Над головой ярился гром.
Одной рукой, дыша сквозь стиснутые зубы и обливаясь горючими слезами (бодрячком покойник едва не лишил меня жизни), я тащил сомлевшую от чудовищного запаха Имоен, другой — Джока Репоголового, который что-то вопил сквозь брызги крови из разбитого носа. Никогда бы не подумал, что обычный, гм, ординарный гном может рождать такие проникновенные поэтические идиомы, сравнивая старину Фатика с... Неважно. Бедняге остро не хватало лиры и лаврового венка поэта.
От машины приливной волной катила острая алхимическая вонь. Гномы устойчивы к запахам, но аромат покойника пронял даже самых хмельных, так что расползались они весьма быстро. Некоторые выказывали чудеса ловкости, умудряясь то бежать на своих двоих, то мчаться на четвереньках, и все это — одновременно кашляя, матерясь, рыдая и рыгая.
Десяток самых устойчивых гномов тащили членов моей команды. Кажется, это я, отбегая от машины, успел отдать приказ нести всех не гномов рядом со мной. Олников брат-близнец в одиночку, как муравей гусеницу, волочил связанного Альбо, а самого Олника тянула на могучих плечах Крессинда. Мне казалось, что бывший мой напарник может ковылять на своих двоих (больно резво он перебирал в воздухе ногами), однако Крессинда, напрягая бычью выю, предпочитала тащить его на закорках... Ох, женская душа — потемки!
Я на миг остановился передохнуть, и заметил, что инстинкт ведет меня к холму с повешенным Траучем. Гритт! И нет времени менять направление — только вперед, ибо машина скоро взорвется.
Фиолетовая туча нависла, багровые молнии, ветвясь, вспарывали ее распухшее чрево. В лицо подул шамански направленный ветер, гнавший тучу в сторону войск Фрайтора. Он отвел чудовищный запах, и я, наконец, смог вдохнуть полной грудью.
У магов Рондины что-то пошло не так. Вернее, совсем не пошло. Пошло пошло, я бы сказал. Ветра-противодействия, который бы не допустил тучу на позиции Фрайтора, не было.
Скверно. Но еще более скверным мне представлялось то, что я не сумел отвести атаку кроутеров.
Дернула меня нелегкая сунуть бодрячком покойника в корявки пьяного гнома! Теперь-то ясно, от кого у Олника, уронившего зерно Бога-в-Себе, такая ловкость!
У подошвы холма я, наконец-то, выпустил подопечных. Поблизости валялись наши двойники — дурацкие пугала в крестьянской одежде. Все же, гномы — сметливые ребята. Только им невдомек, что пугало даже издалека сложно принять за человека, если ты вооружен подзорной трубой.
Я обернулся.
Элефантерия по-прежнему ждала сигнала к атаке. За ней темнели квадраты войск Фрайтора. Отдельно стоят фракции Багдбора, Кракелюра, Фаерано и сатрапа (кто бы подсказал мне его имя)...
Ветра-противодействия не было.
И показалось мне тут, что в опустевшем от войск лагере сатрапа, среди остроклювых шатров и палаток, происходит какое-то слишком уж явное шевеление. Гритт, я бы много дал, чтобы заполучить сейчас подзорную трубу!
Дымовальная машина застыла в двухстах ярдах от нас.
Олник попытался мне что-то сказать:
— А...
...Сперва взорвался Котел Благорастворителя внутри машины, и это было не очень громко на фоне оглушительных раскатов. Такой себе "Бум!" с легким скрежетом, и все.
Затем взорвались цистерны с уракамбасом.
Трубы (одна из них по-прежнему плевалась копотным дымом), легко отделились от общей конструкции машины и, вращаясь, взмыли в воздух. Мгновение — и на месте гномского Штаба вспух, разбрасывая сверкающие осколки, огненный шар. Поверх него поднимался, закручиваясь столбом, смерч, похожий на рой чумазых пчел — содержимое дымовой коробки, разнесенной взрывом Благорастворителя, мох шанге, истолченный в пыль...
Конец всему...
Грохот взрыва долетел, как сквозь вату.
Тут-то со стороны лагеря Фрайтора подул ветер. Не тот устойчивый, могучий борей, что мог отогнать шамански направленную тучу, а одинокий мятущийся вихрь. Кажется — а что еще я мог сделать, кроме предположений? — кто-то потревожил магов Рондины, и они выпали из конвергентного склонения, не достроив шаманского камлания на полный ветер, не направив его. Или?.. Что там происходит, в ставке сатрапа? Проклятие, отсюда, как не напрягайся, — не разглядеть!
Вихрь был, похоже, пьян. Сначала он ударил мне в лицо, едва не опрокинув на землю, затем, тряхнув вздернутого Трауча и сорвав в полет многочисленные стебли травы, унесся к месту взрыва. Там он, кружа, разбил черный смерч, подхватил его в горсть, будто это и правда был рой пчел, и метнул к нам, но у самого холма взмыл ввысь, и проволочил пыль длинным шлейфом над нашими головами. Частицы шанге так пропитались запахом эссенции, что меня едва не стошнило.
Джок Репоголовый рыдал и вопил что-то о попранной мужской солидарности.
Огненная стена на месте Штаба медленно оседала.
Неподалеку, врывшись краем в почву, упал кусок вороненой обшивки.
Стена осела... На месте взрыва осталось горелое пятно, усыпанное обломками Штаба.
Аркония! Я бросился вверх по косогору. Трауч поприветствовал меня пустыми глазницами.
Кроутеров уже спустили в атаку. Ящеры бежали ровной линией, смешно подпрыгивая, косолапя и раскрыв ярко-красные воротники с загнутыми костяными иглами.
До них было примерно с полмили, и расстояние быстро сокращалось... Нас они не заденут, их цель — элефанты. Мне остается только смотреть, скрежеща зубами от бессилия. А потом — бежать с поля вон, посыпая голову пеплом позора.
Я пригляделся к тварям и ахнул.
Великая Торба! Бестии были размером с лошадь! Матовые чешуи нагрудных пластин сияли, как надраенные доспехи, когтистые лапищи отбрасывали комья земли, ядовито-пунцовые воротники — срежь их и насади на палку, как зонт, могли укрыть от дождя пяток человек, а нижние клыки, выпиравшие из отвислой пасти, способны были насквозь пронзить человека.
Я бывал в Тавматург-Академии Талестры, но только в административной ее части. В виварий чужаков не пускали, да я и не особо туда стремился (хотя и осмотрел в павильоне у входа знаменитую мумию дракона Торока и узрел явление знаменитого Прыгающего чародея). Видимо, зря. А то бы увидел, чем пичкают кроутеров. Наверняка, в их жратву подмешивали какие-то алхимические снадобья для роста.
Троллье молоко, ага, байка для идиотов**.
Фундаменталистам Арконии (вера запрещала им, гм, разводить собственных чародеев, только сажать на кол и вешать) встало в копеечку переправить через Дольмир и Мантиохию всю эту ораву, включающую менталистов-бестиаторов, обычных магов и кроутеров в клетках. Но чего не сделаешь ради окончательной победы добра, верно?
Виджи...
Я оглянулся на белые стены столицы. Золоченые купола храмов отражали солнечный свет. Громовая туча толкала по земле черный клин тени, надвигаясь на войска сатрапа и город карающей дланью.
Синьория в правой стороне...
Олник завопил что-то, взбежав на холм.
Ярдах в пятидесяти позади кроутеров в крикливо раскрашенных кибитках, запряженных лошадьми, катили менталисты-бестиаторы. Кибитки двигались почти колесо к колесу, каждой правил чернокожий возница, а чудодей сидел внутри, сосредоточившись на управлении кроутером. Двадцать кроутеров — двадцать кибиток — двадцать бестиаторов, дорогое удовольствие. Про многолетнюю дрессировку ящеров (и, соответственно, про повышенную стоимость своих услуг) академики могли заливать фундаменталистам, но я-то знал правду. Каждый из бестиаторов был соединен с кроутером ментальной нитью. Ментализм, на самом деле, не магия, хотя и схож с нею, и менталисты носят такие же мантии чародеев, — это тот раздел науки о сверхъестественном, что обращается к скрытым силам разума. Бестиатор, настроенный на простейший мозг кроутера, причинял ящеру боль одним усилием мысли, таким образом, управляя тварью. Ох, до чего же кроутер должен был ненавидеть своего мучителя!
Примерно в полумиле от кибиток мерно ступали пехотинцы Арконии — тысячи обряженных в темное солдат, религиозных фанатиков, тупых, как пробки, упорных, как бараны. Тяжелая конница прикрывала фланги армии, легкая рассыпалась между полками. У Арконии было много войск. Навскидку — примерно в два раза больше, чем у четырех армий Фрайтора вместе взятых.
Безумный вихрь играл с длинным шлейфом черной пыли, подняв его под самую тучу, кружил в дивном танце, завивая в спираль...
Гритт, Талаши, Атрей или Чоз, кто-нибудь, слышите меня?
Вихрь устремился к земле, волоча шлейф пыли, как черную змею. Он миновал кроутеров, и рассыпал шлейф над кибитками бестиаторов. Этот факт едва зацепил мое сознание, ибо в этот миг в стане Фрайтора опомнились: горн визгливо сыграл пять протяжных нот. Я вздрогнул и оглянулся: элефанты вразвалочку стронулись с места.
Гритт!
Фатик, сказал я себе, ты, конечно, можешь тут сдохнуть, и это наверняка будет так, но твое слово — слово варвара Джарси — никто не отменял. На тебе — жизни во-о-он тех несчастных, помогай им до последнего вздоха, раз уж не можешь освободить свою женщину.
Но, сказал внутренний голос, если бы их жизни встали на пути ее освобождения, как бы ты поступил? Ведь ты и так обрек их на смерть, необдуманно взяв с собой в лагерь сатрапа, ведь верно?
Нет, сказал я, неверно. Я сделал это обдуманно — чтобы сатрап (и Рондина) поверили, увидав всю команду, что я — не лазутчик, и случайно вовлечен в вихрь интриг. И я был уверен, что у меня все получится.
Но ты все-таки мог бы оставить их в лагере гномов, сказал внутренний голос.
А шел бы ты на хрен, сказал я.
Голос пропал.
Я вприпрыжку спустился с холма, крича Олнику, чтобы он и его шатия помогли затащить наверх моих горемык. Гномы помогли, и мы устроили всю команду возле виселицы с несвежим генералом. Элефанты не заберутся на холм, нет, тем более, моя команда окружена гномами, а давить союзников — такого приказа Рондина не давала.
— Эркешш махандарр! — вскричал Олник.
— Дларма тогхирр! — добавил его близнец.
— Ненавижу варваров Джарси! — взвыл их папаня.
А я глянул в сторону арконийцев и едва не заорал от восторга.
Случай? Везение? Или, все-таки, промысел богов?
Пыль, пропитанная алхимической вонью, накрыла кибитки с магами меньше минуты назад.
Бестиаторы были простыми людьми.
Сложно удерживать ментальный контакт, когда от непереносимого запаха тебя выворачивает наизнанку.
Кроутеры резвились на опрокинутых кибитках бестиаторов, сбившихся в огромную кучу. В воздух летели кровавые обрывки: твари, забыв обо всем на свете, стремились добраться до магов-погонщиков. Лишь одна кибитка, которую не зацепил шлейф зловонной пыли, улепетывала, заложив широченный вираж. Кроутер-ведомый догонял ее, смешно перебирая когтистыми лапами. Удачливый бестиатор разумно не спустил его с ментального поводка.
Мимо холма, размахивая хоботом, промчался крайний из клина элефантов — десятки тысяч фунтов мускулов и косматой шерсти, пропитанной мускусом. Мармарийцы в беседке раскачивались, как куклы. Погонщик тыкал элефанта стрекалом в затылок.
Тридцать огромных элефантов стоптали всех кроутеров и все, что было под ними, стоптали в единый миг, оставив на поле Хотта кровавое пятно размером с небольшое озеро. Стоптали и, набирая скорость, расходящимся клином помчались на боевые порядки Арконии.
— Фатик! — воскликнула Крессинда, перекрывая рокот грома своим басом.
Я оглянулся.
Лагерь сатрапа горел.
* Жрицам нравилось.
**См. примечание к главе 35-й первой книги.
27.
— А, твою душу! — прогрохотала Крессинда.
— Фатик? — вскричал мой бывший напарник, выглядывая из-за плеча невесты.
— Ты-ы-ы! — провыл Джок Репоголовый, пожирая меня взглядом бешеного пса, обряженного в намордник. — Ты-ы-ы!
Сам виноват, а сваливает на других, дуралей. Вокруг него сбились в кучку восемь гномов, не считая Олника-второго, видимо, самые близкие родственники. Все отчаянно переглядывались, почесывая в затылках.
Прочие бородачи, переждав атаку элефантерии в стороне, драпали в свой лагерь, расположенный на переднем крае. Там, если приглядеться, кишмя кишели гномы. Все они, ясно, смотрели на то место, где недавно угас взрыв. Будет им наука не относиться к войне как к забаве и возможности надрызгаться без пригляда Жриц Рассудка.
А что происходит в лагере сатрапа? Там пожары, там мельтешат какие-то фигуры... Много фигур! Гритт, не могу различить деталей и цветов накидок, слишком далеко!
Вздувшаяся фиолетовыми клубами туча уже прошла над нами и, накрыв войска Фрайтора, расползалась над Сэлиджией, то и дело посверкивая молниями.
Маги Рондины бездействовали.
Над ставкой сатрапа повисла дымовая завеса.
— Фатик!
Вскрик Имоен заставил оглянуться.
С верхушки холма войска Арконии напоминали черные шахматные клетки, а несущиеся к ним элефанты казались пешками, что хотят занять причитающиеся им места.
Миг до удара...
Зверюги вломились в передовые полки арконийцев, расчертив строй пехоты кровавыми просеками. Крайние из клина врезались в легкую конницу, опрокидывая, сминая, расшвыривая. За короткий миг авангард фундаменталистов оказался смят, и я подумал, что войска Арконии приостановят движение, а может, и отступят.
— Фатик?
— Чего тебе, Ол?
Он показал рукой: над войсками Фрайтора сплошной белой стеной грянул ливень.
Я выругался.
Если маги Рондины не отогнали тучу, значит, что-то им помешало. Если все четыре армии Фрайтора не совершили вообще никаких действий, значит, из ставки сатрапа не прозвучал сигнал к общей атаке. Пожар ли тому виной? Угу, видали мы сегодня пожар, когда люди Кракелюра подожгли часть лагеря Багдбора!
Да, день выдался нескучный. Теперь быстро — в стан Фрайтора, ибо только там я получу ответ на все вопросы. И, Гритт, заставлю магов — если уж они такие лентяи — разогнать эту чертову тучу!
Остановить войну или выиграть ее. Яханный фонарь, теперь это уже не звучало смешно!
Но сначала — к гномам. Лезть с голой задницей на ежа — не очень умная затея. Окружу себя гномами, как планировала Рондина, и с их помощью...
Подхватив раненых, увечных, больных и сумасшедших, попадая в глубокие ямы, вытоптанные элефантами в черноземе Хотта, мы потрусили в гномий лагерь.
Белая стена надвинулась... Ливень с остервенением хлестали землю, вминая в землю стебли пастушьей сумки и пурпурные цветы смолки.
— Олник!
— Ась?
— У вас остался мох?
— Чего-о-о?
— Ад и пламя, мох, горючая пыль для Благорастворителя? Шанге?
Олник подрулил к папочке и что-то спросил. Джок Репоголовый зыркнул на меня волком и что-то промычал. Его борода разлохматилась пуще прежнего и походила на плеть наземного мха, что свисает с красного гриба-паразита. Забыл добавить, что папаня Олника щеголял шикарной багровой плешью от уха до уха.
— Имеется в обозе! — доложил мой товарищ. Его голос потонул в раскате грома.
