Вирусы двигались по телу, проникали в клетки, читали их геном — то есть то, что считалось у них геномом — и выносили всю полученную информацию наружу, разрушая организм чужака.
Клетка за клеткой. Неостановимо. Неумолимо.
А следом, клетка за клеткой, выстраивался по скопированным лекалам организм биоморфа. Как раковая опухоль размером с весь организм — только раковые клетки не умеют меняться, превращаясь в те, которые должны быть на этом месте.
Химера, которая получалась, состояла бы из клеток биоморфа, но на всех более крупных уровнях была бы неотличима от того чужака, который сейчас медленно исчезал, делясь энергией и материей. А заодно и информацией из мозга. Нет, не памятью — именно информацией, как управлять телом.
Ничего особенного. Даже по меркам биоморфов.
“Я человек” — наконец произнесло про себя существо, когда ассимиляция закончилась. Существо наконец-то взглянуло вокруг, пусть и непривычными глазами — впрочем, для него все глаза были бы непривычными. И зрелище было не самым интересным — металлические стены вокруг пятачка с песчаным полом, на котором стояли, сидели и по которому бродили такие же существа, не очень разумные гуманоиды, с тремя пальцами на руках и ногах, и шестью глазами разных спектров — но биоморфу захватило дух. А потом существо чихнуло.
Стадо бесов было обречено. Вирусы, улучшенные по опыту первой ассимиляции, вгрызались в тела соседних существ — и те сами становились источниками заразы. И плоти биоморфа.
За бесами, кстати, следили извне, и регулировали поведение очень простым способом — уменьшая или увеличивая поток мистической энергии. Несколько десятков опытов, и биоморф мог, непосредственно управляя всеми телами, имитировать наиболее ожидаемое поведение.
Попытка же проникнуть за стену окончилась почти безрезультатно. Всё, что смогли выяснить мелкие паразиты, выращенные биоморфом по шаблону “муха”, так это выяснить, что же это за место, куда занесло биоморфа. Военная база технической цивилизации не самого низкого уровня, набитая системами безопасности, от пулеметных вышек до бронедверей и каких-то пропусков. Вердикт — для безоружных гуманоидов-бесов непреодолима.
Непреодолима для них. Но не для биоморфа. Пусть даже он и не знает всех этих слов и названий, а хочет только одного — чтобы стало так же хорошо, как было. Чтобы стало можно вернуться “домой”.
Те, кто смотрел со стороны, наверное, удивились. Бесы, и так ведущие себя не очень мирно — глупые хищники — набрасывались друг на друга, рычали, били и разрывали на части.
Глупость? Вовсе нет.
Помимо маскировки истинной причины действий, это позволило биоморфу влить в своё основное тело несколько тонн биомассы, а из костей изготовить инструменты и оружие для самых крепких тел бесов...
И всё равно главная атака произошла не на физическом уровне.
В какой-то момент жидкость, залившая загон бесов, вспучилась пузырём, а по мозгам всех разумных поблизости ударила единственная доступная биоморфу мистическая атака. Подарок Суккубы.
“Вы. Меня. Полюбите!”
Ведь любовь, а не костяные клинки, открывает любые замки.
К сожалению, воспользоваться открывшимися возможностями биоморф не успел. Искусственный “метеорит” вылетел из низко нависших тёмных туч всего через несколько минут.
Ядерный удар из космоса выжег базу, превратив её в груду горящих и оплавленных руин. Со всеми обитателями.
Со всеми?
Нет. Жизнь так просто не победить.
“Я — человек!” — с бессильной яростью подумал биоморф.
Остатки его тела, самые прочные и устойчивые клетки и ткани, собравшись в подобие небольшого земного восьминогого хищника с толстым брюшком, как раз под размеры единственной уцелевшей части мозга, убегали от пожара по подземной трубе, ведущей куда-то наружу, за пределы базы.
Эпизод III
Возможности биоморфов, как понятно, чрезвычайно широки и универсальны. Даже в самом начале развития этого класса оверлюдей, когда всё, что они могли — это копировать геном и выращивать по нему клетки, ткани и целые организмы или, как вариант, части своего организма, это привело к появлению целого класса новых технологий.
Из-за этой возможности выращивать части тела по разным геномам технологии, в которых так или иначе задействовались биоморфы, назвали химерными.
Самый яркий пример, конечно, “Живые Луны”. Там биоморф, причем, обычно один или двое, выращивали полноценную биосферу с десятками тысяч только видов организмов, и заодно работали универсальными фабрикаторами. Не то, чтобы очень быстрыми или исключительно универсальными, но весьма хорошими.
Другой пример — поглотитель энергии Тайны.
И не только.
Исследования наконец-то заработавшей варп-червоточины велись полным ходом. Например, то, что она не идентична червоточине Тайны, было видно уже на первом полноценном включении. Свет через червоточину Тайны проходил как через туманную сферу — через первую спиритонную же червоточину свет проходил без помех и как через круглую плоскость.
Перебросить же через червоточину что-то, кроме фотонов, не получилось.
Круг, в который входил мистик Исида, проблему осознал и, сообщив что-то вроде “Необходимо доработать мистику с использованием других Сфер”, ушёл всем составом в медитацию.
Остальной же научный коллектив, корпевший над Тайной и её последствиями, для дальнейшей работы получил на руки ещё несколько спиритонных пар первого типа.
Первое, что приходило на ум Интеллектам — вот оно, решение проблемы мгновенной связи на межзвездных расстояниях. Конечно, нужно проверить, на межзвёздных ли, и так далее, нет ли каких подводных камней, да и отработать конструкцию прибора связи... Но это всё прорабатываемо достаточно быстро и без всякого полёта мысли.
А вот полёт мысли приводит к вопросу о механизме работы червоточины. Классическая эйнштейнова червоточина делала эквивалентными два объёма пространства-времени, и на неё не хватило бы всей энергии пост-человечества, которую можно было бы использовать для генерации экзомата. Мистические червоточины работали как-то по-другому, потребляя экзомат во вполне приемлемых количествах — граммы и миллиграммы энергетической массы, той, что E=mc2, но при этом всё-таки добивались эквивалентности пространства.
А времени? Как обстоят дела со связью времён меж червоточинами? Интересный же вопрос.
А можно ли пропихнуть через червоточину не фотоны, а, допустим, бозоны Хиггса? Те, которые отвечают за массу тела? Или ещё какие-нибудь бозоны?
Впрочем, уже вторая серия опытов показала, что к этой проблеме без мистиков не подступиться. Похоже, особенности связи заложены в исходной спиритонной паре, а не в параметрах варп-генератора.
Или вот ещё — а сколько вообще энергии можно пропустить через червоточину? А можно ли удержать активным проход, отключив варп-генератор на одном из концов? Создать так точно не получится, а удержать?
Задав друг другу по очереди эти два вопроса, Интеллекты Жанна и Сандра с удивлением констатировали, что эта червоточина может быть идеальным энергетическим насосом.
Ведь если предела по прохождению энергии нет, а стабильность червоточины можно удержать лишь с одного из концов, то одинокий спиритон можно уронить в центр Солнца или другой звезды и забирать оттуда столько джоулей, сколько можно... Кстати, а получится ли изменить в таком случае “сколько пришло” на “сколько нужно”?
Столько интересных вопросов! Столько идей!
Хорошо быть Интеллектом!
Один выход червоточины был в тот же день поставлен на небольшой парусник и отправлен поближе к Солнцу — экономнее всего проверять пределы возможностей червоточины на той энергии, что бездарно уходит в дальний космос. Ещё одна червоточина отправилась на попутном грузовике в пояс Койпера. Третья — к варп-вратам, ведущим к паре коричневых карликов Луман-16, наименее ценной доступной звездной системе в шести светогодах от Солнца и почти четырёх от Толимана. Четвертую и пятую пары оставили для исследований на станции около Луны.
Опыты по удержанию канала при отключении одного из генераторов, к слову, дали положительный результат. Создав несколько другую конфигурацию экзоматерии и сгенерировав её с избытком, варп-генератор стабильно удержал червоточину за один конец.
* * *
+2 месяца. Солнечный парусник с выходом первой червоточины приблизился к Солнцу
* * *
— Парный генератор вышел из строя. Стабильность портала в норме. Перегрузка станционного генератора 115 процентов...
— Сколько пропускаем?
— Почти мегаватт за секунду.
— Бер, справляешься? — всё-таки мегаватт излучения для живого фотоэлемента площадью всего-то метров в тридцать, которым работал биоморф, это очень много. С другой стороны, какой ещё прибор может сам вырасти, всего лишь приспосабливаясь к условиям? Пусть даже земные организмы и вовсе не знали излучения мощностью больше киловатта, но Бер принял за основу космическую форму, активно работал, был очень занят и только буркнул что-то в ответ. Правда, не нервное или что-то предостерегающее, а так — “Отвлекают всякие”. Судя по вырастающей прямо на глазах кровеносной, а может, теплоносной системе на фотоэлементе, можно было не ожидать внезапно вырвавшегося мегаваттного потока света из станционной червоточины. И это хорошо.
— Скорость испарения паруса выросла. Не сможем вывести на круговую околосолнечную. Так и останется на эллиптической.
— Так даже лучше. Высота перигелия?
— 0,85 солнечного радиуса.
— Всё-таки ныряем в звезду.
— Коррекцию провести уже нечем, площадь паруса 0,3 от начальной и уменьшается. Моя вина.
— Вырубим в фотосфере. Время прохождения перигелия?
— Т+10 минут.
— Парусник испарился полностью. Внешнее слежение за червоточиной невозможно.
— Расчётный поток через червоточину?
— Полтора мегаватта.
— Стабильность?
— Сохраняется, но потребление энергии варп-генератором растёт, пока незначительно.
— Бер?
— Нормально, — биоморф почти светился от проходящей через него энергии.
“Нормально” продолжалось ещё некоторое время, пока просвечивающие насквозь ткани биоморфа не помутнели на секунду...
— Перегрев!
Вспышка! Вспышка, сметающая и ту часть тела Бера, и всю сложную технику.
— Варп-генератор вышел из строя.
— Червоточина схлопнулась.
Интеллекты вздохнули, переглянулись с немного обожженным биоморфом, посмотрели на парящие абляционным покрытием стены лабораторного отсека...
— У нас есть ещё одна свободная пара.
— Только нужно доработать технологию.
— И парусник взять попрочнее. Всё-таки вывести на круговую у поверхности Солнца...
— Вырастить электроорганы, чтобы подпитывать вашу машинерию собранной энергией. И поделиться опытом, — улыбнулся биоморф. Всё-таки далеко не зря обмен генокодами у биоморфов сделали настолько приятным.
* * *
Год 2698.
* * *
Солнечная энергостанция на базе спиритонной червоточины представляла собой классическую химерную технологию. Спиритонную пару предоставляли мистики. Живой фотоэлемент, способный переварить фотоны всего спектра от радио до очень жесткой радиации, вырастил биоморф. Частично. А варп-генераторы, самую прочную часть фотоэлемента и защитную оболочку создали технологи.
— Мощность при работе от звезды класса G тридцать мегаватт. Габариты — шар диаметром три метра. Радиаторов, как и звезды в прямой видимости, не требует. Обслуживания практически не требует.
— Но солнечную энергию потребляет. Рой может потерять в эффективности.
[*Рой Дайсона — скопление солнечных спутников-энергостанций, собирающих энергию звезды и передающих её лучом лазера по адресу. Частный случай сферы Дайсона.]
— Только в том случае, если площадь Солнца, закрытая энергетическими червоточинами, сравнится с общей площадью солстанций Роя.
— Кстати, вы не проверяли, что будет, если отправить эту червоточину в ядро звезды?
— Проверять на Солнце слишком опасно. Опыт запланирован для лаборатории стелларформирования у звезды Барнарда... Как только мы получим новые спиритонные пары.
— КПД чрезвычайно мал.
— Но даже так массовая плотность энергии выше в разы, чем у большинства наших источников. И такое ядро исключительно удобно для химерных систем.
— Тогда мы всё-таки согласимся. Это совершенство.
— “Солнечное совершенство”, хочу заметить.
— СС? Не лучший вариант.
— Да, мы приняли наименование С2. С2-ядро, — рука аватарки Интеллекта описала ровный круг вокруг красного шара энергоблока.
Арка Разума
Эпизод I
Жизнь на Риктув, как называлась родная планета Мыслекуба, она же Глизе 667Ас по земным звездным картам, действительно пришла с Рикрика, суперземли у красного карлика Глизе 667Сс. И это была очень и очень непохожая на земную жизнь.
Судя по их биохимии, разница между террагенными и аборигенными организмами возникла уже в самом начале. Земная жизнь, как и жизнь прочих организмов Солсистемы, то есть остатков микрофлоры Марса и Европы, началась с нуклеиновых кислот в оболочке из липидов. Чужая — на сложных кристаллах в кристаллической же оболочке.
На Рикрике, планете, постоянно повернутой к красному карлику одной стороной, жизнь зародилась на полюсе тепла. В точке, где яркое и близкое солнце всегда стоит в зените, разогревая поверхность и заставляя её буквально подтягиваться выше, как океаны во время приливов на Земле, и перемешиваться при помощи вулканов и прочих землетрясений. А ещё немного активности добавляет периодически, четыре раза за земной месяц, проходящая мимо внутренняя планета, чуть-чуть больше Рикрика. И пусть влияние её гравитации на Рикрик несравнимо меньше гравитации звезды, но когда они складываются, то вторую планету начинает тянуть и взбалтывать ещё чуть сильнее.
В таком бурлящем котле из лавы, магмы, звездного жара и землетрясений и зародилась жизнь кристаллидов. Не самая удобная для жизни среда? Земная жизнь зародилась в химическом котле древнего океана, где гигамолнии били из аммиачных облаков в насыщенный метаном океан. Тоже не очень удобная среда. И тоже очень эффективный химический реактор.
К сожалению, подробной истории развития жизни своего мира Мыслекуб не знал, поскольку эту информацию он получил в составе данных по программе разработки очередной серии нанотех-машин. Зато учёные могли предположить историю чужой жизни вполне определенно.
Кристаллическая микробиота успешно устроила на Рикрике аналог кислородной катастрофы, а может, и углеродной, тем самым приспособив окружающую полюс тепла часть планеты к жизни. А несколько позже, в какой-то момент кристаллическая жизнь доразвилась до сложных структур, аналогичных даже не многоклеточным, а уже скорее рыбам, и успешно выбралась “на сушу”, за пределы освоенной части планеты. И конечно же, первопроходцы немедля подгребли под себя все до тех пор неосвоенные ресурсы — а последовавшие за ними с этим не согласились и продолжили естественный отбор. Как итог — несколько царств живых существ, сотни и тысячи классов, родов и видов, миллионы лет эволюции многоклеточных и появление в итоге разумных существ. Довольно близких к людям — по крайней мере, ноги и головы у них были, вот их числом и размещением, как и прочими деталями, Мыслекуб пока не делился.
