Я медленно выпустил воздух сквозь сжатые зубы, прихватил горсть волос на темени и как следует дернул. Спокойно, Фатик. Ты во всем разберешься. Если до того не подвинешься рассудком.
— Олник!
— Ась?
— Не смей. Больше. Оскорблять. Крессинду.
— Да ведь я...
— Дай слово.
— О... Значит, тебе дороже эта... эта... Слушай, я пойду погуляю! — Он вскочил и исчез среди кустов лавра.
Самантий проводил его взглядом и потер свежие царапины на лице.
— Ага-а-а... — глубокомысленно протянул он.
Великая Торба, и еще этот развратник! Натер царапины гномской мазью, поел и ожил, ишь ты!
— Тулвар, тут — нет чужих ушей. Здесь все свои. Отвечай так, будто говоришь одному мне. Если хочешь, чтобы я тебе помог, конечно!
Он скукожился, взгляд его стал затравленным.
— Ла... ладно. Маги Талестры... они давно... Как только у нас начались проблемы с известным делом... Наши придворные маги... не справились, а из Талестры... смогли укрепить корень нашей милости. И давали мудрые советы по управлению государством...
— Говоря иначе, втерлись доверие.
— О, Фатик... Мы только сейчас поняли, какие же они подлецы! И не было нам забот, пока... О, низкие негодяи! Мы даже позволили им повсюду ходить со своей личной охраной из кверлингов! Сегодня... уже вчера ночью, наша милость готовилась к обряду в Храме Рамшеха...
Приближенных к Тулвару талестрианцев было двое — Рандовал и Дагеста, магичка, та, что заняла тело Тулвара. Четыре года они вели себя тише воды и ниже травы, и до того выслужились, что Тулвар сделал Рандовала одним из распорядителей царского дома. Гром ударил внезапно. Сегодня в уединенном покое в Храме Рамшеха Тулвар готовился к служению, когда туда внезапно ввалились кверлинги — и маги. И не только они.
— Не только они, Фатик! Но и главный визирь Автолик, и начальник дворцовой стражи генерал Мортиц... Ты понимаешь, маги уже успели их обратить!
Я вспомнил, как встретил на въезде в Семеринду пять кибиток. Значит, можно ожидать, что обращены не только Автолик и Мортиц, но кто-то еще из приближенных Тулвара. Неплохо задумано. Власть в одночасье перешла в руки чародеев. Однако... Слишком много магов на моем пути. Магов Талестры.
Экие они шустряки. Аркония, Фрайтор, Мантиохия, а теперь, оказывается, и Дольмир — объекты их пристального, и отнюдь не праздного интереса. М-да... Маги Талестры, похоже, решили всерьез прибрать к рукам власть над самыми разными странами. Стоит поймать мага, подвесить и выцедить из него все тайны... Жаль, нет возможностей — и времени.
— Фатик, маска... Кверлинги схватили нашу милость, а Дагеста, глумливо кривляясь, объясняла! Эта проклятая маска меняет души! Если, держа ее в руках, приложить к чужому лицу... Вы обменяетесь душами, клянусь Аркелионом! Маги Талестры лишь недавно открыли это ее свойство! И Дагеста... сделала это с нами! Мы... вспышка золотого света... И наша милость оказалась в этом вот проклятом, трижды премерзком теле!
Он упал на колени перед костром, отставил мосластый зад, и визгливо зарыдал.
Черт... Душа душой, но эмоции в теле Тулвара остались прежние, женские.
Тулвар прогугнил сквозь слезы:
— Я знаю, зачем они это подстроили! Чтобы самим поселиться в моем гареме!
Идиот.
— А потом они связали нашу милость и бросили в угол, и стали переговариваться вчетвером в ожидании часа служения, словно нас в комнате не было!
— О чем они говорили?
— О тебе, Фатик!
Я обмер. Принц и Имоен что-то пробормотали. Скареди ахнул.
— Поясни.
— О-о-о, варвар, тысяча кастрированных орков! Они знали, что ты уже в Семеринде, но не знали, где точно. Эй ты, усатый старик с тусклым взглядом хворой лошади, подай нам носовой платок!
— Святая Барб...
— Тш-ш, Скареди! Сморкайся в плед, Тулвар. Делай что я сказал и продолжай рассказ!
— А... ага... Пффффррр! И вот... Каким-то образом они могут следить за движением твоего отряда, Фатик! Но вот вчера не получилось. Мерзкий Рандовал сказал: "Наши глаза ослепли". И еще они говорили о тебе... много... ругали! Ты что-то натворил во Фрайторе, они сказали, и в Ридондо... Сорвал их планы... А это правда, что Ридондо был уничтожен смерчем?
— Правда.
— О, беда, беда, разорение! Куда же наша милость будет направлять товары и рабов?
— Не отвлекайся, Тулвар!
— А? Ага!.. Они... Им что-то нужно от тебя, Фатик, но мы не поняли, что! Мы слушали, и перетирали веревки об угол стены... В великом страхе, ибо не знали, что с нашей милостью намерены сделать чародеи!
Хм. Действительно — что? Чего хотят от меня — этого я не выясню, пока не поймаю чародея. А вот что намеревались сделать с Тулваром? Убить — или заточить в темницу? Тулвар кричал, что его хотят убить, но у страха глаза велики. Рандовал швырнул в подмененного царя огненным шаром, когда убедился, что игра проиграна. Но вот что он был намерен делать до того, как проиграл? Пленить или убить? И что сделали с носителями сознания визиря и генерала, и прочих приближенных? И как, мать вашу, кудесники проведали, что я натворил во Фрайторе?
Слишком много вопросов — и ни одного ответа. При случае изловлю мага Талестры и постараюсь все выпытать.
— Рандовал дерзновенно поглядывал на нашу милость иногда! А мы... мы слушали! И думали... Гнусная Дагеста сказала, что в такой толчее, в таком столпотворении на праздник Аркелиона тебя нельзя, или крайне сложно будет найти без наводки шпиона, что они ошиблись, полагаясь только на шпиона, и подготовили слишком мало людей для того, чтобы тебя выследить. Вот, Фатик! Вот! Ты хотел, чтобы все слышали? Так вот пускай слышат — у тебя тут шпион!
Ад и пламя!
Мои спутники начали переглядываться. Гарем встревожено закурлыкал в палатках. Донни высунулась наружу, но я загнал ее обратно, мол, спи давай! Гритт, а ведь все девчонки — с Южного континента... А не может ли так быть, что одна из них... Но кто, яханный фонарь, кто?
— Досказывай, Тулвар.
— О-о, святой Аркелион! А потом они сказали, что тебя, видимо, стоит ловить в том самом месте, куда ты движешься. Мы лежали и думали, мы ведь знаем, где обретаются гнусные прощелыги из Джарси! Вот у этого неприглядного толстяка! Наша милость рассудила так: если нам удастся сбежать, мы помчимся к этому подлому и грязному Самантию, и отыщем там тебя! И попросим твоей помощи! Когда настал миг служения и маги обернулись выходить, мы вскочили и ринулись к потайной двери, замаскированной под стену. И сквозь тайный коридор выбрались наружу! А дальше... Ты и так все знаешь.
— Фатик, — ласкового молвил Самантий. — Можно, я ее выпорю?
Место... неужели маги намерены ждать меня у Оракула? Гритт, да что же это: всем нужен Фатик Джарси? И магам, и Вортигену, и эльфам! Каждый хочет оторвать от меня кусочек на память.
Вместо ответа я бросил взгляд на Тулвара.
— Рандовал швырнул в тебя огненным шаром. Маги Талестры что, научились творить пиробласты?
Тулвар потер крючковатый нос.
— Тысяча бородавчатых жаб, то был пузырик. Рандовал развлекал нашу милость иногда огненными чудесами, мы не знали, что он припрятан под его мантией!
— Пузы... что?
— Ошметок бычьего пузыря, наполненный взрывчатым алхимическим газом, любезный Фатик. К нему крепится короткий фитиль, поджигаемый магом о ноготь большого пальца...
И тут обман, хитрый трюк, о-о, Гритт!
Я прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Глянул в небо: луна поблекла, звезды были едва видны. Скоро... уже скоро...
— Мы едем к Оракулу. Есть основания полагать, что возле него либо внутри будут подстерегать злодеи. Знаешь ли ты возможность проникнуть внутрь Облачного Храма незаметно, или, по крайней мере, не очень заметно? Если знаешь — ты нам поможешь, а мы — поможем тебе. Все просто.
Девица-Тулвар думала недолго.
— Наша милость поможет, но ты — дашь слово Джарси, что приложишь все силы, чтобы вернуть нам тело... и трон!
— Только тело.
— О-о, низкий и подлый гад! Хорошо, пускай только тело, лишь бы выбраться из этого... этой... Этой... с грудями и кривым носом! О-о, мы бы, уверен, немного смирились, будь у нее впереди два спелых персика, и сзади...
— Тулвар!
— Любезный Фатик, будь ты трижды проклят, кроме центрального подъезда к Оракулу имеется боковой, с восточной стороны горы, коим пользуются привилегированные особы, приближенные к царскому дому, когда хотя испросить совета Оракула инкогнито, незаметно... А наша милость — первосвященник Рамшеха, а Оракул — одна из наших святынь... Мы знаем расположение галерей и покоев... Итак, тайный вход в галерею, что ведет в Зал Оракула...
— Слушайте все, — сказал я. — И запоминайте.
Члены альянса слушали и запоминали. И даже Монго, выползший к тому времени на свежий воздух, внимал рассказу Тулвара.
* * *
Остаток ночи я провел рядом с Виджи. Мы просто спали, обнявшись. Мы молчали.
55.
— Чума! В Селибрии чума, спасайтесь!
— Эй, эй, повторите?
Они не остановились, целое семейство, тянущее большую двуосную тачку, набитую поклажей.
Вскоре нам попались еще беглецы, затем пришлось съехать с дороги, пропуская вереницу беженцев — конных, пеших, на подводах и фургонах. Жители Селибрии волочили домашний скарб и были смертельно напуганы, и было их — много сотен.
Чума? Не значит ли это, что кто-то прибег к моей уловке, чтобы очистить местность под горой Оракула для каких-то своих целей? Или в Селибрии и правда — чума?
Я не медлил. Едва поток беженцев обмелел, вновь двинул караван по дороге. Янтарное солнце потихоньку клонилось к закату.
Мы ехали по горной дороге вдоль холмов, которые заслоняли нам вид на гору Оракула. Сама гора стояла уединенно, особняком. Мы ехали молча, в густом спертом воздухе, в пыли, слушая жужжание слепней и мух.
Предчувствие беды? Угу, оно самое. Как сказал бы Отли в одной из своих пьес: предчувствие беды сжимало наши сердца.
Виджи тихонько сидела рядом. Лицо бледное, голова повязана цветной косынкой, клинок у плеча. За пологом кряхтел Самантий, что-то бормотал Тулвар — похоже, ругал весь белый свет и лично Фатика М. Джарси. Олник тоже был в моем фургоне — прятался от Крессинды, угрюмо хрустел сухарем.
— Виджи, я давно хотел спросить...
— Да, Фатик? — Ее голос оказался мягок.
— Этот вопрос не дает мне покоя... Ты можешь смеяться, но вопрос для меня очень важен. И в этот час, когда над нашими головами, возможно, простерлись...
— Фатик!
— Гритт... Я давал слово не спрашивать о походе, но этот вопрос — он не о походе...
— Фатик!!!
— Виджи, Квинтариминиэль... он твой брат или муж?
Серые глаза взглянули на меня... Я даже не могу в точности описать их выражение. Тут была и жалость к тупому варвару, и затаенный смех — боги, я впервые видел, чтобы глаза Виджи смеялись! — и что-то... Во взгляде было душевное тепло, именно с таким теплом женщина смотрит на близкого ей мужчину. И именно за такой взгляд мы готовы положить весь мир к ногам любимой.
— Фатик, Квинтариминиэль Альтеро — мой отец.
Немая сцена. Олник поперхнулся и закашлялся. А старина Фатик вдруг ощутил, как с его усталых (а местами и раненых) плеч сползла немалая часть груза.
— Скажи... а почему... он говорит так странно, Виджи?
Добрая фея грустно улыбнулась:
— Даже в магии эльфов, позволяющей изучить Общий язык быстро, случаются... фатальные ошибки.
Тут дорога поднялась на гребень холма, и мы увидели гору Оракула. Солнце танцевало на ее выпуклой макушке из лилового гранита, внутри которой располагался Облачный Храм. Правда, чтобы дотянуться до облаков, горе нужно было подрасти еще ярдов на двести.
Виджи стиснула мое запястье.
Отсюда я не видел гирлянд висячих мостов, и многочисленных, пробитых в камне окон. Весь храм скрывался в горе, она была пронизана галереями, часть из которых имела природное происхождение. Ни одной внешней постройки кроме мостов, соединявших снаружи отдельные части храма. Понизу гора, вытянутая, чем-то похожая на туловище зверя, поросла лесом. У западной ее стороны виднелась опустевшая Селибрия. Кто-то очистил город, чтобы мы спокойно... въехали в ловушку? Или, напротив, держались от города и храма подальше? Но мы не поедем через город. Мы пойдем в обход, как и надлежит героям. Я вытащил подзорную трубу.
Стали видны отдушины, смотровые окна и двери, что выводят на висячие мостики. И широкий проезд, выдолбленный в скале руками рабов. Центральные врата, сделанные из почерневших дубовых бревен заперты... Хм... Несколько дымовых кухонных труб и обычных труб торчат из макушки, точно указующие в небо персты. Ни одна не дымит... И это странно. Монахов в горе — больше сотни, а сейчас — самое время готовить ужин.
Городок тоже пуст. Беленые дома с плоскими крышами... А вон знаменитый бордель Варто, знакомое многим путникам заведение, гм, гм... Тут и там видны дымки очагов — значит, жители пустились в бегство недавно.
Странно, все очень странно.
Я суетливо поправил перевязь с мечами, вынул уголек, растер между пальцами и провел пятерней по лицу. Так, излишняя предосторожность, чтобы монахи и аколиты, и сам настоятель Чедаак, меня не узнали. Соломенный брыль сдвинем на лоб. Отлично.
Я стегнул лошадей и двинулся вниз, а затем в объезд городка, к восточной стороне горы. Хорошо, что между лопаток не чешется, а ведь это верный признак смертоносцев и их призванных — гшаанов.
Самантий просунул седую голову и часть огромного плеча между мною и Виджи.
— Фатик, я сказал, что поеду с тобой?
— Ага.
— Сказал, что маги Талестры и кверлинги отныне — мои кровные враги, и я не успокоюсь, пока не воздам им сторицей?
— Ага.
— Сказал, что буду помогать тебе в бою, чем смогу?
— Ага.
— А то, что ты сукин сын без екра, из-за которого погорела моя таверна, я уже говорил?
— Вчера. Ровно четыре раза.
— Кгм... ага... Ну, считай, повторил и в пятый.
— Ага.
— Ты вчера жалился, что против твоих... как их там... смертоносцев, нет у тебя толкового оружия.
— Было дело.
Он пошлепал губами и сплюнул.
— Так вот, есть такое оружие!
— Поясни?
Он пояснил и показал. Я чихнул и удивился: до чего просто! А ведь и правда... поможет!
— Делай, Самантий. Напряги Олника. Хотя бы пять штук!
Самантий убрался. Виджи накрыла мои ладони своими. Однако тут из-за полога высунулся Тулвар.
— Фатик, ты ужасный человек, но мы должны поведать тебе жгучую тайну!
Ох...
— Валяй.
— Знаешь что, Фатик?
— Нет, не знаю. Что же?
— Нам кажется, что наша милость — девственница!
Яханный фонарь!
— Успокойся. В нашем мире девственность — это ненадолго.
— Но мы любим женщин, Фатик!
— Тогда ступай в гарем. — Хорошо, что я не прибавил при этом — "мой".
Селибрия открылась по левую руку. Там заливались бешеным лаем псы.
Напуганы, или?..
Со стороны городка ветер принес запах чеснока... Так, едва различимую прядку... Однако мне хватило и ее, чтобы передернуться от отвращения.
