От ненависти до любви ( старая версия )

— Я же вижу, что с тобой происходит, — шепнул Ильт, уткнувшись лбом в его плечо. — Ты способен думать только о нём. Но если ты не желаешь простить, то может, хватит изводить себя? Я не знаю, что сделал с тобой Мистраль, и чем он так околдовал тебя, но Ири, клянусь богом, — я не позволю тебе остаться в подобном состоянии... Даже если мне сейчас придется изнасиловать тебя, и послать к дьяволу Алеса, — словно приняв решение, он снова приник к юноше, почти насильно раздвигая его ноги и просовывая ладонь между бёдер, для того чтобы заставить Ири пробудиться.

Ему это удалось, потому что, несмотря на протестующие возгласы, плоть Ири начала оживать под его настойчивыми пальцами, а губы уже не убегали, а скорее играли с ним в чувственную игру соблазна.

Однако сам Ири, не хотел принимать своего поражения, и стоило Ильту расслабиться и отвлечься, как юноша, оттолкнув его, проворно соскользнул с кровати, и, подхватив брюки, ринулся к дверям. Ильт поймал его на полпути, обхватил за талию, без усилий утягивая обратно на кровать, сознавая, что ещё никогда не был так фантастически возбуждён. Один взгляд — на соблазнительное, светловолосое совершенство — лишал его рассудка, заставляя терять остатки разума. Он уже не думал о том, что Ири продолжает сопротивляться. Просто не мог думать.

Опомнился, лишь ощутив, что его отрывают от Ири самым безжалостным образом, а затем — сильный удар по лицу привёл его в чувство.

Алес стоял над ним, больно ухватив за предплечье и сжимая кулаки.

— Спятил?! — почти рявкнул он, и, видя, что Ильт не в состоянии опомниться, ударил снова — зло и беспощадно.

Решив проведать своего любовника, он никак не ожидал, что застанет такую картину. Если бы Ильт просто изменил ему, — это куда ни шло. Несмотря на свою демонстративную ревность, Алес относился к числу тех людей, которые могли посмотреть на подобные шалости сквозь пальцы. Но то, что предстало его глазам, выходило за всякие рамки: Ильт, — его драгоценный Ильт — пытался изнасиловать Ири Ара, который не кричал и не звал на помощь, но так отчаянно сопротивлялся, что становилось ясно — Ильт явно переоценил значение собственного обаяния.

— Приди в себя! Немедленно! — Алес отвесил Ильту ещё несколько хлёстких пощёчин. Бросил короткий взгляд на распростёртого на белоснежных простынях Ири... и отвёл глаза, сглотнув и стараясь выкинуть из головы увиденное.

Ири, лежал, раскинув руки, тяжело дыша. Глядя на Алеса огромными, испуганными глазами. Удивительно прекрасный и желанный; в какой-то детской, и в то же время порочной, невинности — абсолютно не осознающей собственной ауры соблазна.

Наконец, Ири поднялся одним гибким движением, и натянул на себя одеяло.

— Не могу... Он меня с ума сводит, — простонал Ильт задыхаясь, и позволяя Алесу держать себя. — Я всего лишь хотел... Немного...

Он, словно пьяный, вытянул руки — желая заключить отпрянувшего юношу в объятья.

Алес снова замахнулся, но Ири его остановил:

— Алекс, нет! Не надо. Это... это моя вина, — он, прикрываясь одеялом, опустил голову. — Я попросил Ильта поцеловать меня. Я не знаю зачем, — пробормотал он, стыдясь поднять глаза.

Выглядя при этом так жалобно, что сердиться на него было попросту невозможно. Он, скорчившись, обхватил себя за плечи, не замечая, что одеяло сползло вниз, и что от увиденного — даже хладнокровный Алес застыл, лишившись дара речи; не в силах отвести глаз от беззащитного, пушистого затылка; хрупкой, нежной шеи; немного выступающих ключиц; совершенных линий тела — изящного и хрупкого, — с плавными изгибами бёдер, тонкой талией и плоским животом с кубиками пресса. Ири казался хрупким, и в то же время был сильным, — из-за постоянных тренировок с Грандином. Однако, каждая мышца, перекатывающаяся под бархатистой кожей, была такой гладкой и влекущей, что хотелось припасть к ней губами и обрисовать её языком, повторяя выступающий соблазнительный рельеф.

Не понимая, что с ним творится и куда летит его рассудок, — Алекс, выпустив Ильта, опустился за спиной Ири, обнимая вздрогнувшего юношу за плечи. Поймал затуманенный взгляд Ильта, — в эту секунду, он понимал его как никогда.

— Боже, ну разве можно быть таким наивным, Ири, — прошептал он в маленькое, нежное ушко, и, одной рукой продолжая обнимать Ири, отобрал у него одеяло, выкидывая на пол и давая Ильту возможность продолжать начатое. — Ты хоть понимаешь, насколько ты красив, малыш? Ты хоть понимаешь, как из-за тебя уносит рассудок? — Ири испуганно охнул, чувствуя, что Ильт раздвигает его ноги, а Алекс, обняв поперёк груди, целует в шею и одновременно поглаживает его живот.

Ири онемел, а когда попытался возмутиться, Алес губами накрыл его рот, языком проникая в эту бархатистую нежность. Ири задёргался, но в это мгновение, руки Ильта подхватили его за ягодицы, приподнимая, а проворный язычок, — коснулся внезапно пробудившейся, очень сильной эрекции, в то время как один из пальцев — очень осторожно и аккуратно — проскользнул внутрь, уверенно отыскивая самое чувствительное местечко.

— Алес, там всё очень узкое, — непонятно зачем, сообщил Ильт, и почти простонал, вновь обхватывая его плоть: — Бог мой, такой горячий, восхитительный, сладкий... Не сжимай так... глупенький, ты же хочешь этого.

Ири пытался бороться из последних сил, но то, что вытворяли с его телом эти двое, было невероятно.

Алекс настойчиво целовал его, не давая разбить поцелуй и высказать протест. Ири почти задыхался, понимая, что ему не хватает воздуха, но уже буквально через минуту — стонал во весь голос, ибо своим проворным языком, Ильт вытворял что-то немыслимое. То втягивая целиком, почти прикусывая, то нежно скользя по венкам — обрисовывая их, как художник рисующий кистью; не забывая втягивать, ласкать яички и чувствительную кожаную перемычку; на границе света и тьмы, которые сейчас мелькали и кружились перед глазами.

Алес на мгновение оторвался от него, не переставая ласкать руками, и принялся целовать и облизывать шею, плечи и грудь. Атаковать нежное ушко лёгкими, но удивительно чувствительными укусами.

Это было странно, и одновременно — слишком здорово.

Настолько здорово, что от острого, мучительного наслаждения хотелось кричать, а когда Ильт, посмеиваясь, разжал губы — выпуская его окаменевшую плоть на свободу — Ири разочарованно всхлипнул, подаваясь бёдрами ему навстречу, насаживаясь на его пальцы, — которых, каким-то образом, оказалось уже два, — беззвучно умоляя продолжать, и одновременно — боясь этого продолжения.

— Не бойся. Тебе понравится, — сказал Алекс, отрываясь от Ири для того, чтобы сбросить с себя рубашку, но не переставая ласкать, слегка выкручивать и пощипывать его соски.

— Ну, давай же, милый, — недовольно пробормотал Ильт, чувствуя, что Ири тщетно пытается ускользнуть от его пальцев. — Тебе ведь это очень нравится. Ах, так... — Ири почти закричал от пронзительного наслаждения, когда Ильт, мстительно усмехнувшись, вновь втянул его в себя и принялся двигать внутри него пальцами, раздвигая и работая ими более интенсивно, для того, чтобы выбрав момент — ввести уже три пальца.

— Вот тебе, непослушный мальчик, — пробормотал он удовлетворённо.

Ири вскрикнул, готовый почти кончить, и застонал от разочарования, когда Ильт отпустил его на свободу и перестал двигаться. Он рванулся навстречу, изо всех сил желая получить облегчение, но жестокость Ильта, похоже, не знала границ.

— Я... ннеее...

— Ири, не захочешь, и ничего не произойдёт, — Алес снова приник к его губам, вызвав судорожный стон, и не давая Ири договорить. Ири бешено двигал бёдрами — беззвучно умоляя; извивался в неудовлетворённой истоме, — заставляя обоих своих мучителей смеяться, от столь откровенно выказываемого желания. Но Ильт, неумолимо бросив его в секунде от рая, двинулся выше, — вызывая желание придушить его за подобную подлость.

Ири протестующе вскинул руки, — желая вернуть гадского Ильта на место, но Алес мягко перехватил его ладони, сплетая пальцы со своими, и покрывая его запястья лёгкими, как бабочка, поцелуями; одновременно запуская пальцы в волосы Ильта и лаская любовника, методично вылизывающего живот Ири.

Через несколько минут, Ири уже перестал понимать, кому принадлежат те или иные прикосновения, потому что эти прикосновения были повсюду. Он полностью растворился в них, — покорно и податливо отдаваясь во власть чужих рук и губ; отвечая на эти ласки, и щедро даря свои, — даже не пытаясь контролировать процесс разумом, а полностью отдавшись на волю ощущений и инстинктов.

Лишь на одно мгновение протестующе сжался, ощутив вновь проникающие в него, уверенные и сильные пальцы Алеса. В это время, член Ильта, начал настойчиво толкаться к нему в рот и заполнил его целиком. Ильт, уговаривая, придерживал его за волосы, ласково гладя спину и ритмично двигая бёдрами, вбиваясь до самого горла, в то время как Алес, не забывая ласкать его плоть, растягивал его пальцами.

Ощутив болезненное проникновение, Ири вскрикнул, пытаясь освободиться, но ему не позволили, фиксируя одновременно с двух сторон. Алес оказался слишком большим, заполняя его до самого основания, и Ири казалось, что он сейчас не выдержит. Он протестующее мычал, двигая ягодицами, и в итоге сжимал Алеса так плотно, что тот буквально зарычал сквозь сжатые зубы, понимая, что Ири своими поспешными действиями лишает его всяческого удовольствия, и он не сможет сдержаться и кончит — так и не успев начать. Размахнувшись, он со всего размаха шлёпнул Ири по ягодицам, оставляя на его попке алый след. Ири вскрикнул, и в тот же миг всё внутри него сжалось короткими, неистовыми судорогами наступившего оргазма, заставив Алеса взорваться феерическим стоном удовольствия, — от убийственно-возбуждающего зрелища и, одновременно, — от обхвативших его ствол тугих горячих стенок. В глазах замелькали светящиеся точки. С другой стороны, с хриплым стоном, кончил Ильт.

— Нет Ири. Не смей. Проглоти всё до конца, — услышал он умоляюще-приказное. — Да, милый. Вот так. Ты чудо. Умница, — Ильт нежно и благодарно обхватил лицо Ири, целуя его. Алес обессилено привалился к его спине, прижимая к своему телу, и не покидая этого блаженного, уютного рая; зная, что через несколько минут он подарит ему ещё одно — гораздо более долгое удовольствие; целуя его, и начиная возбуждаться снова.

Остановился, лишь услышав внезапный, мучительный стон, и понял, — что стон этот, не принадлежит никому из них. Вскинул глаза, и похолодел, — на мгновение коснувшись взглядом двери; и замер, — встречаясь глазами с белым, как простыня, Грандином Мистралем.

Ради чего он пришёл сюда?... Что ему могло понадобиться в комнате Эргета? И почему он вошёл без спроса и без стука... — не имело значения. Главное было в том, что он увидел.

А Ири и Ильт, увлечённые друг другом, не замечали никого и ничего вокруг; не заметили — внезапного напряжения Алеса, всё ещё прижимающего Ири к своей груди. Прижимающего и не желающего выпускать, даже если бы в дверях сейчас, стояла тысяча Мистралей. И ясно давая это понять вошедшему.

Мистраль стоял, закусив ладонь, и судя по алой струйке, стекающей по белоснежному манжету, — увиденное смогло выбить его из колеи. А затем он повернулся, и так же тихо вышел, — навсегда пробив барьер эмоционального порога Алеса взглядом — жутким взглядом абсолютно пустых глаз.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Ири не мог понять, что произошло.

Почему, он поддался какому-то непонятному безумию и позволил увлечь себя в это. Но он не сожалел. Случившееся, не вызвало в его душе никаких эмоций, — кроме осознания собственной душевной пустоты. И хотя Ильт и Алес пытались растормошить его всеми силами, Ири понял, что восхитительная, безумная ночь, — была первой и последней.

Он ушёл. Благодарный обоим за то, что они смогли вытянуть его из чёрной, бездонной ямы отчаяния, на более или менее призрачную, поверхность безразличия. Теперь ему почти не было больно. К тому же, Мистраль больше не появлялся в академии. Ири не знал, куда он так внезапно исчез, но был рад, что не видит его. Это помогало держаться. Вряд ли он мог стать прежним. Но спустя какое-то время, он снова начал смеяться, и те, кто не знал его близко, пожалуй, могли бы утверждать, что Ири полностью оправился от ран.

Но не Ильт и Алес.

И не Грандин Мистраль.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Алес потерянно стоял на берегу реки, на пронзительном стылом ветру, глядя как по воде, подгоняемая ветром, бежит непрекращающаяся, дрожащая рябь.

Не было секундантов: Алесу и в голову не пришло вызвать их.

Он сам назначил Грандину встречу здесь, вдалеке от людских глаз. Зная, что Грандин придёт. Придёт для того, чтобы убить его. Алес не боялся смерти. Он боялся лишь за Ильта, и теперь, ради него, он был готов умереть, чтобы своей смертью — искупить грех, который они совершили.

Они посягнули на то, что принадлежало Мистралю. В каких бы отношениях не находились сейчас он и Ири, — то, что они сделали, не могло пройти бесследно. И подставляя лицо ледяному ветру, рассматривая — почти с безразличием — серое небо, с которого накрапывал мелкий, холодный дождик, Алес мысленно прогонял перед собой свою жизнь. Но раз за разом, приходил к выводу, что ему не о чем жалеть.

Скандал в академии разгорится нешуточный. Всё-таки, в отличие от Реама, он был из очень благородной семьи.

Говорили, что Мистраль убил Андреаса в честном поединке. Но какой это, к дьяволу, честный поединок, когда демонический Мистраль, на голову выше всех владеет шпагой, и единственный, кто может противостоять ему, — это Ири.

Но идти к Ири после того, что было между ними.... Да Алес и не унизился бы никогда до подобного. Единственное, о чём он сейчас сожалел — это о том, что не успел сказать Эргету, что, чёрт подери, любит эту маленькую рыжеволосую сволочь, а так же, сожалел о том, что увидел эти глаза...

Этот взгляд Мистраля, не позволял ему испытывать ненависти. И хотя, Алес пытался себя накрутить перед предстоящим поединком, накрутить он себя никак не мог. На душе было тошнотворно и пусто. И как-то удивительно гадко. Винить было некого.

Вспоминая ту ночь, — полную пьянящего, безрассудного сумасшествия, — Алес, с неприятной ухмылкой, констатировал тот факт, что повторись всё это снова, его выбор был бы точно таким же. Хотелось, чтобы Ири был счастлив хоть немного. Может, он и не стал счастлив, но в одном Алес был уверен, — в том, что после всего случившегося ему стало гораздо легче.

Будь у нас больше времени, мы бы непременно повторили это. Даже если из-за этого, я ощущаю себя полнейшим подлецом. Но ведь Мистраль виноват сам... А с другой стороны — был ли виновен хоть кто-то?

Прошлого не изменить. И не повернуть вспять, — словно неизбежное колесо злого рока, которое катится неумолимо лишь в одном, давно выверенном и просчитанном, направлении. Теперь пришла пора платить по счетам.

В том, что Мистраль его убьёт, Алес даже не сомневался. Его взгляд, там, в дверях — маленькая личная смерть, и в то же время — откровенный приговор. Для них, посмевших посягнуть на то, что принадлежало ему; посмевших, в своём безрассудстве, — ударить в спину, предать его чувства. Подло, низко, мелочно.