Убить демиурга!

— Я могу идти сама! — попробовала снова возразить Ника. Она очень старалась, чтобы голос звучал спокойно и уверенно. Но, похоже, сии старания никого из заинтересованных лиц не убедили. Дарет недоверчиво хмыкнул, Эльсор буркнул: — Угу, — и опустить даже не подумал.

Живая ноша поерзала еще, надеясь на освобождение, да затихла. А что делать? Во-первых, не было уверенности в том, что она, коль предоставят свободу передвижения, сможет идти сразу не в темпе гоночной черепашки. Во-вторых, 'земля в иллюминаторах' после винца из фляжки, испитого на пустой желудок, покачивалась как-то слишком сильно, напоминая море. В-третьих, Ника чувствовала, что Эльсору почему-то принципиально важно ее вот так тащить. И девушка пустила события на самотек, тем более, что снотворный эффект обезболивающего наложился на вино, и начал сказываться вдвойне. Глаза закрывались неодолимо, хоть спички вставляй, рот разъезжался в вульгарном предательском зевке, а пушистая помеха — юркая собачка на руках — не позволила прикрыть зевок ладонью.

— Поспи, — с усмешкой посоветовал все подмечающий Пепел, и Ника покорно закрыла глаза.

Будь что будет и как будет. Трепыхаться, настаивать на своем, бороться за что-то или против кого-то, отстаивать независимость — не худший образ жизни. Вероника Соколова считала себя энергичной девушкой, но сейчас почему-то совсем не осталось желания жить в том же стиле. Хоть раз хотелось, чтобы кто-то большой и сильный позаботился обо всем, как в детстве мама. А она потом, попозже, снова будет брыкаться и взбивать масло из молока.

У Пепла на руках было просто уютно, как в гамаке на даче, подвешенном между стволами старых берез за домом. Нет, птички над ухом не пели, зато комарье не зудело, а еще руки альсора были теплыми, почти горячими, и очень-очень надежными. Ника плыла в его объятиях как по волнам в полудреме. Приятный аромат, чем-то напомнивший детские духи сестренки, заставил ее разулыбаться и потянуть воздух носом.

Легкий треск ломающейся ветки заставил девушку приоткрыть один глаз. Прямо над ней, перекинувшись через высокий каменный забор с фигурными пиками поверху кладки, покачивались ветки дерева. И, самое удивительное, они были усыпаны мелкими цветами, больше всего похожими на цветки яблони сиреневого цвета. Именно они источали тот самый приятный аромат, и веточку с дерева, мимоходом надломив пальцам, держал у уха Ники Пепел.

Собачка, устроившая на груди девушки лежку и вовсю наслаждавшаяся покачиванием в живом гамаке, тоже тянула чуткий носик к ароматной веточке.

— Спасибо, — Вероника взяла подарок и положила рядом с Шотар. — Пахнет, как мороженое.

— На вкус пробовать не советую, они кислые, — отметил Дарет одновременно со скрежетом кованых воротец и скрипучим, в тон, старческим голосом:

— Ты ее сажал, чтоб ломать?! Руки вам, лоанам полоумным, оторвать некому!

У стены, потрясая массивной тростью с резной рукоятью, стоял пожилой, но еще крепкий мужчина. Бледное лицо его было искажено гримасой ярости, слабо сопоставимой с нанесенным садам ущербу. Жилет с пообтрепавшейся золотой строчкой вышивки прикрывал белую рубашку с закатанными до локтей рукавами. Туфли негодующего возмутителя спокойствия были измазаны в земле, да и на коленях прослеживался отчетливый серый отпечаток.

— Чокнутый Негал, — равнодушно констатировал Пепел так же спокойно, как отметил бы наличие облаков. Угрозы в беснующемся старике он не видел. Даже шага не прибавил.

— Это тот, у кого дочка единственная семь лет как пропала? То ли убили девицу, то ли деру дала из дому от отцовских заскоков, то ли сам папаша и пристукнул, — тихо откомментировал Дарет, проявляя странную осведомленность.

Ника все еще плавала на грани яви и сна. Дедушка с тростью воспринимался ею как один из персонажей занятной истории, и вообще все происходящее с ней самой теперь стало частью фантастического романа. Только она пока не знала, какой именно это будет роман: юмористический, романтический или приключенческий. Нике даже казалось, что кто-то там, наверху, в невообразимой дали, тоже не знает или ждет ее собственного решения, чтобы выбрать жанр.

Старик, вопреки грубым крикам, не вызывал антипатии. Скорее напротив, его было чуточку жаль. Почему-то Ника сейчас знала все и про всех. И про этого моложавого старика тоже. Раньше, до того как пропала дочка, он держал девушку в ежовых рукавицах, контролируя каждый шаг и не проявляя ни грамма не то что любви, даже симпатии. Словно бедняжка была его собственностью. Терпение у несчастной сдало, когда ее представили потенциальному мужу — такому же жесткому старику, как отец. Девушка пришла в ужас и сбежала той же ночью из дому. Сбежала в никуда и, если б не бродячие циркачи, подобравшие беглянку, печален был бы ее удел. А сейчас она, лишившаяся внешней роскоши и высокого титула, была по-настоящему счастлива в пестром фургоне фокусника. И два ярко-рыжих, как пламя заката, близнеца и такой же рыжий супруг составляли ее судьбу и радость. Да, она утратила изысканные туалеты, украшения, яства и балы, но обрела нечто куда более значимое: настоящую семью и мир, где ее не считали пустым местом.

А отец... отец, только потеряв дочь, осознал горечь истинной утраты и далеко, о далеко не сразу, еще и собственный эгоизм и равнодушную черствость. Безумие причудливого свойства поселилось в душе несгибаемого лорда. Почему-то он оставил свет и взялся самолично ухаживать за фруктовым садом у дома, где любила гулять его доченька. Почему-то ему казалось, если хранить сад, то его девочка когда-нибудь вернется домой. Он охранял его как святыню, как частицу родной крови, потому так взбеленился, стоило услышать треск ломаемой ветки.

— Она не вернется, слишком боится вас и этого мрачного дома, — повернув голову в сторону потрясающего тростью лоана, промолвила Ника. — Но она счастлива! У Катиолы двое детей, близнецы, рыжие, как отец, а глаза синие, мамины...

Старый лорд прекратил трясти трость, он застыл как статуя, как прибитый макушкой к небу, а пятками к мостовой. Безумие стекло с него мутной, грязной водой, оставляя острое ощущение одиночества. А потом старик хрипло каркнул вслед альсору, уносившему девушку:

— Я отдал бы им все!

— У нее и так есть все и весь мир в придачу, — тихо, однако старик расслышал, проронила Вероника.

— Я хочу найти ее, скажи, где искать? — опираясь на трость, прихрамывая, старый Негал спешил вслед за той, кто знала о судьбе его дочери, не обращая внимания на осторожных зевак.

— Она не вернется, — задумчиво, покачиваясь на волнах дремы, снова выдохнула Видящая.

— Скажи! Мне очень надо! — в запале выдохнул старый лорд.

— Надо? Зачем? — отстраненное любопытство вкупе с недоумением прозвучало в мечтательном голосе девушки. — Опять загнать ее в ловушку из стен и запретов?

— Нет, я... я клянусь, нет, я только хочу сказать своей девочке, что люблю ее, попросить прощения. И внуки... Я хочу увидеть внуков! — прохрипел Негал.

Пытаясь нагнать размеренно шагавшего Эльсора, он почти бежал и в результате подвернул ногу. Трость угодила в выбоину и выкрутилась из руки. Старик тяжело рухнул на колени и взмолился: — Пожалуйста-а-а!

Этот крик, бег и высказанные вслух слова словно вскрыли старую загноившуюся рану, вычистили ее, убирая всю ложь и притворство перед миром и перед самим собой. Пепел на миг приостановился, а Ника, прежде чем заснуть по-настоящему крепко, сказала:

— Вы встретитесь в Оирон-Тае, поезжай туда. Встретитесь, если ты будешь думать так, как сейчас.

— Буду, лоана, непременно буду, пусть улыбаются тебе Плетельщики Судеб! — старый лорд нашарил трость и попытался встать. Дарет подскочил к нему и помог подняться. Старик вцепился в локоть наемника с недюжинной силой.

Что-то спросил. Ни Ника, ни Эльсор не слыхали, как не слыхали и ответа наемника. Он догнал уходящих в несколько шагов и снова пошел рядом. Притормозившая было карета вновь тронулась вслед за привередливыми пассажирами, отдавшими предпочтение двум ногам, вместо четырех колес с рессорами.

Глава 16. Знакомство с Владычицей

Ресницы Видящей опустились. Очевидная реальность сменилась обрывками грез. Мало-помалу сладкая дремота перешла в глубокий целительный сон. Достаточно крепкий, чтобы громкие негодующие крики разбудили спящую отнюдь не сразу. Однако ж, все одно разбудили.

— Что с ней случилось, Пепел? Отвечай! Или это сделал ты? — возмущенный возглас Глеану прозвучал, кажется, над самым ухом.

Ника с трудом продрала глаза. Она по-прежнему лежала на руках Пепла, вот только альсор стоял на одной из ступеней очень широкой белокаменной (мраморной?) лестницы, плавной дугой уходящей наверх, к величественному и прекрасному зданию — дворцу Владычицы Альрахана. А к альсору, через ступеньки, скачками несся Глеану. Грациозно, кто ж спорит, но не так, как подобает аристократу. Больше всего его летящие прыжки походили на бег бросившегося к добыче хищника. Инзор, по-видимому, уже успел высказаться и теперь просто бежал рядом с братом, сцепив зубы.

— О, тебя тоже не так поняли, лоан, — раздался откуда-то сбоку ироничный голос Дарета, оценившего по достоинству недоразумение.

Громко оправдываться Эльсор не рисковал, опасаясь разбудить спящую девушку, а парочка взволнованных родственников готовилась обрушить на голову преступника бурю негодования. Пепел зашипел в досаде и за спиной у него вновь выросли крылья, укутывая, прикрывая надежным пологом отдыхающую Нику и прикорнувшую на груди у девушки собачку.

— Тихо, альсоры, не судите сгоряча. В порядке лоана, умаялась только, — послышался увещевающий голос наемника. — Спит она.

— Уже не сплю, — попыталась возразить Ника, отводя от лица нежный шелк крыла Эльсора. Крыла, способного обрести твердость пуленепробиваемой стали и остроту меча из оной. Девушка откуда-то знала это, узнала только что или знала всегда.

— Разбудили, — неодобрительно проворчал Пепел, и крылья его истаяли хлопьями тумана. Были и, о-па, нет.

— Я все равно уже выспалась, — постаралась оправдать Льда и Искру Ника, попыталась было слезть с рук Пепла, но, поскольку ее не пустили, просто присела, внимательно оглядывая подбежавших мужчин.

— Как вы? Эльсор говорил, были ранены?

— Здоровы, — отмахнулся Глеану, откидывая с лица ужасно запутавшиеся пряди золотых волос — неотъемлемый атрибут и признак душевных переживаний.

— Хорошо, — облегченно выдохнула Ника. Наверное, если бы альсоры серьезно пострадали в схватке с гроахами, то не стали бы носиться по ступеням, а лежали бы в лечебнице.

Глеану продолжал принюхиваться и успокаиваться не спешил. К привычно-дивному аромату Ники добавились опасные металлические нотки, заставляющие альсора нервничать. Искра, первым сообразив, что девушка правды о своем самочувствии не скажет, обратился напрямую к Пеплу:

— Что с ней?

— Помотало в портале, женские дни, голодная, укачало в карете, — не стал скрывать Эльсор. От такой откровенности Ника покрылась густым румянцем и еще сильнее затрепыхалась, пытаясь оказаться на земле. Проснулась Шотар и негодующе тявкнула.

— Остолопы! Эльсор, отпусти малышку, я о ней позабочусь! — послышалось слева из-за спин мужчин, восхитительное сопрано. Бесцеремонно отпихнув с дороги альсоров, к Нике шагнула статная брюнетка с сияющими сапфировыми глазами — Гилиана, сама Владычица Альрахана.

Такие роскошные платья Ника не видела даже в кино. Верхнее — глубокая предвечерняя синь, нижнее — лазоревая голубизна, пена кружев стоячего воротника, где нежилась лебяжья шея, и рукавов, в которых утопали пальчики, унизанные перстнями. И украшения: наверное, золото, алмазы и сапфиры — идеально гармонирующие с туалетом.

О, Ана, как и описывала неоднократно на страницах своих книг Соколова, была прекрасна. И сейчас осторожно опущенная на ступеньки девушка могла любоваться героиней книг воочию, широко-широко раскрывая удивленные и восхищенные глаза.

'Так вот ты какая, Гилиана!!!' — новогодней гирляндой светилась в голове девушки мысль.

— Нравлюсь? — лукаво улыбнулась Владычица.

— Да, — вырвался мгновенный ответ Ники.

— Пойдем, — Ана подхватила под локоток девушку неожиданно сильной рукой и повлекла за собой вверх по ступеням, мимоходом бросив опешившим от такой нахальной бесцеремонности мужчинам: — Свободны, благородные лоаны.

Дарет упрямо тронулся по пятам за уходящими дамами. Ана чуть повернула голову и изогнула бровь с выражением легкого неудовольствия на прекрасном лице. Что-то вроде: 'Я сказала, вы все остаетесь, мы уходим. Что не ясно?' — читалось в ее позе.

Телепатом наемник не был, но причину недовольства Владычицы, разумеется, уловил, однако же, не попятился, а подчеркнуто мирно пояснил:

— Я нанятый охранник, Владычица.

Неудовольствие в сапфировых очах Гилианы сменилось легкой насмешкой, и женщина сказала:

— Я пока возьму заботу о безопасности девочки на себя. Ступай к альсорам.

Долее настаивать ни резона, ни практической пользы не было. Дарет отвесил Владычице поклон и уступил. При всем упрямстве и целеустремленности здравым смыслом наемник обладал и понимал необходимость тактического отступления. Если уж альсоры, сыновья Владычицы, отошли, то и ему не зазорно. Вон как за девочку переживали. С чего бы такая забота, неужто все от того, что малышка Видящая?

Гилиана продолжила восхождение по лестнице, с небрежной беспечностью щебеча:

— Ника, да? Так тебя зовут?

— Так, — односложно согласилась девушка.

— Тебе нравится в Альрахане?

— Я еще мало видела. Кварталы с особняками у дворца красивые, и здесь все изящно и величественно одновременно, — дипломатично отозвалась Вероника, умалчивая о том, сколь неприглядной была ее встреча с мостовыми и обитателями менее зажиточной части столицы.

Три широкие лестницы пологими змейками в прихотливой синхронной гармонии стелились к овальному крыльцу-подиуму сквозь упорядоченную декоративность сада. Стриженые газоны, фигурные кусты, клумбы, скамьи, беседки, статуи, фонтаны, качели и дорожки, а если где-то и оставлены причудливые островки 'дикой' растительности, то исключительно по воле и с приглядом садовников — все это было интересно, но Ника все равно больше любила обычные леса за городом, куда ездила за белыми грибами, лисичками и опятами.

— Еще успеешь оглядеться, — легко пообещала Владычица, ошибочно истолковав внимательный взгляд девушки.

— Спасибо, — скованно поблагодарила девушка.

— Ты меня боишься? — неожиданно притормозила и выстрелила вопросом в упор Ана.

— Нет, — рассеянно, едва отзвучал голос Владычицы, выпалила Ника. Ее все еще тянули по ступеням вверх, но смысла спешки девушка уяснить не могла. Возможно, Гилиане просто так захотелось, а она привыкла доверять своим порывам.

Но бояться Владычицу у Вероники не получалось. Нельзя же шарахаться от героини собственных книг, которую знаешь, как облупленную, знаешь от имени последнего любовника до иных мельчайших мелочей. Вплоть до того, что Ана любит ночью, если проснулась, погрызть орешки норх, оттого и ворчит сама на себя по утрам, выковыривая синие кусочки из зубов, а все равно ест. И ненавидит открытые платья, потому что когда-то в далекой юности ее пыталась задушить шелковой лентой с вшитой стальной нитью наемная убийца. Не любит, но носит, когда мода обязывает, только всегда набрасывает на плечи пелерину, как призрак защиты.