А марьют привычны к таким штукам, подумал Аннит. Просто их учат работать в них — там куча спецтехники. Полезно для работы на неосвоенных мирах и лучше не привыкать ходить без. И да — он снимается очень редко. Только для ремонта. Хотя как попу почесать — предусмотрено. Некоторые части можно открыть. Конечно, не везде. И скафандр бывает жёсткий. Так что обычно ставят встроенную чесалку, может быть крайне нужна. Ну, или таки выдают персональный щит, где можно просто сунуть руку сквозь силовое поле и таки почесать везде, где чешется...

................................................................................................

Напасть на него местные так и не решились — то ли не были уверены в успехе, то ли уже понимали, что уничтожение корабля не избавит их от бессмертного сарьют, который быстро найдет себе новое тело для жизни. К тому же, уничтожение корабля-дома Охэйо стало бы прекрасным поводом для визита Незримой надежды, транслайнера, капитаном которого была Маула Нэркмер анта Хилайа, то есть его жена. А справиться с 13-километровой громадиной из холодной бозонной плазмы шансов не было ни у кого, даже в теории.

И, тем не менее, на меня всё же напали, подумал Аннит. Прекрасно зная, что без ответа это не останется, даже если мой корабль-дом будет уничтожен. Хотели потянуть время, чтобы эвакуировать запретный проект? Или...

Верить в рациональность разумных существ — это большая ошибка, часто смертельная, подумал он. Очень, слишком часто они ведут себя, как полные идиоты.

...........................................................................................

По этой самой причине он отказался садиться на космодром Онца-оонг, столицы планеты, и направил корабль на огромный луг на окраине города — там, по крайней мере, его точно не поджидали набитые взрывчаткой подземные галереи и тому подобные пакости. Пробив облака, Аннита плавно пошла вниз, и, наконец, приземлилась. Пол рубки мощно поддал Охэйо снизу, потом провалился, потом снова поддал. Потом всё затихло. Над головой плыли низкие серые тучи, вдали, где-то в километре, виднелись здания города. Никто не мчался к нему — ни с красной ковровой дорожкой, ни с бомбами. Тем не менее, надлежало принять подобающие меры безопасности, то есть поднять щит. А для этого выбрать тип и конфигурацию поля. Неплотные ВП были смертельны для живых организмов, ибо разрушали химическую структуру вещества — так как ВП могли распространяться на большое расстояние от проектора, этот эффект часто использовали в системах активной защиты и горнорудных машинах. Плотные ВП были вполне безопасны и могли служить даже в качестве мебели.

Но плотные ВП не могли проникать в предметы и обтекали их, в частности, кончались у земной поверхности, и под такое поле можно было проникнуть с помощью подкопа. Кроме того, лучи протонных и нейтронных орудий проходили сквозь ВП беспрепятственно, а сами ВП легко разрушались под воздействием мощного микроволнового излучения и электромагнитного импульса. К счастью, как раз на этот случай на Анните, как и на любом корабле-доме, были бозонные щиты. Они состояли из частиц дельта-уэмон со сверхвысоким сечением рассеивания.

Классическое силовое поле из фантастики — прозрачная упругая преграда, которая пропускает излучение, с усмешкой подумал Аннит. Но частицы не стояли стеной, реально там сетка, которая может быть чаще или реже. Это опять же зависит от настройки и от плотности поля. Воздух и воду оно легко может пропускать, а что-то твёрдое нет. Очень удобно. Правда, нельзя под водой разместить города с такими силовыми куполами — но это ему, к счастью, и не требовалось. Правда, в отличии от ВП, бозонные щиты не поднимались мгновенно и обладали определённой инерцией: им нужно было время, часто — десятки минут, чтобы достичь максимальной плотности или снять её.

Но полностью развернутый щит требовал для своего поддержания минимальных энергозатрат и мог существовать какое-то время и после выключения генератора частиц. Его было очень трудно пробить — деформируясь под ударами, он становился только плотнее, мгновенно выпрямлялся после снятия воздействия, энергия которого создавала лишь статическую нагрузку на источник, которым служило бозонное ядро. Бозонный щит нельзя было разрушить без разрушения опорного каркаса бозонного реактора, который, в свою очередь, передавал нагрузку на корпус корабля, а тот, конечно, сам мог смещаться в пространстве. Здесь защита очень резко преобладала над нападением: бозонное поле можно пробить лишь ударом, способным разрушить весь корпус корабля, в то время как оружие нападения, как правило, рассчитано лишь на точечное пробитие брони...

Глава 4.

Включив бозонный щит, он посидел ещё несколько секунд, переводя корабль в стояночный режим, потом поднялся, потягиваясь. Пора было выходить. Он бодро направился к спуску на нижнюю палубу... но тут его накрыло ощущение, что он забыл нечто, крайне важное.

Секунду Аннит постоял, стараясь вспомнить... потом посмотрел на себя, приподняв босую ногу. На нём ничего не было — так он привык ходить на борту... но выходить так к людям было, наверное, неловко. Он невольно поёжился... потом усмехнулся и пошёл в гардеробную.

...........................................................................................

Всю правую стену в гардеробной занимало огромное зеркало, и Аннит невольно взглянул на него. Из зеркала на него смотрел гибкий, великолепно сложенный парень с гладкой, безволосой, молочно-белой кожей и немного впалым животом. Самое узкое место стана приходилось на уровень пупка. Тяжёлые блестящие чёрные волосы падали на спину, тщательно вымытые и расчёсанные волосок к волоску: Аннит никогда в жизни не стригся, для него это было то же самое, что обрезать себе уши. Глаза — ярко-зелёные, длинные, с очень чистыми белками, несколько косо приподняты к вискам. Он прекрасно видел в темноте и не любил яркого света — скорее по привычке, чем по необходимости. Нос короткий, слабо выступающий, рот широкий, чувственный. Смотрелось всё это красиво... даже слишком, наверное. Пару раз он таки забывал одеться перед встречей и его вид действовал на людей... отвлекающе.

Аннит с усмешкой поднёс к лицу руку — сильную, очень правильную ладонь с коротко подрезанными ногтями. Кольца он ненавидел и никогда их не носил — зато мог полчаса провисеть на одной руке. Что ж: красивые мускулы не только красивые, но ещё и сильные. Только вот вид их не всегда был... уместен.

Аннит вздохнул. Он не очень-то жаловал наряды и по возможности старался одеваться как можно легче и проще. Самым удобным было вообще ничего не носить — но тут, увы, был явно не тот случай.

Вздохнув ещё раз, он натянул короткую чёрную тунику, в которой ходил в присутствии марьют, потом надел хайлину, которая, с его подачи, стала чем-то вроде формы сарьют — тяжелое одеяние из чёрной, расшитой серебром ткани длиной до середины икр, с косо срезанными у локтей рукавами. Карманов в ней было целых восемнадцать и в каждом из них он держал что-нибудь полезное: шоколадки на пожрать, чтобы не отрываться от дел, мини-рации (от одной до четырёх штук), лазерные перья, фонарики, микрокомпьютеры и силовые элементы ко всему этому зоопарку. Потом с удовольствием нацепил тяжёлые, со сложным узором браслеты из серебра на запястья и щиколотки и того же типа плотно прилегающий пояс с кинжалом, доставшимся ему ещё в начале его приключений. Надел на свою гриву серебряную диадему с сапфирами, которая, по идее, придавала ему особо торжественный вид. Потом отвёл назад волосы со своих округлых ух — и невольно улыбнулся, такой смешной стал у него вид. И, наконец, со вздохом нацепил ременные сандалии: обычно он ходил босиком и надевал их лишь при необходимости покинуть корабль. Потом вновь взглянул на себя в зеркало. Ну вот, теперь он был готов.

............................................................................................

Спустившись на нижнюю палубу, в ангар, Аннит замер в задумчивости перед воротами консерватора, где находилось сейчас без малого две сотни его марьют. После посадки на планету их полагалось разбудить. Хотя на самом деле они, конечно, не спали, а находились в статическом поле. Оно создавало своеобразную кристаллическую решётку, которая останавливала движение молекул и человек в таком поле превращался в глыбу абсолютно мёртвого вещества. После снятия поля все жизненные функции мгновенно восстанавливались, что служило прекрасным заменителем анабиоза.

На практике, однако, поле вызывало не остановку, а лишь замедление жизненных процессов в несколько тысяч раз, что вынуждало делать перерывы в заморозке. Оно блокировало лишь химические реакции, не затрагивая электромагнитные процессы и радиацию, и могло поддерживаться лишь между двух квантово-кристаллических проекционных матриц, что ограничивало его применение защитой экипажей кораблей от ударов и других неблагоприятных условий. Люди пользоваться консерватором обычно избегали — раз низкоплотные ВЧ-поля так опасны для живых существ, то почему статическое поле не должно их убивать?

Да, высокоплотное ВЧ-поле в норме не проникает в материю и потому безопасно — но если оно разрушает химические связи, то что мешает ему даже во время остановки движения молекул разрушить связи между ними?

Но статическое поле охватывало сразу весь объем — частичная телепортация же! — поэтому, хотя и высокоплотное, живым тканям не вредило. Конечно, точность тут очень высокая нужна, подумал Аннит.

Вздохнув, он приложил ладонь к квадрату сенсора и вошёл в консерватор — обширное полутёмное помещение, расположенное под главной палубой, почти на самом дне корабля. Мертвенные лампы на стенах бросали синеватые блики на голые стальные поверхности. Срезанные оребренные конусы генераторов выступали из пола и потолка. Между ними, в казавшихся стеклянными цилиндрах застывшего воздуха, замерли марьют, много — почти все двести цилиндров были заняты. Все они, казалось, спали стоя — глаза у них были закрыты.

В большинстве, тут были единичные пробные экземпляры — результаты опытов, удачных в большей или в меньшей степени. Слишком худые марьют, слишком стройные, чрезмерно смазливые, просто странные — краснокожие с зелёными волосами или сочетавшие тёмно-синие волосы с фиолетовой кожей.

Аннит на минуту остановился перед юношей с коричнево-смуглым лицом, обрамлённым светлыми, пшеничного цвета, кудрями. Остальные сарьют невесть почему дружно осмеяли этот образец — за нелепость или же из зависти, как обиженно он отвечал им. В самом деле, кроме странноватой цветовой гаммы тут не к чему было придраться. Вздохнув, он подошёл к Мурри, последнему из созданных им пока что марьют. Мурри был рослым, крепким парнем лет семнадцати. Его тяжелые черные волосы доходили до плеч, светлая кожа серебрилась. Круглое лицо с пухлыми губами, широковатым плоским носом и длинными, косо посаженными глазами хранило высокомерно-хмурое выражение. Тусклый дежурный свет отблескивал на его крепких плечах, тугих пластинах мышц, поджаром животе. Одет Мурри был, как и большинство других марьют, лишь в лвати — снежно-белую, с чёрной окантовкой. Он был очень похож на создателя и Аннит понимал, что не должен был так делать — несмотря на все ухищрения, бэкапы и прочее марьют вовсе не были вечны, а Мурри слишком уж напоминал его собственного сына, которого у него не было — и, скорее всего, и не будет. С Мурри же ему рано или поздно придется расстаться — но пока что он был здесь и никуда пропадать не собирался...

Вздохнув ещё раз, Аннит отошёл к главному выключателю и с натугой опустил его рычаг вниз, отключая все 184 цилиндра статических полей. Одновременно консерватор залил яркий золотистый свет.

Глава 5.

Очнувшись, Мурри ощутил себя так, словно вынырнул из-под воды, где просидел добрых минут пять. Он жадно втянул, казалось, целый кубометр воздуха, тут же подавился им и закашлялся, держась за грудь. Дышать в статическом поле было нельзя, но химические реакции в нём происходили, пусть и очень-очень медленно. Если сидеть в нём слишком долго, можно было просто задохнуться.

Мурри согнулся, стараясь дышать глубоко и ровно. Вокруг него всё ещё кашляли, кого-то тошнило. Выход из стазиса — всегда премерзкая штука. Но ничего не поделаешь — сидеть в Иннат ещё более мерзко. Аннит дал ему попробовать — мерзкий изводящий страх, совершенно беспричинный, судороги то в одной, то в другой части тела и жуткий бред, нагло лезущий в голову, быстро заставили Мурри просить пощады. Обидно, конечно, но ничего не поделаешь — он не сарьют, и не должен стараться вынести невыносимое...

Мастер, как всегда, стоял у выключателя — черноволосый юноша на вид лет двадцати, и этот юноша казался Мурри старшим братом — наверное потому, что послужил его прототипом. Больше всего, впрочем, Мурри здесь привлекали девушки — марьют красоты, почти нагие, украшенные лишь низко лежавшими на бедрах золотыми поясками и браслетами. Их маленькие босые ступни были ровными, как у детей, широкие бёдра — массивными и крепкими. Талии казались почти неестественно тонкими, грудь — чрезмерно высокой. Лица с маленькими пухлогубыми ртами и тонкими бровями вразлет были столь красивы, что Мурри с трудом мог отвести взгляд. Впрочем, он знал, что внешность вовсе не была в них самым привлекательным.

Самым важным считалось создать не просто красивых марьют, но марьют, ведущих себя каким-либо определённым образом, более или менее приятным. Эти девушки были неглупыми, дерзкими и безукоризненно честными — качество, более всего ценимое и у сарьют. Мурри хотелось быть с какой-нибудь из них или со всеми разом — но, когда так получалось, они почти сводили его с ума своими насмешками и неизменно обращали в бегство. Впрочем, они почему-то никогда не обижались на него, хотя он порой был с ними весьма груб. Наверное, всё это случалось потому, что они были слишком красивыми. Всякий раз, когда они смотрели на него, у Мурри начинало часто биться сердце, он начинал задыхаться и совершенно переставал соображать. В результате, они дружно смеялись над ним, и он почти умирал от стыда. Но и расстаться с ними было для него почему-то совершенно невыносимо. Он знал, что нигде во Вселенной не найдет девушек более совершенных.

............................................................................................

Через несколько минут всё пришло в норму. Все отдышались, между конусами генераторов поползли круглые роботы-уборщики. Лиасса Кутти, Старшая Марьют, звонко хлопнула в ладоши, привлекая внимание.

— Люди! Мы на месте. Дружно идем в душевые, а потом есть. Не шуметь и не толкаться! Еды всем хватит. Ремня тоже, если надо. После обеда идём в оранжерею на собрание. Там Мастер распределит назначения.

Шумная толпа повалила к ведущим на верхнюю палубу лестницам. У сортиров, как обычно, образовалась пробка. Лиасса моментально вклинилась.

— Люди, в очередь! Не толкайтесь!