Ленка-пенка

Ведь если не будет воды, столовая не сможет приготовить еду. Руками не наносишься от колонки. Думаю, именно то, что здесь работает водопровод, а совсем рядом находится столовая во многом и определило выбор под детский сад столь неподходящего на первый взгляд места.

Мы с Сашей теперь работаем. По-настоящему работаем, без шуток! На февраль нам обещали выдать карточки служащих и даже платить зарплату. Нам положили по сорок рублей в месяц плюс бесплатное питание по нашим карточкам.

Сейчас в Ленинграде много безнадзорных детей. Собственно, я и сама такая. Но мне скоро двенадцать лет, я уже почти взрослая. А есть совсем мелкие дети, даже трёхлетние, что иногда по нескольку суток остаются вовсе без присмотра. Не все из них, конечно, сироты. Просто многие родители не могут приходить домой ежедневно. Вот и сидит такой ребёнок один в промороженной квартире и ждёт, пока кто-то не вернётся и не принесёт ему покушать. Иногда не один день ждёт. Хорошо, если есть печь, дрова и ребёнок способен сам разжечь огонь. Но бывает так, что ребёнок слишком мал, и сам огня развести не может. Такой сидит не только без еды, но и без воды, так как вода в квартире быстро превращается в лёд.

Чтобы спасти подобных детей в январе у нас начали организовывать дополнительные круглосуточные детские сады, а также и детские дома для сирот, так как существующих было категорически недостаточно.

Но детскому саду нужно ведь не только помещение и мебель. Нужны ещё и воспитатели. И где же взять-то их, дополнительных? Первого попавшегося человека с улицы ведь не возьмёшь, с детьми нужно уметь работать.

Проблему нехватки воспитателей решать стали комсомольцами. Из райкома спустили приказ выделить столько-то человек для работы воспитателями в детских садах. Мы с Сашей заявились на заседание комсомольской ячейки нашей школы и тоже попросились воспитателями, хоть мы и не комсомольцы пока.

Это я Сашу уговорила, он сначала не хотел. Дело в том, что я очень боюсь того, что нас с ним тоже заберут как безнадзорных и отправят в детдом. А я не хочу в детдом. И когда я узнала, что комсомольцев призвали идти в детсады воспитателями, то решила тоже пристроиться туда каким-нибудь помощником воспитателя. Идти куда-то устраиваться на работу я просто боюсь. Во-первых, делать ничего не умею, а во-вторых, при устройстве на работу очень даже легко может всплыть то, что мы с Сашей без взрослых живём. Вот и решила я пристроиться к комсомольцам.

Ребята над нами с Сашкой посмеялись, но нас взяли. Конечно, не воспитателями, а нянечками. Ну там, полы помыть, там-сям помочь, пуговицу пришить. В общем, на подхвате. Может, ночью подежурить, детсад-то круглосуточный. И мы вроде как уже не совсем безнадзорные получаемся с Сашей.

Детсад наш совсем крошечный. У нас всего одна группа детей, в которой сейчас всего 29 человек в возрасте от 4 до 8 лет. Да, двое самых старших уже учились в школе, в Вовка Баранов даже успел первый класс окончить. Но всё равно их в детский сад определили.

На всё это хозяйство был всего один по-настоящему взрослый человек. Пожалуй, даже чересчур взрослый. Нашей заведующей, Галине Степановне, в декабре исполнилось 77 лет, она уже шесть лет не работала. Но зато опыт богатейший имеет, впервые в женский сиротский приют она пришла работать ещё во времена Александра II. И всю жизнь проработала с детьми.

Не хватает ведь настоящих, опытных воспитателей. Вот, вспомнили даже о пенсионерах, если они ещё в состоянии работать. Помогают Галине Степановне две комсомолки из нашей школы, десятиклассницы Маринка и Елена. Я так с этой Еленой в первый же день договорилась. Чтобы её со мной не путали, она на имя "Елена" откликаться будет, а я останусь Леной. Ну, и Сашка ещё с нами.

Помещение для детсада определили, на первый взгляд, совсем неподходящее, но это лишь на первый взгляд. На самом деле, правильно сделали, подходит помещение. Нас поселили в доме, где была столовая. Только в столовую вход с улицы, а к нам вход со двора. До войны там находилась какая-то контора городского управления ресторанов. Сейчас эту контору то ли перевели куда, то ли вовсе закрыли и помещение пустовало.

Нашему садику отдали три комнаты на первом этаже — две большие и одну малюсенькую. В малюсенькой раньше был кабинет какого-то мелкого начальника, там даже обшарпанный письменный стол сохранился. И во всех трёх комнатах в окнах были стёкла! Как и в нашей квартире, тут окна во двор-колодец выходили и не пострадали.

Ещё у нас был свой туалет (он работал, когда была вода) и умывальник. Если же пройти по коридору мимо умывальника дальше, то этот коридор приводил в служебные помещения столовой, откуда можно было выйти и в обеденный зал. То есть, не выходя на улицу, мы могли попасть в столовую. Естественно, к этой столовой нас и прикрепили. Наверное, детсад специально при столовой сделали, и маленький он такой от того, что лишних пустующих помещений рядом не было. Из обеденного же зала столовой можно было спуститься в бомбоубежище.

Так что очень подходящее для детсада место. Есть вода, туалет, не выходя на улицу, можно попасть в столовую и даже в бомбоубежище. А когда станет теплее, можно будет выводить малышню во двор гулять. Во дворе двое качелей сохранилось. Они были металлические, а потому никто на дрова их не разобрал, только доски от сиденья и спинок унесли с них. Не беда, весной починим!

Сейчас двор весь снегом занесён. Сугробы почти достают до окон первого этажа. А позавчера утром меня детский плач разбудил. Так-то дети у нас спокойные и молчаливые, не орут, не бегают, как до войны. В основном, на одном месте сидят, поближе к печке. Но позавчера утром заплакали, причём не один-двое, а чуть ли не половина сразу. Я встала с постели, ничего не пойму. Рёв кругом, малышня ко мне жмётся, Сашки нет нигде. Галина Степановна встала, тоже не понимает ничего. А потом я увидела в окне его. Ужас какой, не удивительно, что дети напугались.

А Сашка — осёл. Не мог сообразить обратно светомаскировку повесить, детей перепугал. Оказывается, ночью из какого-то окна над нами выкинули труп мужчины. Так делают иногда те, у кого не хватает сил вынести своего покойника по лестнице. Иногда покойников прямо на лестнице оставляют, а иногда в окна выбрасывают. Этого вот выбросили.

Он упал ногами вниз и воткнулся в снег прямо около нашего окна. Сашка снял светомаскировку — а он стоит и будто бы в окно к нам смотрит. Ветер волосы у трупа шевелит, очень страшно, хотя я на трупы уже на всякие насмотрелась. Казалось, должна была бы уж и привыкнуть. Но этот какой-то особенно страшный.

Я быстро вернула светомаскировку на место, чтобы не пугать детей. Пока мы с Галиной Степановной малышню успокаивали, Сашка на улице с трупом разбирался. Он прокопался к нему лопатой и положил так, чтобы из окна нам не видно было. А потом уже, когда девчонки пришли наши, Сашка вместе с ними выволок тело на улицу, чтобы его сборщики трупов нашли и увезли.

Кстати, Сашку через полчаса будить буду, пора. А я посплю тогда, спать хочу сильно. У нас с Сашей опять одна кровать на двоих, но спим мы теперь не вдвоём, а по очереди. Мишка писал мне, давно, ещё до войны, что на подлодке такое называется "горячая койка". У них там места ведь мало на лодке, вот и спят они по очереди. Один встаёт, идёт на вахту заступать, а на его место, в ещё тёплую постель, сразу кто-то другой ложится. Так и мы с Сашей.

Мишка. Брат. Буквам меня учил, с ложечки кормил, в кино водил. Больше я никогда не увижу его. Он больше никогда не скажет мне: "Ну что, рыжая, допрыгалась?", как он любил говорить. Хоть бы Лёнька выжил, иначе как же я одна-то? Ну, Сашка есть теперь, конечно, но Лёньку я тоже люблю. Хоть бы он выжил!

От Лёньки ещё два письма пришло, причём оба сразу, в один день. Но это не ответы на моё письмо, а старые письма. Одно самое первое, ещё от начала июля, про то, как он в эшелоне ехал написано. А второе он отправил в конце октября. Вернее, это уже третье, судя по всему. Второе Лёнькино письмо не дошло. Может, дойдёт ещё?

В третьем письме Лёнька рассказал, как чуть не попал в окружение. Их конно-механизированная группа выскользнула в самый последний момент, а пехота, что шла за ними, не успела. Пехоту фашисты окружили. И ещё Лёнька написал, как в засаде сидел и ждал колонну фашистов, чтобы напасть неожиданно. Там у них пять танков в засаде было. Но фашисты засаду заметили и расстреляли из пушек. Четыре наших танка сгорело там, а Лёнькин уцелел, потому что чуть в стороне стоял. Лёнькин танк должен был пехоту отсекать, так как единственный был пулемётным. Все остальные танки у них были пушечные. И фашисты Лёнькин танк сразу не заметили. А когда заметили — было уже поздно.

Потом была погоня, за Лёнькиным танком фашисты гнались и пытались его расстрелять, но у них ничего не вышло. Фашистский танк догнать не смог, потому что ему, чтобы выстрелить, нужно сначала остановиться, а Лёнькин танк не останавливался, а удирал. Фашисты три раза стреляли по Лёньке из пушки, но не попали. Нет, танк и на ходу стрелять может, конечно. Но попасть из движущегося танка по движущейся мишени совершенно нереально. Разве что с очень близкого расстояния. В общем, отстал фашистский танк. Лёньку могли догнать мотоциклисты, но, к сожалению, они не стали этого делать. Фашисты не идиоты, чтобы догонять танк на мотоцикле. А вдруг бы догнали? Танк бы их сразу на ноль помножил, причём даже не останавливаясь.

Дядя Игорь тоже письмо прислал. Спрашивал, как мы там и сообщал, что они успешно перебрались на большую землю вместе со всеми шестью новенькими орудиями. И они уже успели из этих орудий пострелять по фашистам. В ответ мы сообщили дяде Игорю, что живы и по сравнению с другими Ленинградцами питаемся хорошо. А ещё написали про Лёньку, что он тоже на Западном фронте воюет танкистом и дали адрес Лёнькиной полевой почты.

Ой, Тарасик опять одеяло на себя утянул всё и Женька мёрзнет. Вот, поросёнок! Подошла к ребятам, поправила одеяло им. Хоть и топим в комнате и окна все заткнули и заклеили, а всё равно температура у нас не сильно выше нуля. Холодно. Ребята по двое или даже по трое спят, причём в одежде. Так теплее, да и кроватей не хватает.

Вообще, у нас не хватает буквально всего. Про еду молчу, это и так понятно. Кроме кроватей у нас из мебели есть старый шкаф, два стула и письменный стол, что мы перетащили в спальню из нашей каморки. На этот стол мы кучей пальто и шапки складываем, вешалок-то нет у нас. Постельного белья тоже нет, хорошо хоть одеял хватает. Одеяла нам привезли.

А кроватей у нас всего восемь штук. Правда, они двухъярусные. Мы их как можно ближе к печке поставили. Одно место на первом ярусе занимает Старенькая Галина Степановна, одно мы с Сашкой, а на оставшихся 14 местах спят наши 29 ребят. Наиболее сильные, конечно, наверху расположились. То есть, не наиболее сильные, а наименее ослабевшие, так будет вернее. Да и они-то забраться наверх или слезть оттуда могут лишь с моей или Сашиной помощью.

Вот для этого-то мы с Сашей по очереди и дежурим ночью. Вдруг, кому-то слезть понадобится? Печку ещё топим и в туалет водим ребят, кто помладше. Старшие сами справляются, а младшим тяжело. Ночных горшков у нас тоже нет, а туалет наш, вообще-то, на взрослых рассчитан. Кроме того, там темно и холодно. Малыши просто боятся туда идти в одиночку.

Так мы с Сашей и дежурим. А спать... ну когда время появляется, тогда и спать. Как получится, в общем. Мы ещё полы моем, на кухне помогаем, воду таскаем, если отключают. Хватает дел, в общем. Галина Степановна больше с детьми возится, развлекает их, играет с ними. Книжки им читает. Детские книжки Галина Степановна свои принесла, из дома. У неё много детских книжек и больше половины из них ещё дореволюционные. Ну, а мы с Сашей по хозяйству. Школу вот только нам, похоже, придётся бросить. В школу мы ходить перестали. Как и все работники детских садов, мы с ним переведены на казарменное положение. Да и на самом деле, некогда учиться. Тут поспать-то некогда, какая уж школа?

Всё, время. Сашкина очередь. Подошла к нашей кровати, растолкала брата и вытянула его сонного из кровати. Пока он зевал и тёр глаза, сама быстрее залезла под одеяла в нагретую кровать. Закрыла глаза, спать!

И в этот момент на улице мерзко завыли сирены. Опять налёт. Тьфу, заразы. Нужно вставать, будить всю малышню, спускать их с верхних полок и тащиться через столовую в бомбоубежище.

Ну, а спать мне когда?..

Глава 38

— ...Глупости ты говоришь, Лена.

— Почему это глупости?

— Лена, в твоём представлении детский дом — это что-то среднее между тюрьмой и казармой. Поверь, это не так.

— Не так?

— Конечно, не так. Я полвека проработала в приютах и детдомах. Полвека, Лена. Я их разные видела, но ни разу, ни разу не было ничего хотя бы отдалённо напоминавшее тюрьму.

— Но почему нельзя оставить всё как есть, Галина Степановна?

— Это от меня не зависит. В детский сад нянечками я вас взяла. Откровенно говоря, из жалости взяла, хотя вы справлялись в целом неплохо. Для новичков, а так, конечно, опытная нянечка справилась бы лучше. Но в детдом взять нянечкой одиннадцатилетнюю девочку я не смогу.

— А в чём разница-то? Работа, что ли, другая?

— Работа такая же. А разница — в руководстве. Надо мной тоже ведь руководство есть. В детсад взять тебя на работу я смогла, в детдом не смогу. Сашку ещё можно попробовать, ему хоть двенадцать лет. А одиннадцатилетнюю мне никто не разрешит взять, даже и пытаться не стану.

— Мне 9 мая тоже двенадцать лет будет.

— Вот и приходи 9 мая.

— Так нам что, уходить?

— Вы можете остаться, но я уже сказала тебе, как. Оставайся, Леночка. Формально ты вполне подходишь, никто не придерётся. Родители погибли, брат на фронте. В детском доме тебе самое место. Ты хорошая девочка, Лена. Да и ребята к тебе уже привыкли.

— Нет, не хочу в детдом.

— Ты снова сможешь ходить в школу, нянечку найдём.

— Нет. Там у меня дом.

— В детдоме кормят лучше. В детдома даже в декабре, в декабре (!) завозили не только хлеб. Иногда и мясо было, я знаю, общалась с другими заведующими.

— Дом! Ну, как Вы не поймёте, Галина Степановна, там дом! Я родилась там и выросла!

— Мне очень жаль, Лена. Действительно, жаль.

— До свидания, Галина Степановна. Полы мы помыли, лямку Сергееву на штаны я пришила. Саш, пойдём с ребятами прощаться. Мы уходим.

— До свидания, Лена. Если передумаете, возвращайтесь. Мы будем рады вам...

Заходящее солнышко светит, свежий снег хрустит под валенками. Мы с Сашкой идём вдвоём домой. Вот и всё, окончилась наша трудовая жизнь. Сейчас нам нужно ещё зайти в домоуправление за карточками на февраль, а то завтра нам хлеб не продадут в булочной.

Ой, хлеб! Уже неделя прошла, а я всё радуюсь. Хлеб! Хлеба стало много! По карточкам служащих мы с Сашей всю эту неделю получали аж по триста граммов. Триста граммов хлеба в день! Так много! Теперь, правда по 250 станем с завтрашнего дня получать, но и это много. Всё никак не могу забыть эти страшные 125-граммовые кусочки. Разве забудешь такое?