К нам пришла новая англичанка, только из училища, молодая и красивая девушка. И вот, она ведет урок, ходит между партами. Сява, здоровенный детина, сидел один на последней парте. На уроках он не делал ничего. Совсем. Но, при виде новой англичанки у него взыграли гормоны. Он достал из штанов свой 'прибор', и начал заниматься онанизмом, прямо в классе, глядя на англичанку. Она, проходя между рядами, увидела это Сявино 'действие'. Заткнулась на полуслове, покраснела и опрометью выбежала из класса. Через несколько минут в класс влетел Василий Павлович, ухватил Сяву за шиворот, выволок его из-за парты, проволок по коридору на крыльцо и отвесил ему здоровенного пинка. Так, что Сява птицей слетел с высокого крыльца школы и пропахал носом землю. Эпического 'полета' Сявы мы не видели, но, работавшие во дворе на уроке труда очевидцы нам с восторгом о нем рассказывали.

Но, в общем, дети военных и колхозников между собой общались мало, образуя отдельные группы в классе. Колхозники вели себя тихо и не нарывались. Если Сява пытался 'быковать', мы его общими усилиями заваливали, вдесятером на одного. Как то раз, на перемене мы его затолкали в самую маленькую переднюю парту, а парты стояли по ранжиру, от самых маленьких в первом ряду, до самых больших в последнем. Парты с откидными крышками были тяжелыми, массивными конструкциями, из толстых и прочных досок. Застрял Сява в парте, туловище с руками внутри парты, плечи и голова торчат в проход с одной стороны, а ноги с другой. Сява ворочается, но, вылезти сам из парты не может. И тут входит в класс учитель. Хохма! Общими усилиями Сяву из парты вынули. Так то, он был парень флегматичный и не злой.

Тогда я деление детей на военных и колхозных воспринимал как должное, не задумываясь о причинах. Потом уже осознал, что колхозники жили очень бедно, платили им в колхозе совсем мало. Все деревенские жители, кто поумнее, устроились сверхсрочниками в гарнизон, а в колхозе остались только совсем глупые или сильно пьющие. Как правило, и то и другое вместе. Соответственно, и дети у них были 'детьми карнавала', туповатенькими и страшненькими. В деревне было четко видно: если дом добротный и ухоженный, значит, хозяева работают в гарнизоне, если дом — развалюха, значит хозяева — колхозники. Соответственно, в школу дети военных приходили чистенькими и хорошо одетыми, а дети колхозников — вовсе нет. Даже одинаковая школьная форма не могла скрыть этого.

У девочек тогда была красивая форма: коричневые приталенные платья с черными повседневными фартуками и с белым парадным, даже с кружевами. У мальчиков во время моей учебы в младших классах тоже была форма, по типу военной: серо-голубые брюки и гимнастерка с форменным ремнем, типа солдатского и фуражкой, типа офицерской. Помнится мне, класса с третьего для мальчиков вместо гимнастерок ввели кители, а затем обязательную форму и вовсе отменили, а для девочек ее оставили.

Дисциплина на уроках была железной, авторитет учителей — непререкаемым. Провинившихся учеников учителя ставили в угол, особо ретивых выгоняли из класса и отправляли в кабинет завуча или директора на проработку. Самое суровое наказание — вызов родителей в школу. А это вполне могло закончиться дома хорошей поркой. Сява после того случая, помню, на поротую задницу садился с большой осторожностью.

Сам я в школе учился отлично, только по русскому иногда четверки проскальзывали, но проказничать тоже случалось. Однажды я на спор выпрыгнул из окна класса в клумбу. Высота окна была под три метра, поскольку школа имела высокий цоколь. Девчонки на меня тут же наябедничали. Закончилось это вызовом в кабинет директора.

Другой случай был посерьезней. Тогда в школах пышно отмечали 22 апреля, День рождения Ленина. К этому празднику мы месяц на уроках труда изготовляли бумажные цветы. В этот день после занятий вся школа после уроков строем под пионерский барабан и горн топала в гарнизонный сквер, где стоял посреди клумбы бюст вождя. После речи директора цветы возлагали к памятнику. Классе в пятом, слоняясь в этот день по городку, мы с другом Димкой забрели к бюсту. И очень нам понравились несколько цветочков. Недолго думая, мы их забрали себе. На нашу беду, это видели девчонки. И, конечно же, нас 'заложили'.

Что после этого было!? На следующий день нас вместе с родителями вызвали к директору. В кабинет нас вызывали по одному. Там уже присутствовала моя матушка, работающая учителем в школе, классный руководитель и председатель школьной пионерской дружины. И начали они меня прорабатывать в четыре руки:

— Да как вы посмели?! Украсть цветы от памятника вождю!? Это вредительство и святотатство!! Чуть из пионеров не исключили нас с Димкой. Димку потом дома выпороли. Я чудом сумел отболтаться, ссылаясь на свое недомыслие. Но родители мне доходчиво объяснили, что шутки с вождями могут плохо закончиться для шутников. Тогда с этим было весьма строго.

По государственным праздникам в городке проходил парад воинских частей гарнизона и шествие учеников школы. К каждому празднику делали бумажные цветы и плакаты. После полета Юрия Гагарина к очередному празднику я сделал из плотной бумаги макет ракеты 'Восток'. На полковой метеостанции нам надули водородом гроздь воздушных шаров — зондов метрового размера. К этой грозди мы подвесили модель ракеты и гордо провели это сооружение на веревочке над колонной школы на параде.

О книгах. К началу второго класса я выучился бегло читать 'про себя'. И стал завзятым книгочеем. Благо, в гарнизонном клубе была отличная библиотека — тысяч 30 томов. В ежегодно подводимом библиотекарем итоге я неоднократно признавался 'самым активным читателем года'. Особенно мне 'зашла' фантастика. К концу 6-го класса я прочитал всего Жюль Верна, всего Уэлса, всего Беляева, всего Казанцева, само собой, детских писателей: Кассиля, Носова, Родари, Каверина, Катаева и всю школьную литературу.

Родители подписались на 'Детскую энциклопедию' . Роскошное издание из 10 толстенных и здоровенных томов яркого желтого цвета с отличными иллюстрациями и высокачественном полиграфией. Я зачитал до ветхости тома по истории, по искусству, по географии, по физике и биологии, да и все остальные тоже не обошел вниманием.

Кроме того родители выписывали журналы 'Наука и жизнь', 'Техника — молодежи', 'Юный техник' и 'Квант'. Вечером родители отбирали у меня очередную книгу и выключали свет в детской комнате. Но, я приспособился читать под одеялом с фонариком. В пятом классе заработал близорукость и мне надели очки. С детской мечтой стать летчиком, как папа, пришлось распрощаться. За это, в классе я удостоился почетного прозвища 'профессор'. За очки, ну и за общую начитанность, конечно.

О друзьях — товарищах. Классы в школе были небольшими, человек по 25 в среднем, что, конечно, способствовало повышению качества обучения. Учителя имели возможность уделять каждому больше внимания. Девочек и мальчиков примерно поровну. Конечно, класс делился на дружеские группы. Деревенские девочки и деревенские мальчики держались отдельно. У нас ними были разные интересы, да и общий уровень культуры сильно отличался.

Мальчики образовали две группы. В мою группу входили закадычные друзья Дима Созанский, Саша Дружков и Саша Полунин. Лидером группы был я. Наши увлечения: всевозможные самоделки, рыбалка летом, хоккей зимой, шахматы, походы в лес и на аэродром. Общий уклон группы был, я бы сказал, интеллектуальным и авантюрным.

Другая группа сформировалась вокруг Вовки Весельницкого, крупного и физически сильного мальчишки. Я то, был росточком ниже среднего. С группой Весельницкого у нас были отношения дружественного нейтралитета. Если Вовка пытался притеснять нашу группу, я ему не давал списать очередную контрольную по математике. Вовка честно получал пару или трояк, и все сразу налаживалось. Его группа была более проказливой, с большим уклоном в спортивные развлечения.

С двумя деревенскими пацанами, которые оба были физически здоровее любого из нас, мы вместе с 'весельницкими' придерживались отношений 'вооруженного' нейтралитета. Мы их не трогали, они не трогали нас. Но, при любой попытке с их стороны 'побыковать', мы с 'весельницкими' сразу выступали единым фронтом.

У девчонок были свои группки, но мы ими, по младости лет, не интересовались. Единственно, девочек мы не обижали, и деревенским не давали этого делать. Хотя, была в классе одна девочка, Ира Крюкова, известного, но, довольно редкого психологического типажа 'свой парень'. Эти девчонки вечно ходят взъерошенные, с ободранными коленками, рогатки предпочитают куклам и дружат с малолетства с мальчишками. Ира предпочитали водиться с нашей компанией.

Дети офицеров и дети сверхсрочников между собой никак не дифференцировались. В моей группе у Саши Полунина папа был сверхсрочником.

Что еще следует отметить? Мы в гарнизонах не знали, что такое 'национальный вопрос'. Совсем. Кто из нас какой национальности, мы и не знали. Хотя, были среди офицеров и украинцы, и армяне, и татары. Особенно в стройбате. Это я потом, по фамилиям учеников понял. Лет до 18 я считал, что слово 'жид', употребляемое в быту, является синонимом слова 'жадина'.

Вследствие замены офицерского состава гарнизона, состав учеников тоже постоянно менялся. Каждый год в класс приходили два — три новых ученика, и примерно столько же уезжали.

О развлечениях. Военный городок предоставлял детишкам неограниченные возможности для всевозможных игр и развлечений. Само собой, спорт: футбол, хоккей, лапта, городки, баскетбол, волейбол, настольный теннис, лыжи и т.д. Спортивные площадки для всего этого имелись в наличии. Помню, так 'нарубимся' в хоккей, что голеностопный сустав перестает держать, ковыляем от хоккейной коробки к дому, опираясь на свои клюшки, как на костыли. Но, все это есть и в городе.

А вот чего в городе нет и быть не может. С трех сторон от гарнизона был лес. С третьей, за деревней — поля.

Родители купили мне отличный велосипед 'Орленок'. Мы гоняли на велосипедах по извилистым лесным тропкам между деревьями на бешенной скорости. Экстрим, как сейчас говорят.

Если пойти через лес на юг, через несколько километров выйдешь на узкоколейную железную дорогу. По ней вывозили торф с торфяных разработок на ГРЭС. Впоследствии ГРЭС перевели на газ, торфоразработки забросили, железную дорогу разобрали. А в то время по ней ходили маленькие тепловозики, как на 'детских' железных дорогах, которые таскали за собой маленькие грузовые и пассажирские вагончики.

Ездили они медленно, на поворотах пути вполне можно зацепиться за поручни, залезть на тормозную площадку товарного вагона и прокатиться до старых торфоразработок. Они представляли собой длинные озера прямоугольной формы, отделенные друг от друга узкими перемычками торфяного грунта, заполненные водой. В них водилась рыба: плотва, караси, окуни. Летом мы целыми днями пропадали на рыбалке, даже в ночное ходили, без взрослых. Уже в пятом — шестом классе, конечно.

На от север от аэродрома находился купальный пруд, там были помосты для загорания, лестницы для спуска вводу. Пруд регулярно чистили.

Километрах в десяти протекала река Волга. Можно было доехать на автобусе до города Правдинск, который стоял на Волге.

Если обойти аэродром и пойти на юго-восток, через несколько километров выйдешь на 'Теплую речку' — охлаждающий водоем ГРЭС. С одной стороны с ГРЭС в нее сливалась горячая вода из градирен, пройдя весь длинный пруд, вода остывала, и ее снова закачивали в ГРЭС. Купаться в очень теплой воде было весело и приятно. В пруду, ближе к холодному его концу, тоже водилась рыба.

Прямо за школой, между городком и деревней, протекала маленькая речка Трестьянка, глубиной по пояс пацану. Но, рыбка в ней тоже водилась. В речке рыбу мы ловили корзинками. Как-то раз, апрель месяц был жарким. Протопав 22 апреля вместе со всей школой к памятнику Ленина, мы вспотели, и пошли на речку купаться. Вода оказалась уже вполне терпимой. Это рекорд для средней полосы, на моей памяти. Все мы чувствовали себя в воде как рыбы. Плавали каждый день в речке, в прудах и в карьерах все лето.

В лесу летом можно было жечь костры, строить шалаши, играть в войну, прятки и вообще во что угодно. Например 'парашютировать'. Лезешь по тонкой березке вверх до самой ее макушки. Когда долезешь до самой вершинки, она начинает сгибаться и плавно опускает тебя на землю.

Самоделки. Мы постоянно что то мастерили: кораблики, самолетики, пистолетики, воздушные змеи, рогатки, арбалеты, луки. Тогда можно было через 'Посылторг' купить сборные действующие и декоративные модели самолетов, планеров, катеров. Выписывали и собирали их. Особенно Димка Созанский хорошо умел их делать. Потом все это запускалось в воздух и на воду.

Стащив на стройке карбид, делали из пустых бутылок от шампанского взрывающиеся бомбы. Из фотопленки — дымовые шашки. Из авиамодельной резинки — хорошие рогатки. Потом, наделав из алюминиевой проволоки пульки, били по вечерам из рогаток лампочки на уличных фонарях. Детки бестолковые.

Зимой делали ледяные горки, строили снежные домики, копали в снежных кучах пещеры. Насыпав большие снежные кучи, прыгали в них с 3 — 4 этажа решетчатой водонапорной башни. Каждый этаж по два метра высотой.

В морозы и в метель ходили в гости друг к другу, играли в шахматы, шашки и другие настольные игры. Меня шахматам научил папа, играл я довольно хорошо. Сверстников всегда обыгрывал.

Если от городка пойти на север лесом, то метров полкилометра начиналась территория аэродрома. Она была обнесена 'колючкой', но охраны у колючки не было. На территории аэродрома тоже было много интересного.

Вокруг аэродрома в лесу валялось много старых аккумуляторов. Из них мы вынимали свинцовые пластины, расплавляли свинец на кострах и отливали его в формы, вырезанные из дерева. Отливали из свинца пистолеты, блесны и грузила рыболовные, кастеты и все что угодно еще.

После сильных снегопадов взлетное поле и рулежные дорожки чистили роторные снегоочистители. Мощную струю снега они отбрасывали метров на пятьдесят. Под эту струю мы любили ложиться. Снегом нас засыпало полностью.

Экстрим. На краю аэродрома находилась свалка старых самолетных корпусов. Из них все ценное, конечно, было вынуто. Но кое-что интересное еще оставалось. Свалка была огорожена забором из колючей проволоки. У ее ворот в будке сидел караульный солдат. Задней стороной свалка выходила к лесу.

Запасшись отверткой, пассатижами и гаечными ключами, мы пролезали со стороны леса под колючку, по-тихому заползали в алюминиевые фюзеляжи самолетов, и высматривали, что бы еще открутить. Обнаружив какую-либо интересную деталь, осторожно откручивали ее, и так же тихо уползали. В чем экстрим? Крутишь осторожно гайку. И вдруг, она выскальзывает из пальцев и со звоном скачет вниз по гулкой трубе фюзеляжа. Караульный солдат, которому скучно охранять пустые алюминиевые корпуса, подхватывается и пытается обнаружить источник шума. Да где там! Корпусов целая куча. Побегав вокруг, солдат уходит. А мы продолжаем свою тайную деятельность.