Пректон...
Я схожу с ума? Нет, не может быть. А почему не может? Вполне себе похоже на правду. Схожу с ума и всё тут. А что будет, если они поймут? Отключат?
Хоть бы отключили...
Это бред воспаленного сознания, или он и впрямь ощупывает внутренние стенки кристалла дрожащими пальцами слабых рук? Сотни миллиардов атомов, соединенных в сложные молекулы, в кристаллическую решетку. Решетку. Клетку... По связям-прутьям часто-часто пробегают крохотные голубые молнии, скользят, змеятся во всех направлениях, шипят и трещат. Эти молнии — его безмолвный страж, Пректон. Здесь так холодно. Когда он в последний раз видел солнце? Не чужие звезды, не фильтрованный свет — солнц?..
Слабые пальцы соскальзывают с гладкой стеклянистой поверхности, пронизанной тысячами молний.
И настойчивый входящий сигнал возвращает в обыденную реальность.
— Вайон! Вайон, где ты там витаешь? Условное время.
Как же тяжело. Но он заставил себя собраться, вслушаться в поток данных оболочки, включить оптику... Раскисать нельзя.
Точка.
Уже идёт расчёт посадочной траектории — на более-менее защищённое от песчаных бурь и подходящее по размерам ровное плато. Автопилот вполне может посадить корабль сам, но Пирт, как всегда, не оставляет ему и полшанса. Массивная голова чуть наклонена, манипуляторы на рычагах управления, лицевая маска застыла хмуро. Толчок двигателей — и по пологой дуге корабль скользнул к планете.
Экипаж понятия не имел, что поджидает их на поверхности.
* * *
Квадрат 3574-12. Планетарные сутки спустя.
Клятый песок! Треклятый красный цвет!
Красное солнце, противно-розоватое небо, отливающий этим же розовым песок. Даже редкие лужи ядреной жижи, попадавшейся в этих местах, казались под солнцем, чтоб её, красным расплавом! Химанализ выявил наличие в её составе неизвестной органической кислоты, и пока Ханк не закончит исследования, полиморфы предпочитали обходить эту "красоту" стороной. Вдруг оно и полиаркон проедает?..
Вот только почему-то сканеры не обнаружили ничего, что могло бы оставлять такие следы. Отсутствие крупной живности на планете никого не удивило. А вот видимое отсутствие бактерий при наличии органических следов — заставило насторожиться.
Компактно сложившись в нечто обтекаемое и включив гравикомпенсаторы, Марин угрюмо скользил метрах в полутора над поверхностью. Рядом, шустро перебирая шестью длинными блестящими "лапами", двигался Вайон в виде подобия жука, плотно пригнанные сегменты брюха не давали песку набиваться внутрь. Передвигаться шагом было невозможно — машины проваливались под собственной тяжестью, вязли в песке, он забивался во все щели, клинил механику. Хуже всего приходилось во время бурь — песок-то кремниевый, чтоб ему. Острый. И ветра на этой гребаной планетке такие, что мама не горюй. Не успеешь добраться до корабля или хотя бы герметично сложиться — конец суставам, мелким деталям, шлангам подачи охладителей. Крупные песчинки превращали в решето даже защитную изоляцию. На высокогорном плато, где приземлился "Искатель", ветра вообще не стихали никогда. Иногда просто усиливались до ураганной мощи.
— Выходим на точку через двадцать минут, — раздался голос командира.
Сканирование местности. Выявление биологических объектов... не обнаружено. Радиационный фон — превышение планетарной нормы на двадцать восемь процентов.
Неужели это фонит разбитый реактор "Утехи"?
— Понял.
Шум двигателей. Ровный монотонный лязг лап. С тем же Джасом можно было бы потрепать языком по дороге. Вайон молчал с упорством робота.
Год за годом космос постепенно вымывал из полиморфов все человеческое. Они перестали изображать мимику, исчезли из обихода человеческие жесты и лишние, ненужные движения. Частая работа в безвоздушной среде отменяла необходимость пользоваться голосовыми модулями. Это настолько угнетало весь экипаж, что полковник Рэтхэм жестким приказом прописал голосовое общение при малейшей возможности. Он буквально заставлял их оставаться людьми. Он прописывал книги и музыку, как пилюли — и радиоэфир наполнялся голосом чтеца, классическими концертами или любимыми песнями.
Но хуже всего было годами не видеть живых человеческих лиц. Порой от невыразительных металлических рож соратников на Марина накатывала чёрная тоска, и он начинал тихо ненавидеть каждого, кто попадался навстречу. Иногда в памяти не к месту всплывала жена, с которой он развелся незадолго до зачисления в проект — теперь уже давным-давно прах, наверное. Родное государство не интересовалось, хочет он в железо или нет. Государству был нужен пригляд сверху за учеными энтузиастами. Тут хочешь не хочешь — а полезай в машину, родимый. А то мало ли, что на уме у полковника медицинской службы Сайареза Тохэ Рэтхэма взыграет...
Полковник поводов к подозрениям не подавал. Да и толку следить? Его связь с сепаратистами доказана так и не была, нелегальные каналы связи он не использовал, да и содействовать им ничем не мог, с другого конца Галактики-то... к тому же за два с лишним столетия с неугодными режиму организациями наверняка разобрались.
Стоп. А если с нами связи нет, потому что самого режима больше нет? Откуда нам знать?
Эта мысль так удивила майора, что он даже притормозил на полсекунды, но опомнился тут же.
Нет, режим не при чем, "Утеха" ведь тоже потеряла связь... Ай, забей, приятель. Все равно возвращение домой не грозит, толку загружать проц ерундой?
В последнее время он, как и все, стал сомневаться в этом. В самом деле, прошло слишком много лет, чтобы прописанные в официальных документах задачи оставались актуальны. Если только не существует неофициальной задачи, на которую намекает его собственный приказ.
Но и в этом он тоже сомневался.
С годами работа в Департаменте вовсе стала тускнеть и казаться неважной, ненужной. Здесь и сейчас была только команда. Общие нужды, общее дело, общие страхи. В стороне оставаться было никак нельзя. Постепенно он начал понимать даже их мудреные разговоры.
Сигнал дальномера отвлек от размышлений. До "Утехи" оставалось сто двадцать метров, её обгорелый нос торчал из-за ближней гряды. Полиморфы остановились на каменистом гребне и огляделись, запустив все сканирующее оборудование. Очередной порыв ветра швырнул в них тучу песка и пыли, но песчинки в этот раз лишь бессильно прошуршали по броне.
Корабль был занесен песком. Взрыв разорвал его пополам, разметав обломки кормовой части на десятки километров. Вторая половина косо торчала из воронки, зияя черным вывороченным нутром.
— М-да, — попытался разрядить обстановку Марин. — При таком падении вряд ли кто-то выжил бы.
Вайон соизволил чуть повернуть голову и покоситься на него. Промолчал. Алое солнце тускло бликовало на его металле, превращая в гротескное порождение этого мертвого мира.
— Нужно добраться туда, — ровно сказал он.
Чего и следовало ожидать. Нет, без толку пытаться его разговорить. И чего я каждый раз надеюсь, как идиот?
Горечь незаслуженной обиды взвинтила проценты активности Сердца. Почему такое равнодушие, за что? Майор силой успокоил себя и ответил не менее ровно:
— Сканер не видит биологических останков снаружи. Для экспертизы придется либо лезть внутрь, либо вскрывать обшивку.
Ну что ж, если ты хочешь разговаривать только о работе — пожалуйста.
— Подобраться можно через большую дыру. Полагаю, мы там пройдем.
На сей раз промолчать решил уже Марин. Разговоры исключительно по делу вгоняли его в ещё большую тоску. И зачем, спрашивается, засорять эфир ненужными фразами, на которые друг все равно не ответит?
А друг ли...
Не дожидаясь Вайона, майор начал медленно продвигаться вперед, тщательно сканируя каждый метр пространства на предмет неприятных неожиданностей.
Что ж ты молчишь, дурак...
Обида и разочарование никуда не делись. Ну почему, за что?! Зачем было называть другом, чтобы потом превратить в пустое место? И ведь поверил, действительно поверил. Особенно там, на Вэл-48, когда пришлось уносить ноги от кислотных дождей, когда оба остались практически без брони. Тогда он понял, что нужен, что, может быть, ради этого человека стоит забыть и о задании... А сейчас что изменилось?
И как меня самого угораздило подписаться на это все...
Активность Сердца — девяносто три процента. Нехватка ресурсов для расширенного сканирования.
Ай...
Снизить активность до тридцати процентов!
Снижение активности... семьдесят два процента.
Я сказал, до тридцати!
Операция невыполнима.
Ну и пошло оно все...
Разозлившись сам на себя, Марин отчаянно ухватился за работу и постарался думать о деле. Корабль этот нервировал его все больше, заставлял врубить на полную мощность всю систему сканеров, датчиков и сенсоров.
Мало ли, что заставило "Утеху" упасть. Не было оплавленной рваной обшивки. Корабль не горел. Да и не похоже, чтобы он взорвался в полете — все обломки лежали очень близко к месту падения. А это означало, что "Утеха" разбилась о поверхность раньше, чем её разворотил взрыв поврежденного реактора.
Позади послышался лязг лап. Вайон спустился с гребня. Его молчаливость иногда начинала пугать Марина, но ведь он, паршивец, не подпускал к себе никого. А все дело наверняка в усталости. Наверное, кончится скоро командир...
Полиарконовый жук неподвижно застыл на скальном гольце, не испуская сигналов и глядя в одну точку. Машина — она и есть машина.
Как же ты устал, наверное. А я даже не узнаю о том дне, когда ты перестанешь быть.
Трансформация. Ручные орудия в боевой режим. Слуховые анализаторы на полную мощность. Переход в режим инфракрасного зрения.
Мало ли...
Тишина. Почти абсолютная. Только шуршат осыпающиеся под ветром песчинки.
— Чисто.
Вайон снялся с места и, перебежав до первых обломков, встал на ноги. Вместе они просунулись мимо торчащих балок в темноту мертвого корабля. Страшно не было. Чего бояться в самом деле, не ходячих же мертвецов! Старый металл скрипел и прогибался под весом машин, приходилось пригибаться, чтобы не задевать головами потолок. Вокруг не попадалось ничего, кроме обломков. Разбитое оборудование, раскиданные тут и там вещи, стоило их задеть — и они разваливались на куски. Двери, ведущие в каюты, были закрыты. Если там и оставались люди, добраться до них полиморфы не могли. Да и не собирались они пока ничего взламывать.
Что же здесь произошло...
Все технические жидкости давно выветрились из пересохших труб, кабели были порваны Запустить автономные источники питания и вытащить логи ИИ корабля, вероятно, не удастся. Значит, надо искать черный ящик в рубке или на мостике. Может, записи прольют свет на катастрофу.
Пробираться к рубке пришлось, сменив форму — коридор сузился. А потом сканеры засекли первые останки.
Человек в комбинезоне техника лежал возле левой стены, конечности изломаны, шея неестественно вывернута. Тлен не тронул ни тело, ни синтетическую ткань. Но лицо мумии почему-то не выражало ни боли, ни страха.
Вайон навис над телом и, выпустив левый манипулятор, ввел под кожу иглу сканера.
— Вирусов нет, — выдал он через полминуты. — Заметных отклонений тоже. Точнее не скажу, я не патологоанатом.
Надо же, заговорил...
— Тогда бери образец, отнесем его на базу, пусть там док разбирается.
Еще через полминуты большой палец с руки мумии отправился в герметичный контейнер, и полиморфы двинулись дальше. Может быть, будь они людьми из плоти и крови, темнота, тишина и мертвое оцепенение пугали бы их. Но здесь не водилось ничего, что могло бы испугать машину. Гулким эхом отдавался в коридорах лязг, совмещение режимов визуализации не оставляло места даже самой мелкой тени.
...Но Вайон почему-то не хотел идти вперед. С отчаянным криком он бился о голубые стены, пока машина делала свое дело. Пытался отдавать команды процессору. Остановить. Притормозить. Там, впереди — страх. Опасность. Прячется в тесной для полиморфов каморке мостика среди трупов и изломанной техники.
Я не хочу туда!
Почему машина меня не слушается?
Марин не услышит этих метаний. Никто не услышит. Никто из них не умеет заглядывать в Сердца. Надо бежать, бежать отсюда. На этой планете нет жизни. Здесь все мертво. Даже то, что притворяется живым. Оно там. Ждет. Оно убило "Утеху"
Голоса. Переговоры команды. Записи? Ах да, черный ящик... Сначала все в порядке. Им любопытно. Смех в эфире. Шуточки.
А потом они кричат.
Вайон знал — потому что черные щупальца влезли к ним в головы. Тонкие. Невидимые. Они вполне проникают и сквозь молекулярную решетку кристалла.
Съежившись и жалко всхлипывая, он смотрел пустыми глазами в чернильный мрак за тонкими стенками камня. А машина меж тем взяла ещё несколько образцов, небольшую плоскую коробку "чёрного ящика" и отправилась назад.
2. Блиц
Личный архив Командующего Сан-Вэйва.
Примерно то же время.
Жизнь на "Стремительном" не баловала экипаж разнообразием. Подъем по расписанию, завтрак, смена и нудные обязанности до конца вахты, ужин, час свободного времени, отбой. Флагман прославленной Тридцать пятой эскадры Объединенного Космического Флота Федерации комфортом мог перещеголять самый дорогой круизный лайнер, но все-таки порядок на боевом судне — превыше всего. Поэтому при всех привилегиях, которые имел торийский экипаж в сравнении с экипажами других авианосцев, служба на "Стремительном" была ничуть не легче.
Все же, главным отличием было, в первую очередь, отношение. На кораблях федералов личный состав, прежде всего, терпел нудную рутину, срочную или контрактную службу. А под начало Золотого Журавля люди шли по призванию — жить и работать так, будто переезжали в другой город. Поэтому у экипажа, которому капитан доверял безоговорочно, имелся неограниченный доступ в Сеть, была возможность забирать на борт любые личные вещи, а на взаимные мелкие гадости вроде подсыпанного в душевую пищевого красителя начальство обычно смотрело сквозь пальцы: пока "развлечения" не вредят общей дисциплине, они даже полезны — иначе у надолго оторванных от дома людей может и крыша поехать. В дополнение к обычным спортзалам на корабле имелись бассейн и оранжерея с мелкой живностью. Нередки были и командные соревнования в духе "пилоты против техников". Большинству о такой службе оставалось только мечтать. Самих же торийцев удручала разве что долгая разлука с родными, но — каждый знал, на что он подписывается.
Те, кто видел "Стремительный" впервые, почти всегда спрашивали одно и то же: — почему он повторяет формой морское судно? Ведь это же космический корабль! Ответы попадались самые разные, и экипаж азартно их коллекционировал. К объяснению привлекали сложные расчеты, разводили руками, изображая необъятные проектные чертежи, ссылались на многомерную математику и даже смеха ради наизусть цитировали чей-то перл. "Эмпирически доказано, что заостренная клиперская форма носовой части вкупе с обтекаемым корпусом из полиаркона повышает быстроходность в гэло-сфере подпространства через вэло-струны и облегчает нейропроцессору этап кодирования частиц при погружении".
