Маг и его кошка

— О чем ты, Роза? — больно слышать, как она честит моего мертвого мужа. — Это же Лоренцо. Наш Лоренцо!

Весной она относилась к нему совсем иначе. Улыбалась ласково, отчего ее похожее на печеное яблоко лицо покрывалось сотнями лучистых добрых морщинок, и все сетовала, что мальчик такой худой, норовила сунуть кусок чиабатты с сыром.

От воспоминаний старенькая Роза сердится еще больше:

— Гнать надо таких из приличного дома! Сеньор Рино его привечал, а тот... И жил никчемушно, и помер подло.

— Замолчи!

Да, может, мой избранник не мог похвастаться знатностью — внебрачный сын купеческой дочки и мелкого аристократа, ученик живописца. Но никто и никогда не любил меня так, как он. Я знала: он сделает все, чтобы я была счастлива.

Говорят, так всегда: один любит, второй лишь позволяет себя любить. Мне нравилось быть для Лоренцо единственной.

Но, клянусь богами-Хранителями, клянусь прахом матери и всем, что мне дорого, я не хотела только брать, о нет! Я тоже любила Лоренцо. Может не так страстно, но любила. И я была бы ему хорошей женой — заботливой и послушной.

Бьянка Фальцоне — моя лучшая подруга, только хихикает и все спрашивает — ну как оно? С мужчиной?

— Выйдешь замуж — узнаешь, — отвечаю я.

Хочешь, чтобы знало все Рино — расскажи Бьянке.

— Ну пожаааалуйста, Фран, — канючит она. — Правду говорят, что ничего слаще нет на свете?

Я вспоминаю свою неловкую первую ночь в придорожном трактире. Мы раздевались в темноте, на ощупь, чтобы лечь в одну кровать, а потом муж подвинулся ближе. Я испугалась, но отступать было поздно, обряд свершился еще на рассвете, Лоренцо был в своем праве. Помню стыд, когда мужские руки впервые обняли меня, и нас разделяла лишь тонкая ткань ночной рубашки. Я не знала, что положено делать, поэтому не шевелилась, пока он все целовал и целовал меня. В комнате было душно и пахло подгнившим деревом. Помню, как кололись усы, как чужие руки мяли и тискали мое тело, помню странное томление в животе, а потом он задрал на мне рубашку и взгромоздился сверху. Было больно, я сначала терпела, а потом хныкала.

Все закончилось как-то бестолково, но хорошо, что быстро, и я разревелась у него на плече, сама не понимая отчего. Лоренцо перепугался, пытался утешить, захлебывался извинениями, а я почувствовала к нему удивительную нежность, когда он поцелуями осушал мои слезы и бормотал что-то тихо и виновато. Мы уснули в обнимку, но последующие две ночи муж так и не решился притронуться ко мне. Я тоже не предлагала.

— Мед точно слаще.

Глупые, бестактные вопросы, но как можно сердиться на Бьянку? У нее доброе сердце и язык без костей.

Я ей чуть-чуть завидую. Для нее все легко, хотела бы я так же.

Подруга показывает мне язык и начинает болтать про заезжего мага. Какой красавчик этот северянин! Да еще брат самого эрцканцлера Священной Империи Прайдена.

— Звучит так, словно за этот приз стоит бороться, — говорю я, вспоминая его лицо, когда он убил Лоренцо.

Я знаю, как положено вести себя леди. Сдержанно. Там, где другие возмущаются или плачут, я лишь шучу. Тонко, очень тонко. Так, чтобы никто не понял.

— Оооо, еще как стоит! — воодушевленно подхватывает Бьянка.

Я обнимаю свою смешную подругу.

Элвин

Крепость Кастелло ди Нава оправдывала свое название. Замок напоминал гигантский корабль, вынесенный на вершину городского холма по прихоти морских божеств. Узкий и вытянутый его силуэт был особенно хорош в закатном солнце, когда свет ложился косыми лучами, освещая каждую бойницу. Скошенный нос увенчивала небольшая круглая башенка. Мощный донжон доминировал над громадой здания, словно капитанский мостик, в окружении башен поменьше, таких же приземистых и квадратных. Тупая "корма" обрывалась в пропасть — с этой стороны крепость была неприступна.

А внизу, в объятиях Эраны, лежала столица герцогства — Ува Виоло. Как и большинство южных городов — шумный, немного неопрятный, но залитый солнцем. Городские улицы в равной степени пахли помоями и лилиями, апельсиновые деревья гнулись под тяжестью плодов, а склоны одноименной долины расчерчивали ровные ряды виноградников.

Красота края чем-то подобна женской красоте. Еще по дороге к Рино я ловил себя на чувстве, похожем на легкую влюбленность. Изумрудная зелень и мягкие линии холмов, встающие за ними на горизонте белоснежные пики Вилесских гор, ярко-синий шелк небес, отраженный в чашах озер, — все это ни в малейшей степени не походило на родные фьорды или серые дольмены в обрывках тумана. Сердце мое навсегда отдано северу, но каждый раз, попадая в Разенну, я словно заново проживаю роман с чувственной красоткой.

Неделя минула без особых происшествий. В город я выбирался всего пару раз, предпочитая долгие одиночные прогулки и книги — библиотека семейства Рино стоила того, чтобы уделить ей внимание.

Франческа к ужину не выходила. Однажды я встретил ее в коридоре. Девица (а я решил мысленно именовать ее так, пусть даже формально она девицей уже не являлась) сверкнула глазищами в мою сторону и уковыляла, опираясь на стенку. По слухам, отец выпорол ее кнутом за самовольный побег. Суровое наказание, но герцога можно понять, учитывая тяжесть ее проступка и весомые политические последствия. Родство с семейством Альварес — вторым по знатности в королевстве Эль-Нарабонн, открывало перед Рино возможность снять протекторат изрядно ослабевшей в последние годы Разенны. Трудно представить, на какие хитрости и махинации пришлось пойти герцогу, чтобы организовать помолвку. И теперь все усилия были брошены в огонь сомнительной страсти своенравной дочери к безродному художнику.

Да, усатый Лоренцо оказался подающим надежды учеником придворного живописца семьи Рино. Я видел несколько его работ — очень, очень недурно. Возможно, через пару десятков лет о нем заговорили бы, как о большом мастере.

Светская жизнь Кастелло ди Нава походила на таковую в Вальденберге. Только здесь все было провинциальнее, меньше и скучнее. Каждый новый человек вызывал определенный ажиотаж, и меня не минула эта участь. Я владею сомнительным искусством красиво и бессмысленно прожигать жизнь, но оно мне смертельно надоело еще сотню лет назад.

Мне много чего надоело. Некоторые вещи даже неоднократно.

Нахамив пару раз в ответ на слишком назойливые приглашения, я приобрел скверную репутацию среди местных сплетников и свободу распоряжаться своим временем.

По иронии судьбы, именно с Франческой у меня случился самый долгий разговор с момента прибытия в Рино.

Я, как всегда после обеда, проводил время в библиотеке, продираясь сквозь древнеирвийский. Не могу похвастаться отличным знанием мертвых языков, а тут автор еще использовал шифр, что изрядно стопорило перевод. Так что ее присутствие я заметил только, когда услышал над ухом:

— И как долго вы намерены здесь гостить?

— А? — потребовалось время, чтобы вернуться в привычную реальность. — Сладкая Франческа, вам так не терпится от меня избавиться?

— О да! — устрой какой-нибудь чудак конкурс по метанию гневных взглядов, дочь Рино заняла бы на нем первое место. — Я не хочу спускаться к ужину, пока вы сидите за вечерним столом.

— И рад бы, да ничем не могу помочь. Я уеду не раньше, чем окончу работу. Сами видите — ее непочатый край.

— О!

Мое дружелюбие в ответ на откровенную враждебность озадачило девушку. Ну а какой интерес воевать с тем, кто ищет войны? Пусть даже в этом случае пикировка больше напоминала бы легкую порку. Никогда не делай того, чего от тебя ожидают — мое кредо.

— И над чем вы работаете?

— В данный момент над переводом этой книги.

Девушка склонилась над манускриптом, провела пальцем под строчкой, шевеля губами:

— Ничего не понимаю.

— Неудивительно. Это древний язык. Сама книга называется "Двенадцать ключей к постижению истины", за авторством некого Ептетраса. По слухам, он был магом и создал множество презабавных вещиц. Например, ему каким-то неизвестным нынешним магистрам образом удалось заклясть обычный ковер так, чтобы тот летал по воздуху и даже перевозил людей и грузы. Правда ковер, вместе с остальным имуществом, сгорел, когда не в меру ретивые ученики пришли делить наследство. Удобно, правда?

— Удобно? — она нахмурилась.

— Ну да. Обращали когда-нибудь внимание: маги древности как на подбор невероятно могущественные, но из доказательств их необоримой мощи, у нас только набор баек от учеников. Вот и Ептетрас что-то вроде священного дуба для большинства постигающих тайные науки. Послушать ученых мужей, так мэтр мало того, что написал все мало-мальски значимые магические трактаты и стоял у истоков изобретения большинства ритуалов, он еще и прожил больше ста лет, объездил весь мир, наделал без счету детей и артефактов. Ну и оставил какое-то совершенно невероятное количество учеников, даже если не учитывать тех, что погибли при дележке барахла покойного.

— И это правда?

— Кто знает? Покойник умер почти тысячу лет назад, свидетелей не осталось.

На самом деле я знал парочку фэйри, способных вспомнить легендарного старика, но никогда не спрашивал их об этом. С долгожителями одна беда — стоит включить фонтан их красноречия, как заткнуть его становится задачей, непосильной для всех героев древности.

— Что любопытно: конкретно эта книга — фальшивка. Но очень качественно изготовленная.

— Откуда вы знаете?

— Долго объяснять, но если вам интересно, я попробую.

— Инте... о, нет, совсем нет, — она снова вспомнила, что должна меня ненавидеть. — Я мечтаю, чтобы вы убрались отсюда!

Я улыбнулся. Сейчас беседовать с девушкой мне нравилось куда больше, чем во время нашего путешествия, когда она только молчала и сверлила меня тяжелым взглядом. Любопытство, порывистость и даже гнев удивительно красили ее. А безобидные попытки уколоть вызывали симпатию.

— Жаль, но это невозможно, сеньора. Или лучше все-таки сеньорита? Вы так юны и так недолго были замужем, что именовать вас иначе, чем сеньоритой, просто преступление. Давайте-ка я, чтобы избежать этой дилеммы, буду обращаться к вам по имени.

Она еще больше рассердилась:

— Нет, я вам запрещаю.

— Жаль. Оно такое красивое. Знаете, в переводе с древних языков "Франческа" означает "свободная"?

— Не знаю и знать не хочу! Оставьте меня в покое, — гневно выпалила сеньорита и почти бегом покинула библиотеку. Я долго, ухмыляясь, вслушивался в дробь ее шагов.

Определенно, я нашел для себя развлечение.

* * *

Влюбить в себя шестнадцатилетнюю девицу, жарко мечтающую о рыцаре на белом единороге, легче легкого. Нет, я не сторонник распространенного мнения, что все женщины — круглые дуры. Как минимум, мои сестры Августа и Юнона доказывают полную несостоятельность этого тезиса. А даже если забыть о них, мне встречалось достаточно умных женщин, чтобы не обманываться мифом о мужском превосходстве. Просто человеческие личинки в шестнадцать лет глупы независимо от пола. Многие, что характерно, так и не становятся мудрее, даже обзаведясь сединой и кучей внуков.

Итак, влюбить в себя девчонку — слишком просто, а потому скучно. Но что, если девица имеет все основания ненавидеть вас, если вы убили на ее глазах прежнего возлюбленного, да и после вели себя отнюдь не в соответствии с каноном рыцарского романа? О, в такой задаче есть вызов! А если вспомнить, что жертва прелестна, юна и обладает пылким темпераментом, приз становится по-настоящему заманчивым.

Я вообще ценю сложные задачи. Просто соитие — слишком легко и скучно. Когда-то давно, может сотню лет назад, может больше, оно волновало меня, само по себе. Но нынче я куда больше люблю осторожные па брачных танцев. Идет ли речь о мимолетном флирте или тщательно спланированном соблазнении — и то, и другое будет интереснее банального сношения без предварительных игр и последующих драм. Чем сложнее был путь к цели, чем дольше зрело вожделение, чем тщательнее приходилось его скрывать — тем слаще приз.

До этой беседы у меня не было планов в отношении дочери Рино. Но теперь... Девушка была слишком лакомым кусочком, и пес во мне отозвался, почуяв запах дичи.

Франческа

Виновник моих несчастий расхаживает по замку, как по своему дому. Его манеры и вид до отвращения самоуверенны, и я не могу сдержать глухого гнева, сталкиваясь с ним в коридоре. Маг же каждый раз иронично кланяется мне при встрече.

Я не знаю, как вести себя с ним. Он видел меня обнаженной и убил моего мужа. Как можно после такого делать вид, что ничего не случилось? К тому же, мы три дня путешествовали вместе без иных спутников, и, как бы ни старался отец, каждому болтуну рот не заткнешь.

Сплетники. О да, они укладывают меня в постель и к убийце мужа. Когда, когда все это прекратится, и они перестанут меня пачкать?

Наверное, когда он уедет. Не раньше.

Однажды я не выдерживаю и иду, чтобы поговорить начистоту. Маг встречает меня насмешкой, от которой я мгновенно взвиваюсь, словно облитая маслом головня от искры, позабыв о воспитании и правилах приличия. А он вдруг становится мил и обходителен, да настолько, что я чувствую себя глупо. Словно весь мой гнев встречает только воздух вместо преграды.

И я сбегаю.

А вокруг только и разговоров, что о нем.

— Говорят, у него была возлюбленная. Но враги похитили ее, надругались, и она покончила с собой. Тогда он вызвал всех троих на дуэль и убил. За это его изгнали из Прайдена, — Бьянка восторженно закатывает глаза.

— Это он сам рассказал? — мне трудно сдержать улыбку. Если Элвин Эйстер сочиняет эту чушь, чтобы произвести впечатление на женщин, то он просто жалок.

— Ну что ты! Как он может говорить о таком, когда сердце еще кровоточит. Это же такая БОЛЬ.

— Тогда откуда ты знаешь?

— Говорят...

— В романе, что мы читали на прошлой неделе, был похожий сюжет.

Подруга не отвечает. Мысленно она еще смакует нарисованную воображением картинку.

Опять лорд Элвин? Сколько можно сплетничать об этом надутом ничтожестве?!

— Все было совсем не так! — вмешивается Кармела. — Дело шло к свадьбе, но он узнал, что его возлюбленная беременна от другого. Вызвал того, кто ее обесчестил, на дуэль. И убил.

Я пытаюсь увести разговор в сторону, но безуспешно. Подружки спорят, с горящими глазами пересказывают друг другу истории одна невероятнее другой. И все про мага, все последние недели только про мага. Будто нет иных тем. Лорд Элвин здорово взбудоражил наш птичник.

Он нравится женщинам. Сеньориты и матроны одинаково тают в его обществе. Красив, силен и опасен — трудно устоять перед таким сочетанием, даже если забыть о хорошем происхождении, таинственном прошлом и талантах мага. Даже слухи о немилости маркграфа лишь добавляют гостю блеску в женских глазах. Каждая из моих подруг в меру скромных сил строит ему глазки и подсчитывает сколько раз он оказал ей мелкие знаки внимания.

Я не из таких. Я его ненавижу. Но даже я не могу не признать, что он привлекателен, как мужчина. Широкие плечи, атлетически сложен. Руки с длинными пальцами музыканта. Всегда чисто выбрит, элегантен и слегка небрежен той аристократической небрежностью, что не привить никакими уроками. Светлые волосы редкого пепельного оттенка. Высокий лоб, две трагичные складки на переносице. Правильные черты лица, красиво очерченные губы и упрямый подбородок северянина. Холодные голубые глаза в обрамлении темных ресниц, и замечательная улыбка — насмешливая и мальчишеская одновременно.