| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Внезапно меня охватила жажда деятельности. Пройдя по персидскому ковру к столу, утвердившемуся в другом конце комнаты, и нависнув перед пустой мелкомасштабной контурной картой Гатчинского района, я обратился к Помощнику с просьбой спроецировать расположение войск и лагерей военнопленных. Ни одно чувство не отражалось на моём сосредоточенном аскетичном лице, когда я переносил карандашами квадратики, ромбики и окружности на поверхность. Тут же рисовались населённые пункты прифронтовой полосы — Петергофа, Стрельни, Урицка, Пушкина, Павловска, Красного села и другие. Она казалась огромной. Эти многочисленные клеточки параллелей и меридианов представляли собой вселенную возможностей. Иллюзия, конечно. Для начала надо бы просчитать все варианты развития событий. Но главное — чётко оценить расстановку сил перед ходом, ведь после начала игры с доски полетят не гипотетические фигурки, а реальные жизни людей. В шахматах это называется оценкой позиции. Как ни парадоксально, в окружающей реальности так же передвигаться можно лишь из того положения, в котором находишься. И если хочешь получить преимущество, то стоит расположить свои фигуры таким образом, чтобы наверняка провести успешную атаку на короля или выбранную фигуру противника. В реальности, как максимум проредить нацеленную на Ленинград дальнобойную артиллерию, либо на худой конец, укоротить на голову, такого как руководителя айнзацгруппы 'А' бригадефюрера СС Франца Шталкера. Конечно, хотелось бы основательно потрясти эту игровую доску, ресурсы позволяют, но Корабль с такой постановкой вопроса категорически не согласен. Исследование развития вероятностей — да; точечная корректировка — возможно; глобальное вмешательство — нет. А посему, будем следовать простому правилу: хватаем синицу, но не забываем про журавля. Осталось только придумать, каким образом выманить фашиста из Каунаса и завязать его с освобождением из плена майора Штоффа. Последний содержался в одном из филиалов 154-го дулага и его 'правильным' возвращением пренебрегать было нельзя. Я не сводил глаз с карты, глубоко погружённый в раздумья. К сожалению, полёт мысли не пестрел блестящими непредсказуемыми ходами, где гипнотическое воздействие пешечного гамбита, с той самой пешкой внезапно ставшей самой сильной фигурой на доске, вонзившейся своим мечом в ахиллесову пяту противника. Скромный лакированный солдатик не стал олицетворением жертвенности. Всё оказалось более прозаичным и близким к неприглядной реальности человеческих пороков, едва стоило вникнуть в досье. Сын протестантского священника Шталкер испытывал маниакальную тягу к драгоценностям и в частности к янтарю. Возможно, виной тому яркие воспоминания из детства, когда впервые в кирхе увидел выточенное распятие из застывшей смолы. Даже его подарок (скульптура орла схватившего змею) руководителю РСХА и президенту Интерпола Гейдриху был из него. Его же участие в решении 'еврейского вопроса' не могло пройти мимо полноводной реки произведений искусства и колоссальных денежных потоков. А знание того факта, что в начале семидесятых родственники нациста засветились в нелегальной продаже исчезнувшей во время войны коллекции редких монет, то оценка позиции была произведена. Гружевский с его Фронтом Литовских активистов станет началом цепочки, а шахматы из сокровищ янтарной комнаты заключительным звеном. Значит, пора выходить на исходную позицию.
* * *
Над лесом стояла ночь, терпкая, холодная, бесконечная и из-за лёгкого тумана кажущейся мёртвой, как вода Финского залива. Она казалась ещё темнее, потому что была рассечена светящимися клинками химических фонарей. Один из них наносил косые удары по звёздам и эффект облаков тут же гасил их, а другой настойчиво искал что-то в зените, будто силился отыскать сокровенную правду небесных далей. Тянул ровный ветер, без рывков и затуханий. Он нёс с собой запах прелой хвои и, просачиваясь под одежду, подло пожирал тепло тел стоящих людей. Издалека доносились гортанные крики ночных птиц. Днём, слепые, они укрывались в дуплах, а ночью, прозревшие и голодные, вылетали на промысел. И было что-то между ними и людьми в лесу общее. Командир отряда особого назначения или партизанского, как их иногда называли, Фёдор Илларионович Винцингероде бросил в небо ненавидящий взгляд. Ему хотелось увидеть прозрачную высь вместо тёмных громад облаков, зависавших в последние дни. С того времени, как пятнадцатого сентября они оказались на специальной базе, это был первый самолёт из-за линии фронта. Последнее время ему даже казалось, что командование ЛАНО запамятовало об их существовании.
— Внимание! — вдруг произнёс своим товарищам сидящий на привязанной к вершине дерева доске наблюдатель.
Он заметил только что включившиеся на несколько минут низко над землёй два огонька — один возле другого. Красный на левом крыле, а зелёный на правом. Они неслись быстро и плавно.
'Двухместный У-2 Ленинградского 23-го завода, ещё довоенный с 'Циклоном' , — подумал Фёдор Илларионович, узнавая по характерному звучанию эксклюзивную продукцию родного предприятия игнорирующего маскировку. — Огоньки сейчас опишут круг над полем, уйдут к горизонту, принимая сигнал фонарей, чтобы потом прижаться к земле направившись к вычищенной вручную полосе. Сейчас она засверкает как лунная дорожка на воде'.
Цветные огоньки неспешно обежали лесной аэродром у самой кромки леса и болота. Все вглядывались в след удаляющимся сигналам машины. Аэроплан скользил теперь над горбатыми елями, над рябиновыми кустарниками, над стеной ровных берёз и окружающим базу ручья. Он шёл против ветра, поэтому звуки относило назад. Треск мотора терялся, и создавалось впечатление, что самолёт планирует.
— Горючее что ли кончилось? — спросил у командира боец с береттой за спиной.
— Наверно, бережёт, — объяснил своим товарищам Винцингероде. — Мотор 515 киловатт, прожорливый.
— Это же, сколько лошадей там?
Как наиболее подкованный в лётном деле, он поспешил поделиться знаниями:
— Семьсот лошадок.
— Дава, ты посмотри, — обратился боец к соседу — семь сотен по небу скачут.
— Рекорд высоты хотели поставить, — пояснил командир. — Самолётов с таким мотором всего пару штук: у нас, да в Севастополе. Сейчас выключит двигатель, и на бреющим полёте будет садиться. Ветер небольшой, по крайней мере, здесь, внизу. Тянет равномерно, лучшего и желать нельзя. Володя, подавай ток на гирлянду!
Теперь уже можно было видеть, как огоньки прильнули к поверхности травяной реки. Ещё несколько секунд, лётчик включит посадочную фару и дай бог уже никакая сила не стянет его с полосы на изрезанный грунт, покрытый пожухлой травой и кустарником. В нём машина зароется по самые оси, неизбежно вспашет глубокие борозды, оборвёт обшивку о ветви, даже возможно, перевернётся вверх колёсами, но избежит столкновения со стволами деревьев или топью болота по обеим сторонам, оставаясь пригодной к ремонту. Тут уж всё зависит от опыта пилота. Лётчик ошибок не допустил. Хвостовое колесо чиркнуло по траве и уверенно заскользило, давая за мгновенье до этого паре собратьев под крыльями уверенно опуститься на полосу. Довольно скоро, прилетевший пассажир, оказался на партизанской базе.
— А я помню вас, — обрадовался Фёдор Илларионович, узнавая прибывшего гостя. — Вы приезжали к нам в учебный отряд.
* * *
Тишину поздней ночи нарушал говор получивших почту партизан, и доносившийся снаружи далёкий затухающий гул от рвущихся боеприпасов дивизионного склада. Оказывается, два ночных бомбардировщика могут изрядно потрепать нервы врагу, особенно если имеются точные координаты арсенала, опытный экипаж, тройка мальчишек с фонариками и добротные управляемые авиационные бомбы по типу немецких FX-1400. А то, что под прикрытием военной операцией пролетел модернизированный самолёт У-2, так это была сопутствующая задача. Я сидел за столом командирской землянки и в голове промелькнули события тех дней, когда оказался на Ленинградском авиационном заводе. С началом войны на большинстве предприятий были организованы курсы для записавшихся в отряды народного ополчения, и мне стоило некоторых усилий убедить товарища Сергея в организации особых отрядов из спортсменов-комсомольцев на базе этих курсов. Занятия проходили четыре раза в неделю и однажды, за день до отправки в Лугу я заглянул на полигон. Отряд со знанием немецкого языка как раз выполнял зачёт по стрельбе в условиях плохой видимости, но ни командира, ни его бойцов разглядывать времени не было.
— Хорошая память на лица? — уточнил я.
— Просто хорошая память, — пожал плечами Винцингероде, не прерывая чистить оружие. — Я до войны в конструкторском бюро чертёжником работал и там познакомился с трудами Эббингауза . Наловчился применять.
— Это замечательно, — радостно произнёс я, распарывая брезентовый чехол и извлекая из него кинокамеру. — Ваши способности могут пригодиться.
— Всегда готов.
— А вот это плохо. Как вас учили? — быстро оценивать ситуацию, думать и постоянно накапливать знания. Ситуацию вы оценили, а вот остальное? На будущее, никогда с ходу не соглашайтесь на предложение, хорошенько его не обдумав. Дело в том, что кому-то из вас в кратчайшие сроки предстоит выучиться на кинооператора.
Напротив меня сидел молодой, чуть за двадцать лет парень. Улыбчивый, слегка курносый блондин при всей своей могучей фигуре был обладателем необычайно тонких, как ещё говорят, музыкальных пальцев. Карандаш или рейсфедер смотрелся бы в них гораздо гармоничнее, нежели подлежащие смазке детали парабеллума.
— Нас обучали обращаться с кинокамерой, — немного смущаясь, проговорил он. — Конечно, больше в теории, но трудностей не вижу.
Ну да, уверенное в своих силах молодое поколение готово принимать вызовы и как следствие, часто применяет лозунг: 'нам любое дело по плечу'. С одной стороны весьма похвально, но мы ведь знаем, чем отличается дилетант от профессионала.
— Очень самонадеянно, юноша, — поразмыслив, сказал я. — Мастерство не бывает лёгким, впрочем, следуя вашим рассуждениям ничего страшного не произойдёт. От вас потребуется лишь быстро крутить ручку на 'Аскании' и носить треногу. Возможно, ознакомиться с терминами. К примеру, в берлинской школе в Темпельхофе её называют 'кофемолка', а плёнку — 'агфа'. Но то детали. С произношением, — перейдя на язык Гёте — судя по всему проблем нет?
Король жил фульский... Милой
Он верно память чтил
И кубок до могилы
— Предсмертный дар хранил, — продолжил четверостишье Винцингероде. — Мама преподавала литературу, но заразить ею меня не смогла. Точные науки давались мне легче.
— Вы говорите совсем без акцента и это замечательно, — похвалил его я. — Кого можете рекомендовать с такими же качествами?
— Давид Розенбаум, — задумавшись на секунду, произнёс командир отряда. — Сносно изъясняться могут все, но в пределах спецкурса. На моём уровне только Дава.
— Это тот, который почту нёс? — скептически уточнил я.
— Он самый, комсорг.
В принципе, если гладко выбрить, нанести хороший грим, подстричь курчавые волосы или вообще надеть парик, то под очками и шляпой не каждый специалист по 'расовой гигиене' определит, кто перед ним находиться. Тем не менее, дополнительный риск сейчас ни к чему.
— Ещё Вовка Качер, он чех, хотя поправляет, что моравец. С родителями в тридцать пятом к нам приехал. Постоянно слова путает. Его даже понять иногда сложно. Дикая помесь, но пишет без ошибок.
— А теперь к заданию, — сказал я, определившись с кандидатом. — Под Ленинград прибыл штаб 303-го Высшего артиллерийского командования под руководством генерала Рудольфа Крацера. Необходимо выяснить точное расположение 21-см орудий 768-го дивизиона и 24-см пушек первого и второго дивизиона 84-го полка. Если повезёт, получить информацию по железнодорожному орудию 'Короткий Бруно' и уничтожить французскую 520-мм гаубицу особой мощности. На всё пять суток.
Во взгляде Винцегороде так и читалось что единственное, чем в здравом размышлении можно было обосновать задание, так это то, с какой равнодушной интонацией оно было произнесено. И логично было предположить о задействовании значительных сил, о чём он и спросил.
— Вы, я и ещё три-пять человек. Этого вполне достаточно. Вчера в Лугу прилетел транспорт, доставивший представителей Красного Креста и съёмочную группу из Берлина. По распоряжению имперского комиссара добровольной медицинской службы Карла Эдуарда и рейхсляйтера Йозефа Гёббельса они собирались посетить 154-й дулаг, проверить качество медицинского ухода за военнопленными и снять пропагандистский сюжет для 'Ди Дойче Военшау' (Die Deutsche Wochenschau). Их место займём мы с вами. Я представлюсь чиновником от Красного Креста доктором Александром Де Дрё, а вы кинооператором киностудии UFA (Universum Film AG) Куртом Расселем. Завтра нас ожидает транспорт.
— Понятно. Известно что-нибудь по этому Курту или только солдатская книжка?
Немецкий кинооператор может и не оставил значимого следа в своей профессии, но дожив до девяноста двух лет, издал подробные мемуары с немыслимым количеством фотографий попавшие в библиотеку Конгресса, а следовательно и в память Корабля. Иными словами, есть с чем работать. Я напыщенно тяжело вздохнул и заговорил таким тоном, которым разговаривал разве что с шестилетним сыном своей племянницы — немного усталым и бесконечно терпеливым, этаким покровительственным до донышка. В другое время Винцегороде непременно бы обиделся на такое, но сейчас ему важнее была суть сказанного.
— Метод Эббингауза, с которым вам посчастливилось ознакомиться, эффективен при наличии времени, а его, к сожалению, практически нет. Сейчас я дам вам таблетку для повышения уровня серотонина и погружу в гипнотическое состояние. Вы прочтёте биографию Расселя, с радостью запомнив её как свою собственную. Помните о времени, так что после сеанса постарайтесь выспаться, а не изучать кинокамеру и в девять утра мы с вами встретимся. Где мне можно расположиться?
— У нашего фельдшера. Больных сейчас нет, а там две койки.
Поблагодарив Винцингероде, я положил перед ним тетрадь, таблетку в красной оболочке, надел на его шею медальон в форме ладони, коснулся браслета и тут же дал команду Помощнику на сооружение комнаты-бункера рядом с медицинской землянкой с подключением её к энергосети. Не думаю, что после моего ухода фельдшер откажется от дополнительных апартаментов. Размером не больше купе пассажирского вагона, жилище отлично подходило для временного аскетичного проживания, но чур меня, надолго оставаться в нём. Привыкшему к оконным проёмам от пола до потолка, бункер казался мне самым настоящем карцером.
Если завтрак естся без аппетита, значит, он естся на день раньше, чем нужно. Это справедливо в сытые времена или когда готовкой занимаются не склонные отличить сотейник от блинной сковороды люди. В общем, приём пищи не занял много времени. Привезённые с самолётом свежие продукты тут же пошли в общий котёл небогатого на разносолы партизанского меню. Отряду требовался профессиональный повар, а не имеющие скромные навыки стряпни вчерашние выпускники школ, для которых омлет с колбасой равносилен amuse-bouche от шеф-повара довоенного парижского ресторана. По большому счёту, Винцингероде был самый старший из них по возрасту и при всей серьёзности подхода к делу, мальчишки в военной форме оставались мальчишками. Аккуратно счистив кожуру яблока, я погрузил зубы в сладкий плод. Напротив происходили занимательные события, а именно попытки снять на киноплёнку происходящее внутри лагеря. Бойцы откровенно позировали и все требования о естественности поведения пропадали как брошенный в водоём камень. Из отснятого материала более-менее получилась лишь утренняя зарядка, да и то только потому, что с обнажённым торсом на холоде и пусть моросящем, но всё же дождике не до улыбок.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
