Алтарь Святовита

— Трюггви, ты немного не вовремя. — Сказал Гюнтер, с лёгким раздражением в голосе. — Но раз уже здесь, то сюрприза не получится.

— Не понял, — удивился датчанин, отдав свою лошадь в распоряжение подбежавшего мальчишки-конюха, — какого такого сюрприза?

— Ладно, смотри, — кивнув жене, мол, показывай. — Это тебе подарок на свадьбу. Кровать-шатёр называется.

Нюра подошла к шатру, ловко собрала бирюзовую материю в руку и заправила её в специальный хлястик, прикреплённый к стойке, показывая внутреннее убранство. Перед обалдевшим Трюггви предстала шикарная двухспальная кровать, заправленная жёлтым покрывалом с тремя подушками такого же цвета, обшитыми по краю бахромой.

— А делать с ней что?

— Это тебе жена подскажет, — с улыбкой ответила Нюра, — у нас с Гюнтиком такая же.

— Прямо тут, во дворе?

— Трюггви! — Вмешался Штауфен, — эту кровать тебе в усадьбу привезут, когда Гунндис здесь будет. Я тебя вообще к обеду ждал, а раз так, то ответь мне, какого лешего ты ещё не поставил арбалеты на воротной башне? Мне доложили, что они у тебя уже как три дня лежат.

— С утра ставить должны были, — соврал Трюггви, показывая кулак за спиной одному из своих рыцарей, — там с воротами что-то не так. Створки перекосились. Вот я и сказал, что пока не исправят, арбалеты не трогать.

Значения слова 'саботаж' тут ещё не знали, но история с воротами была не единственная. И если бы Трюггви больше посвящал времени своей усадьбе, а не вздыханиям на берегу, то смог бы заметить некоторые совпадения. Они начались с момента появления двух мастеров из Пскова, пришедших на заработки, и как ни странно сторонившиеся своих земляков. С этого времени вдруг стали скатываться уложенные для частокола брёвна, раздавившие двух детей, сгорели пять кубов доски от случайной искры и вот теперь, воротная арка оказалась кривовата. Учитывая, что тактика штурма фортификационных сооружений сводилась в основном к захвату ворот, то смело можно было считать, что усадьба Трюггви была не готова к отражению неприятеля.

— Я понимаю, что на всё нужно время, но ливонцам ты это не объяснишь, когда они вдруг окажутся перед твоим домом, — со злостью в голосе сказал Гюнтер, — так что, срок тебе три дня.

Штауфен торопился. Пару дней назад, купец, что ходил на небольшой лодке по Желче, развозя немногочисленным кузнецам крицы, привёз весточку от Пахома Ильича. Смысл её можно было передать двумя словами: "Жди гостей". И гости эти могли появиться не с запада, а со стороны Новгорода. Ватажкам ушкуйников, собираемых под рукой какого-нибудь воинственно настроенного боярина было абсолютно всё равно, кого идти грабить, тем более, если этого боярина звали Строган. В Новгороде уже поговаривали о Самолве, как об одном из самых быстро растущих городков. Немудрено, ведь одной извести за неполных полгода закупили семьсот бочек, а когда Строган, прознал, откуда и кто такая хозяйка городка, то в своём решении уже не сомневался. Как только реки покроются льдом, а богатые припасы будут сложены во вместительные закрома, сотня жаждущих добычи воинов двинется в путь, собирать дань с чуди, напоминая огнём и мечом, кто на этой земле хозяин. Обиженым и обобранным будет предложено влиться в отряд, и отыграться на соседях. К Самолве Строган планировал подойти с двумя, а если повезёт, то и с тремя сотнями бойцов. Запретить подобный поход новгородскому боярину никто не мог, как ни крути, Орден меченосцев находился в состоянии войны, а новоявленное княжество располагалось на захваченной ливонцами территории.

Шнека Антона подошла к причалу ближе к вечеру. О том, что судно приближается к городку, Гюнтера известил дозорный и к встрече гостей успели подготовиться. Никто не знал, есть ли на корабле Гунндис, но Трюггви в этом не сомневался, всецело положившись на пророческий сон маленькой девочки. К причалу повалил народ. На утоптанном берегу, вдоль деревянной мостовой от пристани до пригорка расположились самолвинцы, делясь своими предположениями о практической ценности товаров, собранных на швартовавшейся шнеке. Визит заморского купца всегда интересен. И дело даже не в том, что появлялась возможность выгодно сбыть свои товары, либо приобрести столь необходимые привозные. Приехавший издалека человек вёз с собой новости. При полном отсутствии средств массовой информации, торговый гость был, чуть ли не единственным связующим звеном между живущими вдалеке от крупных городов людьми и остальным миром. Пусть они были полугодичной давности и не имели никакого значения для местных. Всё вновь услышанное живо обсуждалось, передавалось соседям и нередко, где-нибудь на окраине Белого озера, можно было увидеть сочувствующие лица, говорившие о смерти датского короля, либо о судьбе Папы всех латинян, уже несколько лет назад отошедшего в мир иной. Вот и сейчас, самолвинцы меньше сетовали на скудность своих кошельков, готовя свои уши к новым сплетням.

Несколько сообразительных мальчишек забрались на крышу корабельного сарая и свысока кричали остальным о наиболее примечательных вещах.

— Воев, пяток всего! Ребёнок с ними! Это купец, что давеча у нас был!

Со шнеки спустили сходни, и первым на причал сошёл Антон. Купец поправил подбитый мехом куницы тяжёлый парадный плащ, демонстрируя золотую застёжку, снял шапку и поклонился народу.

— Мир вам, добрые люди! — Произнёс Антон, с улыбкой смотря на пригорок, где стоял Гюнтер в окружении своих рыцарей. — Добрые вести я вам привёз, и не только их.

Вслед за купцом на берег сначала сошли двое слуг с небольшим, но тяжёлым сундучком в руках и проследовали за Антоном, направлявшимся к князю. Потом Торвальд, за ним Ларс, помогший перебраться на доски причала пожилой женщине, а за ней, закутанная в длинную соболью шубу рыжеволосая девушка, крепко державшая за руку маленького ребёнка, также укрытого драгоценным мехом с головы до пят, отчего, мальчик это или девочка было не разглядеть. Пятеро охранников, пропустив перед собой трёх молоденьких девушек, скорее всего служанок, замыкали шествие. Экипаж оставался в шнеке, высматривая наиболее привлекательных девиц из местного населения.

Слуги, остановившись напротив Гюнтера, поставили сундучок, и отошли в сторону. К нему подошёл Ларс, открыл ключом замок и, откинув крышку, показал содержимое. Внутри вперемежку с монетами и рублеными слитками лежали серебряные кубки, высовывался край золотого блюда, виднелись украшения: кольца, нитки жемчуга, самоцветы и несколько кусков янтаря в оправе. Стоявший слева от Гюнтера Трюггви, тотчас опознал среди сокровищ свои подарки, захваченные им с франкского корабля, но на них он взглянул вскользь. Взор датчанина был устремлён на рыжеволосую девушку, прижавшую к своим ногам ребёнка, глаза которого буквально сверлили Трюггви.

— Матушка, это Гюнтер Штауфен, князь этих земель, — представил пожилой женщине встречавших Ларс, — это его жена, это Алексий, дядя княжны, Трюггви тебе представлять не надо, это народ Самолвы.

Пожилая женщина внимательно осмотрела каждого из представленных, фыркнула, глядя на Трюггви, после чего Ларс сделал шаг вправо и громко объявил: — Хозяйка Сконе Элки, жена славного Холлдара вместе с дочерью Гунндис и внуком Элуфом.

Штауфен еле заметно кивнул головой женщине и, обращаясь ко всем собравшимся, во весь голос заявил:

— Самолвинцы! Сегодня у нас праздник. К всеми любимому нами Трюггви из далёкой Сконе приехала его невеста Гюнндис. Готовьте столы и угощения, несите из подвалов замка вина и мед, разжигайте костры, надевайте лучшие одежды, скоро будет свадьба!

Люди возликовали. Возгласы одобрения словам Гюнтера передались на шнеку, и та, немного закачалась, когда гребцы поняли, о чём шла речь.

Не ожидавшая такого поворота событий, Элки даже не нашла что сказать в ответ. Свадьба дочери, конечно, подразумевалась, но чтобы всё произошло так быстро, да ещё объявлено во всеуслышание, лишило её дара речи. Правда замешательство это длилось всего секунду, и привыкшая повелевать женщина быстро взяла себя в руки. Гордо приподняв подбородок, хозяйка Сконе сухо промолвила:

— Мне долго ещё ждать?

Однако эта фраза уже не имела значения. Приближённые Штауфена расступилась после слова 'долго' и перед Элки показалась ковровая дорожка, ведущая к крытому возку запряжённых четвёркой лошадей. Дверца была предварительно распахнута, а Гюнтер взмахом руки предлагал пройти вперёд. Удивлённая таким почтением к себе, хозяйка Сконе растаяла как снеговик весной.

— Моя карета довезёт Вас к замку, госпожа Элки. Будте моей гостьей.

В просторном салоне возка разместилась чета Штауфенов и Элки с дочерью и внуком.

За глаза, Элки называли 'баба в кожаных штанах'. И ещё не понятно, кто кого взял в жёны тридцать лет назад. Холлдар Элки, или она его. За то время, пока её муженёк шастал по походам, она умудрилась превратить захудалую усадьбу, данную её отцом в качестве приданного в настоящую крепость, а после того, как Холлдор лишился ноги, полностью взяла всё управление Сконе в свои руки. Помимо прилежного домоводства, Элки знала несколько языков, держала при себе учёного раба и разбиралась в звёздах, но уже больше как хобби. Гюнтер из рассказа Трюггви это всё знал, посему и решил показать кто в Самолве хозяин, не умаляя достоинства Элки. Пусть чувствует себя как дома, но не забывает, что в гостях.

Карета медленно тронулась по укатанной дороге от пристани к замку. Проехали рыбный завод, пашню, засеянную озимой пшеницей, минули Изборскую слободу, новый причал. У мельницы с мастерскими, где дорога шла в горку, Гюнтер небрежно поправил щторку на окне, мол, смотреть особо не на что и достал из шкафчика, спрятанного под ногами, жестяную коробочку с конфетами.

— Угощайтесь. Это леденцы. Жена бургомистра делает.

Гунндис достался зайчик на палочке, мальчику солнышко, а Элки выбрала, как и Гюнтер медведя. Сладкие, немного с кислинкой леденцы Инга уже как неделю варила на продажу в Псков. Правда, до рынка города ещё ни один не дошёл. Всё разбиралось на месте, либо расходилось по соседям. В перспективе, их рассчитывали выдавать за товары с востока и даже изготовили пробную партию деревянных шкатулок, куда леденцы складывались, с непонятными для обывателей надписями на крышке. Возможно, какой-нибудь востоковед, чудом оказавшийся в районе Чудского озера, сумел бы прочесть название сладостей. Но что бы это дало? А так, буквы чужие, сладости со вкусом не произрастающего тут лимона, следовательно, товар не местный и стоит соответственно с учётом доставки не меряно. Мечты, мечты. На практике всё вышло иначе. В шкатулках стали хранить нитки для вышивания, а леденцами хрустеть дети.

― Необычный привкус, ― сказала Элки, катая за щекой кусочек леденца в виде головы медведя, ― на мёд не похоже, хотя сладко и вкусно, как клюква. Из чего это сделано?

― Не поверите, ― Гюнтер продемонстрировал остатки леденца перед Элки, ― из свеклы. Полпуда на один такой леденец.

Хозяйка Сконе сделала выводы, что лакомство того не стоит и лишь покачала головой, выражая тем самым неудовлетворение расточительности князя. В её представлении, переводить пищевой продукт на всякую гадость, пусть и вкусную, не следовало ни в коем случае. Ну, ничего, за эту зиму, она порядок здесь наведёт. Пусть не у князя, но у Трюггви так точно, а то, не видать дочке богатства и счастья.

― А поле, что мы проезжали, чем засеяно? ― поинтересовалась Элки.

― Пшеницей, озимой. Надеюсь, в июле снять урожай сам-десять.

― Таких урожаев не бывает, ― буркнула Элки. ― Что? У вас тут растёт пшеница? Земля после неё год ничего не уродит!

― Каждый год сеем разное: в прошлом году рожь, сейчас пшеницу, а будущим гречу. Наш мельник удобряет землю. Видели корзины с крышками на подставках по всему полю? Там и хранятся удобрения, с Византии привезённые. А по краям ямы компостные. Я потом расскажу, что в них хранится.

― Я знаю, что это такое.

Пока карета ехала к замку, а Трюггви со своими рыцарями семенил вместе с охраной Элки следом, я отозвал Антона в сторону и, дождавшись прихода Снорри, поинтересовался столь внезапным появлением купца.

― Мне показалось, ― ответил купец, ― что я тебе нужен. Товаров у вас много, а торговать некому. Я могу принести пользу. На шнеке почти двести пудов олова и есть очень хороший мастер умеющий изготавливать бронзу. Я показал ему твои украшения из жёлтой меди. Он готов прислать трёх своих учеников, при условии, что его сын, которого я привёз с собой, обучится секрету изготовления этого металла и будет отпущен домой не позже чем через год.

― Антон, ― перебил я купца, ― с чего ты решил, что в Самолве некому торговать? К тому же тут есть кузнец умеющий работать с бронзой. Что ты ещё можешь предложить, чтобы заинтересовать меня?

― Наверно, больше ничего. Я умею дёшево купить и дорого продать. Думал, мы найдём взаимную выгоду.

'Не, — подумал я, — секрет изготовления латуни пусть останется со мной. Всё равно без цинка её не получить. А вот привлечь купца к новому направлению, было бы совсем не плохо'.

― Ты знаешь, что такое рыбная мука?

― Нет. Какое отношение имеет мука к рыбе?

― Сейчас поясню. Меня интересуют высушенные и перемолотые отходы от рыбного производства. Хвосты, плавники, жабры, кости, негодная в пищу рыба. В Самолве мы наладили её выпуск, но объёмы очень маленькие. Из семи пудов исходного материала получается только один пуд. Мне надо в сто раз больше, и это только здесь. Потребности Смоленска ― тысячи пудов и покупать я буду сразу. Хоть за серебро, хоть за понравившиеся тебе товары.

― Товары более интересны. Только Алексий, никак не возьму в толк, для чего эта мука.

― Секретов нет, мы кормим ей домашних животных и птицу.

― У нас, хрюшек тоже кормят рыбой. Но чтоб мукой, никогда не слышал.

― Если раз в год, сможешь привезти три большие ладьи с мукой, это будет хорошим подспорьем. Безусловно, остальной товар, возможно и будет пользоваться спросом, но муку я куплю всю и сразу. Теперь, давай обсудим, с каким товаром ты уедешь из Самолвы. Через пару дней Нарова замёрзнет, не пройдёт и седьмицы, как и озеро покроется льдом. Шнеку придётся оставить здесь, корабельный сарай сделают. Как договарился с командой?

― Никак. Это судно уже принадлежит Ларсу, моих людей там только четверо. В Сконе мне возместили все расходы, а он нанял экипаж до весны с момента прихода в Самолву. Элки отправится вместе с ними до Колывани, а оттуда на попутном корабле до дома. Насколько я знаю, договаривались именно так.

― А шнека?

― Приданное Гунндис. Отец Элки тоже дарил Холлдару корабль. У них так принято.

― Тогда этот вопрос считаем закрытым. Пусть со своим добром Трюггви разбирается сам.

― Алексий, я же олово привёз, ― напомнил мне Антон, ― как ты заказывал, две сотни пудов. Брать будешь, али как?

― Буду. С утра начнём взвешивание, а пока, пошли со мной, посмотришь, какой товар тебе на обмен нужен, раз серебро не интересно.