Заблудшие

Жизнь продолжалась.

III

Игоря проклинал всякий, кто только мог. Разъяренные водители, не скупясь, выливали ему в след ведра матной брани, сигналили с дьявольским усердием, и если бы машины могли осипнуть, то так непременно бы и произошло. Пешеходы, пораженные его нетерпением и скоростью, заячьими стаями скакали на тротуары и так крестили Игоря, насколько позволяло их богатое воображение.

Да и было за что. Игорь не придавал значения ни одному правилу дорожного движения, кроме, светофоров. Да и то, стоило цвету смениться, его старенькая, но бодрая Лада, первой срывалась с места и, обгоняя еле плетущихся соседей, мчалась вперед. Ничего не могло остановить ее, машина, долгое время стоявшая ненужная в гараже, мечтавшая и лелеявшая надежды, дождалась своего часа. Мотор не чихал, не кашлял, он взревел молодым, необузданным львом, желая доказать, что готов сражаться до конца и служить владельцу, пока не развалиться на ходу.

Игорь и сам не ждал подобных результатов, когда навестил свою старую подругу. Но бережное хранение сыграло свою роль — машина не заставляла волноваться за себя. Она повиновалась каждому приказу Игоря и за всю долгую, не простую дорогу не преподнесла ни одного неприятного сюрприза. Она с легкостью катилась вперед, а обледеневшие, неровные дороги деревенских местностей преодолевала хоть и со встряской, но без капризов. Холеные иномарки подобных испытаний не выдержали бы, закаленная лада же держалась стойко и уверенно.

Игорь не чувствовал преград — в груди истерично билось пламя воодушевления, желания и нетерпения. Оно оборачивало минуты в часы, рвало мышцы, внушая, что только одно избавит Игоря от его влияния. Оно клекотало, выло и ревело, и терпеть его было невозможно. Игорь давил педаль, словно хотел ее размозжить, не рассчитывая сил, выкручивал баранку и стремился вперед вместе с неистовым чувством.

Он возвращался к тому что, в свою очередь, вернуло его к жизни. К тому, без чего не мыслил отныне существования. За окном рябили деревья, проскакивали деревни и городки, но Игорю они были безынтересны. Глаза его смотрели в одну точку: в сжатые губы горизонта, из которых тянулся мокрый серый язык дороги, по которому ему предстояло еще ехать бесконечно долго. Сколько не стремись к обрыву, никогда его не найдешь и, все чего добьешься, если не повернешь или не остановишься, пойдешь на следующий круг. Бесцельно, но не бестолково. Теперь это Игорь знал наверняка. Какой бы не казалась жизнь пустой и никчемной, человек сам определяет, быть ли ей таковой. Все в его руках — тлеть или возрождаться. Были бы силы и воля, а земля кишит их источниками. Надо только не лениться и находить.

Игорь нашел и теперь мчался во весь опор к его целительной струе, но не утолять жажду. Он собирался взять в руки лом и без устали, до потового дождя долбить камень, теснящий воды источника. Трудиться день и ночь, не глядя на невзгоды, сквозь озноб и жар, подниматься на ломающихся ногах, не думать о боли, не ведать устали. Лишь бы одолеть своего противника и ощутить гордый вкус знания, что он — победитель. Он будет ломать этот камень, пока тот не треснет и не отвалиться в сторону, пока источник не ринется вон, неся счастье не только Игорю, но и многим другим. Пока Алина не перестанет топтаться на месте, а вместо этого разгонится и, как жизнерадостный ребенок, разбросав руки, побежит вперед.

Игорю неистово хотелось этого, в воображении своем он видел добрую улыбку на родном лице, и уже не мог ждать. На следующий день после судьбоносной прогулки в парке, он завел свою подзабытую машину и, обрадовавшись ее ответному порыву, поспешил вон из Москвы — обратно в Протасово.

Закончился асфальт, уступив место бетонным плитам, затем и они оборвались, и грубая, песчаная дорога с множеством колдобин, наполовину заваленная снегом, вынудила Игоря все же сбросить скорость. Было бы самоубийством, сломя голову лететь по подобной трассе, а к смерти Игорь больше не стремился. Он думал об Алине, между делом поглядывая, чтобы его "Ладушка" не угодила колесом в яму или споткнулась об ухаб. Вспоминал их с Алиной совместную жизнь, ссоры и перемирия, как она почти не дышала над ним во время его болезни, и сколько было счастья, когда он, наконец, встал на ноги. Могла ли его уничтожить их последняя размолвка? Что оказалось сильнее — обида или привязанность? Догадки били одна другую, Игорь, даже, немного боялся, не встретит ли он вместо приветствия грозный взгляд Алины и рой оскорблений или злых насмешек. Зная ее характер, надо было предполагать все, что угодно. Но желание спасти девушку перебарывало любые страхи.

"Ничего, успокаивал Игорь сам себя, — похлопывая руль, будто машина волновалась вместе с ним, — не впервой. Будет брыкаться — свяжем, ругаться — вытерпим. В конце концов, ей все на благо будет. Сама потом спасибо скажет. А через оскорбления мы уже проходили — ничего за ними не следует, кроме смирения. Это у нее от безысходности, это пройдет.

Когда показались знакомые места, Игорь чуть не закричал от радости. Здесь он когда-то месил ногами осеннюю грязь и разглядывал обглоданные деревья, здесь плутал в поисках Алины, а здесь отбивался от седого безумца, убеждавшего, что девушку необходимо сжечь. Ведь все это было недавно, чуть больше месяца прошло, а кажется уже далеким и почти забытым. Легкой ностальгией веяло от таких воспоминаний и тянуло грустно улыбнуться. Но не до то того было сейчас Игорю — всего в мгновении от него была Алина, его цель и надежда.

На последнем, осторожном съезде, он уже еле сидел в кресле, ерзал от нетерпения и, когда машина, наконец, остановилась у покосившейся облезлой, поросшей лишаем, изгороди, вылетел из нее, словно пуля из ствола.

— Алина! — заорал он на весь двор, даже не подумав о том, что вопль его едва ли кто услышит. — Алина, я вернулся!

Но тишина резала уши, Игорь ждал ответа, но вместо этого по двору растекалось безмолвие.

— Алина! — снова позвал он, но бесполезно.

Игорь подбежал к дому, задергал так и не прикрученную ручку, дверь не поддалась. Он зашарил ладонью в маленьком тайничке, куда Алина обычно убирала ключи, но и там оказалось пусто. Она либо заперлась изнутри, либо ушла, захлопнув дверь, оставив кличи внутри. Средь бела дня? Игорь не поверил сам себе, оббежал дом, постучался в окна, но они только звякнули и тут же приумолкли.

— Да что же это такое, — раздосадовано, воскликнул Игорь, — опять двадцать пять. Алина, открывай, это я!

И, ухватившись за карниз, подтянулся, заглянул в грязноватое стекло, от неожиданности осел обратно, не веря, покачал головой.

— Черт побери, — машинально выругался он и осмелился снова заглянуть в дом.

Именно, заглянуть, потому, как внутри он увидел все — стол, кровать, книжную полку. Все то, что раньше оставалось недосягаемо глазу, скрыто под плотной шторой, которую Алина никогда не распахивала, прячась от любопытных. Теперь они уныло лежали складками по бокам окна, тяжелые и отверженные.

Игорь снова постучал, уже настороженно, но опять не получил никакого знака, что есть кто-то живой. Не спеша, обошел дом еще разок, придирчиво вглядываясь в стекла, но, не видя в них надежды.

Его разъедали сомнения. Не могла Алина уйти, не в ее это духе. Спрятаться или забиться в уголок — это еще, куда ни шло, но убежать, когда солнце еще не село? Нет, поверить в это Игорь не мог. Но и тишина, будто бы брошенного дома, пугала.

Он снова стоял перед глухой дверью, глядел на болтающуюся ручку и треснувший узор краски, похожий на пересушенную пустыню, только темно-коричневого цвета, на словно гнилые зубы, ржавые шурупы и зиявшую ниже скважину для ключа. Смотрел Игорь долго, и с каждой минутой злокачественной опухолью в нем росло раздражение. Его бесили и замок, и ручка, и краска, и хилая дверь, отделявшие его от Алины. И ненайденный ключ, и слабые петли, и все... Все в целом, все вместе. Чаша терпения Игоря переполнялась, застоявшееся на огне кофе ярости уже ползло через край густой темной пеной. Он вдруг вспомнил, как занимался подростком восточными единоборствами, как разучивал стойки и ставил удары, как хвалил его тренер и сулил большое будущее. Игорь бросил потом, а может быть зря?

И проверил. Сокрушительный удар ногой заставил дверь задрожать, отпрясть в сторону, ручка отлетела, унося с собой шурупы со стертой резьбой. Второго удара старое дерево не выдержало, затрещало, дверь распахнулась, а прямоугольный, потемневший от времени зуб замка вырвал из косяка кусок волокнистой древесины.

Игорь, все еще разгоряченный, не выпустивший до конца пар из перегретых нервов, ворвался в дом, заметался по комнатам, разыскивая Алину. Он обыскал каждый угол, заглядывал под столы и кровати, даже платяной шкаф не избежал его внимания, но девушки не было. Как и куртки на вешалке.

Измученный бестолковыми поисками, ослабленный неоправданными надеждами, вернувшийся в свое привычное состояние, Игорь, растерянно оглядывал пустой дом.

Где? Вопрос гвоздем сидел у него в голове, и от штыря в разные стороны трещинами расползались другие. Куда она делась? Когда ушла? А может, ее вывезли силой? Убили? Спрятали? Да кому она нужна? А многое ли ему известно?

Непривычно пустой дом теснил Игоря. Не в силах терпеть свое одиночество, он, сжав бесполезную голову руками, вышел вон и опустился на скамью, согнулся вопросительным знаком, не зная, куда дальше ему деваться. Надо было искать Алину, но где? Ходить по домам, расспрашивать всех и каждого? Похоже, что так — иного выбора не оставалось. Так он и сделает, если девушка не вернется к вечеру. А когда вернется... вот уж он с ней поговорит.

— Крепко она тебя достала, видать, — услышал он знакомый голос и, оторвавшись от притоптанной дорожки, посмотрел вверх. Напротив стоял Платон, краснощекий не то от мороза, не то от выпитой накануне водки.

— Привет, — спокойнее ответил Игорь и пожал приятелю руку, — да никто меня не достал. Вернулся вот... Да не ждут.

— А дверь зачем вынес? Это, как его, опр... опрт... опрометчиво. Язык сломать можно, зараза, какая. Холода ведь на носу.

— Разберусь, — буркнул Игорь, снова уставившись под ноги, и сам себе промолвил, — и куда она делась?

— Ушла, — грохнул над ухом Платон, — еще вечером.

— Ушла? — повторил за ним Игорь, потухая, как слабая свечка, но, осознав смысл сказанного Платоном, вскочил, уставился на собеседника. — Ушла?! Ты что же, видел ее?

— Да, как тебя сейчас. Вышла она, обдолбанная какая-то, постояла, помолчала и ушла. Хрен знает куда. Вот не возвращалась еще. Так что, брат, поторопился ты двери вышибать.

— Нет, Платон. Быть того не может. Она же боится людей, как огня. Или... Платон, постой, — Игорь эмоционально вцепился в Платоновский ворот, возбужденно затараторил, — она что, передумала? Изменилась? Она что, отступилась от своих убеждений?! Да только где она теперь?

— Ну, не знаю, брат, — испугавшись неожиданного воодушевления Игоря, пробормотал Платон, и освободился от Игоревых тисков — тебе виднее, что там у нее в башке. Ты это, на холоде не сиди, в дом иди. Какая разница, где ее ждать. А я, это, пойду, что ли?

— Иди, — равнодушно махнул рукой Игорь и снова уселся на скамью, не думая следовать Платоновскому совету.

Дом без Алины его не интересовал, а скорее отталкивал. От него веяло чем — то чужим, тянуло ледяным воздухом, сильнее, чем на улице. И одиночеством. Плешивым, беззубым, отвратительным, жестоким. Нет, Игорь пока не знал, что должно произойти, чтобы он вернулся туда без своей подруги. А мороз его не пугал.

Два часа он сидел, борясь с природой, как когда-то осенью с ознобом, и сыростью. Тогда он победил с помощью бабы Вали, на кого было надеяться теперь? Не на кого, только на себя и силу воли. И вот тогда, когда Игорь усердно строил планы и размышлял с чего начать поиски, Алина вернулась.

Ему показалось, что он сошел с ума, и являются галлюцинации, что еще миг и два мира сольются воедино, вымысел станет реальностью и наоборот. Он словно удалился в то время, когда ему, не верящему во благо и мечтающему о смерти, являлась темная вестница с того света.

Алина плыла черной тенью над белой землей. Призрачная рука легла на калитку, толкнула, прошла к дому. Та заплакала, и скрип ржавых петелек заставил Игоря вернуться из грез и увидеть не духа, а живую, теплую, родную Алину, ту, которую он так ждал.

Она остановилась возле, и только тогда Игорь понял, насколько она реальна. Волосы ее уже успел спутать неаккуратный ветер, на щеке, прикрывая ссадину, распластался белый пластырь, куртка на локте была порвана и наспех заштопана грубыми нитками, правую ногу Алина отставляла в сторону, будто та болела, и девушка не хотела ее перенапрягать.

— Игорь, — прошелестела она и мило улыбнулась, как никогда прежде, — вернулся.

— Ты где была? — пораженно спросил он, не в силах оторваться от ее фигуры. Не верилось все же, что она, упрямая и стойкая, куда-то уходила. Впервые за столько времени. Или он все-таки спятил?

Алина воздержалась от ответа, хромая подошла к двери, задумчиво поскребла глазами и погладила искалеченный косяк, пьяно развернулась, присела рядом с ошарашенным Игорем. Ее рука скользнула под его локоть, нежно обхватила, темная голова легла на плечо. Дыхание Игоря играло ее волосами, он потянул носом, вдыхая морозный аромат.

— Ну и зачем ты дверь сломал? — ласково спросила Алина. — Теперь чинить надо.

— Надо, — согласился безвольно Игорь, не доверяя ушам. Алина ожила, больше не обдавала бесстрастием, и была искренне рада его приезду.

— Завтра поеду в город, куплю все необходимое и починю.

— Не стоит, — Алина глубоко вздохнула, прикрыла глаза, — вместе поедем.

(02. 07. 2009)