Иннис честь честью доходит до лекаря — и тот обещает прийти сразу же. А лучше... графиня, приведите свою пострадавшую сюда, а? Вы видите, сколько тут народу?

От стражников — до ворья, которое в эту ночь резко сменило профессию.

Кто белый, кто заикается, кто штаны намочил... по сорок пятому разу. Страшно это! Крысы из нор вышли и на людей кидаются!

Храм?!

Да кто туда ходил?! Вот заняться ему нечем, дел мало! Тьфу!

С тем Иннис и отправляется домой, чтобы встретить там Линтора.

Начальник городской стражи бледен до синевы, у него ощутимо подрагивают руки и дрожит голос.

— Иннис... графиня...

— Иннис. Вам ведь не до церемоний?

— Именно. Иннис, а где Алекс? Ваш кузен?

— Он уехал вчера. Вечером.

— Как?!

— Ну да. Ему пришло письмо из Теварра, он должен съездить на родину — и вернуться. А что?

— Он мне нужен. А надолго он...?

— Я сейчас посмотрю в письме. Если Алекс его не сжег, конечно.

Не сжег.

Не для того Алекс его честно подделывал, чтобы сжечь. Конверт лежит честь честью на тумбе в его комнате — и сообщаются там грустные известия. Пишет Алексу управляющий о том, что его старшего брата прикончили на дуэли. Отец слег, а потому надобно бы господину де Бельенту вернуться на родину и титул принять. Да стервятников разогнать, а то послетались...

Линтор читает, сжимая кулаки, а Иннис смотрит — и еще раз благодарит Алекса. Он все предусмотрел, этот демон. Все.

Даже визит начальника стражи. Даже людей, которые будут сопровождать ее в Андаго, даже их.

Алекс, ну как же я без тебя...?

Долгие годы, долгие дни и часы, когда ты смотришь на дверь, а в нее никто не входит. Ты думаешь о нем, а его все нет и нет.

Ты мечтаешь увидеть, хотя бы на миг, дотронуться — но его нет рядом.

И никогда не будет.

Слезы хлынули потоком.

— Госпожа Иннис!

Линтор подскакивает, принимается утешать девушку, а слезы все льются и льются. И нет ей дела ни до Храма, ни до начальника стражи...

Ох, Алекс...

Вернись, пожалуйста...

Я же тебя... люблю... демон паразитский!

* * *

Просыпаюсь я поздно. Потягиваюсь, зеваю...

События всплывают из памяти постепенно. Ну да... вчера ночью я призвал Крысиного короля. Что теперь будет?

Спросите лучше — кого не будет.

А за завтраком трактирщик выкладывает мне, что в городе творится ужас!

Даже не так.

УЖАС!

Чистый и беспримесный!

Крысы, словно с ума сошли, набрасываются на людей, рвут в клочья, остановить их ничем не получается — поди, останови — КРЫС!

Стража сбилась с ног, кое-как им удалось отбить у крыс нескольких нищих и пару храмовников... да!

Служителей они рвут на части с особым остервенением! Не иначе — прогневали те Светлого, вот и ниспослал он напасти...

Ох-ох, что ж это будет-то?! Раньше хоть в Храм можно было бечь, коли что, а теперь-то куды? Когда Храм вот так вот...

Пожимаю плечами.

— Да быть не может, чтобы всех разорвали. Кто-то да спасся бы! Уверен!

— Приятно видеть, что ты так веришь в дело храма, дитя света.

Не понял? Разворачиваюсь — и утыкаюсь взглядом в бродячего храмовника. Явно бродячего. Простые сапоги, явно прошедшие не одну сотню дорог, грубая ряса, котомка у ног, а еще — лицо.

Честное, спокойное... с таким лицом в главном Храме не служат. Там не любят истинно верующих.

— Мое имя Шимарис. А ты?

— Алекс, — пожимаю я плечами, — позавтракаете со мной, светлый?

Служитель улыбается.

— Я буду рад разделить твою трапезу, сын света, поскольку денег у меня не так много, а кушать хочется всем — даже тем, кто посвятил себя служению.

Улыбка у него теплая, добрая — и я невольно прощупываю его.

Опа?!

Да мы магией жизни балуемся? Да, светлый? Кстати, вопреки многим книжкам, я себя вполне неплохо чувствую в его присутствии. Пусть у него магия жизни, у меня магия смерти — и что же? Мы противоположны, как две стороны одной монеты. День и ночь, орел и решка, одно не существует без другого — вот и все. Долго ли проживет монета, если две ее стороны будут отталкиваться друг от друга?

— Завтрак на двоих, — распоряжаюсь я. — Мяса, овощей... вина не надо, что у вас еще есть?

— Ягодный взвар.

— Вот его и несите.

Трактирщик кивает и уходит. Я пристально смотрю на храмовника. А ведь верующий. Искренне и истинно, настолько, что его даже Крысиный Король тронуть не осмелился. Такие встречаются редко.

— Не боитесь ходить один, по дорогам? Говорят, вот, про крыс...

— Если они заберут мою жизнь — стало быть, так угодно Сияющему. Но пока... молитва — она одолеет любую нечисть.

Ну, не любую... но для Крысиного Короля твоей веры с избытком хватит. Сильно подозреваю, что и на Аргадона бы хватило. Молитва? Да чего она стоит без искренней веры? Набор бессмысленных слов, и только-то.

Храмовник вглядывается в меня, а глаза у него прозрачно-голубые, совсем как небо в ясную погоду. Чистые-чистые. И очень теплые.

— Тебя что-то гнетет, дитя Света?

— Да, — решаюсь я. — У меня тяжко на душе...

— Расскажи о своей беде, и может быть, я сумею помочь тебе. Ибо ноша, на двоих разделенная...

— Вряд ли. Из-за меня пролилось много крови — и прольется еще больше.

— И это нельзя остановить?

— Боюсь, что нет. Если я оставлю все, как есть — и не запачкаю рук, то многим людям будет плохо.

Еще бы.

Дариола, что ли, с ее менестрелем править будут? Второй Абигейли Раденор точно не выдержит! Развалится, а где распад — там война, там голод, болезни, смерти...

— Не много ли ответственности ты берешь на себя, дитя Света?

— я бы и не брал. Взвалилось как-то....

Храмовник смотрит пристально, а потом кивает и переключается на принесенное блюдо с едой.

— Ты не хочешь власти. И крови не хочешь. Я вижу, что ты искренен.

— Совет не дадите?

— А есть ли в нем смысл? Ты ведь все равно пойдешь своей дорогой. Тебе не совет нужен, у тебя случилось что-то плохое — и тебе тоскливо и грустно. Но что бы я ни сказал — мои слова для тебя ничего не изменят.

— Вы же утешать должны, нет?

— Обязан. Только того, кому нужно утешение. А тебе ведь не нужно. Ты прекрасно знаешь, что будешь делать дальше, ты собираешься справиться со всеми врагами... а они наверняка у тебя есть, и своего ты добьешься. Это и неплохо, только не требуй от старого холопа, чтобы он тебе открывал высшие истины.

— А он их знает? — с улыбкой уточняю я.

Служитель был целиком и полностью прав.

— Он знает главную истину. В каждом человеке есть частичка Бога, и в тебе — тоже.

— Если бы вы знали, кто я — вы бы точно так не сказали.

Если не считать Аргадона — богом? Но это уж точно перебор, лопнет демон от такого титула.

— Я могу не знать, как тебя называют люди, но я вижу, что зло мучает тебя. Что твоя душа жива — и она сейчас корчится от боли. Этого достаточно.

— Может, вы меня еще и благословите?

— Нет. Ты этого не хочешь.

— И откуда вы все знаете?

За разговором я расправляюсь с мясом на своей тарелке. Вкусно.

— Да ничего я не знаю, дитя Света. Я просто старый усталый путник, который ищет правильный путь. Единственный мой совет — ищи. Не поддавайся соблазну простых решений, наверняка они где-то ошибочны.

— Если я вас как-нибудь приглашу посидеть со мной за бокалом вина и поговорить — вы придете?

— Обещаю. Тебе пора, дитя Света?

— Да, служитель. И... вы сейчас идете в Риолон?

— Да.

Несколько минут я молчу.

А если... Иннис хотя бы получит от меня весточку... нет! Нельзя.

Умер — так умер, ушел — так ушел.

— Нет. Ничего не надо.

— Ты уверен?

— Нет.

— Что ж, я не буду настаивать. Но помни, что дороги рано или поздно замыкаются в кольцо. И то, от чего ты ушел, может встретить тебя за поворотом.

Я невольно расплываюсь в широкой улыбке.

Если бы...

Я сильно подозреваю, что Иннис меня встретит с тяжелой палкой...

Ладно.

Я прощаюсь, расплачиваюсь и выхожу за порог. Теперь Ак-Квир — и столица Раденора.

Мой дом.

Мое королевство.

Алетар Раденор, ты сделал хороший выбор для своих потомков, связав себя с этой землей. Можно найти и потерять любовь, можно порвать свою душу на части, но вот это...

Твой дом, люди, которые от тебя зависят... пока у тебя есть кто-то за спиной — ты жив.

Я жив.

Ак-Квир отзывается почти сразу. Сидит по-собачьи у дороги, свесив набок уродливую голову.

— Куда теперь, некромант?

— Домой. Хотя... пока не ко мне домой. Поместье Моринаров. Знаешь?

— Ты знаешь. Этого достаточно.

И демон срывается с места. Только пыль взвилась — и исччезла под лучами солнца.

* * *

В столице Раденора, Алетаре, тоже было шумно и весело. Очень шумно и очень весело. Народ перешептывался по углам и готовился к бунту, а в королевском дворце веселились.

Кто-то еще пиррова, а ее величество уже встала и сейчас приводила себя в порядок. В спальне, кроме королевы и доверенных служанок, присутствовал и Анри Ларьен.

Фаворит, возлюбленный, просто пока еще не любовник. Но это — по понятным причинам. Принцесса должна выходить замуж девственницей — и Дариола ей и вышла. Королева Раденора должна иметь ребенка от короля — и он был. Маги жизни следили за плодом, клялись, что все хорошо, что он развивается нормально, что это мальчик и родится он буквально через три месяца. Может, даже меньше, плод развивается очень быстро — и он крупный и здоровый.

Так что можно чуть подождать — и после родов получить наконец свое в постели. А пока просто быть рядом, наслаждаться взглядами, словами, прикосновениями, самим ощущением близости — это ведь тоже немало. Вот, как сейчас.

Даже спать в одной постели...

Увы, с последним были проблемы. Дариола спала бы, да вот беда — ребенок словно с ума сходил, начиная играть ее внутренностями в мяч. Промучившись пару часов, королева выругала последними словами беспомощных магов жизни — и с тех пор Анри спал в соседней комнате. Но с утра приходил к ней, будил, ласково целуя, приносил свежие цветы из сада...

— Милый...

Дариола посмотрела влюбленными глазами на своего менестреля. Какой же он потрясающий — не чета этому самонадеянному мальчишке, Алексу. Умный, красивый, а какой у него голос... впрочем, тут все влюбленные женщины одинаковы. И эпитеты у них одинаковые, и даже степень одурения примерно совпадает. Розовые очки — они отлично налазят и плохо снимаются. Иногда с такими ошметьями кожи и самомнения, что от головы ничего не остается.

— Ты сегодня просто очаровательна, дорогая.

Анри тоже был великолепен. В голубых шелках, красиво оттеняющих золотые волосы и ясные глаза, подчеркивающих мужественную фигуру...

— Благодарю вас, мой рыцарь. Анри, ничего не известно?

— О короле?

— Ну да...

— Пока ничего. И Приближенный где-то задержался...

— Да, он ведь обещал быть к завтраку....

Дариола не пропускала ни одной трапезы. Ей это нравилось.

Нравились подобострастные взгляды, нравилась зависть в глазах дам, нравились улыбки кавалеров... а почему бы нет?

Она — принцесса, она с рождения имеет право на всю эту роскошь и величие. И почему она не должна получать от этого удовольствие?

Нельзя сказать, что она потрясающе красива, но корона сделает бриллиант даже из придорожного камня, вспомнить только Абигейл...

Да, Абигейл.

Дариола невольно поморщилась. По договору, бывшую королеву пришлось вызвать из монастыря и сейчас она ехала в столицу. А когда приедет...

Надо полагать, она начнет диктовать свои желания... что ж.

Королева может быть только одна. И это — Дариола Элианол. А Абигейл, если будет умна, получит статус вдовствующей королевы, королевы-матери — и не более того. А если не будет...

Что ж.

Даже если ее нельзя убрать в монастырь, всегда есть кинжалы и яды. Совесть Дариолу не мучила. Это в первый раз тяжело соглашаться на убийство, а потом этот способ решения проблем становится привычным. Некоторые даже удовольствие получают.

В дверь спальни постучали.

— Кто?!!

Анри недовольно поглядел на дверь, в которую просунулась испуганная мордочка фрейлины.

— ваше величество, к вам начальник стражи!

— Анри?

— Дорогая, я пока над ним не властен, ты должна его принять.

— Я — королева, а потому никому ничего не должна. Но... сейчас я выйду.

Анри галантно предложил руку своей королеве, Дариола приняла предложение — и опираясь на его локоть, выплыла в гостиную.

Где и ждал начальник дворцовой стражи. Из старых, назначенный еще Алексом. И убрать бы его, да вот беда, другому гвардия подчиняться не будет. Муженек, чтоб ему на том свете икалось, за эти пару лет активно почистил двор.

Разогнал всех, кто составлял хоть какое-то общество, а остальным навязал кучу обязанностей. Вычистил гвардию и набрал в нее кучу безродных негодяев. Но безродные-то они безродные, а оружием владели так, что задевать их аристократы опасались. И преданы были Алексу.

Сейчас бы они восстали, но их сдерживало наличие ребенка. Все-таки кровь короля, кровь Раденоров... Дарий говорил, что их придется постепенно убирать, но это процесс долгий. Очень долгий.

— В чем дело? — капризно осведомляется королева, — почему вы меня беспокоите еще до завтрака?

— Ваше величество, в столице беда.

— Неужели?

Дариола напрягается. Что же случилось?

Бунт?

Война?

Теварр?

— Ваше величество, Приближенный не приедет.

— Почему?! — королева изволит огневаться. Даже ножкой топает изящно.

— Он умер.

Дариола бледнеет. Опирается о стену.

— Что?!

— Как это может быть?! — рычит Анри. Пытается зарычать, но выходит неубедительно. Примерно как у мыши, возомнившей себя львом.

— Съеден крысами.

Королева покачнулась и без всякого изящества свалилась в обморок.

Вот уж кого, но крыс Дариола боялась всегда. Крыс, мышей — они же такие противные! Просто омерзительные! Гадкие и гнусные!

Фу!

Когда ее величество приводят в чувство жженными перьями, начальник стражи продолжает рассказ. Сегодня, обеспокоившись тем, что дворцовый служитель не показывался из Храма (а это было ему несвойственно), начальник решает сам его навестить. И обнаруживает чистенький скелетик на полу. Определив по клочкам рясы принадлежность скелета, а по многочисленным следам крысиных зубов, крысиному же помету, следам лапок и прочим уликам, что произошло, он решает сообщить в Храм.

И — увы.

Главный Храм был чист и пуст. Скелеты за людей просто не считались. Крысы постарались от души, на совесть. Сейчас дворцовая стража усиленно патрулирует дворец, несколько человек из прислуги отправлены в город, в Храмы — узнать, везде ли такая... эээ... сложная ситуация?

Сколько было сожрано — неизвестно. Уцелел ли кто — тоже. Даже если и выжил, во дворец он точно не явился.