Постников лихорадочно соображал, старательно вешая на мысли ярлычок 'если бы я вдруг решился...' — это помогало не отвлекаться на рефлексию 'как же я могу даже думать о таком?!'. Мелкие шакалята могли бы сами обворовать беднягу, но вероятно опасались попутчика, то есть самого Алексея. Пытались позвонить, наверняка хотели обратиться за помощью к кому-то постарше и посильнее, но не сумели. Значит, скорее всего вышли, чтобы сбегать к ближайшему телефону. Найти уличные таксофоны сложно, однако, все еще можно.

Но кому они могли позвонить?.. Или он уже бредит, отпустив на волю больное воображение? Может быть, Постников все истолковал неверное и мальчишки просто вышли на своей остановке?..

Алексея продолжал бить озноб. Пришелец поднялся, ссутулившись еще больше, совсем как больной сколиозом. Сделал шаг в сторону наркомана. Еще один. Постников оказался рядом с мужиком как-то незаметно для самого себя, словно вынырнув из бездумной прострации. Тот по-прежнему бормотал непонятный речитатив, глотая звуки и бурча. Глаза его были закрыты, лицо раскраснелось. Алексей глубоко вздохнул, стараясь хоть чуть-чуть пригасить внутренний огонь. Левая рука тряслась все больше. Глаз слезился, его будто заволокло пеленой. Приходилось часто моргать, чтобы хоть что-то видеть. От мужика отчетливо пахло. Чем-то удушливо-парфюмерным, с явным цветочным оттенком. Запах лез в нос, неприятно скреб слизистую, вызывая раздражение и злость.

Эта злость стала последней каплей, сточившей тонкую льдинку между 'а смог бы я?' и 'никогда!' в мозгу Алексея. Постников склонился над жертвой.

'Только глянуть в карманы... только самую малость... чуть-чуть... немного денег...'

Мысли мешались, кружились в дикой пляске. Постникову не хватало воздуха, он дышал ртом, втягивая горький воздух через сомкнутые зубы. Правая рука затряслась механической дрожью, Алексей торопливо заложил ее за спину, как фехтовальщик, чувствуя, как железные пальцы стучат по пояснице.

Бумажник он нащупал почти сразу, но подцепить смог только с третьей попытки. Пальцы стали мокрыми и скользкими от пота, будто намасленными. От жертвы веяло жаром, как от печки. Хотя возможно Алексею это лишь казалось — от него самого сейчас можно было добывать энергию, как от термальной станции. Наконец он зацепил добычу и вытянул из внутреннего кармана пиджака. Солидный прямоугольник из хорошей кожи, солидно поскрипывающий, приятно пухлый. И все-таки Алексей его уронил — рука стала как из ваты. Постников осторожно перевел дух, чувствуя, как скользит по губе и подбородку струйка слюны — он забыл сглотнуть. Присел, нащупывая бумажник вслепую, боясь оторваться взглядом от лица обворованной жертвы. Будто стоило отвести глаза — и пребывающий в наркотическом забытье вернется в мир живых.

Постников коснулся добычи и моргнул. А когда снова глянул на мужика, тот смотрел на Алексея.

— Ых! — неожиданно отчетливо, разборчиво сказал человек и схватил Постникова за воротник.

Алексей выл. Страшно, однотонно. Воздух вырывался через глотку, пылающую болью и горечью, как из мехов баяна. Рвался наружу, сквозь закушенный рукав, порождая глухой звук в котором не было ничего человеческого.

Постников выл, раскачиваясь на коленях, слезы струились по щекам, обильно заливая куртку, мешаясь с красной жидкостью, густо заляпавшей одежду. В полутьме помойки красное казалось черным, маслянисто поблескивающим под мягким рассеянным светом далеких реклам и редких местных фонарей. Пришелец скорчился в позе не то роденовского мыслителя, не то эмбриона, скрутившись едва ли не в узел. Как насекомое, неосознанно закрывающееся от зловещего мира единственно доступным рефлекторным способом.

Он двинул рукой, что-то откатилось в сторону, тихо брякнув металлом об осколок древнего унитаза. Отвертка. Такая же черная и блестящая, как и куртка Алексея. Кровь на ней уже подсыхала и стала отвратительно липкой. Хозяин спохватился, зашарил вслепую, пока не зацепил инструмент. Суетливо начал затирать следы полой куртки, лишь размазывая липкую жижу. Движения, поначалу лихорадочные, рвущие, все замедлялись. Пока Алексей опять не выронил оружие из ватной, безвольной руки.

Снова бряк... Постников привалился к мусорному баку, поднял голову к небу, мерцающему среди громад зданий серой пеленой отраженного света. Шум не засыпавших центральных районов доносился тихим, неумолчным жужжанием. Алексей замер в положении упыря, готового завыть на луну, протяжно всхлипывая. От случайного движения по грязному асфальту, почти скрытому слоем мусора, рассыпались бумажки. Мятые, скомканные, похожие на небрежно развернутые фантики от конфет. Очень большие фантики.

Лавируя между шпилями домов прогудел мотором летательный аппарат, похожий на вертолет. В свете его прожекторов "фантики" тускло блеснули кирпично-красным. Как маленькие зловещие мухоморы сверкнули голограммки Ленина. Легкий ветерок налетел, потащил мятые банкноты, на которых красное мешалось с красным — типографская краска с мутно-бордовыми потеками. Но порыв сразу увяз в густом желе помойной вони.

Постников собирал деньги, скрипя зубами до хруста эмали. Прикосновение к грязным, окровавленным деньгам заставляло вспомнить то, что он хотел любой ценой забыть. То, что с радостью вырезал бы чем угодно, хоть тупым ножом, хоть даже куском стекла, если бы это было возможно.

Страшный хрип, вырывающийся из рваных ран, из шеи, пробитой несколькими неумелыми и от того еще более страшными ударами. Кровь, хлынувшую сразу и в изобилии, как вода из открытого крана. так, что даже сквозь панику пробилось удивление — откуда ее столько в человеческом теле?.. Кровь казалась горячей, как лава, от нее пахло медью и от этого тяжелого, страшного запаха немедленно начинала кружиться голова.

Конвульсии тела, уже мертвого, убитого неумелым грабителем, страшным в торопливой, панической и слепой жестокости. У жертвы были скрытые имплантаты, очередной удар повредил что-то в районе ключицы, и тело умирающего изогнулось в чудовищной, анатомически невозможной судороге.

Ничего этого уже нельзя изменить. Ничего нельзя исправить.

Постников поднялся, рассовывая пластиковые банкноты по карманам, не заботясь о тех купюрах, которые не сумел собрать в полутьме.

И отчетливо понял, что новая жизнь началась для него не в тот момент, когда их машина возникла в чужом мире, оказавшись между яростными противниками. Не когда автоматик подорвал их всех, отправив Алексея в кому, а затем на операционный стол. Ни в один день из миновавших недель и месяцев, что были прожиты в агломерате Москва-Ленинград.

Прежняя жизнь закончилась для него сегодня, полчаса назад, когда Постников убил человека. Почти случайно, не желая того, движимый приступом неодолимого страха и паническим желанием всего лишь освободиться от железной хватки хромированной руки.

Но — убил. Отнял жизнь, которую никогда не вернуть.

Отныне и навсегда он обречен оставаться убийцей. Быть и помнить.

Навсегда. Как мертвец, который умер и восстал из небытия, вернувшись нежитью, внешним подобием себя прежнего.

Постников закричал. Бешено, во всю силу надсаженной глотки, потрясая руками, посылая нечленораздельное проклятие небу, домам, миллионам людей, которым не было до него и его поступка никакого дела. Всему городу и миру. Но ничего не случилось. И никто ему не ответил.

Лишь крысы тихо зашебуршали в дальнем углу. Они терпеливо ждали, когда с их территории уйдет человек, пропавший пластмассой, кровью и смертью.

Глава 16

Настоящее

Для 'планерки' пришлось ехать на северо-запад, огибая 'Белый круг' по широкой дуге, так что Постников едва успел. Но все-таки успел.

Арендованная лаборатория собственно лабораторией не была. Просто небольшую двухкомнатную квартиру в тихом районе арендовали и переоборудовали под операционную. По так называемому 'стандарту малой военной палатки', с помощью армейского же оборудования, выкупленного со скидкой. Уже более-менее наметанным глазом Алекс оценил удобство 'точки' — лифт близко от двери и лестницы, старая постройка с толстыми капитальными стенами — не надо ставить мощную звукоизоляцию. Легко работать, а в случае чего можно быстро свернуться или сразу удариться в бега, все бросив. Благо оборудование стандартное и легко заменяемое.

Вообще местная медицина по сию пору приводила Постникова в почти суеверный ужас. Имея в прошлой жизни несколько знакомых медиков, он более-менее представлял, насколько сложно вторжение в храм души, скольких громоздких и дорогих ухищрений оно требует. И потому сама идея, что операционную (пусть и очень специфическую) можно оборудовать в обычной квартире казалась дикой фантазией. Даже киборгизация (или по-местному 'кибернетизация') и протезирование любых органов воспринимались как-то ... проще, естественнее.

Но человек привыкает ко всему — и к нелегальным 'точкам', и к тому, что в них время от времени происходит. Хотя Постников все равно предпочитал работать в арендованных палатах нормальных медицинских заведений. Там было как-то спокойнее и естественнее.

— Вы припозднились..

'Стоматолог' был сдержан и демонстративно сух. Он нетерпеливо шевелил пальцами, похожими на руки Доктора, только попроще и подешевле, с ограниченными степенями свободы. Типичный инструмент, взятый по специальному "учебному" кредиту в счет будущих заработков. Неужели вчерашний выпускник?..

— Дела, — столь же кратко и сухо отозвался Алекс, раскладывая чемоданчик 'EVO'

— Коммерция не терпит сторонних забот, — сообщил роспиловщик, но чуть пережал с интонацией. Вышло слишком высокопарно, и весь пафос вылетел в трубу.

Постников безразлично глянул на стоматолога и не удержался от укола.

— У Эла получалось выразительнее.

Приглашенный на разовую работу специалист скуксился и ощутимо расстроился. Он был еще совсем молод, скорее всего, еще даже университет не закончил и подрабатывал в свободное время. Наверное, ему очень хотелось походить на подлинного, притягательно-страшного 'демона хрома и плоти', как их называли в кабуки. А здесь какой-то боевик-подвальник смотрел на него, как на пустое место.

— Я все принес, — сказал Алекс с ноткой примирения, чтобы сгладить впечатление. Кто знает, как еще судьба сведет с недорослем от медицины... Общение с Доктором и его окружением приучило Постникова к тому, что не следует обзаводиться врагами собственноручно и на пустом месте. Они и так появятся.

— Вижу, — буркнул стоматолог, придвигая к себе чемоданчик с контейнерами.

Постников посмотрел в угол, где на настоящем стоматологическом кресле мычал и бессильно бился в коконе фиксирующих бинтов белый сверток, похожий на мумию. Алекс вздохнул и достал из кармана пластмассовый пенал-'тройник'. В нем оставалась одна большая стеклянная ампула, заполненная прозрачной жидкостью с легким желтоватым оттенком.

— Вколи ему, — Постников протянул ампулу медику. Тот не глядя принял и сноровисто заправил в безыгольный инъектор, похожий на крошечное переломное ружье. Медик сделал укол прямо сквозь бинты, но точно. Буквально через пару минут после щелчка инъекции мумия успокоилась.

— Благодарю, так будет проще, — по-прежнему не глядя на Постникова, едва ли не сквозь зубы проговорил медик и зачем-то добавил. — Печеночный блок от 'Шеррафа', очень хороший.

— Пожалуйста, — вежливо отозвался Алекс.

Пока роспиловщик раскладывал инструменты, Постников скучающе созерцал стены, обтянутые белой бактерицидной пленкой, и стойки с ультрафиолетовыми лампами по углам. Демонстративное безразличие было на лице курьера. В животе все закручивалось плотным комом, словно кишки выжимали на барабане стиральной машины. Впрочем, к этому он тоже привык и не без некоторого удовлетворения отмечал, что каждый такой поход обходился все легче и проще для психики. Постников старательно поправил перчатку на правой руке, снова оглядел комнату.

Единственное окно было плотно занавешено, свет в комнате-операционной происходил от гирлянд светящихся трубок-люминофоров. Они давали неяркий, но ровный и мягкий свет, почти без теней. Почему здесь игнорировали электричество, Алекс спрашивать не стал. Зато неожиданно задал вопрос медик. Видно ему было не по себе и хотелось упокоить нервы разговором.

— Добренький? — молодой человек натягивал через голову старый медицинский халат, который, наверное, помнил еще времена Пирогова и диссонировал с довольно-таки технологичным убранством операционной. Поэтому кивок в сторону жертвы утонул в складках, но Алекс понял, о чем речь. Понял и задумался, что бы ему ответить... Вопрос прозвучал откровенно хамски, он мог быть как попыткой уязвить, так и нервным порывом новичка.

— Да, я добренький, — коротко ответил Постников, решив быть дипломатичным и сдержанным даже при явном оскорблении. В конце концов, он был не настолько нужен и важен для Доктора, чтобы привносить в коллектив конфликт. Работа в команде вивисекторов уже научила Алекса, что заменяемы все, кроме Коллеги и самого Доктора. Но рядовые курьеры и боевики — товар куда менее дефицитный, чем даже самые плохие медикусы.

— Извини... те, — неожиданно буркнул медикус, бренча чем-то похожим на никелированную птичью лапу с тремя кривыми когтями.

— Бывает... — неопределенно отозвался Постников. Это безадресное 'бывает' вообще было хорошим ответом для самых разных случаев. Каждый может вложить в него свое понимание момента по собственному усмотрению.

Молодой медик, замер посреди операционной, неловко подняв руки в странной позе. Постников уже знал, что она называется 'позой хирурга' и вырабатывается привычкой к антисептике перед операциями, когда руки уже продезинфицированы и трогать сторонние предметы нельзя.

— У меня первый раз, — вдруг сказал юноша, глядя на Постникова исподлобья, почти угрожающе. Тем жалобнее и несчастнее прозвучали его слова.

— И так бывает, — все так же нейтрально отозвался Постников, лихорадочно соображая, что делать и как все это решать. Если мозгляк пойдет вразнос, то 'планерка' может быть сорвана, а это проблемы... За них кому-то придется отвечать, а дальше смотри пункт о сравнительной ценности курьера и медика.

Парня тем временем понесло. Он заговорил быстро, почти захлебываясь словами. Из потока болтовни человека на грани нервного срыва Алекс вычленил главное. Действительно — почти выпускник, но все-таки студент. Первый опыт такой работы. Крайняя нужда в деньгах. И внезапно проснувшаяся совесть человека, который сейчас должен разделать на части другого человека, настоящего, живого, пусть и успокоенного дозой хорошего снотворного.

Этого Алекс не понимал. Вообще ничего не понимал в сегодняшней 'планерке'.

'Стоматологи' и 'трансецы' — то есть соответственно роспиловщики на протезы и органы — заслужили мрачную славу в массовом сознании. Они были красочно описаны в книгах, фильмах, сериалах и прочей кабуке, регулярно отражались в новостных сводках и правоохранительных рапортах. Однако как обычно и случается, реальность имела мало общего с фантазией. 'Роспиловка' в больших мегаполисах никогда не была по-настоящему распространенным явлением, да и не могла стать. Тот, с кого возможно втихаря спилить годный хром, как правило мог позволить себе просто не появляться в опасных местах. Или сам укомплектовывался такими опасными приращениями, что связываться с ним оказывалось себе дороже. Что же касается биоматериалов и органов, то здесь имело место избыточное предложение со стороны 'второго' и 'третьего' мира. Вплоть до специальных 'ферм', скрытых в дальних уголках Африки, для клиентов высшего уровня. Разумеется, все это считалось совершенно незаконным и преследовалось 'по всей строгости', но система давно была отлажена и работала как часы.