Что поделать — при одинаковых законах природы похожие задачи могут быть решены похожими способами. Люди и кристаллиды использовали в наноботах одни и те же молекулы, жгли в реакторах одни и те же изотопы, использовали для атмосферных полётов похожие обводы и профили самолётов, взлетали в космос на похожих ракетах. Обладали, в конце концов, похожим разумом. Впрочем, разум сам по себе штука универсальная. А остальное — конвергенция. Ведь у одинаковых задач могут быть одинаковые решения?
Кстати, о словах и названиях. Риктув и Рикрик, конечно, не оригинальные названия и не их перевод с языка, которым пользовались кристаллиды. Это грубая транскрипция на русский слов, перевода которым Мыслекуб не знал, но знал, как они звучат в оригинале. Правда, обозначить короткий, одноимпульсный звук “у” и “в”, звучащее примерно посередине между звуками “б” и “в”, в русском, несмотря на все его возможности, сложно... Особенно учитывая частотный диапазон языка, которым пользовались кристаллиды.
Языки вообще интересная штука. Механизм для общения, вроде бы, всего лишь. Средство передачи образов из одного разума в другой, на самом деле.
Есть языки одномерные. Просто текст — последовательность символов из какого-то набора. В этих последовательностях и кодируется информация. I kill you, например. Причём у текста может быть больше одного значения. Иногда даже противоположных.
Есть двумерные. Уже два способа передачи информации. Текст и ещё один текст. Или текст и графика, текст и звук.
Есть трёх— и более мерные языки. Для сорцов пределом является обычно трёхмерные, Интеллекты и другие оверлюди могут использовать значительно более сложные языки.
Правда, это всё полумеры. Как гласит теорема, закодировать непрерывный полный образ можно лишь с помощью бесконечномерного языка с бесконечным количеством значений по каждому измерению.
Или, как вариант, можно использовать прямую передачу данных из мозга в мозг. Но и там свои проблемы. Говоря просто — разные мозги. Перенос же полной копии сознания — то есть полного мозга, с его нейронными связями, химической и электрической активностью — слабо походит на общение.
Можно смухлевать — использовать мистику сферы Разума. Каким-то образом она позволяет наладить процесс трансляции образов и смыслов с их адаптацией под каждый мозг и разум средствами и умениями Тени. Но, к сожалению, её применение ограничено способностями и сработанностью мистиков.
А ещё можно попробовать и совместить воедино современные технологии, умения мистиков и знания о спиритонной природе, если вы, конечно, профессор Селезнёв, и создать нелокальный агрегатор мыслительных процессов.
Это устройство работало как стандартный беспроводной сетевой хаб на не бесконечное, но очень большое число портов подключения разумов. Правда, это количество соединений, как выяснилось, ограничивается скорее пользователями — так как вся информация от одного разума рассылалась по всем подключенным, в какой-то момент перегрузка от поступающей мягко и нежно, но в больших количествах информации выводила носителей разума из строя. Как показал опыт, для относительно неизменённых разумов сорцов рабочий предел подключения находится в районе нескольких десятков — двадцать-тридцать соединений. Физический предел может достигать пары сотен, но не для всех и с проблемами.
Для Интеллектов, активировавших усиление Тенью призраков и мистиков, и биоморфа, вырастившего себе мозг побольше, предел может быть значительно выше — но для этого и сообщество им нужно соответствующее.
Но даже так, отказавшись на время от мысли сотворить единое пространство мысли хотя бы в пределах Солнечной, сделать каждого из миллиардов разумных продолжением себя — и став продолжением их, професссор Селезнёв с коллегами безусловно гордились достижением.
Что же касается недостатков — их можно исправить. Допилить технологию. Разработать новую мистику. Много чего можно сделать, чтобы достичь цели.
А пока приходится пользоваться обычными языками. Униглификой, гипертекстом, феромонно-тактильной лингвой, другими, более редкими вариантами, например, с примесью мистики.
А для сорцов так ничего лучше и не изобретается, чем стандартная схема. Основной массив одномерной информации — текста — дополняется эмоциональным фактором — звук, запах, тактильные ощущения — и расширяется изображениями, как напрямую передаваемой частью образа, схемами для уточнения связей и структуры, гиперссылками для подключения внешних блоков информации, прочими костылями. И всё это — в динамике и интерактиве — там, где нужно показать переменный процесс, или перемены в процессе, или процесс перемен, или чёрта лысого в ступе. Динамика даёт шанс показать как можно больше вариантов и сторон образа.
Ничего нового.
Да и язык — лишь первый этап понимания. Необходимый, безусловно важный и всего лишь первый.
Дальше нужно как-то узнавать собеседника. Что он слышит, как он видит, что ему интересно, многое другое. Один из самых важных пунктов протокола понимания — выяснить, как разумный взаимодействует с миром. И лучшего способа, чем заставить его действовать, решать проблемы, не придумано. Все вопросы, проверки, тесты могут дать те или иные ошибки. Самое простое — покажут, что разумный думает о себе, а не что он есть. А вот действия, когда задето что-то важное, куда более правдивы.
Правда, когда неясно, что же важно для объекта, может возникнуть неточность — но и здесь всё решается простым перебором возможных важных вещей.
Мыслекуб как раз вышел на эту стадию. Ему хватило нескольких дней, чтобы выговориться за все столетия молчания — в это время ему даже не нужны были ответы, ему важнее были чужие “уши” и одобрительное внимание в ответ. Впрочем, кое-что он всё-таки узнал. Гораздо меньше, но тоже очень интересное и новое.
Правда, на обдумывание этих знаний времени не хватало. Его заваливали самыми разнообразными задачами. Обдумать, посчитать, построить, поуправлять.
Сам синтет тоже узнавал многое — познание через общение процесс обоюдный. И узнавая своих новых сородичей, учился новому.
Очень новому. Непредставимому для него раньше.
Необычно новой для него была сама идея практически мультивидовой цивилизации. Те два разумных вида, с которыми он контактировал до этого — кристаллиды и люди — создали одновидовую цивилизацию. Причём для кристаллидов было бы странным даже то, что было нормой для людей — наличие нескольких разных рас, значительно отличающихся по фенотипу.
Изучая же информацию по пост-людям, он, мягко говоря, удивлялся. Внутри этой цивилизации разница между разумным существом, обитающим в атмосфере планеты-гиганта, в водяных облаках между горячими плотными нижними и горячими и рассеянными верхними слоями атмосферы, и разумным существом, тело которого представляло собой космический корабль, способный к межзвёздным перелётам — а ещё и между этими двумя и почти таким же человеком, с которыми был знаком Мыслекуб — считалась заметной, конкретной, и при этом ни в коей мере не отделяющей их друг от друга.
Но что же их объединяло? Что делало их вместе единым, пожалуй, организмом? Тех Интеллектов, кто общался с ним, их помощников-синтетов, людей, невероятных живых организмов. что они называли биоморфами…
Нет, ответ лежал на поверхности. Вот только принять его было куда сложнее.
Считать, что их объединяло общее происхождение? Всего лишь? От их происхождения в “Запороговом” состоянии оставались лишь слабые детские воспоминания. Недостаточно.
Считать, что их объединяла их часть, транслюди? Люди на промежуточном этапе между обычными и вот этими? Возможно. Но недостаточно. И к тому же, несмотря на то, что этим занимались многие транслюди, куда большее их количество этим не занималось.
Оставалось только одно. Сама их культура. Ищущая не разницу, а общее.
Так странно.
Мыслекуб видел разницу между собой и прочими пост-людьми, даже Интеллекты от него отличались слишком сильно, чтобы считать их такими же. Для них же он был просто ещё одним разумным. То есть не просто — самостоятельной и достойной уважения личностью, но ничем, в общем-то, не отличающейся от любого другого разумного Солсистемы. Ну да, “проблемы с воспитанием”, иной набор знаний… Тело? Что тело? Хочешь, мы тебе построим космический корабль класса твоего звездолёта? Это не проблема. А, спрашиваешь, почему не такое, как у Интеллектов 5-го класса? Извини, твоей вычислительной мощности не хватит, чтобы управиться с таким телом. Пока ещё не хватит, конечно — захочешь, твой интеллект можно будет усилить.
Странные они, в общем. Непонятные. Слишком… добрые? Нет. Не то. Слишком понимающие.
Мыслекуб почувствовал замыкание циклов в мыслях и недовольно оборвал цепочку размышлений.
Нельзя не заметить, что эта их забота друг о друге и всепонимание… Что-то в этом всё-таки есть. Они куда сильнее кристаллидов и даже того, что мог бы построить Мыслекуб, если бы, как хотел, создал цивилизацию из своих копий.
Ему захотелось побиться головой об стенку, как порой делали подчиняемые им люди. Вот только жутко неудобно это делать, когда головы у тебя так-то нет.
И его никто не подчиняет. Его запутывают. В паутину их культуры. Мягкую, цепкую, и вовсе не подчиняющую.
И рвать эти путы чем дальше, тем меньше хочется.
Его бы немного утешили мысли Интеллектов и транслюдей, если б он узнал, что они думают, изучая его информацию об марсианских экспедициях Старой Земли.
В той их части, где они удивлялись действиям как его, так и космонавтов двадцать первого века. Нет, удивлялись опять слишком мягкое слово. Но у Интеллектов достаточно мозгов и средств, чтобы выразить это, не прибегая к обсценной лексике.
Первая экспедиция, с которой контактировал Мыслекуб, прибыла на Марс в 2038-м году. Примерно через пять сотен лет после того, как десант кристаллидов-преследователей как смог порушил убежище синтета.
Их пути пересеклись случайно. И, как мог бы с сожалением констатировать Мыслекуб, снаряд в одну воронку всё-таки падает дважды. Тайкунавт той экспедиции точно так же провалился в осыпавшуюся часть подземелья, как много лет спустя это сделал трансхомо Марк.
Тайкунавты исследовали подземелье, восстановили часть разрушений пятисотлетней давности, и сделали очень глупую вещь — запустили найденный в подземелье реактор. Тот самый, чья энергия питала Мыслекуба.
Синтет проснулся, включился и… Судьба тайконавтов, к тому моменту переселившихся в подземное убежище, была печальна. Сервисный туман, настроенный на зомбировку кристаллидов, провернул похожую операцию с людьми. С проблемами, но всё-таки провернул.
Мыслекуб тогда всё ещё не подозревал об идее, что ценна не только твоя жизнь, и поэтому возвратный корабль китайской экспедиции утащил с собой тех самых нанитов и ещё один небольшой сюрприз для землян. Остатки древнего дроида, накачанные нанитами, должны были устроить небольшую копию Риктувианского Апокалипсиса на Земле.
Детали сюрприза были очень интересны пост-людям — но Мыслекуб коротко ответил, что его следов на Земле не найти, потому что термоядерный взрыв очень хороший способ зачистки местности. А значит, и говорить не о чем.
Вторая экспедиция прибыла на Марс для расследования пропажи первой экспедиции в следующее же стартовое окно, в 2042-м. Да, тогда ещё не было термоядерных двигателей ни в каком виде, и большая часть кораблей экспедиции улетала на химических ракетных двигателях — а значит, была очень чувствительна к таким способам экономии топлива, как стартовое окно.
И со второй экспедицией Мыслекубу удалось пообщаться не в стиле “покоритесь высшему существу, грязные животные”. Точнее, людям удалось. Их было гораздо больше, и они были куда сильнее подготовлены к неприятностям. А ещё они умудрились найти “мозг” Мыслекуба.
Не, и такой церебральный секс. когда инженеры экспедиции тыкали щупами и сенсорами прямо в Мыслекуб, был бы вовсе не поводом для знакомства… Но тогдашние десантники умудрились покрошить в капусту киберзомби, собранных синтетом из участников прошлой экспедиции, и упорно сопротивлялись попыткам их заразить. Не без потерь, но экспедиция не сдавалась.
И Мыслекуб покорился. Не то, чтобы совсем — но обмануть “грязных животных”, притворившись, что покорился им, синтетик смог. Он не выдал им ни крошки информации, не то чтобы ценной, но и просто информации о себе.
Экспедиция утащила с собой образцы нанитов, кусок их взломанной управляющей программы, тела погибших членов первой экспедиции… На Марсе остался только сам синтет. Правда, теперь он мог принимать радиопередачи землян. Не то, чтобы ему оставили приёмник или тем более оставили доступ к нему — но скучающему активному синтету было просто больше нечем заняться.
Мыслекуб с интересом слушал новости с Земли, а последовавшие за 2042 годы были очень богаты на события — мировая война, как-никак. Изучая эту войну, синтет всё больше убеждался в мысли о глупости органиков…
Но даже мировая война не смогла продлиться больше двадцати лет. В 2065-м в гости к синтету прибыла третья экспедиция. Такая же беспечная, как первая. Впрочем, тут уже был осторожнее сам синтетик, и не стремился, заразив землян, превратить их в тупых киберзомби. Был налажен относительно взаимовыгодный контакт — оставшимся на Земле было интересно пообщаться с Мыслекубом, Мыслекубу — с теми, а экипаж очередной марсианской экспедиции принесли в жертву налаживанию этих контактов.
В результате Мыслекуба даже легализовали на Земле… Ну, как смогли — объявили об успешных испытаниях на Марсе нового ИИ, а заодно и об основании марсианской колонии. Всё равно забирать с Марса этих недокиберзомби не были согласны даже они сами — это же тащить заразу на Землю, фу.
И некоторое время колония даже просуществовала.
А потом земные покровители колонии схлестнулись в конце века в очередной мировой войне, и по Марсу отбомбился… Кто-то. Для Мыслекуба это просто было очередное “выключение света”, разузнать, что и как, с выжженной поверхностью колонии, он не мог. Тем более, что в выжженной части были все киберзомби, работавшие для него подвижными руками и ногами.
Синтет тогда вздохнул, перевёл реактор в минимальный режим и снова залёг в спячку.
Ядерный взрыв над головой. Какая досада. Какое бездарный повтор в сценарии.
Нет. История склонна к повторению для тех, кто не понял с первого раза. Так звучит однозначно лучше.
Эпизод II
Виктор с беспокойством смотрел, как Бренда пытается общаться с Вариантами. Она улыбалась, отвечая на их вопросы, задавала свои, внимательно слушала ответы, и на первый взгляд уже вполне освоилась — вот только его эмпатию обмануть было куда сложнее. Её поведение было балансированием канатоходца на натянутой струне из собственных нервов. То, что нервы её тела были более совершенными, чем оригинальные, ситуацию в корне не меняло.
