— Слышал, Поднебесная нам войну объявила? — усатый иронично улыбнулся. — Кто бы мог подумать, что богдыханша Цыси решится на такое, хотя бы и за спиной у японцев.

— Да уж, незадача! — моряк горестно покачал головой. — Конечно, Китай не отнести к серьезным противникам, но во Владивостоке половина населения, выходит, теперь подданные враждебного государства. И что с ними прикажите делать? И обидней всего, что наши интернированные в китайских портах корабли врагу достались. Крейсер "Аскольд", канонерка "Маньчжур", миноносец "Грозовой" в Шанхае, а еще "Статный", "Скорый", "Сердитый" и "Властный" в Чифу, куда они из Артура перед сдачей прорвались. Надеюсь, что хотя бы экипажи успели перебраться в международную зону.

Моряк замолчал, погруженный в свои мысли, потом повернулся к усатому визави:

— А вас, Константин Константинович, можно поздравить? "Крафтона" вы перехватили блестяще, со всем содержимым. Теперь полковнику Акаси придется объяснять своему начальству в Токио, почему десять тысяч винтовок, купленных на японские деньги, попали не к финской красной гвардии, а в руки жандармского управления.

— Да, груз оказался у нас, — ответил усач. — Но, к сожалению, заслуги управления в этом нет. Капитан "Крафтона" сам посадил корабль на камни в финских шхерах. А полковник Акаси теперь занят отправкой нового парохода. На этот раз он повезет винтовки на Черное море, для грузинских эсеров-федералистов. Впрочем, в свете того, что я здесь вижу, это не самая серьезная наша проблема.

— Константин Константинович! — моряк осторожно тронул усача за руку. — Это вы на англичан сейчас смотрите. А мои подопечные...

— Да знаю я, Дмитрий Владимирович! Не такой всё же полный профан. Просто британцы эти — старые знакомые. Вон они, голубчики, все восемь штук на якорях стоят, броненосец к броненосцу. А всего полгода назад их четырнадцать здесь на Средиземном море было, пока новейшие "Дунканы" в Ла-Манш не вернули. Представляете, какая это была армада! Крупнейший флот Британской империи, да и мира, пожалуй.

— "Дунканы", на мой взгляд, так себе корабли. Ход хороший, но броня слабовата.

— Не буду спорить со специалистом. Однако смею заметить, нам сейчас не то что англичан, а и этих новых гостей более чем достаточно.

С набережной было отлично видно пачкавшие небо столбами угольного дыма эскадры — восемь стандартных двухтрубных английских броненосцев и троицу очень похожих, но, всё же, отличавшихся от них кораблей. Их силуэты казались длиннее и грациознее, чем у массивных британцев.

— Да, это уже мои старые знакомые, — сказал моряк с невеселым смешком. — Трехтрубный "Сикисима", двухтрубные "Асахи" и "Фудзи".

— Всего трое.

— Целых трое! А могло было быть и четверо, если бы "Микаса" не взорвался.

— Да, в Питере после того, как "Микаса" на воздух взлетел, так ликовали, будто войну уже выиграли. Говорили, мол, слава Богу, что Государь не дал Витте мир заключить — не успела наша делегация из Портсмута уехать, а японцы своего главного корабля лишились. Кстати, Дмитрий Владимирович, если честно, не ваша ли служба к сему руку приложила?

— Эх, Константин Константинович! Да если бы мы могли врага в Сасебо топить, то война бы с самого начала совсем по-другому пошла. Нет, "Микаса" без нас взорвался.

— Жаль адмирала Того в тот момент на борту не было.

— Тогда и броненосец, наверняка, остался бы в целости. Если на "Микасе" всё из-за возгорания в боевом погребе случилось, адмирал мог спасти ситуацию. Вернее, предотвратить.

— Тогда, слава Богу, что его там не было! И лучше бы здесь его не было тоже.

— Где же ему быть, как не со своим флотом? А тут именно весь Объединенный флот — и Первая, и Вторая эскадры. Я практически полностью корабельный состав определил, пока сюда вместе с японцами добирался. Семь броненосных кораблей для эскадренного сражения в боевой линии. Из них главные — три эскадренных броненосца, вот они перед вами. Самые серьезные враги для нас — "Сикисима" и "Асахи". Корабли британской постройки самого новейшего типа. Собственно, это улучшенные "Маджестики" с удлиненным корпусом. Идеально сбалансированное вооружение, защита и быстроходность. В общем, не слабее потонувшего "Микасы". Разве у того броня была чуть получше, крупповская.

— Да вы, Дмитрий Владимирович, просто влюблены в них. Кстати, на каком броненосце адмирал Того теперь держит флаг?

— Насколько я смог узнать, вначале Того сделал флагманом "Сикисиму", но потом перебрался на "Асахи". Во всяком случае, командовать он будет с одного из этих двух кораблей, а не с "Фудзи". Этот постарше, поменьше и потихоходней. Разница, конечно, невелика, но всё же радует, что он будет чуть сдерживать скорость вражеской эскадры.

— Это Первая японская эскадра, а что со Второй?

— Броненосные крейсера? Стоят сейчас в Большом Соленом озере, ждут своей очереди для прохода каналом. Четыре башенных крейсера. Мощные корабли, способные сражаться в одной линии с броненосцами, что вполне подтвердилось при Цусиме, но с меньшим, 8-дюймовым главным калибром и более быстроходные. Все — английской постройки, армстронговские из Эльзвика. Два новейшие — "Идзумо" и "Ивате", два постарше — "Асама" и "Токива". Разницы, впрочем, большой нет, разве что первые пары разводят быстрее.

— У японцев ведь при Цусиме больше было броненосных крейсеров?

— Четыре оставшихся — "Адзумо", "Якумо", "Ниссин" и "Касугу" — я в составе нынешней эскадры не обнаружил. Предполагаю, что Того взял с собой исключительно броненосные корабли британской постройки. Их японцы считают самыми надежными. Вероятно, другие крейсера, купленные у итальянцев, французов и немцев, остались против наших Владивостокских крейсеров.

— Радости от этого нам, говоря честно, немного.

— Также тут у японцев восемь быстроходных бронепалубных крейсеров. "Собачки", так мы их в Артуре звали, для загонной охоты. То есть для дозора, разведки и преследования разбитого противника. Лучшие из них — "Касаги" и "Читосе", самые большие, сильные и быстроходные. Далее четыре крейсера средние по величине и силе — старые "Нанива" и "Такачихо", новые "Нийтака" и "Цусима". Два оставшихся, "Акаси" и "Отова" — самые маленькие. Из крупных кораблей, пожалуй, все.

— Есть и некрупные?

— Два малых безбронных крейсера, то есть авизо или минные канонерки — "Тацута" и "Чихайя". Их японцы, видимо, как посыльные корабли используют. Ну и, собственно, минные силы. Того взял с собой четыре отряда истребителей миноносцев сиречь дестроеров, итого шестнадцать кораблей. Все одного примерно типа, 350-тонные, по справочнику могут дать 30-узловой ход, но я надеюсь, что за время перехода машины свои они побили. Также в эскадре имеются угольщики, прочие транспорты, плавучие мастерские и госпитальные суда. Если хотите, попробую их тоже перечислить.

— Бог с вами, Дмитрий Владимирович! Я и так в изумлении, что вы всё это в голове держите. Ну-с, с силами противника имеется ясность. Осталось одно выяснить — ради чего японцы на Средиземное море сию Великую армаду снарядили?

— Боюсь даже предполагать, Константин Константинович! Если бы японцы послали сюда несколько легких крейсеров, это выглядело логично. Перекрыли бы нам коммуникации по Средиземному морю в черноморские порты. Серьезный, между прочим, убыток, мы ведь почти весь хлеб на продажу через Одессу и Бердянск вывозим. Керосин опять же через Батум. Но зачем японцам тащить сюда броненосцы? Что мы можем им на Средиземноморском театре противопоставить — одну канонерку и пару миноносцев? Против них и одного крейсера вполне было бы довольно. Значит, намерения у Того другие...

— Какие же, Дмитрий Владимирович?

— Как бы из Средиземного моря японцы дальше не пошли. На Балтику! Шел же наш Рожественский оттуда к ним в Японию.

— Думайте, попробуют высадить десант у Петербурга?

— Не думаю. Нет в японской эскадре транспортов с войсками. Ну, разве, несколько штук, на которых больше пехотной бригады не погрузить. Да и не по силам это никому, кроме, быть может, англичан, — через полмира морем такую армию отправить, чтобы она серьезному государству угрожала.

— Так какой вывод, Дмитрий Владимирович?

— Вывод по вашей, Константин Константинович, внутриполитической части. Если своих сухопутных войск у японцев нет, значит, они рассчитывают на поддержку наших инсургентов. Не зря же финнам "Графтон" с оружием послали. Подойдет, допустим, Того к Або или Гельсингфорсу, а в Финляндии в этот момент антирусское восстание начнется. Тут даже не о чисто военной операции речь идет, а о политической демонстрации. Поэтому, кстати, у японцев силы избыточные. На Балтике ведь у нас серьезного флота не осталось. Хватило бы японцам одного Камимуру туда послать. А вот чтобы по максимуму свою мощь продемонстрировать, врагов России воодушевить — вот для этого сам Того весь Объединенный флот ведет. Появятся японцы у Либавы, а рядом Польша опять заполыхает. Я ведь слышал, что и в Лифляндии с Эстляндией теперь неспокойно.

— Эх, Дмитрий Владимирович, давно же вы в России не были! В польских и балтийских губерниях положение действительно сейчас, считайте, военное. Но неспокойно у нас теперь практически везде. Революция!

— Действительно всё так серьезно?

— Более чем. В городах — стачки, погромы, в деревнях — крестьяне бунтуют, жгут усадьбы. В армии дисциплина падает, про Черноморский флот и говорить не буду. В газетах при самом строгом цензурном уставе — самые необузданные статьи. Вся общественность против нас. Дело ведь к всеобщей забастовке идет. А это будет катастрофа! Представляете, если разом железные дороги по всей стране встанут. И телеграф отключится. Даже не будем знать, что в творится. Рассыплется Россия... Самое обидное, после того, как отказались от позорного мира с японцами, начался, казалось бы, новый патриотический подъем. Газеты изменили тон, писали о том, как "Микаса" взорвался, что Линевич обещает вот-вот перейти в наступление в Маньчжурии... А потом — ничего. Японцы вместо одного своего погибшего броненосца четыре наших в Артуре подняли, Линевич с места так и не сдвинулся. В газетах опять разочарование, критика правительства, революционная пропаганда.

— Думаю, японцы это хорошо подогревают. Вот у нас в Чифу в том году был случай. Один американец издавал печатный листок на английском языке для иностранной колонии сугубо антирусского содержания. Непрестанно восхвалял успехи культурных, просвещенных и храбрых японцев, а Россия-матушка описывалась исключительно как отсталая страна произвола и деспотизма, где варварский царизм постоянно организует погромы. Нашему консулу, Петру Генриховичу Тидеману наконец всё это надоело. Пошел он для разговора к издателю, и уже на следующий день передовица в этой газете гласила: "Нельзя не иметь в виду, что Россия сражается сейчас с Японией не только за свои права на Дальнем Востоке, она стоит на страже интересов всей белой расы...". Спросил я консула, как, мол, удалось ему такое чудесное превращение, а он улыбнулся и отвечает: "Шестая великая держава, пресса, очень неравнодушна к звону презренного металла. Газетчик заломил сначала две тысячи шанхайских долларов, говорил, что японцы тысячу ему предлагали... Ну, а сошлись на восьмистах".

Усач рассмеялся:

— Однако должен сказать вам, Дмитрий Владимирович, что у нас тут, к западу от Суэца, расценки на свободное печатное слово гораздо выше.

— Кстати, Константин Константинович, раз уж мы с вами сейчас к западу от Суэца. Как вы думаете — не настала ль пора вводить в действие наш оборонительный союз с Францией? Раньше ведь французы уклонялась от объявления войны Японии по причине удаленности театра военных действий от Европы. Но сейчас-то — враг у ворот Европы! Если уж Того напрямик по Средиземному морю пошел, хватит ведь у французов сил японцев через Гибралтар не пустить.

— Я бы на это, Дмитрий Владимирович, не рассчитывал. Французы теперь изо всех сил с англичанами дружбу налаживают, поэтому японцам, английским союзникам, мешать не будут. Но помочь нам они готовы. Деньги вот для контрибуции, которую от нас японцы требуют, давно уже обещают ссудить.

— А немцы? Я слышал, Государь подписал этим летом с германским императором соглашение о военном союзе. Может, тогда немцы не пустят японцев на Балтику?

— Во-первых, Дмитрий Владимирович, ничего такого вы слышать не имели права, поскольку договор этот секретный. Во-вторых, договор вступает в силу лишь после окончания нашей войны с Японией, то есть в настоящий момент не действует.

— Ну не у шведов же с датчанами нам, в конце концов, помощи просить? Перекройте, мол, японцам дорогу через балтийские проливы Христа ради!

— Шведы еще неизвестно, за кого будут. Впрочем, скорее известно. Полковник Акаси ведь не случайнов Стокгольме свои штаб-квартиру сделал. Главное, чтобы еще хуже не было. Швеция вот только что Норвегии лишилась. Вполне может решить компенсировать эту потерю за счет Финляндии и прочих принадлежавших ей когда-то провинций.

— Для нас в нынешнем положении и Швеция, выходит, может оказаться опасной. До чего Россия докатилась!

— Самый страшный грех, Дмитрий Владимирович, уныние.

— Да, вы правы, Константин Константинович! Главное — не сдаваться!

* * *

Председатель Комитета министров Российской империи Сергей Юльевич Витте сноровисто кидал лопатой уголь в паровозную топку. Занимался он этим не по странной прихоти, не ради пари или спорта, а по той причине, что из-за забастовки железнодорожников не удалось найти машиниста, который бы доставил главу правительства в Петергоф по срочному вызову Государя. Можно было бы, конечно, отправиться дневным рейсом на казенном пароходе "Онега", пущенном для чиновников на время всеобщей стачки. Но по нынешним временам и казенная команда могла оказаться ненадежной, поэтому Сергей Юльевич решил добираться по суше, хотя бы для этого пришлось вспомнить давние навыки рабочей юности и ехать на царский прием в паровозной кабине.

На Балтийский вокзал он, впрочем, прибыл на авто. Магазины были закрыты, трамваи не ходили, однако улицы заполняла шумная толпа, через которую приходилось прокладывать дорогу пронзительными гудками. В осенних сумерках, которые не разгонял более свет фонарей, эта серая толпа казалась особенно зловещей. С образованной публикой (особенно много было студентов) мешались фабричные, пригородные крестьяне, какие-то оборванцы, мелькали и солдатские шинели. А вот полиции не было видно, лишь раз в отдалении процокал казачий разъезд. Откуда-то слышалась "Марсельеза", бесконечно повторяемая разлаженным духовым оркестром, — едва ли в честь какого-нибудь официального представителя Французской Республики. Витте в дорожной кожаной куртке и защитных очках оставался никем не узнанным. Очевидно его, вместе с шофером, принимали за спортсменов-автомобилистов. Отыскав на вокзале с помощью дежурного агента стоявший под парами паровоз, премьер не без труда вывел его на свободный путь. Все пригородные подъезды были заполнены вставшими составами.

В Петергофе, находившимся под усиленной охраной гвардейских частей, на первый взгляд всё было спокойно. На станцию для Витте вызвали придворный экипаж, в котором по дороге в Александрию он успел переодеться во всё чистое, взятое с собой в саквояже. Во дворце председатель Комитета министров получил приглашение отобедать с Августейшим семейством. Помимо обычной свиты, за столом присутствовали председатель Совета государственной обороны великий князь Николай Николаевич и начальник Главного управления Генерального штаба генерал от инфантерии Палицын. А вот военный министр Редигер, стоящий в оппозиции к Николаю Николаевичу, отсутствовал, что Витте конечно отметил. Зато тут был морской министр вице-адмирал Бирилев, по обыкновению смешивший императрицу и великих княжон забавными историями. Отобедав, император пригласил великого князя, Витте, Палицына и Бирилева в свой кабинет.