— Этим пугали в восьмидесятые и девяностые, — то ли Рита не заметила замешательства Алекса, то ли просто не обратила на него внимания. — Как там писали американские уличные таблоиды... Господство корпораций, 'высокая техника — низкая жизнь', нищие и голодные бунтари у подножия сверкающих небоскребов.

— Но я все это видел, — прошептал Постников. — Я сам в этом жил. Мир нищеты, 'красной дороги', Доктора Эла, гопоты и тюльников...

— Да, но это — пена. Опилки, оставшиеся после строительства. Есть и другой мир, в котором трестам выгодно платить работникам, потому что они больше покупают, а покупки — это развитие экономики и прирост богатства. Мир множества людей, которые вполне довольны своей жизнью и дорожат ею.

Она подошла еще ближе.

— Сейчас ты смотришь на него.

— Город света, — сказал Алекс, поднимая голову. — Света и дождя...

— Что?

— Когда я только попал ... пришел сюда, тоже шел дождь, и на улицах было светло. Как днем. Но тогда город показался мне погружённым в самый настоящий мрак. Город тьмы и дождя. А теперь он светлый. Город света.

Он повернулся к ней.

— Мир достойных людей с достойными деньгами? А тот, кто не совсем достоин, отправляется дальше, на улицы, вымаливать подаяние и умирать из-за отторжения хрома?

— Лекс. Нельзя получить все, ничем не пожертвовав, — она смотрела на него снизу-вверх, но Постникову казалось, что все наоборот — с ним говорит мудрый наставник, глядя сверху, с неброским, но очевидным превосходством. — Я думала, ты это понимаешь, как никто. Ты многим пожертвовал, многое пережил. Цена была высока, но теперь этот мир может стать и твоим. Если захочешь. Если наберешься смелости протянуть руку.

Он посмотрел на свою правую руку. После всех приключений протез уже не казался ни новым, ни исправным. Защитные пластины кое-где разболтались, и под ними тихонько жужжали приводы, а суставы пощелкивали при каждом движении. Только теперь Алекс обратил внимание, что отсутствующий глаз больше не болит. Совсем не болит, словно дождь остудил, погасил угли в пустой глазнице.

— Я Алексей. Алекс.

— Мне не нравится. Лекс — звучит гораздо лучше. Lex — 'закон'.

— Лекс... — Постников попробовал новое слово на вкус, прокатил по небу, как округлый камушек. Звучало приятно, солидно.

— Я смогу стать ... "оруженосцем"?

— Да. Это будет нелегко, но ты сможешь.

— Что мне нужно будет делать?

— Исполнять любой приказ.

Алекс провел рукой по деревянному поручню.

— Я смогу поселиться в такой же?.. — он указал рукой в сторону полуприкрытой двери, ведущей в квартиру. Постников не знал. Как следует в точности называть жилище арбитрессы — квартирой, апартаментами или как-то еще.

— Вряд ли, — честно и прямо ответила арбитресса. — Но возможно. И далеко не сразу. Я работала на эту квартиру пять лет.

'Сколько же тебе на самом деле?' — подумал он опять, но промолчал, оставив мысль при себе.

'Исполнять любой приказ'

Он посмотрел на город света. Подумал, что это могут быть за приказы. Вспомнил, как валились окровавленными трупами те, кого очаровательная Рита расстреливала в клубе. Просто потому, что они оказались на линии огня.

'Не я такой, жизнь такая'

Нет. Это звучало слишком ... плебейски. Можно сказать, даже мужицки.

'Следует играть теми картами, что раздала судьба'

Все равно не то.

Но, в конце концов, так ли нужны слова и определения?.. ему все равно не перед кем оправдываться кроме самого себя. А надо ли казаться лучше, чем есть, перед зеркалом?

— Почему ты столько ... со мной? — слово 'возишься' показалось неприятным, грубым, Постников его пропустил. Но Рита снова все поняла.

— Ты мне понравился, — просто ответила она. — Кроме того ты выжил... И все равно через три дня отправишься в лагерь.

— Лагерь?! — вздернулся Постников, сжимая кулаки.

— Конечно, — она даже не поняла, что его так поразило. — Базовый тренировочный лагерь. Там же тебе заменят хром. С этим... — она красноречиво посмотрела на его правую кисть. — Много не наработаешь.

Ее губы обжигали, как расплавленный металл, а пальцы были холодными, как сталь на морозе. Рита так и не сняла перчатку с левой руки, и Постникову казалось, что в этом есть какой-то высший смысл, настоящая гармония. Левая и правая рука. Его недорогая 'лапа' и ее высокотехнологичный протез по индивидуальному заказу с полной анатомической подгонкой.

Было странно и непривычно целовать девушку, зная, что она может свернуть тебе шею одним движением. Или убить любым из многих иных способов. Но, пожалуй, это лишь прибавляло пряной остроты ощущениям, горячило кровь и чувства. Последним сколь-нибудь осмысленным, что пришло на ум Постникову стало:

'Мой город. Мой мир. Неужели все-таки мой?..'.

* * *

— Его вообще можно убить?.. — тоскливо пробормотал человек в серо-синем костюме, в редкую и очень тонкую полоску. Голос его буквально сочился отчаянием и почти суеверным ужасом. Так говорят не о живом существе, а о нежити, которую бесполезно разить обычным оружием.

— Эта тварь хоть смертна? — буквально провыл 'полосатый', сжимая кулаки. Длинные холеные ногти, покрытые прозрачным лаком, впились в ладони мало не до крови.

— Конечно, он смертен, — с видимой меланхолией ответил человек лет шестидесяти, похожий на католического монаха. Он подошел к самому краю платформы и посмотрел вниз, на длинные ряды автоматиков-сборщиков, похожих на восьмиугольные тумбы высотой по грудь человеку.

Их разговор и так было очень трудно прослушать, но для полной гарантии собеседники спустились в подземный комплекс штаб-квартиры 'Правителя'. Здесь помимо множества иных служб располагались цеха для производства и сборки особо важной продукции, охраняемые лучше, чем фабрики Гознака или американский Форт-Нокс. Нервный и спокойный собеседники выбрали самую важную и самую закрытую, работающую над проектом 'ГосСтат'. Они прошли внутрь под видом инспекции, и могли обсуждать все, что угодно, без опаски. С тем же успехом пара могла вести разговор на обратной стороне Луны. Ведомственные системы безопасности предоставляют большие возможности тем, кто осведомлен об их структуре и обладает соответствующими допусками.

— Он всего лишь человек, и он, конечно же, смертен, — с отсутствующим видом констатировал старик, поглаживая лысину. Слишком длинные штанины свисали на каблуки стоптанных туфель, едва ли не волочась по решетке пола платформы. Закончив полировать полулысый череп, старый советник сунул руки в карманы, от чего мешковатый пиджак обвис на его плечах, как мешок на чучеле.

— Он выжил на улице! — возопил 'полосатый'. — Он выжил под ножом роспиловщиков! Он выжил у 'краснодорожников'! Черт подери, он даже бойню в 'Искре' пережил! А теперь...

Он поперхнулся и закашлялся. Старик бросил неодобрительный взгляд на молодого коллегу и скривился, не сделав даже попытки помочь.

— С-сволочь... — полузадушенно прошипел нервный, непонятно, в чей адрес.

— А теперь его прибрали арбитры, хотя по уму должны были отправить в расход, — все также меланхолично закончил невысказанную мысль лысый. — Наш друг весьма везуч, этого не отнять. Хотя надо признать, он очень хотел выжить, так что одним везением дело не обошлось.

— А теперь то что?!

— А теперь... — пожилой советник вынул руки из карманов и посмотрел прямо в глаза собеседнику. И тот как обычно вздрогнул, отведя взгляд.

— Мальчик мой, дорогой племянник, — тихо вымолвил зловещий старик. — Я уже не раз говорил, что у тебя проблема. Одна, но большая. Ты отлично ориентируешься в знакомых и привычных вещах. Однако нестандартное — по-настоящему необычное — тебя ломает на раз-два. Ты начинаешь нервничать, отступаешь в поисках твердой почвы, упускаешь время и пропускаешь удары. Я прикрываю тебя по мере сил, но я не вечен.

— Извини... — молодой склонил голову, признавая безоговорочную правоту старика. — Но это же действительно мистика какая-то...

Внизу загудела сирена — закончился новый сборочный цикл плат для 'ГосСтата'. Манипуляторы автоматиков замерли в готовности, словно лес голосующих рук на партсобрании. Проект был настолько важен, что строился исключительно на собственных ресурсах и производственной базе 'Правителя', а сверхсовременная электроника, идущая далеко впереди передовой линии мировых разработок — увы — не была сильной стороной мега-треста. Поэтому процент брака достигал пятидесяти процентов, и база проекта требовала постоянного обновления. Однако при удаче 'Правитель' должен был стать лидером уже не национального и континентального, но планетарного масштаба.

— Ты многого добился, ты член коллегии и почти 'ферзь', ты даже смог проскочить через этот проклятый кризис с 'Почтой', почти без потерь. Еще несколько лет, и ты войдешь в состав генерального директората нашего треста. В особенности если наш маленький проект в сотрудничестве с 'НеоНетом' пройдет успешно, а он должен принести успех и тонны денег. Но...

'Священник' подошел ближе к нервному спутнику и без всяких экивоков крепко ухватил того за галстук, накрутив полосатую ленту ручной вязки на крепкий кулак.

— Но тебя может свалить любая внеплановая хрень, простой неуместный срыв, — тихо, почти шепотом выговорил старый волк. — А это недопустимо. Я пожертвовал всем, чтобы ты мог подниматься выше. Я остался вечным визирем и советником за чужим плечом, чтобы ты мог достичь всего. Твой провал станет моим провалом, а мне это очень не понравится, поскольку это будет значить, что все мои жертвы оказались напрасными.

Он навернул на кулак еще один оборот галстука, и нервный человек был вынужден опустить голову, словно кающийся грешник.

— Я не хочу, чтобы двадцать лет моей жизни прошли даром, — с явственной угрозой сообщил старик. — И тебе придется мне в этом помочь. Больше сдержанности и больше оборотистости!

Он отпустил, почти оттолкнул протеже, тот отшатнулся, тяжело дыша и утирая покрасневшее лицо.

— Мы — 'шахматисты' и 'коммэрсы', — жестко, однако с ноткой примирения сказал пожилой человек. — Мы не истеричные девчонки из техподдержки, которые даже отказать клиенту толком не могут.

— Но он теперь у арбитров, — почти простонал молодой. — Нам его там уже не достать! Инспекторы его цереброскопируют, все всплывет!

— Мозгопросветка? — старик досадливо поморщился при виде тугодумия спутника. — Ты все еще не понял? Этот парень не дурак. Он явно понял, что трясти своим иномировым происхождением нет смысла и попытался найти место в новой жизни. Можно сказать, нашел. Если этот ... Постников ... не раскололся раньше, то тем более будет молчать теперь, когда у него наконец-то все более-менее складывается. А насчет цереброскопирования... Кому он нужен, это же обычный колхозник, что приехал в большой город за длинным рублем. Рядовая пехота. Какой смысл просвечивать и перебирать ему мозги? До полноценного инспектора все равно не дорастет, а обычная шестерка при арбитраже — это расходный материал, пешка, которую не допускают до сколь-нибудь серьезных секретов. Восемь из десяти гибнут в первые три года службы.

— Он уже столько раз разминулся со смертью, — покачал головой 'полосатый', который буквально помолодел на пару десятилетий. Глядя на него старый зубр вспомнил юношу, почти мальчишку, который заканчивал выпускной класс и впервые встретился со своим дальним родственником. Бывшим военным летчиком, а затем — малозначительным чинушей из службы госстата. Давно это было...

— Да, это так, — скромно согласился старик. — Но проблемы надо решать по мере их возникновения. А сейчас Постников — не проблема. Со временем он либо попадет в те самые восемьдесят процентов естественного отбора, либо нет.

— Его надо будет убрать! — советник сжал кулак и потряс им с яростной решимостью.

— Возможно, — осадил его пожилой мудрец. — А может быть и нет.

— ?

— Зачем убивать людей без лишней надобности? Кто знает, как повернется к тому времени жизнь. Он даже не знает о нашем существовании, я говорил с Постниковым только через 'куклу'. Он нашел свое место в нашем мире и определенно не собирается возвещать всем о своем происхождении. Если не погибнет в обычном порядке, почему бы нам не поработать с ним? В конце концов, какая разница, откуда человек пришел в большой город. Главное, какое место он смог выгрызть себе в общей системе.

— Слишком рискованно, — покачал головой советник после добросовестного раздумья. — Слишком.

— Сейчас мы вообще бессильны, — напомнил зубр. — Придется хорошо и вдумчиво поработать. Но со временем... Мы не станем, — старик ожег родственника строгим взглядом. — Не станем скандалить и кричать, что все пропало. Мы будем очень терпеливы и расчетливы. Запомни, как говорил один древний китаец, двигаются тогда, когда это соответствует выгоде, а если это не соответствует выгоде, остаются на месте. Мы поступим также. И лишь когда наступит удобный момент — аккуратно и предусмотрительно сделаем то, что сочтем нужным.

Эпилог

Три года спустя

Лекс любил работать со снайперами. Это оплачивалось по куда меньшему тарифу, с другой стороны оказывалось значительно безопаснее. Впрочем, суть была не в деньгах — 'оруженосцу' нравилась механическая упорядоченность, спокойная несуетливая целеустремленность снайперской работы. В действиях стрелков гармонично уживались технологический расчет и то, что можно было бы назвать 'рукой судьбы'. Интеллектуальные силы многих людей и новейшие достижения прогресса сливались воедино, чтобы маленький кусочек металла отправился в первый и последний полет.

Именно работая третьим номером в снайперском расчете, Лекс в полной мере наслаждался своей работой. Не чувством власти над жизнью и смертью — это было бы слишком просто — но причастностью к этому великому сплаву воли и техники, человеческого гения и холодного металла. Тем более, что прикрывающий стрелка назывался 'третьим номером' скорее по традиции. 'Вторым' давно уже выступал не человек с биноклем, а электроника, сопряженная с оптикой и просчитывающая одновременно до полутора десятков параметров, включая фиксацию момента выстрела по встроенными атомным часам.

Не открывая глаз, Постников прижался затылком к теплому борту, чувствуя слабую вибрацию. Обычно легкая дрожь свидетельствовала о слаженной работе многих механизмов и успокаивала, но не в этот раз. Перед делом все мандражат — нет бесстрашных людей, есть лишь те, кто успешно скрывают страх. Ну и психопаты, но таких на службе не держат — работа по 'одностороннему урегулированию деловых разногласий' требует холодного ума и тщательного расчета. Так что нервы — это нормально. Но в этот раз было что-то еще... Какая-то неправильность, тень скверного предчувствия на задворках сознания.

Что-то неправильно, не так, как должно было быть...

Постников открыл глаза и посмотрел на своего напарника, номера первого, с которым должен был сработать уже третий раз. Звали того Гюнтером, он был выходцем из ГДР и управлялся с пятнадцатимиллиметровым 'Гепардом', как с собственной рукой. Впрочем, среди инспекторов и "оруженосцев" немец был фигурой довольно популярной и даже знаменитой. Прежде всего тем, что неоднократно обкладывал отборной нецензурной бранью аппараты по продаже газировки, требуя от примитивных машин ответа. Лексу приходило в голову, что снайпер подозревал в простых автоматах наличие искусственного интеллекта, причём маскирующегося и ему, Гюнтеру, по каким-то скрытым мотивам перманентно враждебного. Но Постников не стремился проверять эту гипотезу.