не умею.
